Мария Алехина: «Колония формирует рабское сознание людей»

Jan 24, 2013 00:04

Несмотря на то, что я уже давала ссылку на интервью "Новой газеты" с Толоконниковой и Алехиной, не могу не привести отдельное интервью с последней. Потому что на этот раз в тюрьме оказалась настоящая правозащитница. Которая собирается изменить жизнь в тюрьме. Молодец девочка. Удачи ей. Позор Путину и государству Россия.

Отсюда: http://www.novayagazeta.ru/politics/56366.html

Мария Алехина: «Колония формирует рабское сознание людей»

- Маша, почему у вас так много замечаний в колонии?

- Дело в том, что подъем у нас в колонии производится в половине шестого утра. Но я нахожусь в «безопасном месте», а это просто камера ШИЗО, но дополнительно оборудованная розеткой, и еще мне разрешено там иметь при себе личные вещи, а по сути, я содержусь в ПКТ (помещение камерного типа). Подъем там производится таким образом: я сижу за бронированной железной дверью, сотрудник подходит в половине шестого утра к этой двери и говорит: «Подъем!» И в тот момент я не встала, я просто этого не услышала, я проснулась от того, что открылась дверь - в 5.45 утра, и зашел сотрудник. Я сразу же встала и, естественно, принесла свои извинения, но, увы, был написан рапорт.



- То есть вы не слышите, когда вас будят?

- Я не слышала в тот момент, да.

- А у вас в камере нет часов, будильника?

- На тот момент не было. Дело в том, что вся эта процедура - фиксирование нарушений и последующая дисциплинарная комиссия -  вызывает довольно большой стресс, так как там оказывается психологическое давление и, я полагаю, вообще унижается человеческое достоинство.

- А как оказывается психологическое давление?

- Сама дисциплинарная комиссия проходит таким образом, что осужденного вызывают в определенное помещение, где за столом сидит председательствующий, а в зале сидят около 20 сотрудников. И цель дисциплинарной комиссии заключается в том, чтобы разобраться - было нарушение или не было нарушения, по факту чего был составлен рапорт. Но на самом деле этого не происходит, а происходит обратное. Несколько сотрудников, перебивая друг друга и перебивая меня в первую очередь, начинают мне говорить о том, что я веду себя неправильно, и все факты и доводы, которые я излагаю, они вообще не воспринимаются.

- Из-за чего начался конфликт, что вас поместили в это безопасное место?

- По моему мнению, это является провокацией со стороны оперативного отдела администрации исправительной колонии.

- А зачем они это делают?

- Они это сделали для того, чтобы изолировать меня от других осужденных, для того, чтобы я не имела комплексного представления о том, что на самом деле происходит в колонии.

-  А зачем им это надо? Здесь что-то происходит то, что вам не надо знать?

- Да.

- А что?

- Ну, здесь грубо нарушаются права человека, по всем пунктам: условия общежития, уровень зарплаты, отношение сотрудников к обычным осужденным (не ко мне). Начиная с того, что они обращаются на «ты» в основном. Насколько вы знаете, раньше в колониях существовали секции СДиП (секции дисциплины и порядка), которые контролировали поведение осужденных и следили за дисциплиной. Сотрудники руками осужденных поддерживали порядок. Но в последующем эти секции были формально упразднены (СДиП запрещены приказом Минюста в 2010 году. - Е. М.), а по сути, они упразднены не были. И сейчас эти функции выполняют те или иные заключенные.

- Из-за чего начался конфликт у вас в отряде?

- Меня распределили в отряд после карантина. И после этого спустя двое суток, даже меньше, туда перевели ряд людей (пять человек) из других отрядов (не из карантина), тех заключенных, которые уже давно сидят, среди которых, я точно знаю, есть осужденные, которые имеют контракт с оперативным отделом.

- А что значит контракт?

- Они работает на оперативный отдел. Насколько я знаю, это письменный контракт.

