Лист до О. Марковича від його троюрідної сестри Катерини Керстен. 25 листопада 1846 р.
1846 р. листопада 25. - ЛИСТ К. I. КЕРСТЕН ДО О. В. МАРКОВИЧА З ОЦІНКОЮ ДІЯЛЬНОСТІ І ТВОРЧОСТІ Т. Г. ШЕВЧЕНКА ТА ВИСЛОВЛЕННЯМ НЕГАТИВНОГО СТАВЛЕННЯ ДО УКРАЇНСЬКОЇ МОВИ
1846 25 ноября, Гайворонщина
Не знаю, верно ли переведена статья Коллара на русский язык; мне известно очень хорошо только то, что я нисколько не изменила и не переиначила ее в своем письме, а сделала из нее две выписки слово в слово, о чем неверующие могут справиться в первой книжке «Отеч[ественных] зап[исок] 1840 г.
«Чтобы назвать голову Шевченка мечтательною, значит признаться, что не знаем и не понимаем слов: вдохновение и патриотизм».
Во-первых, я понимаю слова: вдохновение и патриотизм, только, может быть, несколько по-своему. Например: под патриотизмом я разумею любовь к целому народу и государству, а не к одной какой-нибудь губернии. Под словом же вдохновение я думаю, что подразумеваю то же самое, что и все.
Во-вторых, я не называла Шевченку мечтателем, а почтила этим эпитетом (вовсе не оскорбительным для всех, исключая моих милых братцев, Марковичей) тех особ, которые хотят из малороссийского поднаречия, не имеющего даже и не могущего иметь грамматику, сделать язык, и которые, бросая русский, уже образованный язык, начинают писать по-малороссийски. Если малороссийское наречие и составляет середину между восточными и западными славянскими наречиями, то из этого еще не следует, что на нем можно писать все, начиная от простого письма до ученой диссертации. Все, сказанное мною об этом в моем прошлом письме, не могло относиться к Шевченке. Он пишет на малороссийском наречии по необходимости, потому что не силен в русском. Мои же слова относились к тем лицам, которые знают прекрасно русский язык, принадлежат к такому сословию, где принят русский язык, и которые выражали всегда свои идеи по-русски, но, вдруг, от какого-то патриотизма признали русский язык для себя негодным и начали писать по-малороссийски. Ты говоришь, что я не понимаю и не в состоянии никогда понять тех, кого называю мечтателями. Мои слова относились к одному тебе. Значит, я не в силах понимать тебя, а!.. Это дело возможное, и мне нечего тут обижаться! Отступаю перед твоею громадною личностью и чувствую, что моему тупоумию никогда не понять твою гениальность и глубокомыслие!
Я не имела никакого предчувствия, когда просила тебя не показывать никому моих писем, и ты очень ошибаешься, думая, что насмешки твоих товарищей могут раздосадовать меня. Можно быть еще не совсем глупым и принадлежать к разным партиям. Всякий имеет свой образ мыслей, и досадовать на то, что другие думают не так, как мы, было бы величайшей нелепостью. Я не причастна ей. Но довольно.
Полемика не должна и не может, как мне кажется, поссорить нас, и потому я скажу тебе теперь несколько слов о всех нас. Вчера был день моего ангела и я провела его очень скучно. Этот день ознаменовался только тем, что я поутру получила вместо поздравления твое милое письмецо. Папа и дети здоровы. Кланяйся от меня Маше и ее маме и скажи ей, что я ожидаю их к рождеству.
Прощай, славянофил! Будь немножко похладнокровнее.
Е[катерина] К[ерстен]
Ч. XI, арк. 27 - 28. Автограф.
Опубл.: За сто літ.- Кн. 1.- С. 43-44.
Стаття Я. Коллара «Про літературну взаємність між слов'янськими племенами і наріччями», пройнята ідеєю культурного і літературного єднання, опублікована в журн. «Отечественные записки» за 1840 р.
* * *
Завдяки цим листам, доповідь про які була зроблена імператору, Керстен змогла влаштувати своїх братів на службу та навчання у кадетському корпусі, покращити своє матеріальне становище та навіть змінити долю Марковича.
1847 р. червня 11.- ДОПОВІДЬ О. Ф. ОРЛОВА МИКОЛІ I ПРО К. I. КЕРСТЕН
О пособии девице Керстен
Вашему императорскому величеству я всеподданнейше докладывал о высоких чувствованиях девицы Керстен, которая заблуждавшемуся родственнику ее, бывшему студенту Марковичу, прикосновенному к делу Украйно-славянского общества, давала благие советы, исполненные истинно русского патриотизма, и ваше величество удостоили изъявить высочайшее соизволение на выдачу ей пособия.
