Рецензия на "Жили в шатрах, умывались бисером" Чингизида.
Так получилось, что я задержался с рецензией, и за время задержки у нас тут произошло несколько чрезвычайно полезных разговоров.
И эти полезные разговоры привели к тому, что я пишу не столько рецензию на конкретный текст, сколько - соображения по поводу так называемого магического реализма, в сторону которого нынче хотя бы один раз непременно смотрит каждый, кто пишет, а пишут здесь все.
Речь пойдет вот о чем: что такого особенного произошло со сказкой, что она вдруг превратилась в магический реализм. Чем грозит пишущему непонимание (или незнание) законов построения сказки. Что такое глянец от магического реализма и откуда он взялся.
И, наконец - а чем, собственно, в таком случае заниматься, если о Едином Кольце в кармане писать зазорно, но в то же время чуешь - смысл всего сейчас происходящего каким-то образом связан с тем, что Единое Кольцо действительно может лежать в кармане, причем вместе с крошками, обрывком бечевки и пером сойки?
Что такое волшебная сказка? Потому что, как ни крути, весь нынешний мэйнстрим - от нее, целиком и полностью, с тех пор, как ушла последняя ракета на Марс, и если не понимать происхождения этой волны, можно вконец запутаться. Любая волшебная сказка - это история спасения себя и рода, история обретения власти путем овладения магической стороной мира. Они - волшебные сказки - появились гораздо раньше плуга и городов, это прежде всего - мир леса, мир, где людей гораздо меньше, чем деревьев.
Главному герою давалась личная магия или магический предмет - и он получал власть над лесом, после чего мог брать жену, возглавлять род и обеспечивать все, что обязан обеспечивать роду его глава. Выживание и, желательно, процветание. В этом был смысл.
Потом были сотни лет земледелия, жизнь стала немного попроще, но все еще доставляла много хлопот. Род выживал уже без проблем, а вот один конкретный человек - не очень-то. И тогда появились истории спасения, силы, данной эгрегором, а носителем этой силы становится не лес, а сам человек, благословленный Богом. Грубо говоря, на смену оленеголовому мертвому божеству в лес приходит вполне живой Мерлин (или святой отшельник) - и живет там как хозяин, обучая и наделяя силой малолетних героев.
Одновременно с этим начинается экспансия. Человек начинает подозревать, что у этого мира есть край, что мир конечен. Что в глубочайшие леса ходить все дальше и дальше, а самих лесов - все меньше и меньше. Тогда он пытается вовсе лишить их силы - и перенести эту силу за пределы мира. Первая фантастика, настоящая фантастика, с полным отрицанием Духа, с победой разума - помещает условный лес на соседние планеты. Оттуда сыплются полчища монстров и - внимание! - что происходит? Именно. Угроза существованию всего человечества. Все тот же род, все та же проблема чисто физического выживания.
И литература обретает Супермена.
Но время идет, планеты вращаются с полным к нам равнодушием, человечество вроде как никто не собирается уничтожать. Еще несколько выплесков идей всемирных катастроф (по-прежнему в отсутствии Духа) - и тема довольно быстро сходит на нет. Уже ясно, что даже при худшем раскладе уничтожение всему человечеству разом не грозит. И тогда снова всплывает тема личной силы, спасения и бессмертия одного конкретного человека, причем человека, чей быт полностью устроен и обеспечен.
И устроен и обеспечен настолько, что в него, в самый быт, вполне можно впустить лес. Прорастить другое пространство сквозь кухню и ванную комнату.
(Если целью стоит как следует напугать и погубить, то будет не магический реализм, а мистический триллер, но суть одна.)
При этом ни тема угрозы извне, ни тема Супергероя не уходят со сцены - сказка-то ведь тоже никуда не делась, верно? Это все здесь, при нас, и я напоминаю об этом, потому что это важный момент.
Потому что они работают на самых старых, самых отлаженных механизмах. И каждая вновь являющаяся тема в литературе проверяется и обкатывается на этих механизмах. Паники. Угрозы полного физического уничтожения. Ксенофобии.
