Мир лежит в глубоком снегу

[mareicheva]

Если вам доведется очутиться в полуразваленной деревушке возле болота, в самом болоте, на опушке унылого леса, или на голом побережье, можете быть уверены: случится что-то неладное.
В лесу завоет оборотень. В помещичьем доме заведется вампир, или запертая сумасшедшая жена. Обитатели деревни окажутся нелюдями, или принесут незадачливого путника в жертву древним богам. Словом, жизнь тут нелегкая. Хотя, возможно, интересная.
Но ни холмы, ни леса, ни болота, никогда не будут так унылы, как окраины большого города, застроенные бесконечно-одинаковыми домами.
Мама говорит: сейчас уже не то, что лет пятнадцать тому назад, а бабушка усмехается: вы б сюда лет тридцать тому приехали. По их словам, было еще хуже, сейчас хотя бы ресторанов и сетевых кофеен везде хватает, а большие магазины тут в основном и строят. В тех городах, где есть метро, оно протянуло в дальние кварталы свои щупальца и выставило на поверхность ларьки с цветами, газетные киоски и рекламные щиты, а там, где горожане так и не забрались под землю, цветы и газеты держатся близко к троллейбусным остановкам. Но стоит отойти от широкой улицы и углубиться во дворы, как окажешься на дне бетонного ущелья и только стены будут пялиться на тебя разноцветными окнами.
Летом, когда зелено и долго не темнеет, еще ничего. Зимой Аня не выносит эти районы до отвращения. Особенно дворы. Поэтому и не сокращает дорогу, предпочитая сделать круг по нормально освещенным улицам.
Родители говорят - и правильно, так безопаснее. Наверное, они правы.

Аня сидела в дальнем уголке кафе: в одной руке - телефон, в другой - картонный стаканчик.
Бабушка, правда, тоже примется кормить, да и в рюкзаке мамины пирожки, которые намного вкуснее сухих коржиков, которые Аня берет к кофе. Но ей нравилось сидеть в кофейне. Ее иногда принимали за старшеклассницу, это льстило. Симпатичные мальчишки напротив кидали взгляды, но так и не заговорили, было немного досадно, а с другой стороны и хорошо: не поняли, что она еще маленькая.
И тут над головой раздался голос:
- Вы не могли бы мне помочь?
Мужчина - молодой, но, не мальчик, а может уже и не студент - протягивал ей белый бумажный квадратик.
- Там адрес, - пояснил мужчина, - а бариста не знает, где эта улица.
Улица была как раз бабушкина, Аня объяснила, как туда идти по улице, а потом еще и добавила:
- Через дворы будет короче, выходите - и сразу налево, через двор до конца, там увидите проход.
- Как бы не заблудиться, - улыбнулся незнакомец, - тут все дома как близнецы.
Аня вежливо улыбнулась и уставилась в экран. С чужаками она не разговаривала.
А он тем временем тоже заказал кофе и сел за соседний столик, но приставать все же не пытался. Аня поморщилась: запугивают черт-те чем, а человек, может, просто приезжий. Или в этом конце города бывает редко.
Незнакомец открыл книгу - обычную, бумажную. Казалось, он забыл про Аню, да и она перестала обращать на него внимание. Казалось. Через несколько минут она с удивлением поняла, что они перебрасываются короткими репликами. А еще через минуту Аня попросила посмотреть книгу - ее заинтересовала обложка.
- Встречи с таинственным, - усмехнулся незнакомец, - вам интересно?
Она, конечно, старалась выглядеть старше, но на «вы» к ней все равно обращались редко. Аня насторожилась, но ничего за этим не последовало: ни сальных взглядов, ни попыток дотронуться, поэтому она осмелела и даже немного полистала книгу, стараясь не испачкать страницы не вымытыми после печенья руками.
- Если хотите, можете взять себе, - предложил незнакомец. Аня покачала головой:
- Неудобно.
- Я ее все равно подобрал. Знаете, домики такие в скверах…
- Да, библиотека.
Аня окончательно уверилась в том, что незнакомец - приезжий. Наверное, поэтому с баристой не договорился: молодой бородач у кофемашины плохо говорил по-русски.
Ей уже совсем не было страшно, или неловко - только досадно, что придется рано или поздно признаваться в своем малолетстве. Или не придется, потому что он сейчас допьет кофе, повяжет свой белый шарф и уйдет в темноту навсегда.
Так и случилось. Он ушел, а она все еще сидела, листая книгу, глотая кофе и лишь выпив полчашки, спохватилась, что не брала вторую порцию.
- Брат заплатил, - ответили за стойкой. Аня опять встревожилась и на всякий случай взяла телефон в руку. Но на улице ее никто не ждал: редкие прохожие ничуть не напоминали белобрысого красавца в сером пальто.
Она сильно припозднилась и почти уже готова была пойти дворами, но осторожность взяла верх. В конце концов, не так уж много времени она сэкономит. Минут десять от силы - зато пойдет по широкой дороге, где окна не глазеют своими квадратами, а всего лишь подслеповато щурятся за снопами рыжего света длинноногих фонарей, а собаки чинно вышагивают на поводках, а не завывают дурным голосом - как та, во дворе, через который ей пришлось бы идти.