Приступая к исполнению таковой монаршей воли, я полагал бы истребовать от министра финансов на известное вашему величеству употребление 1000 руб. серебром и отправить к ней сии деньги при письме моем, под тем предлогом, что пособие всемилостивейше пожаловано ей как в уважение высоких чувств ее, так и в том внимании, что родитель ее в недавнем времени потерпел разорение от пожара и что она при этом случае, вероятно, также понесла потери.
Имею счастие испрашивать на сие высочайшего соизволения.
Подписал генерал-адъютант гр. Орлов
Скрепил генерал-лейтенант Дубельт
Верно: г[енерал]-л[ейтенант] Дубельт
11 июня 1847 г.
Помітка: На подлинном рукою генерал-адъютанта гр. Орлова написано карандашом:
«Согласен высочайше дать ей награждение, мною предполагаемое, но вместе с тем иметь ее в виду, как отличную девицу по ее правилам и сообщить об оном подробно С. С. Гофману, дабы он снесся с главною надзирательницею Полтавского женского благородного заведения, не пожелает ли она иметь ее у себя на будущее время как классную даму, но теперь по летам, имея только 20 лет, слишком молода».
Верно: г[енерал]-л[ейтенант] Дубельт
За вид.: Кирило-Мефодіївське товариство: У 3 т. - К.: Наук. думка, 1990. - Т. 3. - Справа О. Марковича.
ДОДАТОК
1846 р. жовтня 22, 31. - ЛИСТ К. І. КЕРСТЕН ДО О В МАРКОВИЧА З ВИСЛОВЛЕННЯМ СВОГО СТАВЛЕННЯ ДО СТАТТІ Я. КОЛЛАРА «ПРО ЛІТЕРАТУРНУ ВЗАЄМНІСТЬ МІЖ СЛОВ'ЯНСЬКИМИ ПЛЕМЕНАМИ І НАРІЧЧЯМИ» ТА ПОДЯКОЮ ЗА НАДІСЛАННЯ «ПОВЕСТИ ОБ УКРАИНСКОМ НАРОДЕ» П. О. КУЛІША
1846 22 октября, Гайворонщина
Что за предубеждение у тебя, Афанасий, против меня! Почему ты всегда больше расположен предполагать во мне дурное, а не хорошее? Я написала, что думаю оставить чтение и музыку для того, чтоб посвящать больше времени детям, а ты сейчас заключил из этого, что я хочу погасить в себе последнюю искру ума и теплоты душевной и приняться за исполнение своего долга с видом угнетенной жертвы, без любви, с отвращением, единственно для того, чтоб свет сказал: «Какое примерное великодушие! Какое благородное самопожертвование!» Нечего сказать, прекрасное исполнение долга! Так вот какие низкие чувства способен ты предполагать во мне! Спасибо тебе! Истинно по-братски!
Но ты очень ошибаешься, думая так черно обо мне. Нет! Не лицемерно сбиралась я исполнять свой долг, а хотела отдаться с любовью, всем моим существом - детям.
Однако ж, благодаря отчасти собственным размышлениям, отчасти твоим советам, в которых было много и правды, много такого, что далеко запало мне в душу, я решилась не оставлять моих прежних занятий. Я теперь почти уверилась, что они не помешают моим обязанностям в отношении к детям; что же касается до моих хозяйственных обязанностей, то совесть не станет упрекать меня, если я не выполню их с подобающею исправностию; а кажется, что из меня не выйдет порядочной хозяйки, сколько ни бейсь.
Еще одно несправедливое предположение: ты пишешь, что я хотела с смешным самоотвержением закрыть или очерствить свою душу. Неправда, никогда не хотела. Оставя чтение, я перестала бы образовываться, поглупела бы, может быть, не могла бы следить за литературой, поотстала бы в своих суждениях, но искра святой поэзии, которая дается нам или многим из нас при рождении, искра, под которою я разумею способность находить поэзию вокруг себя и упиваться ее благоуханием, эта искра не покинула бы меня! Оставя музыку, я потеряла бы небольшую беглость, приобретенную мною терпеливыми трудами, отстала бы в механике, но понимать и чувствовать искусство я не могла бы перестать, а любила бы его больше, чем теперь.
Тогда, быть может, в продолжении нескольких месяцев я не слышала б ни одного музыкального тона; но зато с каким наслаждением прослушивала бы каждую пьесу, удачно исполненную. Какие сладкие, очистительные, освежающие душу слезы полились бы из глаз при первом долетевшем до слуха звуке!
