Ну, в общем так,

Mar 20, 2012 05:06



я честно сказала, что поезд дальше не идёт , после чего получила ряд возражений примерно такого характера:




А другие вообще обзывали всячески и грозили отфрендом без права переписки.
А внушаемость и бесхребетность - это, как известно, лучший способ избежать межличностных проблем в социуме, поэтому...

Короче, если кто-то ещё не в курсе, то Илюша Гольдфарб прислал аудио. А потом ещё и видео..., о чём я тут сбивчиво, невнятно и многословно рассказывала, рассказывала, пока сама себе не надоела. (Мне уже осточертело давать ссылки на предыдущие посты, но в жж так принято на случай, если кто не в курсе, поэтому вот здесь то, что было раньше: http://tyaka-levina.livejournal.com/124186.html )


Это хорошо, что он прислал это видео, потому что я думала, что уже никогда не увижу этот золотой Гибсон. Gibson Les Paul Vintage, если уж по имени отчеству. Это гитара, на которой Саша там играет на этом видео...

Я не знаю, в какой мере события, связанные с этой гитарой, предопределили то, что я однажды не вернулась обратно, уехав «прошвырнуться» в Лондон. И то, что потом вслед за мной, совершенно не собираясь здесь оставаться, а единственно с целью отловить меня и увезти домой, приехал Саша, а в итоге сам остался здесь, когда понял, что обратно меня можно только в цинковом гробу. И пришлось ему тогда сделать так, чтобы ему, а не кому-то другому из деятков соискателей дали грант на двухгодичный postgrad и защиту диссертации по композиции в Guildhall School of Music and Drama, потому что иначе пришлось бы ехать обратно, а я обратно - только... ну, в общем, я уже сказала. А когда стало ясно, что мы уже никогда не вернёмся обратно, вслед за нами приехали мои родители и привезли нашу маленькую Лизку, которая теперь по-русски говорит с акцентом, а по-английски - без: одной русской девочкой меньше, одной английской девочкой больше... И мой папа последние десять лет своей жизни провёл в Библиотеке Британского Музея, а мама впервые в жизни перестала сражаться с окружающей средой и стала печь пирожки экспериментируя с начинкой... Возможно, всё сложилось бы иначе, если бы тогда, много-много лет назад, не случилось этой гитары. Просто бывают в жизни такие поворотные моменты, когда мы, неосознанно принимаем какие-то решения, а потом - так же неосознанно становимся на путь их осуществления. А когда осознаём - то оно уже за нас всё сделалось, и тогда мы начинаем говорить - кто о судьбе, кто о стечении обстоятельств, кто о том, какой вот он прям такой решительный и смелый... А на самом деле, мы уже давно в каком-то полубреду-полузабытии нарисовали себе этот путь от А до Б, как единственный возможный, и шли по этой жёлтой пунктирной линии в заданном направлении. А когда пришли и оглянулись назад, то на месте жёлтой пунктирной линии - чёрти что, и даже непонятно как мы через это чёрти что дорогу-то нашли.

Итак, гитара. Будучи солистом Гостелерадио, Саша играл на одном их лучших инструментов, имевшихся в Советском Союзе, который он сам себе собственноручно выбрал из казённых запасников. В «Поющих сердцах» инструмент тоже был неслабый. А вот в вольное плавание он ушёл только с коробкой медиаторов и комплектом струн. Разве что гитара, которую ему сделал небезызвестный Коля Анисимов. Колина гитара была хороша, но... Короче, нужен был инструмент, потому что не важно, что по игре провожали, встречали всё равно по инструменту.

И в один прекрасный день инструмент прилетел. То есть, он не просто так вот взял и прилетел. Сначала money changed hands, потом знающий человек нашёл в городе Нью-Йорке именно этот винтажный Gibson Les Paul, оформил все необходимые документы, заполнил кучу каких-то бумаг, и золотой Gibson Les Paul полетел в своём черном, с кровавым подбоем, кофре в том же направлении, что и Галичевские облака - ну, в том смысле, что на восток он полетел, на восток.

И однажды по весне из почтового ящика была вынута бумажка, на которой было написано, что в таможенном отделении аэропорта Шереметьево лежит посылка на имя Александра Викторовича Левина, которую просят забрать не позднее 14-го числа весеннего месяца Нисана...

...Когда мы протянули квитанцию сотруднику таможенного отделения в здании аэропорта, он проверил свои бумаги и сказал, что наша гитара была отправлена на склад рядом со зданием аэропорта и объяснил, как туда добраться. Если честно, то я не помню, как мы нашли этот склад, но видимо, нашли, потому что я помню, как нам вынесли коробку ростом чуть ли не с меня, и как из неё достали чёрный, пахнущий заграницей кофр, и как Саша, сделавшись вдруг прозрачно-бледным, открыл этот кофр и достал из него эту гитару... Он подтянул струны и прошёлся по ним -  совершенно белыми, оцепеневшими от волнения пальцами. Я его таким никогда раньше не видела. Он мне много рассказывал про свои инструменты, про каждую свою гитару, про то, как им хорошо было вместе, и как трудно было расставаться... И в тот момент, глядя на них - на него и на эту гитару, я очень остро почувствовала, что у нас теперь будет жить это незнакомое мне существо, с которым у моего мужа будут какие-то свои отношения, в которые меня не допустят, но о которых мне будут постоянно рассказывать, не заботясь даже о том, понимаю я то, что мне говорят, или нет.