Чуть дальше, за стеной панельных ужасов, прямо в жилые кварталы врезается лес. Дома тут не лучше, но они тонут в деревьях и выглядят не так скучно. Бабушкина пятиэтажка - на самом краю леса. Жильцы первого этажа давно проделали выходы наружу прямо из квартир, разбили палисадники и даже маленькие огороды и всячески старались приблизиться к земле, сохранив ванны и теплые туалеты. Из окон видны леса и какие-то маленькие, словно сбежавшие из дачных поселков, домики. Иногда там горит свет, то ли бомжи жгут, то ли привидения.

Аня охотно поглядела бы на привидение, но сегодня домики темны и почти не видны на фоне деревьев. Бомжей, по словам бабушки, недавно разогнали. Похоже, это они жгли свет.
Она свернула за угол, приготовилась звонить, но вовремя отдернула руку.

«На окне стоял цветок - сигнал тревоги. Штирлиц все понял».
Глухие бордовые шторы похожие на театральный занавес почти прильнули к стеклу и зажатый между ними и оконным переплетом гибискус вскинул две длинные ветки, словно пытаясь привлечь внимание прохожих и позвать на помощь.
На самом деле, сигналом был не цветок, а шторы. Если они задернуты, заходить нельзя. Звонить тоже. Нужно ждать, пока бабушка отдернет тяжелый плюш и доверит защиту дома от любопытных взглядов непрозрачным, но легким занавескам.
Шторы она задергивала и днем, когда в комнату не должно было проникнуть ни луча дневного света. Потом стелила на стол темную скатерть, зажигала свечи и только тогда вынимала из серванта потертую деревянную шкатулку с картами. Таро бабушка не признавала и пользовалась обычной колодой на тридцать шесть листов.
- Обычные карты, - пожала она плечами, когда внучка вздумала выпрашивать: не волшебные ли? - в «Союзпечати» куплены, твоей мамы тогда еще в проекте не было .
Когда приходили люди, в хорошую погоду бабушка отправляла внучку на качели в соседний двор. В плохую включала кино и заставляла смотреть его непременно в наушниках. Выходить из комнаты и как-то давать о себе знать категорически запрещалось.
Из комнаты Аня не выходила, вела себя тише воды ниже травы. Высидев минут пять, она снимала наушники, на цыпочках подходила к щелястой двери и смотрела затаив дыхание как бабушка колдует.

Нарочито медля, она протягивала колоду и очень сухо и тихо требовала снять карты: левой рукой, от сердца, к себе. Раскладывала, приговаривая: «что было», «что будет», «чем все кончится», «чем сердце успокоится». Гостьи - слова «клиентки» бабушка не переносила, «это у красавиц на углу клиенты!», - внимали, кивали, уходили с измененными лицами, словно прикоснувшись к невероятной тайне.
Потом они приходили еще и подруг присылали. Потому что бабушкино гадание всегда сбывалось.
Иногда она выдавала им с собой мешочки с сухими травами и долго рассказывала, как правильно заваривать, как очищать воду, заряжать ее лунным светом, что при этом шептать. Дамы внимали и верили, что травы бабушка собирает на заре в определенный день луны. На самом деле бабушка покупала их в ближайшей аптеке.
А как-то она затеяла амулеты из ниток плести - Аня потом в городе встречала женщин в бабушкиных браслетах. Выглядели они хорошо, магия действовала.

