БумДо. 32 и 33
32. Поэтические вечера. Здесь: tuzemka.livejournal.com/201881.html
33. Сага о Даниэле.
Когда родился Даниэль, мне было восемнадцать. Я купила кучу всяких великолепных вещей: складную ванночку, подогреватель для бутылочек с термостатом, стерилизатор. пользоваться ими я так и не научилась. Ванночка еще куда ни шло, но стерилизатор! Даниэль, впрочем, и без этого чувствовал себя неплохо. иногда я брала его с собой в кафе, на него смотрели с удивлением: тогда это еще не было принято. Он был дитя-предтеча, дитя-хиппи, пришедший до срока. Пока я танцевала, он спал в вестибюле, у вешалки, среди пальто. Мы друг в друге души не чаяли, хотя не переставали удивляться, какой же нечаянный случай свел нас вместе.
В пять лет в нем пробудился ранний инстинкт покровителя, что он продемонстрировал, завопив как-то в метро пронзительным голосом:
- Пропустите мою маму!
В восемь лет, если он знал, что вечером я приду слишком поздно, он сам шел в магазин за покупками и сам готовил себе обед. Он просто поражал меня. В девять лет у нас было несколько конфликтов. Он отказался ходить в школу, мыться и есть рыбу. Однажды я окунула его в ванну прямо в одежде; в другой раз Жак отнес его в школу, взвалив себе на спину - Даниэль вопил всю дорогу. Эти педагогические эксперименты не увенчались успехом. Впрочем, вскоре он сам исправился. Мы решили больше не вмешиваться.
Десяти лет, в лицее, он в сочинении на тему «Прекрасное воспоминание» написал в простоте души: «Самое прекрасное воспоминание в моей жизни - это свадьба моих родителей».
В пятнадцать лет у него был период поп-музыки. Мы коллекционировали пластинки в 45 оборотов. В шестнадцать лет у него вспыхнул живой интерес к прекрасному полу. Незнакомые мне молодые особы, даже имени которых я не знала, в широких замусоленных плащах проскальзывали в его комнату, точно шпионы из «черной серии».
Потом он играл на кларнете. Несколько раз напился.
В семнадцать лет он стал буддистом.
Играл на тубе. Отрастил волосы.
В восемнадцать лет сдал экзамены на бакалавра. Незадолго до этого начался период побрякушек: он был увешан ими с ног до головы, словно индусский принц или статист из кино - на каждом пальце по кольцу. Я наблюдала молча, изумленная и заинтересованная - словно за ростом диковинного растения или за метаморфозой гусеницы. Побрякушки исчезли. Появился саксофон, за ним гитара. Потом он пустился путешествовать, отмахал 4000 км автостопом, пожил среди местных племен в Мавритании, видел слона на свободе, трясся, задыхаясь от пыли, на крыше вагона. И убедился, что Дакар как две капли воды похож на Кнокке-ле-Зут (Бельгия).
Он вернулся босой - его обувь расплавилась под солнцем пустыни, - но завоевав огромный авторитет у братьев и сестер. Он сбрил волосы и занялся экономикой. Вот вам сага о Даниэле.
Во всем этом - где воспитание? Если Даниэль, который в этом году станет совершеннолетним, хороший сын, красивый юноша и все, как говорится, при нем: и чувство юмора и серьезность, и фантазия и здравый смысл, - есть ли тут моя заслуга? Ни малейшей, за исключением разве что пустяка, совсем пустяка, за исключением единственного, в чем я никогда ему не отказывала и что, говорю я себе порой не без гордости, и в самом деле было для него очень важно, - доверия.
Однако это вовсе не означает, что все проблемы решены. Даниэль только что купил обезьяну.
/Ф. Малле-Жорис "Бумажный домик"/
33. Сага о Даниэле.
Когда родился Даниэль, мне было восемнадцать. Я купила кучу всяких великолепных вещей: складную ванночку, подогреватель для бутылочек с термостатом, стерилизатор. пользоваться ими я так и не научилась. Ванночка еще куда ни шло, но стерилизатор! Даниэль, впрочем, и без этого чувствовал себя неплохо. иногда я брала его с собой в кафе, на него смотрели с удивлением: тогда это еще не было принято. Он был дитя-предтеча, дитя-хиппи, пришедший до срока. Пока я танцевала, он спал в вестибюле, у вешалки, среди пальто. Мы друг в друге души не чаяли, хотя не переставали удивляться, какой же нечаянный случай свел нас вместе.
В пять лет в нем пробудился ранний инстинкт покровителя, что он продемонстрировал, завопив как-то в метро пронзительным голосом:
- Пропустите мою маму!
В восемь лет, если он знал, что вечером я приду слишком поздно, он сам шел в магазин за покупками и сам готовил себе обед. Он просто поражал меня. В девять лет у нас было несколько конфликтов. Он отказался ходить в школу, мыться и есть рыбу. Однажды я окунула его в ванну прямо в одежде; в другой раз Жак отнес его в школу, взвалив себе на спину - Даниэль вопил всю дорогу. Эти педагогические эксперименты не увенчались успехом. Впрочем, вскоре он сам исправился. Мы решили больше не вмешиваться.
Десяти лет, в лицее, он в сочинении на тему «Прекрасное воспоминание» написал в простоте души: «Самое прекрасное воспоминание в моей жизни - это свадьба моих родителей».
В пятнадцать лет у него был период поп-музыки. Мы коллекционировали пластинки в 45 оборотов. В шестнадцать лет у него вспыхнул живой интерес к прекрасному полу. Незнакомые мне молодые особы, даже имени которых я не знала, в широких замусоленных плащах проскальзывали в его комнату, точно шпионы из «черной серии».
Потом он играл на кларнете. Несколько раз напился.
В семнадцать лет он стал буддистом.
Играл на тубе. Отрастил волосы.
В восемнадцать лет сдал экзамены на бакалавра. Незадолго до этого начался период побрякушек: он был увешан ими с ног до головы, словно индусский принц или статист из кино - на каждом пальце по кольцу. Я наблюдала молча, изумленная и заинтересованная - словно за ростом диковинного растения или за метаморфозой гусеницы. Побрякушки исчезли. Появился саксофон, за ним гитара. Потом он пустился путешествовать, отмахал 4000 км автостопом, пожил среди местных племен в Мавритании, видел слона на свободе, трясся, задыхаясь от пыли, на крыше вагона. И убедился, что Дакар как две капли воды похож на Кнокке-ле-Зут (Бельгия).
Он вернулся босой - его обувь расплавилась под солнцем пустыни, - но завоевав огромный авторитет у братьев и сестер. Он сбрил волосы и занялся экономикой. Вот вам сага о Даниэле.
Во всем этом - где воспитание? Если Даниэль, который в этом году станет совершеннолетним, хороший сын, красивый юноша и все, как говорится, при нем: и чувство юмора и серьезность, и фантазия и здравый смысл, - есть ли тут моя заслуга? Ни малейшей, за исключением разве что пустяка, совсем пустяка, за исключением единственного, в чем я никогда ему не отказывала и что, говорю я себе порой не без гордости, и в самом деле было для него очень важно, - доверия.
Однако это вовсе не означает, что все проблемы решены. Даниэль только что купил обезьяну.
/Ф. Малле-Жорис "Бумажный домик"/