При этом от сказки, помимо многих прочих составляющих, берется ее обязательная условность - хотя бы потому, что вступление в лес означало вступление в мир с другими законами физики. Эту аномалию проходили все волны фантастического. Гиперпространство, перпендикулярное время, мутации на основе вытяжки из паука или скрещивания человека с электрической лампочкой. Плюс постановка ушедшего в условный "лес" вне закона, часто и социального. Обязательно бывало какое-то допущение, позволявшее выдергивать человека, как рыбу из пруда, и смотреть, что она будет делать на суше. Эта черта была всегда. Уже когда у человека появились пашни, города и дороги, пребывание в лесу означало пребывание отдельно от законов социума и физики - Робин Гуд одновременно и разбойник, и небывалый стрелок.
Всем этим я хочу сказать, что фантастическое, сказочное - с точки зрения литературы всегда привязано к сиюминутным чаяньям читателя, и - одновременно с этим, это важно! - к собственным глубочайшим корням, к изначальным страхам, изначальным нуждам. И любой, кто обращается к так называемой магической составляющей реализма, промахивается гораздо меньше, когда понимает эту двойственность.
А теперь о глянце. Глянцем я называю потребительскую сторону фантастического. Глянцевые принцессы не какают. И это - самое главное качество глянцевых принцесс. И потребители чудес, следуя логике именно потребления, приходят к выводу, что для того, чтобы стать принцессой, достаточно либо заткнуть себе задний проход, либо сделать вид, что его нет в природе. Личная сила главы рода подменяется условной отменой физиологии. И это - условность глянца. Не сказки.
(И наша большая беда как пишущих именно в том, что такие несовместимые вещи названы одним и тем же словом. Единство термина вносит сильную путаницу. Все, что могу посоветовать: считайте это омонимами. Коса бывает из волос, песка и стали, и это разные вещи.)
Это вообще проблема нашего времени - времени потребления. Потребителю внушается, что все дело именно в физиологии и прежде всего в ней. Что изменения в физиологии автоматически даруют счастье.
Именно этот выверт плюс "у нас же условность" позволяет при потреблении фантастического делать упор на посылку "внесем магию в жизнь ГГ - и эта жизнь засияет яркими красками". Но эта посылка нарушает причинно-следственную связь точно так же, как она нарушена в посылке "как только я сделаю себе лицо Мерилин Монро, от мужиков отбоя не будет". И магические истории, написанные с этой посылкой, по сути - точно такой же глянец для бедных.
Но вот тут у нас срабатывает ловушка ответа одновременно на подкорковое и сиюминутные чаянья (по сути, глянец обслуживает тоже именно их). Люди же хотят! Людям же надо! И тогда одни кричат - дело в том, что вы не можете писать реализм, вам обязательно надо эту пресловутую условность! А другие - у человека есть святая потребность в магическом, и мы пишем именно о ней! А фантастическое - предполагает условность. Баста.
И попытки свести нынешнюю проблему литературы к всего-навсего поиску синтеза между бытом и магической составляющей в мире очень похожи на попытки глянца убедить читателя, что его проблема - в лишнем весе, кривом носе и очень быстро идущих годах. Это все есть, конечно. Но порождает в большинстве случаев не поиск решения, а панику и отчаянье. Ну и желание еще раз пролистать журнал, конечно.
Призывы "давайте оставим сказку сказкой, а в сказке есть такая штука, как условность" - это, по сути, призывы вернуть реальности тот статус, в котором старые сказки работали. Получи волшебный предмет - все проблемы исчезнут.
Цель глянцевых журналов только одна: чтобы их покупали. Если у текста такая цель, лучше бы ему не рождаться.
Остается вопрос. Куда податься пишущему? Ведь идея Кольца в кармане с бечевкой, магического в быту - она же так актуальна! Любой писатель очень тонко настроен на чаянья времени, а чаянье нашего времени - личное спасение, бессмертие, вхождение в Поток. Даже если ты - маленький хоббит и в лесу тебя соплей перешибешь. На самом деле - особенно, если ты маленький хоббит. А вокруг тебе все вопят о конце времен вот прямо сейчас, и ты ничего, ничего не успеешь сделать, если что.