- А каковы условия этого контракта?

- Донос.

- А взамен?

- Привилегированное положение - в отношении сотрудников, в возможности перемещаться, в самой должности, связанной со СДиПом, с этой секцией дисциплины и порядка.

- Как фамилии этих женщин?

- Их фамилии Кочур и Иванова.

- Маша, а угрозы были только от этих двух женщин?

- Да, конечно.

- А со стороны сотрудников колонии никаких угроз не было?

- Нет, что вы, конечно, нет. Сотрудники по-другому действуют, им не нужны угрозы. Так как я нахожусь в изоляции, я не могу составить комплексную картину, но высказывания этих женщин (Кочур и Ивановой), которые ко мне подошли, содержали довольно грубые логические противоречия. Изначально они ко мне подошли и предложили объявить голодовку совместную против того, что их перевели в этот отряд против их воли. Но это была легенда. А позже, когда я сказала, что я полагаю, что на меня оказывается давление, и не хочу с вами общаться, они уже изменили свою позицию, это произошло буквально за пару минут, и начались высказывания, связанные с угрозами, в том числе физической расправы.

- А как они звучали эти угрозы, Маша?

- Ну нецензурно. Смысл: что если ты останешься в этом отряде -  тебе конец.

- Вам было страшно это услышать?

- Нет.

- А почему тогда вы попросились в безопасное место?

- Дело в том, что я пошла к оперативнику для того, чтобы как-то прояснить ситуацию. Это было около восьми вечера, и начальника отряда не было. И так как я в отряде находилась всего два дня, я была в состоянии некоторой растерянности от происходящего. И когда я пришла к оперативному сотруднику, он мне просто продиктовал это заявление. Он мне не объяснил, что такое «безопасное место». Он объяснил, что туда могут поместить того или иного осужденного до 90 суток. Но мне было сообщено, что меня туда поместят, пока будет проводиться некая проверка по факту произошедшего. Но проверка закончилась тем, что, насколько я знаю (опять же письменных результатов мне никто не представил), что моей безопасности угрожает большое количество осужденных, естественно, без фамилий, естественно, без уточнений, и поэтому я должна находиться в безопасном месте.



«Безопасное место» по версии оперативного сотрудника.

- Эти две женщины, которые к вам подошли - Кочур и Иванова, - они высказывали какое-то отношение к тому, что вы сделали в храме Христа Спасителя?

- Нет.

- Они говорили, что они верующие и что это их оскорбило?

- Нет. Их претензии заключались в том, что после моего приезда в колонию, по их мнению (и я считаю, что это мнение имеет под собой некоторые основания), начали укреплять режим. Их это не устраивало. Насколько я знаю, Кочур и Иванова, они вместе…

- То есть они пара?

- Я думаю, так. И им нужно было попасть в один отряд. Я думаю, что была договоренность с администрацией. Эти люди находятся не первый год в колонии, и просто у них есть личный интерес, у администрации есть личный интерес. В каком-то моменте (а момент этот - я)интересы пересеклись.

- Маша, насколько я знаю, им дали по пять суток ШИЗО.

- Пять?

- Да.

- Ну да, я этого добилась.

- Этого достаточно, как вы считаете?

- Ну нет, этого недостаточно. Их наказали не сразу, их наказали после того, как я связалась с уполномоченным по правам человека и написала в прокуратуру.

«Путин хорошо смотрится в телевизоре»

- Когда вы пришли и были несколько дней в отряде, что женщины говорили, как они относятся к вашей акции в храме Христа Спасителя?