Закончив и выпроводив очередную жертву, бабушка прятала в шкаф черную кружевную шаль, распускала волосы и закуривала. Летом на крыльце, а зимой прямо в комнате. С сигаретой и в джинсах она становилась моложе. Бабушка пересчитывала деньги, что-то бормотала под нос. В тот миг, когда она прятала купюры, надо было метнуться и быстро нацепить наушники. На экран бабушка, к счастью, все равно не смотрела и не удивлялась, почему первые пять минут мультфильма тянутся целый час.
А ведь бабушку справшивали - свободна ли она сегодня вечером? «В любое время приходи!», - сказала она, - можешь заночевать, завтра же не в школу? Бывало, конечно, что гости приходили внезапно: «Анна, милая, очень надо… я так больше не могу!». Бабушка вздыхала и не отказывала.
Но она всегда хоть смс-ку посылала с предупреждением. Или звонила: погуляй где-нибудь минут сорок. А сегодня промолчала. Стой теперь как дура с рюкзаком под дверью. Знала б - осталась в кафе еще на полчаса. Там тепло и интернет - а еще и книжка.
Мама ругаться будет: тратишь деньги на макулатуру! Но это же подарок. Впрочем, маме можно книгу и не показывать, оставить у бабушки. Та тоже посмеивается, но на полки подобные книги ставит:
- Работа у меня такая, - разводила она руками, когда дочь и зять закатывали глаза: «ну это ж чушь!», - на пенсию только ноги протянуть, а полы мыть я с детства ненавижу. Вопросы есть?
И она шикарно, словно кинозвезда прошлого, затягивалась тоненькой сигаретой, а мама только бормотала беспомощно: «хоть не кури при ребенке!».
Аня подумала - не вернуться ли в кофейню? Или сразу на остановку и домой - она даже расписание глянула в телефоне, если все же идти через двор, можно было успеть на ближайший троллейбус.
Аня с досадой посмотрела на окно. Гибискус развел ветками - а я что сделать могу?
«К черту, - подумала Аня, - домой пойду!»
Ни на что не надеясь, просто чтоб выплеснуть эмоции, она пнула дверь и дернула дверную ручку. Та неожиданно поддалась.
Бабушка забыла запереть дверь? Или что-то случилось? «Неотложку ждет!» - догадалась Аня. Мысли в голове бились одна другой страшнее. Не разуваясь, даже не включив в прихожей свет, она рванула в гостиную:
- Бабушка! Ты где?
Она была в гостиной - бледная, очень прямая, бабушка стояла спиной к серванту и держала в руках, кажется, ту самую шкатулку с картами. Увидев внучку, она побледнела еще больше.
- Уходи! - приказала она одними губами, - Вали отсюда! - прошептала бабушка чуть громче, когда внучка недоумевающе подняла брови и собиралась что-то спросить, - немедленно!
Третий раз повторять не пришлось, Аня ретировалась в прихожую, радуясь тому, что не заперла дверь и сможет сейчас выскочив наружу вызвать полицию. Что происходит, она не поняла, но это уже не было важным. «Скажу - грабят, а там они сами разберутся!», - решила она.
Но выйти не удалось. В дверном проеме, прямо на пороге, скалилась здоровенная серая собака с белой отметиной на шее.
- Вон пошла! - хотела заорать Аня, но голос ее подвел, получился какой-то невнятный писк. В левой руке она до сих пор сжимала телефон, а правой нашаривала что-нибудь тяжелое… ну должно ж что-то быть? Палка лыжная - бабушка любит на лыжах кататься, - вон! - повторила Аня уже совсем беспомощно. Собака в ответ только негромко рыкнула.
- Георгий! - крикнула бабушка, - это наше с тобой дело! Отпусти ее.
- Наше, - ответил Георгий, - и я дал ей шанс.
Белобрысый незнакомец - уже без серого пальто, но все еще в белом шарфе, лениво поднялся с пола, захлопнул дверь, повернул ключ в замке и спрятал его в карман.
- То ли кофе был паршивый, - продолжал Георгий, - то ли твоя внучка не любит читать.
«На краю поля стоял огромный волк, чуть ли не с теленка размером, - вспомнила Аня, - алый язык чудища был вывален из пасти, темные глаза горели недобрым огнем».
«Книга оборотня» - так назывался подарок. Георгий был честен настолько, насколько мог. А она, дура, обрадовалась - мистика, таинственные истории.
«Глупость какая… - устало и скучно подумала Аня, - у меня даже шапка не красная...»
- Думаю, нам лучше переместиться в гостиную, - мягко сказал Георгий, - позволишь?
Ловко, словно заправский ухажер, он помог Ане снять куртку. Перешел на «ты» но все равно был вежлив и спокоен. Глаза у него были обыкновенные, светло-карие, язык он даже в обличье волка из пасти не вываливал, а в человеческом виде нисколько не походил на чудовище.
- У тебя в сумке еда, - обратился Георгий к девочке, - давай уж чайник поставим.
Аня переглянулась с бабушкой, та беспомощно кивнула и покорно отправилась на кухню. Аня дернулась было за ней, но Георгий ее удержал.
- Посиди здесь, со мной, - попросил он, - бабушка отлично справится одна.
Они послушались - не только Аня, но и бабушка, в свое время не боявшаяся ни начальства, ни гэбистов.
Дверь заперта. На окнах решетки. Телефон Георгий забрал. Бабушкин телефон валялся возле стены, разломанный в хлам. Стационарного телефона здесь давно не было.
Как там писал этот священник? « Ведь смертные даже вдвоем ни за что не смогут противостоять этакому монстру!»
Они и не пытались.