Но магический реализм - это уже почти ругательство. Вроде как зазорно уже даже. Неловко даже вроде как-то в тысячу первый раз подсовывать хоббиту в карман Кольцо, ставить рядом наставника Мерлина и помахивать Волдемортом на горизонте. Есть же предел, в конце-то концов. Но вокруг - запрос. Такой острый, что породил из постмодернизма его нынешний извод, суть которого - лишить смысла даже желание поисков смысла и превратить все в череду бесконечных повторений, но поскольку так очень скучно - обсмеять это или вывалять в дегте и перьях. Это, кстати, вообще прекрасный способ лишить смысла что угодно.
Что делать-то, спрашивается?
Ответ вот где: плохой писатель сначала придумывает приключения, а потом к ним придумывает героя. Хороший писатель - сначала придумывает героя, а потом смотрит, что с ним может произойти.
Наличие или отсутствие магии в жизни ГГ - это ужасно скучный вопрос, такой же скучный, как вопрос о наличии или отсутствии в мире Духа.
Вопрос, что ГГ будет делать после того, как столкнется с этим наличием - гораздо, гораздо интереснее.
Наличие личной силы не отменяет проблем. Не упрощает жизнь (чаще всего все-таки осложняет). И сколько ее ни будет - она не отменит ни срок конца жизни, ни срок конца света. Верно? Нет, не отменит. А что она тогда отменит?
И вот сейчас я наконец перехожу к тексту, с которого все началось.
Эпиграф:
Однажды Людовика де Гонзаго, будущего святого Людвика, спросили однокашники, с которыми он играл в мяч во дворе семинарии: А если завтра - конец Света? Что ты сейчас станешь делать?
И Людовик ответил: Продолжу играть в мяч, чем это занятие не годно для конца Света?
Я некоторое время назад предложил термин для текстов-заклинаний, текстов, написанных в виде единого, сильного, эмоционального выплеска, текстов на один вдох, только очень долгий. Обычно они идут от первого лица, обычно на восходящем тоне, то есть от абзаца к абзацу текст все туже и туже. Часто - имеют ритмические повторения.
Так вот, есть такие тексты-причитания. И это плач. А есть - тексты-ликования. И это смех и сила.
И, к слову, первый такой текст-ликование я увидел тоже у Чингизида. И написан он был к одиннадцатому Старшему Аркану, который зовется Сила, а еще - Вожделение.
Ритм, лексика, наращивание темпа - это мы все оставим в стороне, потому что это и так понятно. Долгие годы практики, мастерство, и так далее.
Меня тут больше всего интересует главный герой. И его отношение к пространству магического реализма. И решение, которое предлагает этот текст. Решение проблемы конца Света, конечно, потому что сейчас это - самое актуальное пугало.
А решение очень простое. Если достанет личной силы играть в мяч за день до конца Света, то есть вероятность, что к тебе придет этот самый свет и спросит: Играешь, да? А какой счет?
Что такое главный герой, который идет куда-то, несется на всех парах, летит и мчится сквозь время, пространство и вероятности - со смеющимся "прости", обращенным к тебе, читающий?
Что он такое, если с каждым новым предложением информация о нем становится все запутаннее и невероятнее? Его жизнь включает все жизни на свете, его личный опыт - гораздо больше личного опыта человека, либо это личный опыт всего человечества, а заодно уж - всех его богов и героев. Что это за существо, которое всегда, везде, по-всякому - под синим небом, под зеленой толщей воды? Что оно такое - с вечностью вместо крови, с бесконечным смехом под языком?
Да просто-напросто все. Все, что есть. Весь мир.
В чешском языке слово "космос", "вселенная" - звучит как "весьмир". Что, по-моему, гораздо точнее, чем греческое "порядок". Весьмир. Все, что есть.
И вот этот весьмир несется к тебе, говорит с тобой, огромный этот поток тычется в тебя со своим "прости", и это означает, что вы не просто равны, что ты не просто им избран, а что вы - родные друг другу, потому что так, через время и пространство, ткнуться в ладони, смеясь и плача, идут только к родне, а это означает - что ты той же крови, хотя, может быть, только сейчас узнал об этом, и главное, что тебе не стали "сообщать" и даже Кольцо в карман класть не стали, а просто соединили свою кровь с твоей, и свою плоть с твоей - а кровь и плоть этого существа суть Хаос и Космос, и хаос и космос становятся твоей кровью и плотью, пока ты все это читаешь, а значит - несомненно спасен и бессмертен, а будет при этом конец именно этого света или нет - да какая разница, космос не знает такого понятия как "конец", хаос я даже и не упоминаю.
