Иоанн Богослов
Смотрю на старую черно-белую фотографию: девочка и мальчик стоят около дерева, а за ними руины колокольни и плакат "Уходя гасите свет"
Девочка - моя мама, мальчик - сосед. «Мишка Стригунов», - подсказывает мама. 1950 год. Моей маме четыре года. Если бы меня, в мои четыре года сфотографировали на этом же месте (в 1976-ом) руины стояли бы по-прежнему. Только колокольня была бы в лесах, и афиши театра имени Пушкина были бы другие. А ведь руины эти (благо мая четырехлетняя дочь стояла бы уже на фоне колокольни)… Руины эти -замечательная церковь Иоанна Богослова в Бронной слободе. Ее построили, когда еще стояла стена Белого города. Принадлежала она слободе мастеров оружейников (бронников). До 1652года церковь была деревянная, а в 1652 появилась каменная. При церкви была церковно-приходская школа, домики причта и кладбище.
Бронников сменили студенты.
От зари до зари
Лишь зажгут фонари
Вереницей студенты шатаются,
А Иван Богослов
На них, глядя без слов,
С колокольни своей улыбается.
Эта сторона Тверского бульвара, Бронные улицы, и Козихинские переулки были Латинским кварталом Москвы конца 19 века. Студенты в основной своей части еще с шестидесятых годов состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашовским переулком, где немощенные улицы были заполнены деревянной застройкой с мелкими квартирами.
Кроме того, два больших заброшенных барских дома дворян Чебышевых, с флигелями, на Козихе и на Большой Бронной почти сплошь были заняты студентами. Первый дом назывался между своими людьми «Чебышевская крепость», или «Чебыши», а второй величали «Адом».
Это наследие нечаевских времен. Здесь в конце шестидесятых годов была штаб-квартира, где жили студенты-нечаевцы и еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка «Ад».
Мимо Иоанна Богослова ходила на Тверской бульвар гулять маленькая Марина Цветаева со своего Трехпрудного переулка.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
Перестали служить в церкви Иоанна Богослова в 20-х годах, и не просто закрыли ее, а разграбили и разрушили. Предлог для этого нашли самый благовидный: сбор средств для голодающих Поволжья. Грабили, несмотря на послание Патриарха Тихона, бравшегося организовать помощь несчастным. Богоборческому государству не нужна была помощь «поповского сословия». Тем, что творилось в Богословском переулке при «изъятии» ужаснулась Надежда Яковлевна Мандельштам в своей «Второй книге». Они жили тогда с Осипом Эмильевичем в комнатах дома Герцена.
"Священник, пожилой, встрепанный, весь дрожал, и по лицу у него катились крупные слезы, когда сдирали ризы и грохали иконы прямо на пол… Мы вечно повторяем, что с революцией открылась древнерусская живопись, прежде запрятанная под тяжелыми ризами, но как она открывалась, мы помалкиваем. Я не знаю, жив ли остался священник, по лицу которого катились слезы. У него был такой вид, что его вот-вот хватит удар. Я помню растерянный вид Мандельштама, когда мы вернулись домой, поглядев, как происходит изъятие. Он сказал, что дело не в ценностях. Бывало, что снимали колокола и отливали пушки. Бывало, что церковное золото отдавалось на спасение страны… Он сказал, что церковь действительно помогла бы голодающим, но предложение Тихона отклонили, а теперь вопят, что церковники не жалеют голодающих и прячут свои сокровища. Одним ударом убивали дух зайцев: загребали золото и порочили церковь». И мы не вспоминаем, что несчетное количество икон было уничтожено и разрублено на щепки, масса церквей в Москве и по всей стане разрушены до фундамента.
История церкви тесно переплетена с историей Камерного театра, также тесно, как связаны их стены. Волею судьбы стали эти два здания сиамскими близнецами, и это «братство» не пошло церкви на пользу.
В 1932 году Московский городской камерный театр просил снести храм; архитектор Д. П.Сухов выступил против - и разрушили только купол и барабан.» Затем там находились мастерские театра. Это дало церкви «шанс уцелеть».
Теперь это очень аккуратная, по-московски красивая церковь. Церквушка. Звонят колокола на колокольне, идут к храму старушки. «Платочки».