Самое странное, что они действительно уселись пить чай.
- Пирожки вкусные, - похвалил Георгий. Он уплетал уже третий пирожок - божечки, с повидлом! Даже не с мясом.
Аня тоже принялась жевать пирожок, больше от волнения, чем от голода: коржики из кафе еще не переварились. Бабушка чай налила, но не притронулась ни к чашке, ни к пирожкам.
- Ну и что ты собираешься делать? - спросила она, наконец.
Георгий допил чай, отставил чашку и уставился бабушке в глаза, держа паузу. Молчала и бабушка. Аня переводила взгляд то на него, то на нее и прикидывала: сумеет ли она выхватить из кармана Георгия телефон.
А бабушка с незваным гостем все играли в гляделки. К некоторому удовлетворению Ани, проиграл волк.
- А что бы на моем месте сделала ты?
- Я на своем месте, а ты на своем, - бабушка протянула руку, Георгий насторожился, но она всего лишь вытащила из серванта пачку сигарет и зажигалку, - я бы не попала в такой переплет.
- Погадай мне, - неожиданно попросил Георгий. Бабушка вздрогнула.
- Ты… пришел за этим?
- Погадай, - повторил волк. Бабушка недоуменно пожала плечами, но шкатулку с картами на стол поставила.
Она хорошо владела собой. Руки ее выдали - открыть шкатулку бабушка смогла только с третьего раза. Аня уже почти расслабилась, но сейчас страх снова напомнил о себе.
Говорят, душа уходит в пятки. У Ани она валилась в желудок, стискивала его ледяными клещами и поднимала наверх противный трусливый осадок. Если даже бабушка боится - дело действительно серьезное.
- Не надо, - обернулся Георгий, - я все равно быстрее.
- Я просто пью чай, - буркнула Аня и опустила глаза. Она опять прикинула, успеет ли схватить телефон. Судя по всему, пустая это была затея.
- Сними колоду, - глухо сказала бабушка.
Карты, привыкшие к темному бархату, нехотя ложились на клеенку. Без свечей, аромата пряного масла и полумрака им словно было неловко прилюдно врать. Впрочем, во вранье бабушку никто вроде бы не обвинял.
- Для Георгия, - шептала бабушка, - для сердца его, для дома.. что было, - проговорила она через силу, - и что будет…
- Чем сердце успокоится и чем дело закончится, - кивнул Георгий, - я правильно помню?
- Ты мешаешь гадать, - в голосе бабушки прозвучало привычное железо, - гадай сам.
- И погадаю. Вот, - обратился Георгий к Ане, - это для меня. Приятные хлопоты, если не ошибаюсь? Мне и правда приятно, пирожки к тому же.. Для сердца. Тут у нас похуже - туз пик. Знаешь, что это?
- Неприятность…
- Большая неприятность, - согласился волк, - удар. Ударить ты меня, кажется, и сейчас не против. Но это сделали до тебя. Дальше что там было?
- Для дома, - ответила бабушка, - долгая дорога…
- Похоже на правду. Дорога была долгой.
Аня понимала, что на глазах у нее творится какая-то жестокая взрослая игра, в которую бабушка всеми силами старается ее не втянуть. Но Георгий игрой наслаждался, его глаза стали по-волчьи желтыми, а улыбка - пока еще человечья, - вот-вот могла обернуться звериным оскалом. «Как я его за собаку-то приняла?» - в очередной раз подумала Аня.
- Ну что ж, идем дальше, - Георгий заметно повеселел, - теперь у нас самое интересное. Что было.
- А было у нас, - протянул от карту Ане, - вот что. Счастливая любовь. Верно?
- Георгий, - начала было бабушка, волк сделал предостерегающий жест:
- Тихо-тихо-тихо! Тут моя судьба решается, а гадалка вдруг о своем… Дальше будет еще интереснее. Что будет.
Они снова застыли, сверля друг друга взглядом. На сей раз не выдержала бабушка, протянула руку, чтоб открыть карту, но волк неожиданно передумал и смешал карты.
- Это знать необязательно, верно? Тем более, что всей правды даже твои карты не скажут. Что ты мне нагадала тогда?
- Георгий…
- Сердечная привязанность. Перемены. Ира смеялась: ну видишь, говорила - точно свадьба будет.
- Послушай…
- Черт, вот письмо Онегина Татьяне не помню со школы, - всплеснул Георгий руками, - а эту чушь - хоть экзамен держи. «На чем сердце успокоится» - помнишь?
- Я не знала…
- Конечно не знаешь, - грустно ответил волк, - не помнишь, ты ж таких дураков каждый день пачками принимаешь. Или нет, ты говорила - не больше трех в день? Ну все равно, за пятнадцать лет немало наберется.
- Суд, - сказала бабушка, - я все помню. Суд.
- Да. Суд.
Георгий повернулся к Ане.
- Ну, мы о разном говорили. Я-то думал о доме покойной тетушки, который по суду делили. А вот она - указал он на бабушку, - немного о другом.
- Я не знала, что так выйдет! - заорала бабушка, - не знала…
- Но твое гадание всегда сбывается, правда ведь?
Бабушка закурила новую сигарету.
- Конечно нет, - спокойно отозвалась она, - я плету что в голову взбредет. Божечки, Анька в шесть лет это понимала! Детей в садике пугала: моя бабушка - ведьма, а сама хихикала. Помнишь? - повернулась она к внучке.
Аня не помнила, но, на всякий случай, подтвердила.
- Я - не ведьма, Георгий, - вздохнула бабушка, - я шарлатанка. Жулик. Можешь сдать меня полиции. Или налоговой - я, разумеется, ни черта с того, что мне тащат несчастные тетки государству не отстегиваю. Да любая гадалка повесится, если узнает, что ее рабочими картами в подкидного играют… А вы играли - помнишь?
- Той самой колодой? - усомнился Георгий.
- Той. Я ее не меняю - она засаленная, ста-арая. Такой доверия больше. Ты б еще в приворотное зелье поверил, ей-богу… Рецептик дать?
- В общем, ты можешь верить во что угодно, - сказала она, выпустив еще несколько клубов дыма, - но чудес не бывает. Никакой судьбы я не предсказываю и, тем более, не творю.
Георгий молчал. Он уже отвел взгляд и бабушка, похоже, почувствовала себя увереннее.
- Я уже говорила - это наше с тобой дело, - продолжала она, - но тут и дел никаких нет… Посмотри на себя: ты сваливаешься на голову через пятнадцать лет, где был - никто не знает. Ни жилья, ни работы, ни семьи. Ты хочешь и у нее это отнять?
Волк промолчал и бабушка совсем приободрилась.
- Или у Ани? - заговорила она совсем строго, - она-то чем виновата? Чего ты от нее-то хочешь? Ее тогда и в проекте не было.
Ответа опять не последовало. Георгий сидел, опустив голову, длинные белые пряди почти закрыли лицо. Казалось, бабушка его сумела если не убедить, то хотя бы заболтать: в этом она была мастерица.
- Езжай домой, Георгий, - почти ласково сказала бабушка, - поздно уже.
Она еще не успела договорить, а внучка уже готова была вопить во весь голос: прекрати! Аня еще даже не увидела, что плечи у Георгия подрагивают, но поняла, что бабушка пережимает. Может и не в этом было дело: просто волк не верил ей ни на грош.
Но он уже хохотал в голос, откидывая от лица белые волосы и сверкая совсем уже желтыми глазами.
- Я тобой даже восхищаюсь! - воскликнул он, - это надо же… еще чуть - и я бы начал просить прощения и сдался б в зоопарк. Ты себя недооцениваешь - ты не шарлатанка, ты виртуоз! Я почти почувствовал себя виноватым.
- Я вовсе не собиралась выставить тебя виноватым, - попыталась вернуть позиции бабушка, - волк замахал руками:
- Вот не надо, это уже лишнее. Не так красиво. Если б тебе удалось убедить внучку в том, что виноват во всем я, было бы эффектнее. Ну да ладно, простим тебе этот провал. Все равно это было прекрасно.
Георгий наклонился к уху Ани так близко, словно собирался поведать ей страшную тайну, но приглушать голос не стал.
- И особенно здорово это слушать, - проорал он, - от того, кто превратил меня в волколака! Честное слово, твоя бабушка прекрасна.