- Ну в основном общались в режиме интервью, я говорила про нашу политическую позицию и объясняла концепцию группы. Многие выражали мне поддержку, что мы молодцы, что мы единственные, кто пошел против Путина. Ну то есть слова гордости. Но дело в том, что среди осужденных зачастую встречается лесть, подхалимство, лицемерие, - и этого тоже было много. Но были и искренние слова, были искренние люди, и я это видела. У многих вызывало недоумение, непонимание, чем нас не устраивает Путин. Довольно интересную точку зрения высказала одна девочка, которая сказала, что Путин хорошо смотрится в телевизоре, и чем он вас не устраивает? Медведев, на ее взгляд, не так хорошо смотрится в телевизоре, и хорошо, что он больше не президент. Уровень диалога таков, и это очень печально.

- А были те, кто осуждал вашу акцию? Говорили, что они верующие, что это их оскорбило, - были такие женщины?

- Нет, напротив, я очень часто встречала довольно ироничное отношение к представителям церкви.



Настенный календарь

- Закончатся эти 90 дней в безопасном месте, вы боитесь возвращаться в отряд?

- Так насколько я знаю, администрация не имеет цели возвращения меня в отряд.

- Администрация вам об этом говорила?

- Косвенно. Я и сама не рвусь туда.

- Вы боитесь?

- Нет.

- Почему не рветесь тогда?

- Условия общежития. В отряде содержится около 100 человек, половина из которых постоянно находятся вокруг тебя. Это шум и невозможность уединения. Находясь в отряде, невозможно читать, невозможно сосредоточиться, невозможно написать что-либо. Человек живет просто в режиме робота, его постоянно загружают работой. Если он не работает на фабрике (многие работают по 12 часов), его ставят на обязательные хозработы, то есть убирать снег. И в конечном счете человек к вечеру уже попросту валится с ног от усталости.



ИК-28. Четыре унитаза на сто осужденных женщин

- А чем вы занимаетесь в камере?

- Читаю. Книги, которые мне присылают друзья. Я собираюсь делать читательскую конференцию, это нечто вроде лекции про 20-30-е годы, про политические объединения, которые существовали в то время, и про судьбу этих людей, многие из которых были репрессированы.

- Где вы это собираетесь проводить?

- Пока что существует предварительная договоренность, что я это буду делать в ПТУ, которое я посещаю. Я хожу в ПТУ, 8 часов я шью. Рукавицы для российской армии. Мне кажется, это обретение нового навыка, интересно. К тому же это хоть какой-никакой, а коллектив, и возможность посмотреть, как работает учреждение.



Рукавицы для российской армии, которые шьет Алехина

- А в ПТУ, где вместе с вами другие девушки обучаются, там вы какую-нибудь угрозу ощущаете?

- Нет.

- К вам там нормально относятся?

- Более чем.

Разноцветный шоколад

- То есть с утра вы встаете в полшестого. Дальше у вас через какое-то время завтрак.

- Я заправляю кровать. Я сама себе готовлю, я не ем то, что дают.

- Это плохая еда, вам не нравится? Или потому что вы вегетарианка?

- Ну и по той, и по другой причине. Я предпочитаю свежие продукты. Мне так комфортнее.

- Эти продукты вы покупаете, вам их передают?

- Да, передают. Передает человек в Березниках, которому я пишу, что мне передать. И очень много людей присылают посылки. Я хочу им сказать огромное спасибо за это. Под Новый год я в одной из посылок нашла целую огромную коробку, и там был только шоколад, разноцветный, мне очень понравилось. И вообще посылок приходит очень много. У меня, к сожалению, нет возможности даже с кем-то поделиться, потому что я нахожусь одна.

- То есть у вас проблем с едой нет?

- Абсолютно никаких.

- Хорошо. Дальше. Потом вы идете учиться.

- Да, к восьми утра.

- К восьми утра, и это до обеда. Потом обед. Вы тоже его себе сами готовите?

- Да, под надзором. Вместе с надзором, с сотрудником, я иду в камеру, обедаю там, потом вместе с надзором иду обратно в ПТУ. То есть все перемещения в колонии у меня под надзором, со мной рядом охрана постоянно, которая запрещает мне общаться со всеми.

- Вы хотите общаться?