По завершении соития Саша с трудом оторвал от себя эту золотую тварь и, не переставая пожирать её глазами, уложил в красный бархат чёрного кофра. Кофр положил обратно в коробку, чтоб было сохраннее везти, и спросил у стоявшего у него за спиной хмурого человека в таможенной форме, не будет ли у них скотча или верёвки какой...

- А вы не можете это забрать, - ответил хмурый человек, и лицо его просияло.

Дальше диалог приводить, или не надо? Я думаю, что не надо.
Я думаю, что из читающих этот пост нет ни одного человека, который бы сам не знал наизусть каждую реплику этой безумной ролёвки, когда ты разбиваешься вдребезги, успев только открыть рот, но не успев набрать воздух, и тут же пытаешься быстро собрать себя обратно из той груды не поймёшь чего, в которую ты превратился, берёшь разбег - и снова разбиваешься о безликое, инфернальное, поставленное стоять до скончания твоего века «НЕ ПОЛОЖЕНО». И страшнее всего, когда оно улыбается. Нет, пожалуй страшнее всего, когда оно виновато улыбается, потому что тогда ты понимаешь, что перед тобой всего лишь призрак, отзвук, отражение, эхо с которым даже невозможно разговаривать, просить, умолять, взывать, объяснять, обещать вечное блаженство и много-много диких обезьян, потому что даже убив гонца, мы всё равно не изменим весть. Просиявшее было лицо нашего гражданина начальника, становилось всё растеряннее и виноватее, по мере того как мы ему объясняли, ЧТО для этого парня значит ЭТА гитара. И когда его улыбка стала совсем виноватой, а глаза несчастными, мы поняли, что это конец. Мы поняли, что всё уже решено, и решено не им.

- Это распоряжение Главного начальника Шереметьевской таможни, - сказал он, - попробуйте дойти до него, может чего и получится.

И он объяснил нам, где и как найти того зверя огнедышащего, и имя его нам назвал, и удачи пожелал...

...И был это самый верхний этаж старого Шереметево-2, самый верх. Там были ковры, коридоры и двери с табличками. И нашли мы ту  дверь, на которой увидели то имя. И постучались мы в ту дверь, и никто нам не ответил... А потом мы увидели кнопку звонка и нажали её, и за дверью послышался цокот каблуков, и дверь открылась, и строгая девушка с длинными чёрными волосами спросила нас: «Вы кто?»

Мы ей всё рассказали, всё, как есть, и сказали, что ищем того зверя огнедышащего, потому что на него только теперь и надеемся. Девушка сказала: «Подождите, я узнаю»
Через минуту она вернулась, гордо и строго сказала нам, что зверь огнедышащий «этими вопросами не занимается», и что посторонним здесь вообще нельзя находиться.

...Но в итоге всё-таки каким-то образом оказались в огромном, как лётное поле, кабинете. Мы стояли у двери, потому что нам сказали, чтобы мы там оставались, и дальше не шли. А стол стоял так далеко, на другом конце этого лётного поля, так далеко, что и лица было не разглядеть, и я даже испугалась, что нас не услышат, а я уже всё продумала, я уже знала, как и что говорить. Но говорить не пришлось, потому что строгая девушка уже всё передала с наших слов. И голос на другом конце лётного поля нам сказал:
- Вы эту гитару не получите, потому что такой дорогой инструмент частным лицам иметь положено. Этот вопрос закрыт, и - чтобы я больше вас здесь никогда не видел.

...никогда не видел, здесь вас, больше никогда, никогда, никогда, вас больше никогда, вас никогда... Как? Почему? Ведь все документы в порядке, все оформлено как надо, инструмент к ввозу разрешён - почему?
- Я больше на эту тему не разговариваю, - сказал голос на другом конце лётного поля.
И гордая девушка с длинными чёрными волосами строго показала нам на дверь, в которую мы вошли...

Из дома я позвонила маме. Мама сказала, что утром приедет к нам, и чтоб к десяти утра мы уже были готовы.
- К чему готовы, в каком смысле готовы?
- Ехать за гитару свою бороться, блять! - ответила моя мама и сказала мне, чтоб я книжку свою в двух экземплярах при себе имела.

Я не знаю, как называлось то место, куда мы приехали, я тогда вообще очень плохо разбиралась в инстанциях, их названиях и вертикалях подчинения. Видимо, это было то самое Центральное Таможенное Управление, которое я потом, несколько лет спустя, отыскала в телефонной книге, потому что очень быстро поняла, что на каждого зверя огнедышащего всегда найдется такой же, но о двух головах.*

Там, куда мы приехали, была толчея, множество людей, какие-то столы, стулья, двери, у меня голова шла кругом от этого ора, от этих людей... Мама сказала нам, чтобы мы стояли там, где она нас оставила, и не двигались с места, а то она нас не найдёт, и исчезла за какими-то дверьми. Её не было долго, не знаю, сколько, но долго. Через какое-то время она показалась в одной из дверей, едва приоткрыв в ней маленькую щёлочку, и сделала рукой знак подойти. Мы подошли.

- Саша, ты не нужен, - сказала мама сквозь зубы, не переставая улыбаться улыбкой «человека, который смеялся». Она втянула меня внутрь и закрыла дверь.
Обращаясь к сидевшему за столом по имени отчеству, но  так, словно они уже вот-вот перейдут на ты, она сказала, как бы продолжая разговор, прерванный на полуслове:
- Вот, это она, Катерина моя...

(Продолжение тут: http://tyaka-levina.livejournal.com/126088.html)

* >потому что очень быстро поняла, что на каждого зверя огнедышащего всегда найдется такой же, но о двух головах (об этом - здесь: http://tyaka-levina.livejournal.com/82960.html).

Previous post Next post
Up