У меня все.
И эти полезные разговоры привели к тому, что я пишу не столько рецензию на конкретный текст, сколько - соображения по поводу так называемого магического реализма, в сторону которого нынче хотя бы один раз непременно смотрит каждый, кто пишет, а пишут здесь все.
Речь пойдет вот о чем: что такого особенного произошло со сказкой, что она вдруг превратилась в магический реализм. Чем грозит пишущему непонимание (или незнание) законов построения сказки. Что такое глянец от магического реализма и откуда он взялся.
И, наконец - а чем, собственно, в таком случае заниматься, если о Едином Кольце в кармане писать зазорно, но в то же время чуешь - смысл всего сейчас происходящего каким-то образом связан с тем, что Единое Кольцо действительно может лежать в кармане, причем вместе с крошками, обрывком бечевки и пером сойки?
Что такое волшебная сказка? Потому что, как ни крути, весь нынешний мэйнстрим - от нее, целиком и полностью, с тех пор, как ушла последняя ракета на Марс, и если не понимать происхождения этой волны, можно вконец запутаться. Любая волшебная сказка - это история спасения себя и рода, история обретения власти путем овладения магической стороной мира. Они - волшебные сказки - появились гораздо раньше плуга и городов, это прежде всего - мир леса, мир, где людей гораздо меньше, чем деревьев.
Главному герою давалась личная магия или магический предмет - и он получал власть над лесом, после чего мог брать жену, возглавлять род и обеспечивать все, что обязан обеспечивать роду его глава. Выживание и, желательно, процветание. В этом был смысл.
Потом были сотни лет земледелия, жизнь стала немного попроще, но все еще доставляла много хлопот. Род выживал уже без проблем, а вот один конкретный человек - не очень-то. И тогда появились истории спасения, силы, данной эгрегором, а носителем этой силы становится не лес, а сам человек, благословленный Богом. Грубо говоря, на смену оленеголовому мертвому божеству в лес приходит вполне живой Мерлин (или святой отшельник) - и живет там как хозяин, обучая и наделяя силой малолетних героев.
Одновременно с этим начинается экспансия. Человек начинает подозревать, что у этого мира есть край, что мир конечен. Что в глубочайшие леса ходить все дальше и дальше, а самих лесов - все меньше и меньше. Тогда он пытается вовсе лишить их силы - и перенести эту силу за пределы мира. Первая фантастика, настоящая фантастика, с полным отрицанием Духа, с победой разума - помещает условный лес на соседние планеты. Оттуда сыплются полчища монстров и - внимание! - что происходит? Именно. Угроза существованию всего человечества. Все тот же род, все та же проблема чисто физического выживания.
И литература обретает Супермена.
Но время идет, планеты вращаются с полным к нам равнодушием, человечество вроде как никто не собирается уничтожать. Еще несколько выплесков идей всемирных катастроф (по-прежнему в отсутствии Духа) - и тема довольно быстро сходит на нет. Уже ясно, что даже при худшем раскладе уничтожение всему человечеству разом не грозит. И тогда снова всплывает тема личной силы, спасения и бессмертия одного конкретного человека, причем человека, чей быт полностью устроен и обеспечен.
И устроен и обеспечен настолько, что в него, в самый быт, вполне можно впустить лес. Прорастить другое пространство сквозь кухню и ванную комнату.
(Если целью стоит как следует напугать и погубить, то будет не магический реализм, а мистический триллер, но суть одна.)
При этом ни тема угрозы извне, ни тема Супергероя не уходят со сцены - сказка-то ведь тоже никуда не делась, верно? Это все здесь, при нас, и я напоминаю об этом, потому что это важный момент.
Потому что они работают на самых старых, самых отлаженных механизмах. И каждая вновь являющаяся тема в литературе проверяется и обкатывается на этих механизмах. Паники. Угрозы полного физического уничтожения. Ксенофобии.