- Конечно, хочу общаться. Я неоднократно писала заявления, что я хочу участвовать в мероприятиях, что я хочу посещать спортзал, что я хочу участвовать в общественной жизни колонии. Я получила письменный отказ.

- Маша, ну смотрите, вы сказали, что вам комфортнее находиться в камере, потому что там нет общежития, с одной стороны. С другой стороны, вы хотите общаться…

- Да, это несколько двойственный момент, я понимаю. Ну если меня выведут в отряд, я не то что не буду возражать, я восприму это как данность, это нормально.



Невежество, трусость, предательство, доносы…

- А что самое сложное для вас здесь, в колонии?

- Самое сложное? Осознавать, как работает эта система, как она формирует рабское сознание людей, как люди подчиняются. И это не единичные случаи, это массовые случаи, в которых практически нет исключений. Невежество, трусость, предательство, доносы - это норма.

- Я слышала, что такие отношения с женщинами у вас сложились, потому что вы стали качать права, вы стали возмущаться, что мало платят денег, что холодные платки, которые здесь выдают. Женщинам это не понравилось. Это так?

- Это абсолютно не так. Дело в том, что это не нравится никому, а пошла к правозащитникам, представителям ОНК (общественно-наблюдательные комиссии), я одна. Все боятся идти туда. В ОНК я написала еще из пермского СИЗО, когда была на пересылке. Меня везли очень долго, меня месяц везли из Москвы по этапу. И я не знала, когда меня привезут и куда, в какую колонию. Вы знаете, как проходит этап? Ты не знаешь, куда ты едешь, не знаешь, куда приедешь и сколько ты будешь ехать.

- Этап был тяжелым?

- Ну нет, отчасти это было весело. То есть я посмотрела СИЗО в разных городах…

- Какое вам больше понравилось?

- Вот здесь мне очень нравится.

- В Соликамске?

- Да.

- А что здесь хорошего?

- Это такая старая тюрьма, и, мне кажется, она очень красивая. В камере очень красиво, там как в кино Годара. Стены из охры. Само место нравится, оно очень говорящее о себе. Здесь был Шаламов. В Пермский край ссылали Буковского. И как будто это место хранит какие-то воспоминания.

- Но колония-28 вам не нравится?

- Колония-28? Ну вряд ли мне понравилась бы колония с каким-то другим цифровым номером. Мне не нравится сама концепция, мне не нравятся методы, мне не нравится то, что права человека здесь являются таким же словосочетанием, как «половая тряпка». Вот это мне не нравится.

Я написала из СИЗО Исаеву Сергею Владимировичу, главе ОНК по Пермскому краю, о том, что мне нужно известить моих родственников о моем местонахождении; о том, что я нуждаюсь в юридической помощи; о том, что мне нужен список литературы юридической, которой я могу воспользоваться для того, чтобы знать те или иные вещи, связанные с уголовной исполнительной системой. И он приехал в колонию лично, когда я была в карантине. Он пришел к нам в карантин (это отдельный барак, как отряд) и сказал, что будет принимать по личным вопросам в клубе, в отдельном кабинете. Я пошла туда и разговаривала с ним очень долго. Другие люди также пошли, но пока они ждали в коридоре, у них все вопросы отпали, потому что с ними поговорила администрация.

- Пригрозила?

- Я не знаю, я не думаю, что администрация здесь угрожает, нет такого. Но можно дать понять человеку, если есть желание. Я очень много говорила ему о том, что выдаются холодные платки, а морозы здесь очень сильные, бывает и за -30, а эти платки больше похожи на марлю. А у кого-то нет возможности, чтобы им из дома прислали, и я считаю, что государство должно обеспечивать, потому что это касается здоровья людей. И то же самое я сказала про ботинки, и то же самое я сказала про отсутствие горячей воды, про то, что у людей нет возможности мыть голову в отряде. Про бытовые вещи я ему рассказывала. Про зарплату я не могла говорить, так как я не трудоустроена, и тогда, на тот момент, я лично не знала об уровне зарплат.