Темнота страшна только первое время, потом оказывается, что мир полон запахов и звуков. Сначала ему не хватало цвета, но он быстро привык, как привыкли в свое время люди, живущие в мире десятков тысяч красок, к черно-белому кино. В какой-то миг он удивился: какое кино? Что это? В новом мире не было места лицедейству и вымышленным историям. Звериная природа нахлынула, подобно девятому валу на море и смыла все тревоги и человеческие прихоти. Хотелось простого: бежать, хватать, грызть. Радоваться теплу, пряному запаху трав, куску теплого мяса.
Схлынуло это тоже в один миг.
Человек, заключенный в четверолапую оболочку орал от боли, метался, валился в изнеможении на траву и камни. И моталась, ревела и валялась его звериная оболочка.
«Бешеный!» - закричала незнакомая женщина. Коренастый дядька в вытянутой майке схватился за лопату - женщина успела добежать до сарая и схватить вилы. Волк не хотел с ними драться, он прекратил валяться, встал на четыре лапы и глухо зарычал. Люди застыли в нерешительности, это их и спасло: от обычного волка они могли б и отбиться, но волколак - другое дело.
- Огромный какой… - пробормотала женщина. Мужчина молчал. Волколак постоял еще чуть-чуть и затрусил, наконец, к лесу, успев услышать: «Да нет, не бешеный… просто весна в голову ударила».
Он и других вспоминал - и надеялся от всей человечьей души, что никого не убил. А еще старался загнать как можно дальше мысль о том, что волку, похоже, убивать хочется меньше, чем человеку.
Против туристов, или фермеров, человек ничего не имел. Волк тоже - если не стояли на пути. Но ненависть - чистая, как спирт, - вспыхивала в одночасье, стоило вспомнить черноволосую и черноглазую женщину, худую, с изящными пальцами, сжимающими сигарету, или перебирающими карты.
Когда-то он ее любил. Жили дверь в дверь, ходили в гости, таскали друг другу пироги по праздникам. В Новый год пировали на две квартиры.
- Ну, что тут у нас, - лениво бормочет Анна, - раскладывая карты на шерстяном в розанах платке, - так… кажется перемены к лучшему. Сердечная привязанность, ну еще бы… Счастье в любви и семье! - громко говорит она дочери, - ты ж это хотела услышать?
Иринка фыркает и толкает его ногой под столом.
- А теперь бубновому королю погадай, - чуть не взвизгивает она со смеху. Георгий отмахивается - да ну.
- Делать нечего? - поддерживает его Анна, но все-таки мешает колоду, - давай, снимай… левой рукой, от сердца. К себе…
На «чем дело кончится» выпадает десятка пик. «Суд!, - говорит Анна, - что натворил, признавайся?». «За что, начальник? - закатывает глаза Георгий, - Невиновный я!», Иринка хохочет в голос, потом вдруг подскакивает: ты ж из-за дома судиться будешь! Вот видишь, у мамы все сбывается.
- Мы суд выиграем! - обещает Иринка, - у меня помнишь что? Счастье в любви и в семье. Вот и будем счастливы в своем доме!
- Быстрая какая, - усмехается Анна. Она собирает карты, укладывает их в потертую деревянную шкатулку и на секунду встречается с ним взглядом.
Он чуть не отшатывается - такая чернота плещется в этих глазах. Мир становится холодным и бесцветным, Иринка, чуя неладное, перестает смеяться и осторожно касается кончиками пальцев его локтя:
- Все хорошо? - хмурится она.
- Да… - рассеянно отвечает Георгий. Но мир уже прежний, карты убраны и Анна - прежняя, язвительная, но незлая, - приглашает их к столу, пить чай с вареньем.
Воспоминания блекли и расплывались, но позволяли как-то удержаться. Даже когда они совсем истончились, превратившись в ветхую ткань, что рассыпается в клочья при любом прикосновении, одного имени «Ирина» хватало, чтоб знать, кто он есть и не уйти навсегда в мир ночных звуков и запахов.
А потом он вернулся.

