Дела скитские...
Хмурое августовское утро года 2009-го распростёрло над скитом Черниговским, основанным аще в XIX веке юродивым Филиппушкой, свою серую серь. И нежно серило чем-то серо-слякотным на купола Черниговского храма, колокольню и келью отца Варнавы...
...Посреди всей этой благолепной картины, у ларька, с благословения самого Наместника Троице-Сергиевой Лавры, епископа Сергиево-Посадского Феогноста Гузикова, реализовывавшего за презренную наличность в мирские массы мёд, чай в пакетиках, бублики и прочую Божью Благодать, гужевался люд, посреди коего имелись две особо примечательные фигуры.
Первой был молодой послушник в скуфейке - высоченный аки колонча, перманентно шмыгающий носом, тощий и с бородкой скудной опушенности. Второй - его, послушника, приехавшая из зажопинских всероссийских пердей на свидание с внуком бабка. В голубом платке и, почему-то, с красной папкой.
Будучи ровно в два раза ниже своего скуфееносного родственника, бабка смотрела снизу-вверх на внука с ярко-выраженным сочувствием. И с ним же, с сочувствием, поинтересовалась:
- Ну, как ты тут?
Послушник в очередной раз шмыгнул носом и чуть гундосо ответствовал несколько одиозно:
- Да это... Полный отстой!..
Сия реплика молодого человека имела совершенно непредсказуемые последствия, ибо в ту же минуту из-за спины послушника материлизовалась неслышно подкравшаяся фигура начальства...
Скитский босс (или как его там?) был облачен в мечту любого гота - чёрный безразмерный балахон с широченными рукавами, штиблеты от Armani и нажористую золотую цепь, увенчанную большим напузным крестом.
...Побагровев лицом и надув щеки, начальство замахало перед носом послушника своими рукавами так энергично, что бабку сразу сдуло метра на полтора.
Потом начальство закричало...
Нет, не так. Начальство ВОЗОПИЛО:
- "Отстой"?! Да как у тебя язык повернулся слово такое в сих священных стенах произнесть? Да как ты смел, несчастный?!..
Послушник разом сбледнул лицом, справедливо полагая, что одной филиппикой дело не закончится. Тут же выяснилось, что в своих предположениях он был прав на все 100%.
...Босс выдохнул,громко вдохнул, раздулся, став неуловимо похожим на рыбу-шар, и приступил к репрессиям:
- Накладываю на тебя епитимью, охальник. Завтра, после заутренней, три наряда вне очереди станешь на колени и пятьдесят раз прочтёшь "Отче наш"!.. И, чтоб не жульничал, а то знаю я вас! - тут начальство почему-то погрозило тостым как сосиска пальцем бабке, отчего та сжалась в маленький тёмно-голубой комочек. Но босс, повидимому, решил, что этого мало. Потому что для пущего эффекта вдруг состроил зависшему в ступоре послушнику зверскую рожу, дополненную двумя приставленными к головным сединам пальцами-рожками и взревел так, что голуби с колокольники рванулись во все стороны, впав в ажитацию, пополам с дефекацией:
- ЭТОТ!.. Там, в аду!.. За всеми вами смотрит! И всё-всё пишет! Почище компутеров! Так что слукавишь - он те на том свете-то ПИСЬКУ НАЛИМОНИТ!..
Тут в голове послушника явственно что-то щёлкнуло, потому что он вдруг одним плавным, до автоматизма отработанным движением, сложился то ли вдвое, то ли вчетверо, и... принялся целовать начальству руки.
Начальство, как кисейная барышня деревянного века русской поэзии, принялось томно выдирать свои длани из губ поклонника, а когда вдосталь назабавилось этим процессом, рявкнуло голосом прапора с многолетним стажем:
- Ну, будет... Будет, я сказал! Так и быть. Прочтёшь "Отче наш" СОРОК ПЯТЬ раз! И ни разом меньше!
Чуток подумав, босс добавил:
- И звони бабушке-то! Ты один у нее отрада!
... На этом моменте почтенный служитель культа извлек из кармана балахона iPhone и глубокомысленно в него взглянул.
Потом, ещё раз для острастки испепелив взглядом послушника-охальника от макушки до промежности, начальство осанисто отчалило куда-то, судя по запахам, в направлении пищеблока. Отчалило, оставив за кормой едва слышно всхлипывающую бабку и её внука, с которого можно было писать прижизненный портрет главного древесного дуболома из армии Урфина Джюса...