- А какая зарплата здесь у женщин?

- На руки сколько получают? Бывает 100 рублей, бывает 200. Хорошей зарплатой считается 1 тысяча рублей или полторы.

А потом я узнала через какое-то время, что Сергей Владимирович сказал в интервью, что я себя неправильно позиционирую, и о том, что я не высказывала никаких жалоб и претензий. Мне было несколько обидно, потому что я полтора часа на это потратила. Я ценю свое время, и я придерживалась таких убеждений, что представитель общества, который борется за права осужденных, - ну он просто не может так поступить. Меня это задело. Как это возможно?! Но он так сделал, да.

Я всё выдержу…

- А если бы вы не стали писать никаких жалоб, не стали бы требовать права и т.д., к вам бы отношение со стороны сотрудников колонии было бы другое?

- Я думаю, да, другое. Я думаю, что со временем просто все бы утихло, они бы сделали все возможное для того, чтобы просто считать меня обычной заключенной, ну или, по крайней мере, создать такую видимость. Но в данных условиях это уже невозможно.

- Может быть, для вас было бы лучше, чтобы вы были обычной заключенной?

- Обычные заключенные в колонии-28 не пишут жалоб.

- Вообще никто не пишет, кроме вас?

- Насколько мне известно, это единичные, очень редкие случаи. И все в один голос говорят о том, что жалобы не выходят из колонии.

- Насколько я понимаю, в женских колониях женщины обычно не жалуются, женщины боятся жаловаться, в отличие от мужских колоний.

- Да, это очень печально. К сожалению, действительно есть такая тенденция, увы. Но я вот женщина, и я жалуюсь. Так что всё меняется.

Я все выдержу, ничего со мной не случится. Я в порядке абсолютном. Если на меня будут оказывать давление, я объявлю голодовку и загремлю в ШИЗО, ничего со мной страшного нет. Я вообще не понимаю, о чем идет речь. Мужчин запирают в ПКТ (помещение камерного типа), пускают на «колесный режим» (переводят из отряда в отряд), переводят из колонии в колонию, они голодают там, и ничего страшного не происходит. Чем, собственно, я хуже-то, чем я отличаюсь? Попробую. По крайней мере, какие-то новые впечатления будут.

Я вообще не понимаю, откуда такой панический страх постоянно. Люди проходили через гораздо более суровые условия. Я не отрекаюсь от своих убеждений и буду говорить о них.

- Маша, какие у вас есть жалобы на содержание в колонии?

- Мне хотелось бы для начала, чтобы отреагировали на те жалобы, которые я уже написала, чтобы прокуратура начала наконец работать и представила мне в письменном виде те решения, которые она приняла по факту уже поданных жалоб. Две жалобы, касающиеся того, что вскрываются и незаконно досматриваются бумаги, которые я несу адвокату. Это делается в нарушение части 2 статьи 91 УИК. Дальше: тот факт, что моего адвоката не ознакамливают с материалами по дисциплинарным комиссиям, и тот факт, что меня с ними не ознакамливают. Также мне хотелось бы все-таки в письменном виде получить ответы, относящиеся к бытовым вопросам и жалобам, которые я высказывала, и результаты расследований, которые были проведены о помещении меня в безопасное место. То есть мне хотелось бы получить эти решения от прокурора, ГУ ФСИН, уполномоченного по правам человека (по Пермскому краю) в письменном виде. Но уполномоченный по правам человека уже сделал со своей стороны всё возможное (они направили запросы в ГУ ФСИН), и они могут дать этот ответ только после того, как ответят ГУ ФСИН и прокуратура. Они самостоятельно сделали и так все возможное, и я им благодарна. Так вот, я жду ответа, письменного ответа. И если он меня не устроит, будут выдвинуты новые жалобы. Или не будут выдвинуты, если меня всё устроит.

