Жизнь мегаполиса. Опять мгновение осени или "Все на выборы!"
Опять Москва. Опять автобус.
Кстати, я тут задумался, почему такое большое кол-во всяких всякостей меня поджидает именно в автобусах? Видимо потому, что автобус - это такой концентратор московских реалий. Колёсный виварий для опытов, в который за собственные деньги ежедневно ломятся представители большинства слоёв городского социума.
Так вот: Москва, автобус, вечер, давка. Счастливчики сидят, прочие висят. Причём, висят в самых прихотливых позах. С приподвывертом и полуподломом позвоночника в области таза.
Наш герой был счастливчиком, поскольку сидел. Правда, слово "счастливчик" применительно к этому конкретному человеку лично у меня язык бы не повернулся произнести вслух... Кожа правой щеки тридцатилетнего парня больше всего напоминала кусок плохо размешанного теста - я такое видел у одного мехвода из Чечни, горевшего в своей "коробочке". Рот был перекошен и подёргивался. Из-под штанины чуть отставленной в сторону правой ноги выглядывал протез. Из-под полураспахнутого стильного плаща едва заметно посверкивала в свете автобусных плафонов какая-то награда. Из-под левого рукава золотился браслет швейцарских часов...
На очередной остановке напротив мужика плюхается пухленькая энергичная бабка лет шестидесяти. Какое-то время громко охая и ахая рассматривает попутчика. Потом суетливо лезет в сумку и достаёт... две рублёвые "десятки". И протягивает их парню с жалостливыми словами: "На, милый, на мороженное!"
"Милый" секунду ошарашенно смотрит на подаяние, а затем выставляет перед бабкиными рублями ладонь и, с трудом ворочая явно неслушающимися губами, мычит:
- Ннннне нннна... нннне ннннадддо, ммммать. Йййййа жжж рррр... - прерывается, набирая воздух. - Ййййа жжж ррраббботттаю.
- Да что ты, милый, не стесняйся. Бери!.. - бабка расплывается в лучезарной улыбке. - Бери-бери! - и наставительно указывает. - Вам, инвалидам, сейчас ведь вообще никто не помогает.
И настырно суёт деньги прямо в обожжённое лицо.
- Ммммать, нннне ннннадо!
- Как же не надо, когда надо?
- Убббберрри. Ммммнннне нннне нннужжжны ддденнниги.
- Нужны-нужны, я знаю. - напористо заявляет бабка и пытается засунуть купюры за отворот пиджака парня. - Деньги всем нужны...
Парень багровеет и отталкивает старческую ладонь. Одна "десятка" выпадает и осенним листом планирует вниз. Парень пытается бумажку поймать. Бабунок хватает его за руку:
- Не надо, милый, тебе же трудно наклоняться. Я тебе ещё дам!..
Тут парень взрывается:
- Ддддда ннннне иннннвалид я, ббббабка! Ннннне иннннн... - задохнулся, захрипел. - ...Ннннне инннннвввваллллид!
- Ой, не обманывай себя. - грозит пальчиком бабушка. - А то я не вижу, кто ты. Небось, и костюм-то у тебя энтот один? Бедный ты, бедный!.. - бабушка печально вздыхает. - И никому-то мы с тобой, милок, при этой власти не нужны... Нищие мы с тобой, милок, нищие. Нат-ко, возьми у бабушки денежку. Чего-нибудь вкусное себе купишь...
- Йййййа ннннне ннннищщщщщий!!!.. - почти орёт парень. Лицо его при этом так искажается, что становится просто кошмарным. Окрестный народ инстинктивно, насколько давка позволяет, пятится.
- А ты не кричи на бабушку, не кричи. - укоряет бабушка. - Я целую жизнь прожила. В бараках росла, у станка замуж вышла, двух мужей схоронила...
- Ттттогггддда нннне нннадддо и ммммменнння хххххорррроннннить!
- Разве я хороню? Я же о тебе, глупый, забочусь!
У парня силы явно на исходе - чувствуется, что говорить ему неимоверно трудно. Тем не менее, он берёт себя в руки и, с мукой глядя на распетушившуюся попутчицу, чеканит:
- Бббббллллядддь!!!..