При этом от сказки, помимо многих прочих составляющих, берется ее обязательная условность - хотя бы потому, что вступление в лес означало вступление в мир с другими законами физики. Эту аномалию проходили все волны фантастического. Гиперпространство, перпендикулярное время, мутации на основе вытяжки из паука или скрещивания человека с электрической лампочкой. Плюс постановка ушедшего в условный "лес" вне закона, часто и социального. Обязательно бывало какое-то допущение, позволявшее выдергивать человека, как рыбу из пруда, и смотреть, что она будет делать на суше. Эта черта была всегда. Уже когда у человека появились пашни, города и дороги, пребывание в лесу означало пребывание отдельно от законов социума и физики - Робин Гуд одновременно и разбойник, и небывалый стрелок.
Всем этим я хочу сказать, что фантастическое, сказочное - с точки зрения литературы всегда привязано к сиюминутным чаяньям читателя, и - одновременно с этим, это важно! - к собственным глубочайшим корням, к изначальным страхам, изначальным нуждам. И любой, кто обращается к так называемой магической составляющей реализма, промахивается гораздо меньше, когда понимает эту двойственность.
А теперь о глянце. Глянцем я называю потребительскую сторону фантастического. Глянцевые принцессы не какают. И это - самое главное качество глянцевых принцесс. И потребители чудес, следуя логике именно потребления, приходят к выводу, что для того, чтобы стать принцессой, достаточно либо заткнуть себе задний проход, либо сделать вид, что его нет в природе. Личная сила главы рода подменяется условной отменой физиологии. И это - условность глянца. Не сказки.
(И наша большая беда как пишущих именно в том, что такие несовместимые вещи названы одним и тем же словом. Единство термина вносит сильную путаницу. Все, что могу посоветовать: считайте это омонимами. Коса бывает из волос, песка и стали, и это разные вещи.)
Это вообще проблема нашего времени - времени потребления. Потребителю внушается, что все дело именно в физиологии и прежде всего в ней. Что изменения в физиологии автоматически даруют счастье.
Именно этот выверт плюс "у нас же условность" позволяет при потреблении фантастического делать упор на посылку "внесем магию в жизнь ГГ - и эта жизнь засияет яркими красками". Но эта посылка нарушает причинно-следственную связь точно так же, как она нарушена в посылке "как только я сделаю себе лицо Мерилин Монро, от мужиков отбоя не будет". И магические истории, написанные с этой посылкой, по сути - точно такой же глянец для бедных.
Но вот тут у нас срабатывает ловушка ответа одновременно на подкорковое и сиюминутные чаянья (по сути, глянец обслуживает тоже именно их). Люди же хотят! Людям же надо! И тогда одни кричат - дело в том, что вы не можете писать реализм, вам обязательно надо эту пресловутую условность! А другие - у человека есть святая потребность в магическом, и мы пишем именно о ней! А фантастическое - предполагает условность. Баста.
И попытки свести нынешнюю проблему литературы к всего-навсего поиску синтеза между бытом и магической составляющей в мире очень похожи на попытки глянца убедить читателя, что его проблема - в лишнем весе, кривом носе и очень быстро идущих годах. Это все есть, конечно. Но порождает в большинстве случаев не поиск решения, а панику и отчаянье. Ну и желание еще раз пролистать журнал, конечно.
Призывы "давайте оставим сказку сказкой, а в сказке есть такая штука, как условность" - это, по сути, призывы вернуть реальности тот статус, в котором старые сказки работали. Получи волшебный предмет - все проблемы исчезнут.
Цель глянцевых журналов только одна: чтобы их покупали. Если у текста такая цель, лучше бы ему не рождаться.
Остается вопрос. Куда податься пишущему? Ведь идея Кольца в кармане с бечевкой, магического в быту - она же так актуальна! Любой писатель очень тонко настроен на чаянья времени, а чаянье нашего времени - личное спасение, бессмертие, вхождение в Поток. Даже если ты - маленький хоббит и в лесу тебя соплей перешибешь. На самом деле - особенно, если ты маленький хоббит. А вокруг тебе все вопят о конце времен вот прямо сейчас, и ты ничего, ничего не успеешь сделать, если что.
Но магический реализм - это уже почти ругательство. Вроде как зазорно уже даже. Неловко даже вроде как-то в тысячу первый раз подсовывать хоббиту в карман Кольцо, ставить рядом наставника Мерлина и помахивать Волдемортом на горизонте. Есть же предел, в конце-то концов. Но вокруг - запрос. Такой острый, что породил из постмодернизма его нынешний извод, суть которого - лишить смысла даже желание поисков смысла и превратить все в череду бесконечных повторений, но поскольку так очень скучно - обсмеять это или вывалять в дегте и перьях. Это, кстати, вообще прекрасный способ лишить смысла что угодно.