Сырова как функция

- Маша, а вы вспоминаете судью Сырову?

- Честно говоря, нет. Она для меня не является каким-то человеком… А фигурой, функцией. Это очень печально, что человек у нас в стране зачастую идентифицируется с такой функцией, но, к сожалению, я не видела каких-то личностных ее проявлений.

- Маша, а когда она не пускала вас в туалет? А собака? Когда у вас не было времени на сон, когда у вас не было времени на индивидуальные встречи с адвокатом? Это разве можно все забыть?

- Можно, если видишь еще худшее в колонии, конечно, можно.

- Но именно этот человек дал вам два года.

- Ну а другие люди исполняют это не менее гнусным образом.

- Маша, может быть, вы слышали, Путин… Вы уже улыбаетесь?

- Вы про чучела евреев?

- Нет, я не про чучело еврея. Я про то, что он сказал, что правильно, что суд вас осудил и что «двушечку» вы получили.

- Ну в данный момент мне кажется, что Фейгин (Марк Фейгин - экс-адвокат Pussy Riot. - Е. М.) был прав, когда он просил на кассационном заседании вынести ему (Путину) частное определение. Несмотря на его статус, он не имеет права такое говорить перед судом.

- Путину частное определение?

- Ну конечно, частное определение. Что он, не гражданин Российской Федерации, что ли? Я согласна с Фейгиным была.



Я нахожусь в информационной блокаде…

- Маша, а ваш сын не приезжал сюда к вам?

- Нет, ко мне муж приезжал, мама приезжала и подруга. На мой взгляд, он маленький, он очень быстро ко мне привыкнет, и для него это расставание и так является травмой, и, на мой взгляд, такая встреча усугубит ситуацию, в первую очередь для него. Так что да, я сказала не привозить.

- А по видеотелефону?

- Да, мы общались.

- А ему что сказали, где вы?

- Я ему сказала правду, он знает.

- Что вы в колонии?

- Да. Ну он не делает различий между тюрьмой и колонией. Он называет всё тюрьмой.

- Очень много людей, которые поддерживают вас искренне и которые переживают за вас…

- Да, я получила на Новый год очень много поздравлений.

- Может быть, что-то хотите им сказать?

- Огромное спасибо в первую очередь за то, что они понимают нас и понимают, что письма, поздравления и любое внимание в колонии - это самое важное. То есть, по сути, я нахожусь в информационной блокаде, и, когда сквозь нее прорывается тот или иной конверт, - это огромное счастье. Больше этого счастья не придумаешь.

Часы для Маши

- Маша, вот это часы с будильником, наручные часы, посмотрите их…

- Ой, спасибо, очень клёвые.

- Просто мы хотели, чтобы не было никаких поводов, чтобы…

- Но как видите, у нас в колонии нельзя использовать Конституцию…

- Передача часов и ношение вами часов согласовано с руководителем ГУ ФСИН по Пермскому краю…

- Это замечательно. То есть у меня их не отнимут на обыске.

- …даже в присутствии губернатора Пермского края.

- Дело в том, что, если я младшему инспектору сошлюсь на губернатора Пермского края и главу ГУ ФСИН, мне, скорее всего, просто рассмеются в лицо.

- Вы имеете право по закону иметь часы, но они просто с будильником.

- Это очень здорово. Спасибо большое. Вот эти слова, когда вы говорите: «Вы имеете право по закону…», на самом деле вы даже не представляете реакцию сотрудников, когда говорю об этом я. То есть это как минимум усмешка, улыбка в лучшем случае. Это слова, ничего не значащие у нас в стране, к сожалению. Вот это самое печальное. Ничего не давит больше, чем это, потому что это везде, повсюду. И когда каждый маленький элемент начинает действовать по такому сценарию, это все в совокупности дает тот результат, который мы имеем, и то положение людей, которое мы имеем. Люди очень боятся, особенно здесь. Я хочу, чтобы все знали, что то количество страха, которое они испытывают, и те низкие, вот эти маленькие средства, которыми ими манипулируют, вот это несчастное УДО, - всё это происходит в огромных масштабах и, по сути, является одним большим преступлением, за которое в принципе надо судить. И я считаю, я надеюсь, что когда-нибудь за эти преступления этих людей будут судить.