- Пятнадцать лет, - говорил Георгий, - псу под хвост… Или волку - каламбур получается.
«Это бред!», - думала Аня, - но бабушка, сильно постаревшая, сидела напротив, бессильно уронив руки, и не говорила ни слова против.
Бред бредом, а волка-то она своими глазами видела.
- И как она это сделала? - нарушила молчание Аня.
- Пояс, - ответил Георгий, - у меня плащ был хороший, я пояс потерял. Она предложила сшить такой же. Ну вот и подпоясался.
- Я действительно не хотела… не думала, что это так получится, - прошептала Анна, - пятнадцать лет. Я ж думала, тебя нет уже.
- Как видишь. Выжил.
- Волка тогда убили не в сезон. Говорили, у него белая отметина была. Я не знала…
- Не повезло тебе, - усмехнулся Георгий, - ты куда собралась? - повернулся он к Ане.
- К серванту. Хочу взять кое-что. Можно? Там нет оружия.
- Оружия, - усмехнулся Георгий, - ну давай, возьми.
- Что тебе нужно? - вяло осведомилась бабушка. Аня молча вытащила с верхней полки альбом с фотографиями.
...Он был здесь. Они вместе с мамой - Иринкой, так ее называл Георгий, - позировали на фоне фонтанов, лопали мороженое, прыгали по поваленному дереву. Возились - совсем крохи! - в песочнице, шли в школу, в театр, в кино. Чинно позировали на выпускном - она в нарядном взрослом платье, он в костюме и при галстуке: смешной, не галстук к нему привязан, а он - к галстуку.
- У мамы такая фотография есть, - ткнула пальцем Аня, - и такая тоже.
- Я больше удивлен, что она - кивнул Георгий в сторону бабушки, - это сохранила.
Бабушка уже пришла немного в себя и снова потянулась за сигаретами.
- Что ты понимаешь? - буркнула она.
- Почему? Как раз понимаю. Дочь спросит - мама, а где Жоркины фотки? Почему его нет? Сказать «потому что я его убила» как-то неловко.
- Я не убивала!
Сигарета, наконец, раскурилась и бабушка вновь почувствовала себя в своей тарелке.
- Так что ты намерен делать? - спросила она уже прежним железным голосом, - если то, что я думаю, то у меня две просьбы: дай докурить и выставь Аньку вон.
- Перегрызть тебе горло, ты об этом? - задумчиво протянул Георгий. Бабушка пожала плечами.
- Ну я не знаю, как это у вас принято. Может и горло.
Ане хотелось кричать - не звать на помощь, а орать в лицо каждому из них: вы что, сдурели? Еще больше хотелось проснуться.
Так же не бывает - чтоб волк, чтоб бабушка-ведьма. Всю жизнь они над бабушкиным колдовством посмеивались - папа смеялся, а мама иногда злилась и просила ее заняться чем-то приличным. «Еще чего! - фыркала бабушка, - магия меня в девяностые вытащила», «Но сейчас уже не девяностые, - возражала мама, - другой век на дворе… тысячелетие другое!». Бабушка кивала и просила подарить ей на день рождения хороший хрустальный шар.
Папа был старше. У него уже был хороший дом, бизнес, налаженная жизнь. Деньги какие-никакие.
Но это неважно - он просто был лучше любого белобрысого друга детства. Просто потому что у нее был действительно классный папа.
Не сшей бабушка тот чертов пояс, ее, Ани, вообще бы на свете не было. Спасибо сказать надо бы.
Но почему-то на бабушку даже смотреть не хотелось, не то что говорить.
- А потом тебя найдут разорванную, - спросил Георгий, - в залитой кровью квартире. Ну, Иринку потащат в морг, тебя разглядывать. Аня… или своими глазами все увидит, или будет сейчас по соседям метаться, стучать в стекла и кричать «помогите». Слушай, а мне нравится!
«Он шутит, - поняла Аня, - глупо и несмешно острит».
Георгий не хотел убивать бабушку и та это поняла. Сейчас она совсем стала прежней - выпрямилась, холодно усмехнулась, затянулась невесть какой по счету сигаретой. Казалось, победа за ней. Но она недооценила противника: Георгий припас другой сюрприз.
- Тот дед, - все так же задумчиво продолжал он, - который меня кнутом огрел - ну, знаешь, нас именно так и расколдовывают, - научил одной полезной штуке.
«Я ошиблась! - подумала Аня, - он ее все же убьет». Бабушка тоже перепугалась не на шутку, от ее самоуверенности не осталось и следа. Она нелепо вскинула руки, вытаращила глаза и очень по-киношному сказала «о нет!» в тот самый миг, когда Георгий швырнул шарф в ее сторону, а внучка отчаянно бросилась на него, прекрасно понимая, как глупо она выглядит и насколько бестолкова ее атака.
Забирая альбом, Аня прихватила еще кое-что. Воспользовавшись тем, что волк с бабушкой продолжают играть в гляделки, она быстро сунула в рукав серебряный кинжальчик для разрезания страниц, купленный бабушкой где-то на барахолке «для антуража».
Она понятия не имела, подействует ли на оборотня серебро. Да что уж там - еще несколько часов тому назад она понятия не имела даже о том, что оборотни существуют где-то кроме кино и книг о Гарри Поттере.
Но в книжках оно работало, почему б не попробовать.
Похоже, серебро подействовало. Серьезно ранить волка ей не удалось, но Георгий болезненно дернулся, вскрикнул и дернул рукой. Шарф дернулся в сторону и опустился на голову Ани как раз в тот момент, когда Георгий произносил слова, пугавшие бабушку до дрожи:
- Как я бегал, так и ты побегай!