Надо обязательно сводить моих девчонок к тому дереву и сфотографировать. И пусть у них за спиной звонят колокола.
Девочка - моя мама, мальчик - сосед. «Мишка Стригунов», - подсказывает мама. 1950 год. Моей маме четыре года. Если бы меня, в мои четыре года сфотографировали на этом же месте (в 1976-ом) руины стояли бы по-прежнему. Только колокольня была бы в лесах, и афиши театра имени Пушкина были бы другие. А ведь руины эти (благо мая четырехлетняя дочь стояла бы уже на фоне колокольни)… Руины эти -замечательная церковь Иоанна Богослова в Бронной слободе. Ее построили, когда еще стояла стена Белого города. Принадлежала она слободе мастеров оружейников (бронников). До 1652года церковь была деревянная, а в 1652 появилась каменная. При церкви была церковно-приходская школа, домики причта и кладбище.
Бронников сменили студенты.
От зари до зари
Лишь зажгут фонари
Вереницей студенты шатаются,
А Иван Богослов
На них, глядя без слов,
С колокольни своей улыбается.
Эта сторона Тверского бульвара, Бронные улицы, и Козихинские переулки были Латинским кварталом Москвы конца 19 века. Студенты в основной своей части еще с шестидесятых годов состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашовским переулком, где немощенные улицы были заполнены деревянной застройкой с мелкими квартирами.
Кроме того, два больших заброшенных барских дома дворян Чебышевых, с флигелями, на Козихе и на Большой Бронной почти сплошь были заняты студентами. Первый дом назывался между своими людьми «Чебышевская крепость», или «Чебыши», а второй величали «Адом».
Это наследие нечаевских времен. Здесь в конце шестидесятых годов была штаб-квартира, где жили студенты-нечаевцы и еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка «Ад».
Мимо Иоанна Богослова ходила на Тверской бульвар гулять маленькая Марина Цветаева со своего Трехпрудного переулка.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
Перестали служить в церкви Иоанна Богослова в 20-х годах, и не просто закрыли ее, а разграбили и разрушили. Предлог для этого нашли самый благовидный: сбор средств для голодающих Поволжья. Грабили, несмотря на послание Патриарха Тихона, бравшегося организовать помощь несчастным. Богоборческому государству не нужна была помощь «поповского сословия». Тем, что творилось в Богословском переулке при «изъятии» ужаснулась Надежда Яковлевна Мандельштам в своей «Второй книге». Они жили тогда с Осипом Эмильевичем в комнатах дома Герцена.
"Священник, пожилой, встрепанный, весь дрожал, и по лицу у него катились крупные слезы, когда сдирали ризы и грохали иконы прямо на пол… Мы вечно повторяем, что с революцией открылась древнерусская живопись, прежде запрятанная под тяжелыми ризами, но как она открывалась, мы помалкиваем. Я не знаю, жив ли остался священник, по лицу которого катились слезы. У него был такой вид, что его вот-вот хватит удар. Я помню растерянный вид Мандельштама, когда мы вернулись домой, поглядев, как происходит изъятие. Он сказал, что дело не в ценностях. Бывало, что снимали колокола и отливали пушки. Бывало, что церковное золото отдавалось на спасение страны… Он сказал, что церковь действительно помогла бы голодающим, но предложение Тихона отклонили, а теперь вопят, что церковники не жалеют голодающих и прячут свои сокровища. Одним ударом убивали дух зайцев: загребали золото и порочили церковь». И мы не вспоминаем, что несчетное количество икон было уничтожено и разрублено на щепки, масса церквей в Москве и по всей стане разрушены до фундамента.
История церкви тесно переплетена с историей Камерного театра, также тесно, как связаны их стены. Волею судьбы стали эти два здания сиамскими близнецами, и это «братство» не пошло церкви на пользу.
В 1932 году Московский городской камерный театр просил снести храм; архитектор Д. П.Сухов выступил против - и разрушили только купол и барабан.» Затем там находились мастерские театра. Это дало церкви «шанс уцелеть».
Теперь это очень аккуратная, по-московски красивая церковь. Церквушка. Звонят колокола на колокольне, идут к храму старушки. «Платочки».
Надо обязательно сводить моих девчонок к тому дереву и сфотографировать. И пусть у них за спиной звонят колокола.