Зе енд.
...Посреди всей этой благолепной картины, у ларька, с благословения самого Наместника Троице-Сергиевой Лавры, епископа Сергиево-Посадского Феогноста Гузикова, реализовывавшего за презренную наличность в мирские массы мёд, чай в пакетиках, бублики и прочую Божью Благодать, гужевался люд, посреди коего имелись две особо примечательные фигуры.
Первой был молодой послушник в скуфейке - высоченный аки колонча, перманентно шмыгающий носом, тощий и с бородкой скудной опушенности. Второй - его, послушника, приехавшая из зажопинских всероссийских пердей на свидание с внуком бабка. В голубом платке и, почему-то, с красной папкой.
Будучи ровно в два раза ниже своего скуфееносного родственника, бабка смотрела снизу-вверх на внука с ярко-выраженным сочувствием. И с ним же, с сочувствием, поинтересовалась:
- Ну, как ты тут?
Послушник в очередной раз шмыгнул носом и чуть гундосо ответствовал несколько одиозно:
- Да это... Полный отстой!..
Сия реплика молодого человека имела совершенно непредсказуемые последствия, ибо в ту же минуту из-за спины послушника материлизовалась неслышно подкравшаяся фигура начальства...
Скитский босс (или как его там?) был облачен в мечту любого гота - чёрный безразмерный балахон с широченными рукавами, штиблеты от Armani и нажористую золотую цепь, увенчанную большим напузным крестом.
...Побагровев лицом и надув щеки, начальство замахало перед носом послушника своими рукавами так энергично, что бабку сразу сдуло метра на полтора.
Потом начальство закричало...
Нет, не так. Начальство ВОЗОПИЛО:
- "Отстой"?! Да как у тебя язык повернулся слово такое в сих священных стенах произнесть? Да как ты смел, несчастный?!..
Послушник разом сбледнул лицом, справедливо полагая, что одной филиппикой дело не закончится. Тут же выяснилось, что в своих предположениях он был прав на все 100%.
...Босс выдохнул,громко вдохнул, раздулся, став неуловимо похожим на рыбу-шар, и приступил к репрессиям:
- Накладываю на тебя епитимью, охальник. Завтра, после заутренней, три наряда вне очереди станешь на колени и пятьдесят раз прочтёшь "Отче наш"!.. И, чтоб не жульничал, а то знаю я вас! - тут начальство почему-то погрозило тостым как сосиска пальцем бабке, отчего та сжалась в маленький тёмно-голубой комочек. Но босс, повидимому, решил, что этого мало. Потому что для пущего эффекта вдруг состроил зависшему в ступоре послушнику зверскую рожу, дополненную двумя приставленными к головным сединам пальцами-рожками и взревел так, что голуби с колокольники рванулись во все стороны, впав в ажитацию, пополам с дефекацией:
- ЭТОТ!.. Там, в аду!.. За всеми вами смотрит! И всё-всё пишет! Почище компутеров! Так что слукавишь - он те на том свете-то ПИСЬКУ НАЛИМОНИТ!..
Тут в голове послушника явственно что-то щёлкнуло, потому что он вдруг одним плавным, до автоматизма отработанным движением, сложился то ли вдвое, то ли вчетверо, и... принялся целовать начальству руки.
Начальство, как кисейная барышня деревянного века русской поэзии, принялось томно выдирать свои длани из губ поклонника, а когда вдосталь назабавилось этим процессом, рявкнуло голосом прапора с многолетним стажем:
- Ну, будет... Будет, я сказал! Так и быть. Прочтёшь "Отче наш" СОРОК ПЯТЬ раз! И ни разом меньше!
Чуток подумав, босс добавил:
- И звони бабушке-то! Ты один у нее отрада!
... На этом моменте почтенный служитель культа извлек из кармана балахона iPhone и глубокомысленно в него взглянул.
Потом, ещё раз для острастки испепелив взглядом послушника-охальника от макушки до промежности, начальство осанисто отчалило куда-то, судя по запахам, в направлении пищеблока. Отчалило, оставив за кормой едва слышно всхлипывающую бабку и её внука, с которого можно было писать прижизненный портрет главного древесного дуболома из армии Урфина Джюса...
Зе енд.