...Было странно стоять на задних лапах, но на все четыре она опустилась неловко, свернув табуретку со стопкой журналов. Падая, табуретка больно стукнула ее по лапе и Аня обиженно заскулила.
Мир обрушился на нее невероятным обилием запахов. Взрослая двуногая пахла табаком, духами и страхом. От второго двуногого исходил невероятный букет - вроде пахло и человеком, и, в то же время, сородичем, молодым и сильным самцом, ночными тропами, лунным светом. Боль тоже была, но та, что у старухи - сильная, яростная. Нестерпимо пахнуло серебром: сородича кто-то ранил.
Других двуногих в доме не было. Значит - она.
Оскалясь до десен, Аня рванула вперед, к обидчице, движимая только одним чувством - отомстить, сделать еще больнее, разорвать, изничтожить эту жалкую трусливую жизнь. И рвануть прочь, вынести двери и окна, открыть дом свежим ветрам и морозам. А потом бежать, бежать прочь, по снегу, по сугробам и тропам, под луной. Рядом с ним.
Женщина закричала дико и страшно, Аня уже чувствовала близость ее кожи, слышала, как пульсирует кровь в артерии, уже готовилась вонзить клыки, но в последнюю секунду какая-то сила дернула ее прочь.
«Остановись! - сказала Аня-человек, - не смей!»
Волчица все еще скалилась, огрызаясь на двуногою, зачем-то влезшую в ее великолепную шкуру. Она вновь оскалила клыки, но человеческое существо никуда не собиралось уходить.
«Не смей!» - повторила она.
Аня продолжала рычать, но вперед уже не рвалась. Та, испуганная, не стоила защиты, но девчонка яростно сцепилась со зверем, не позволяя ей двинуться вперед.
Она стояла, рыча все тише. Шерсть медленно опускалась, клыки уже не были обнажены. А потом, когда она почти успокоилась, по спине сильно хлестнуло, голова закружилась, на секунду стало темно, как в пещере, а когда Аня наконец открыла глаза, мир снова стал цветным и плоским.