Что делать-то, спрашивается?
Ответ вот где: плохой писатель сначала придумывает приключения, а потом к ним придумывает героя. Хороший писатель - сначала придумывает героя, а потом смотрит, что с ним может произойти.
Наличие или отсутствие магии в жизни ГГ - это ужасно скучный вопрос, такой же скучный, как вопрос о наличии или отсутствии в мире Духа.
Вопрос, что ГГ будет делать после того, как столкнется с этим наличием - гораздо, гораздо интереснее.
Наличие личной силы не отменяет проблем. Не упрощает жизнь (чаще всего все-таки осложняет). И сколько ее ни будет - она не отменит ни срок конца жизни, ни срок конца света. Верно? Нет, не отменит. А что она тогда отменит?
И вот сейчас я наконец перехожу к тексту, с которого все началось.
Эпиграф:
Однажды Людовика де Гонзаго, будущего святого Людвика, спросили однокашники, с которыми он играл в мяч во дворе семинарии: А если завтра - конец Света? Что ты сейчас станешь делать?
И Людовик ответил: Продолжу играть в мяч, чем это занятие не годно для конца Света?
Я некоторое время назад предложил термин для текстов-заклинаний, текстов, написанных в виде единого, сильного, эмоционального выплеска, текстов на один вдох, только очень долгий. Обычно они идут от первого лица, обычно на восходящем тоне, то есть от абзаца к абзацу текст все туже и туже. Часто - имеют ритмические повторения.
Так вот, есть такие тексты-причитания. И это плач. А есть - тексты-ликования. И это смех и сила.
И, к слову, первый такой текст-ликование я увидел тоже у Чингизида. И написан он был к одиннадцатому Старшему Аркану, который зовется Сила, а еще - Вожделение.
Ритм, лексика, наращивание темпа - это мы все оставим в стороне, потому что это и так понятно. Долгие годы практики, мастерство, и так далее.
Меня тут больше всего интересует главный герой. И его отношение к пространству магического реализма. И решение, которое предлагает этот текст. Решение проблемы конца Света, конечно, потому что сейчас это - самое актуальное пугало.
А решение очень простое. Если достанет личной силы играть в мяч за день до конца Света, то есть вероятность, что к тебе придет этот самый свет и спросит: Играешь, да? А какой счет?
Что такое главный герой, который идет куда-то, несется на всех парах, летит и мчится сквозь время, пространство и вероятности - со смеющимся "прости", обращенным к тебе, читающий?
Что он такое, если с каждым новым предложением информация о нем становится все запутаннее и невероятнее? Его жизнь включает все жизни на свете, его личный опыт - гораздо больше личного опыта человека, либо это личный опыт всего человечества, а заодно уж - всех его богов и героев. Что это за существо, которое всегда, везде, по-всякому - под синим небом, под зеленой толщей воды? Что оно такое - с вечностью вместо крови, с бесконечным смехом под языком?
Да просто-напросто все. Все, что есть. Весь мир.
В чешском языке слово "космос", "вселенная" - звучит как "весьмир". Что, по-моему, гораздо точнее, чем греческое "порядок". Весьмир. Все, что есть.
И вот этот весьмир несется к тебе, говорит с тобой, огромный этот поток тычется в тебя со своим "прости", и это означает, что вы не просто равны, что ты не просто им избран, а что вы - родные друг другу, потому что так, через время и пространство, ткнуться в ладони, смеясь и плача, идут только к родне, а это означает - что ты той же крови, хотя, может быть, только сейчас узнал об этом, и главное, что тебе не стали "сообщать" и даже Кольцо в карман класть не стали, а просто соединили свою кровь с твоей, и свою плоть с твоей - а кровь и плоть этого существа суть Хаос и Космос, и хаос и космос становятся твоей кровью и плотью, пока ты все это читаешь, а значит - несомненно спасен и бессмертен, а будет при этом конец именно этого света или нет - да какая разница, космос не знает такого понятия как "конец", хаос я даже и не упоминаю.
У меня все.