Я прочла статью о литературной взаимности между племенами и наречиями славянскими 68 и вполне согласна с нею. С такою дельною и основательною статьей нельзя не согласиться. Я не нашла в ней ни одного места, против которого могла бы поспорить. Как жаль, что горячность некоторых энтузиастов мешает им хладнокровным обсуждением постигнуть ее настоящий смысл! Коллар в одном месте говорит, что всякий невысоко ученый славянин должен знать четыре нынешние образованнейшие наречия, на которых пишутся и печатаются, как[-то] русское, польское, иллирийское и чехословацкое, а славянин ученый, филолог и историк по званию должен знать все славянские наречия без исключения, живые и умершие, и подна-речия, как-то: малороссийское - в русском, кроатское, виндское, болгарское - в иллирийском, лузацкое - в польском. Очень понятно, что филологу и историку необходимо знать поднаречия, но не понятно то, что некоторые мечтатели хотят из поднаречия сделать язык, силятся выражать на поднаречии все отвлеченные идеи и мысли, не замечая, что их усилие смешно и не ведет ни к чему дельному!
В другом месте Коллар говорит, что взаимность не состоит в политическом соединении всех славян; в каких-либо демагогических происках или революционных возмущениях против правительств и государей, откуда проистекает только замешательство и несчастие, и проповедует любовь к нашему народу и языку, но вместе и верность, покорность к государям, хотя б они были и из другого народа. Некоторые пр[оисходя] из грубой, непросвещенной черни [и, вни]мая Коллару, воображают, что действуют истинно в духе славянизма, сравнивая в своих стихах императрицу с стрекозою и любуются в пошлом самодовольствии своими остротами. Впрочем, это не удивительно, но удивительно то, что люди образованные и притом не лишенные от природы эстетического чувства восхищаются этими безвкусными, уродливыми, антиизящными произведениями!
Есть много мест в статье Коллара, которые понравились мне, но исчисление их заняло бы слишком много времени, места, следовательно, невозможно.
У нас носится слух, что в Киевском университете был какой-то бунт и что три или четыре студента посажены в крепость. Какого рода этот бунт - неизвестно. Напиши, до какой степени этот слух справедлив. Говорят, что и Шевченко также сидит за что-то в крепости.
31 октября.
Merci, grand merci за «Повесть об украинском народе» Эта книжечка будет дорога мне и по внутреннему своему достоинству и потому, что она - твой подарок.
Я много предубеждена в пользу истории Кулиша и наперед уверена, что прочту ее с большим удовольствием. Ты говоришь, что, прочитавши эту историю, я лучше пойму стремления и интересы образованных малороссов. Очень хотелось бы узнать и понять, в чем именно состоят эти стремления и интересы. Не знаю, достанет ли у меня толку, чтоб понять.
С величайшим вниманием буду прислушиваться к суждениям и впечатлениям, какие произведет история на гайворонскую публику, и постараюсь передать их с точностью тебе.
Ты очень дурно делаешь, что развлекаешься. Надеяться на бога хорошо, но только надо помнить при том пословицу: «Береженого и бог бережет».
Записки бедной Ольги потеряны навсегда. Она их увезла с собой.
Ты просишь меня записывать слова и прислать тебе. Да разве я могу это сделать?
Я не имею никаких сношений с черным классом, кроме прислуги, которая говорит по-русски. Когда было еще тепло, я, часто гуляя, пыталась заводить разговор с нашими крестьянками, да и то не добилась ничего. Теперь же, не выходя никуда из комнат, я совершенно удалена от простолюдинов и не имею никакой возможности делать заметки, при всем моем желании прислужиться тебе. Однако ж я посылаю тебе четыре загадки и несколько слов, записанных мною летом. Может быть, они тебе известны.
Ты, верно, считаешь меня очень тщеславною, рассыпаясь в похвалах моему письму, о котором я давно уже забыла. Впрочем, меня не удивляет то, что ты предполагаешь во мне ненасытимую жажду лести. Ты мне приписываешь ведь всевозможные дурные качества. Это происходит от врожденной симпатии ко мне. Но мне гораздо приятнее было бы, если б ты, вместо преувеличенных и незаслуженных похвал, указал бы мне ошибки, находящиеся в моем письме. За это я была бы тебе благодарна.
Твое последнее письмо ужасно отрывочно и бестолково. Я извиняю тебя, потому что ты теперь очень занят. Но когда экзамен кончится, я сделаюсь взыскательнее и буду просить тебя писать яснее. Я скажу тогда твои собственные слова: неужели я не стою труда?
О чем попросить от тебя Ефима? Ты не дописал.