- Ну что ты, волчонок!
Георгий помог ей сесть и налил чаю. Аня одним махом осушила первую чашку и протянула ее за добавкой.
- Ну, извини, малыш. Ты в порядке? Понимаешь, о чем я говорю?
Аня затрясла головой:
- Понимаю… еще налей…
- Бабушка, - разлепила Аня губы, - она…
- Ты не успела, - уверил ее Георгий, - все хорошо.
Он бросил на бабушку взгляд и вдруг сунул в руки Ане телефон:
- Звони в неотложку!
Бабушка сидела, держась за грудь и тяжело дышала. На ее лбу выступили крупные капли пот.
- Нитроглицерин, - попросила она, - там… Серая шкатулка с розами.
Она проглотила таблетки, жадно ухватила стакан с водой, расплескав половину и закашлялась.
- Спокойно, - скомандовал Георгий, - давай в кресло, там удобнее.
На его руке Аня заметила красный след в форме серебряного лезвия.
- Прости бабушка, - шептала Аня, - пожалуйста, прости…
Бабушка слабо улыбнулась и махнула рукой.
- Не дождетесь, - проговорила она, когда приступ кашля прекратился, - я еще здесь.

Она не умерла. Неотложка приехала быстро.

Больше об этом не говорили - мама так и не узнала, кем был тот молодой человек, которого застали врачи. «Твой приятель? - спросила она, - «Нет, бабушка ему гадала». «Надо же, - покачала мама головой, - я думала, только старые вешалки дурью маются». «Он так, для лулзов», - неловко заступилась Аня и постаралась перевести разговор на другую тему.

Про то, каково быть волчицей она не говорила никому.

Никому не рассказывала и про то, как Георгий, не дождавшись ее родителей, ехавших забрать дочь из пустой квартиры, уходил прочь по окраинной улице, ведущей к лесу. И как она смотрела ему вслед, прильнув к стеклу, от всей души надеясь, что он обернется. А он все шел и шел, туда, где громоздились деревья и кончался желтый свет фонарей. И где человечий след сменится звериным.
Ночь, луна, звезды и снег.

Темы: здесь очень страшно... но не очень от chenikh
история, в которой мы, наконец узнаём, что хранилось в бубашкином* серванте от test_na_trzvst, но у меня бубашка опять стала бабушкой!
По настроению еще очень созвучна Бабушка, бабушка, почему у тебя такая чёрная рука и такое красное пианино?
от chingizid, но ни рука ни пианино в текст не попали.