- Люди!.. - бабушка всплескивает руками. - Нет, вы видели, а? Я ему, дураку, деньги сую, а он меня - матом!.. Меня - благодетельницу!..
По лицам окружающих видно, что они просто поражены терпением парня и сами бы послали сверхзаботливую клюшку на три буквы куда раньше. Но бабушка явно не улавливает этого нюанса:
- ...Я к нему - всем сердцем, а он?! - внезапно направление мысли ораторши непредсказуемо меняется. - Да у меня самой пенсия - три тыщи!.. - бабушка яростно выбрасывает в потолок сжатый на манер "рот-фронта" сухонький кулачок. - И как я на них живу? - а никак! Завтра подохну - все только спасибо скажут!.. - лицо старушки искажает такая гримаса, что оно, лицо, становится страшнее обгорелого лика попутчика. - А почему так?! А потому что Зурабов с Чубайсом нас грабят, а мы - молчок!.. А надо бороться! Всем вместе!.. - слюни бабушки обильно орошают окрестности. - ...А не сидеть молчком по углам!
Кто бы мог подумать, что старушка может так орать?!
Парень и окрестный люд явно опешили от такого призыва на баррикады. Но у старушки ещё оставалось, чем удивить электорат. В какой-то момент бабунок стремительно запустила себе руку под пальто и что-то там резко дёрнула. Было такое ощущение, что она сейчас чеку от гранаты достанет. Или себе сиську оторвёт... Но нет. Не сморщенная сиська появилась в бабушкиной длани. Не сиська, а... стопка новеньких листовок.
- Люди, если не хотите, чтобы инвалиды и пенсионеры просили милостыню - голосуйте за нас!.. - бабушка швырнула листовки в потолок и они рикошетом разлетелись по головам невольно пригнувшихся пассажиров. -...За нас, за "Единую Россию"!
Шорох открывающихся на остановке дверей. Мгновение и бабушка исчезла. Как и не было её. В автобусном салоне остались только парень с протезом, припорошенные листовками пассажиры и две рублёвые "десятки", валяющиеся на грязном полу.
Ах, да.
Ещё осталось всеобщее обуение от произошедшего. Обуение, почему-то плавно переходящее в стыд...
Кстати, я тут задумался, почему такое большое кол-во всяких всякостей меня поджидает именно в автобусах? Видимо потому, что автобус - это такой концентратор московских реалий. Колёсный виварий для опытов, в который за собственные деньги ежедневно ломятся представители большинства слоёв городского социума.
Так вот: Москва, автобус, вечер, давка. Счастливчики сидят, прочие висят. Причём, висят в самых прихотливых позах. С приподвывертом и полуподломом позвоночника в области таза.
Наш герой был счастливчиком, поскольку сидел. Правда, слово "счастливчик" применительно к этому конкретному человеку лично у меня язык бы не повернулся произнести вслух... Кожа правой щеки тридцатилетнего парня больше всего напоминала кусок плохо размешанного теста - я такое видел у одного мехвода из Чечни, горевшего в своей "коробочке". Рот был перекошен и подёргивался. Из-под штанины чуть отставленной в сторону правой ноги выглядывал протез. Из-под полураспахнутого стильного плаща едва заметно посверкивала в свете автобусных плафонов какая-то награда. Из-под левого рукава золотился браслет швейцарских часов...
На очередной остановке напротив мужика плюхается пухленькая энергичная бабка лет шестидесяти. Какое-то время громко охая и ахая рассматривает попутчика. Потом суетливо лезет в сумку и достаёт... две рублёвые "десятки". И протягивает их парню с жалостливыми словами: "На, милый, на мороженное!"
"Милый" секунду ошарашенно смотрит на подаяние, а затем выставляет перед бабкиными рублями ладонь и, с трудом ворочая явно неслушающимися губами, мычит:
- Ннннне нннна... нннне ннннадддо, ммммать. Йййййа жжж рррр... - прерывается, набирая воздух. - Ййййа жжж ррраббботттаю.
- Да что ты, милый, не стесняйся. Бери!.. - бабка расплывается в лучезарной улыбке. - Бери-бери! - и наставительно указывает. - Вам, инвалидам, сейчас ведь вообще никто не помогает.
И настырно суёт деньги прямо в обожжённое лицо.