Читал ли ты в «Отеч[ественных] зап[исках]» за сентябрь месяц повесть Жоржа-Занда «Проклятое болото» 69. Если не читал, то прочти. Не многие поймут всю прелесть и всю поэзию этой идилии!
У нас есть теперь гувернантка, которую папа договорил для Фроси; она будет также учить по-французски Лизу; по-русски же я просила папеньку позволить заниматься ею мне. Я хочу передать своей сестре сама свои немногие познания.
Не показывай, пожалуйста, мои письма своим товарищам. На что это похоже!
Прощай!
Е [Катерина] К[ерстен]
Ч. XI, арк. 29-32. Автограф. Опубл.: За сто літ.- Кн. 1.- С. 41-43.
1846 р. грудня 15. - ЛИСТ К. І. КЕРСТЕН ДО О. В. МАРКОВИЧА З ОЦІНКОЮ «ПОВЕСТИ ОБ УКРАИНСКОМ НАРОДЕ» П. О. КУЛІША I ДУМКАМИ ПРО ПАТРІОТИЗМ
1846 15 октября, Гайворонщина
Прежде всего, позволь поздравить тебя, Афанасий, з благополучным окончанием одной половины твоего экзамена и пожелать, чтоб ты выдержал его до конца как нельзя лучше.
У нас никто не читал истории Кулиша, исключая меня. Если ты хочешь знать мое мнение, то я скажу, что заметила в ней присутствие демократического духа, просвечивающего на многих страницах. Слово esclave, кажется, очень неприятно отзывается в ушах автора. Впрочем, я не смею утверждать это; может быть, мне только так показалось.
Откладываю спор о патриотизме до другого времени, во-первых, потому, что пришлось бы слишком много писать, повторяя мнение, несколько раз уже высказанное, что было бы для тебя довольно скучно читать, особенно теперь, при недостатке свободного времени; во-вторых, потому что, по словам Венедикта, ты собираешься на праздник к ним; следовательно, можно будет много кой-чего рассказать.
Скажи, пожалуйста, к чему ты, в последнем твоем письме, в подтверждение каждого своего убеждения выставляешь папу? Уж не думаешь ли ты заслоняться от моих возражений его авторитетом? Полно, это отзывается бессилием. Притом же призывание на помощь этого авторитета совершенно бесполезно. Родители имеют право на покорность своих детей во всех отношениях, кроме свободы мысли и вольности убеждений. В наш просвещенный век никто не в силах наложить эмбарго на мысль.
Папа вовсе не такой отчаянный патриот, каким ты его воображаешь, но если бы он и разделял вполне твои мнения, если б он и сказал мне вместе с тобою: «Мы называем патриотизмом не любовь к одной губернии, а любовь к целому краю, некогда свободному, к целому народу, некогда самостоятельному и славному»,- то я и тогда, не запинаясь, отвечала бы: «Разве можно сказать, что горсть людей, управляющихся некоторое время олигархиею, была самостоятельным народом?» 63.
Я люблю Украину, потому что выросла в ней и связана с ней святыми воспоминаниями; люблю ее быт потому, что в нем есть много поэзии; люблю ея наречие, jargon du peuple 64, к которому из детства прислушивалось мое ухо; люблю ея грустные, глубоко музыкальные песни, от которых веет чем-то обаятельно родным моему сердцу; но эта любовь к Малороссии не ослепляет меня до такой степени, чтоб я могла назвать ея прошлую случайную, ефемерную жизнь жизнью самостоятельною.
Венедикт у нас и, кажется, проживет довольно долго. Какая странная манера у тебя просить, присоединяя к просьбе угрозу. Мне небольшого труда стоило дать прочесть книгу Ефиму, но если бы ты попросил меня сделать что-нибудь поважнее, то я исполнила бы с удовольствием просьбу во имя дружбы, во имя же угрозы - никогда!
Папа и дети здоровы и тебе кланяются.
До свидания!
Е. фон Кирхьштейн
P. S. Венедикт просит тебя прислать ему сюда его флейту.
Ч. XI, арк. 25 - 26. Автограф. Опубл.: За сто літ. - Кн 1. - С. 44-45.
63 Текст від слів «Скажи, пожалуйста» до слів «самостоятельным народом» підкреслено вертикальною лінією. - Док. № 100.
64 Народну мову (франц.).
66 Текст від слів «Во вторых» до слів «гениальность и глубокомыслие» підкреслено вертикальною лінією.
68 Стаття Я. Коллара «Про літературну взаємність між слов’янськими племенами і наріччями», пройнята ідеєю культурного і літературного єднання, опублікована в журн. «Отечественные записки» за 1840 р. - Док. № 102.