- Ммммать, нннне ннннадо!
- Как же не надо, когда надо?
- Убббберрри. Ммммнннне нннне нннужжжны ддденнниги.
- Нужны-нужны, я знаю. - напористо заявляет бабка и пытается засунуть купюры за отворот пиджака парня. - Деньги всем нужны...
Парень багровеет и отталкивает старческую ладонь. Одна "десятка" выпадает и осенним листом планирует вниз. Парень пытается бумажку поймать. Бабунок хватает его за руку:
- Не надо, милый, тебе же трудно наклоняться. Я тебе ещё дам!..
Тут парень взрывается:
- Ддддда ннннне иннннвалид я, ббббабка! Ннннне иннннн... - задохнулся, захрипел. - ...Ннннне инннннвввваллллид!
- Ой, не обманывай себя. - грозит пальчиком бабушка. - А то я не вижу, кто ты. Небось, и костюм-то у тебя энтот один? Бедный ты, бедный!.. - бабушка печально вздыхает. - И никому-то мы с тобой, милок, при этой власти не нужны... Нищие мы с тобой, милок, нищие. Нат-ко, возьми у бабушки денежку. Чего-нибудь вкусное себе купишь...
- Йййййа ннннне ннннищщщщщий!!!.. - почти орёт парень. Лицо его при этом так искажается, что становится просто кошмарным. Окрестный народ инстинктивно, насколько давка позволяет, пятится.
- А ты не кричи на бабушку, не кричи. - укоряет бабушка. - Я целую жизнь прожила. В бараках росла, у станка замуж вышла, двух мужей схоронила...
- Ттттогггддда нннне нннадддо и ммммменнння хххххорррроннннить!
- Разве я хороню? Я же о тебе, глупый, забочусь!
У парня силы явно на исходе - чувствуется, что говорить ему неимоверно трудно. Тем не менее, он берёт себя в руки и, с мукой глядя на распетушившуюся попутчицу, чеканит:
- Бббббллллядддь!!!..
- Люди!.. - бабушка всплескивает руками. - Нет, вы видели, а? Я ему, дураку, деньги сую, а он меня - матом!.. Меня - благодетельницу!..
По лицам окружающих видно, что они просто поражены терпением парня и сами бы послали сверхзаботливую клюшку на три буквы куда раньше. Но бабушка явно не улавливает этого нюанса:
- ...Я к нему - всем сердцем, а он?! - внезапно направление мысли ораторши непредсказуемо меняется. - Да у меня самой пенсия - три тыщи!.. - бабушка яростно выбрасывает в потолок сжатый на манер "рот-фронта" сухонький кулачок. - И как я на них живу? - а никак! Завтра подохну - все только спасибо скажут!.. - лицо старушки искажает такая гримаса, что оно, лицо, становится страшнее обгорелого лика попутчика. - А почему так?! А потому что Зурабов с Чубайсом нас грабят, а мы - молчок!.. А надо бороться! Всем вместе!.. - слюни бабушки обильно орошают окрестности. - ...А не сидеть молчком по углам!
Кто бы мог подумать, что старушка может так орать?!
Парень и окрестный люд явно опешили от такого призыва на баррикады. Но у старушки ещё оставалось, чем удивить электорат. В какой-то момент бабунок стремительно запустила себе руку под пальто и что-то там резко дёрнула. Было такое ощущение, что она сейчас чеку от гранаты достанет. Или себе сиську оторвёт... Но нет. Не сморщенная сиська появилась в бабушкиной длани. Не сиська, а... стопка новеньких листовок.
- Люди, если не хотите, чтобы инвалиды и пенсионеры просили милостыню - голосуйте за нас!.. - бабушка швырнула листовки в потолок и они рикошетом разлетелись по головам невольно пригнувшихся пассажиров. -...За нас, за "Единую Россию"!
Шорох открывающихся на остановке дверей. Мгновение и бабушка исчезла. Как и не было её. В автобусном салоне остались только парень с протезом, припорошенные листовками пассажиры и две рублёвые "десятки", валяющиеся на грязном полу.
Ах, да.
Ещё осталось всеобщее обуение от произошедшего. Обуение, почему-то плавно переходящее в стыд...