69 Жорж Санд (псевдонім Аврори Дюдеван, 1804 - 1876) - видатна французька письменниця, автор соціальних романів «Мопра», «Орас», «Консуело», «Прокляте болото», «Гріх попа Антуана» та ін. Розквіт творчості припадає на 1836 - 1848 pp. - Док. № 102.
1847 р. 3 червня. - СВІДЧЕННЯ О. В. МАРКОВИЧА ПРО ЙОГО СЕСТРУ К. І. КЕРСТЕН
Вопрос, предложенный бывшему студенту Марковичу, и ответ его.
Кто такая сестра ваша Екатерина фон Кирхьштейн, где она жительствует, где воспитывалась и кто ее муж?
Имею честь доложить, что настоящая фамилия сестрицы моей есть Керстен, а Кирхштейн она подписалась, помнится, в нескольких письмах, вероятно, желая придать своей фамилии филологический смысл от слова Kirchn и Stein. Она мне внучатная сестра, ее отец и мой были родные братья по матери, урожденной Снурчевских. Она еще не замужем (девице Керстен 20 лет от роду) и жила с родителями своими до нынешнего года, в собственном доме и имении Гайворонщине, Золотоношского уезда, Полтавской губ.; в нынешнем же году, после пожара, они переехали в деревню Павловщину того ж уезда и живут там в чужом доме. Семейство моего дяди сверх означенной дочери Екатерины, драгоценные письма которой хранились в моих бумагах, состоит еще из четырех малюток уже от второй жены, недавно умершей. Этих то сироток сестрица называет в письмах ко мне детьми своими. Дядя мой Иван Иванович Керстен, при расстроенном имении, лишившись собственного крова, пользуется теперь христианским великодушием соседа и, несмотря на преклонный возраст и истощенное горестями здоровье, продолжает теперь коронную службу в уездном суде, будучи давно майором в отставке. Что касается воспитания моей сестры, то оно было домашнее; всем ее воспитанием были благие нравы семьи и образованная мать.
Осмеливаюсь добавить, для оправдания своего, несколько слов по поводу писем моей разумной сестры и умоляю принять их как сердечное сознание моей безвинности в дурных, недостойных верноподданного и честного человека чувствах. Я никогда не имел таковых дурных чувств, клянусь богом, и идеи моей благородной сестры были не чужды моей душе, а родственны ей, иначе она не почтила бы меня ни своим дружеством, ни своею драгоценною корреспонденциею. Я желал бы хранить эти неоценимые письма до самой смерти, как залог любви моей и верности до гроба тем чувствам, какие освещают сердца истинно верноподданых отечества и монарха.
Действительный студент Афанасий Маркович
Ч. XI, арк. 74 - 76. Оригінал. Опубл.: За сто літ.- Кн. 1.- С. 31-32.
1847 р. серпня 17. - ЛИСТ К. I. КЕРСТЕН ДО Л. В. ДУБЕЛЬТА З ПОВІДОМЛЕННЯМ ПРО ОДЕРЖАННЯ ГРОШЕЙ, ПОДАРОВАНИХ ЇЙ ЦАРЕМ
Милостивый государь Леонтий Васильевич!
Деньги, высочайше пожалованные мне, я получила, о чем, по желанию вашего превосходительства, спешу уведомить Вас.
С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть вашего превосходительства, милостивый государь, покорная слуга
Екатерина Керстинова
17 августа 1847, Золотоноша
Помітка про одержання: 1 сентября 1847 г.
Ч. XI, арк. 107. Оригінал.
1850 р. травня 31. - РОЗПИСКА К. I. КЕРСТЕН, ВИДАНА ПОЛТАВСЬКОМУ ГУБЕРНАТОРУ В ТОМУ, ЩО ВОНА БЕРЕ О. В. МАРКОВИЧА НА ПОРУКИ
Секретно
1850 г. мая месяца 31 дня предписание г-на полтавского гражданского губернатора от 26 мая № 154 на счет высочайшего разрешения брату моему двоюродному титулярному советнику Афанасию Марковичу свободного жительства в местах, которые признаны будут полезными для его здоровья, не исключая и Малороссии, с дозволением продолжать службу, где пожелает, под личною моею порукою, мне в Золотоношской градской полиции объявлено, в чем и подписуюсь.
Дочь майора девица Екатерина Керстинова
Ч. XI, арк. 151. Оригінал.
За вид.: Кирило-Мефодіївське товариство: У 3 т. - К.: Наук. думка, 1990. - Т. 3. - Справа О. Марковича.