- Маша, а вы не жалеете, что сделали в храме Христа Спасителя?

- Нет, совсем не жалею.

- Даже несмотря на два года лишения свободы?

- Абсолютно, несмотря на эти два года. Или, если угодно, рассматривая их очень тщательно, проживая каждый момент этих двух лет, каждую секунду, - я не жалею.

* * *

Из материалов выездного заседания в учреждения ГУ ФСИН в Пермском крае рабочей группы по содействию ОНК и реформе пенитенциарной системы Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека:

«14 ноября 2012 года отбывающие сроки наказания в ИК-28, неоднократно судимая Алена Кочур из 5-го отряда и неоднократно судимая Нонна (Валентина) Иванова из 10-го отряда руководством колонии ИК-28 были переведены в 11-й отряд, где содержались впервые осужденные женщины. 21 ноября 2012 года из карантина в 11-й отряд была переведена впервые осужденная Мария Алехина, что является грубым нарушением прав осужденных, поскольку, согласно ст. 80 УИК РФ, «лица, впервые осужденные к лишению свободы, содержатся отдельно от осужденных, ранее отбывавших лишение свободы»…

В беседе с членами Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека начальник ИК-28 полковник внутренней службы Мартынова Маргарита Анатольевна объяснила, почему неоднократно осужденные женщины содержатся в одном отряде с впервые осужденными: «Они (неоднократно осужденные) - костяк отряда, для того, чтобы не было разброда и шатаний у «первоходок».

Осужденная Нонна (Валентина) Иванова

42 года, из них 22 года провела в местах лишения свободы (три судимости). На данный момент осуждена по ст. 228 УК РФ (продажа наркотиков) на 8 лет. Отбывает срок наказания в ИК-28.



Из высказываний Н.(В.) Ивановой о конфликте с М. Алехиной:

- Мы стали ей говорить, общаться с ней начали: почему ты так поступила (в ХХС)? Она нам давай совсем другое говорить. Ну якобы нас в колонии обманывают, у вас забирают всё, вы ничего не видите. Это нас оскорбило. Просто она не думала, кому это говорит. На зоне прислушиваются к нам осужденные, берут во внимание наши слова. Ну мы сказали, что вот ты, кто такая, пришла здесь решать наши судьбы, как мы живем, ну кто ты такая? Я понимаю, что у тебя денег много, так ты выберись сама отсюда. Ведь тут народу много и всем не угодишь. Мы каждый за свою жизнь отвечаем. Ну какая разница, кто как живет. Мы выживаем. Тут колония, мы же не на курорт приехали. Кормят, поят, одевают, босиком не ходим, спим нормально, в тепле. Что еще надо? На самом деле, если так взять, тут вообще половина бомжей, они тут хоть кормятся да одеваются. И та же зарплата тысяча, те же пятьсот рублей, те же конфеты - идут отовариваются, они это видят, а на свободе они не видят ничего.

<…> Ну я считаю, что, может быть, это все к лучшему, что так произошло с ней. Просто некоторые осужденные бывают и несдержанные, и не знаете, что у них в голове может через минуту появиться. А я вот третий раз уже сижу. Мне вообще все легко. Я привыкшая, наверное, к этому уже. Посадили бы меня первый раз, может быть, я это… Но сейчас меня ничего не напрягает. Ну вот у меня перекрыло УДО из-за Алехиной. Теперь мне надо что-то сделать, чтобы благодарность объявили. Ну выступить мне надо где-нибудь. Концерт поставить или что-то написать, ну что-то такое.

Братья, сестры у меня есть. Мужа нету, детей тоже нету. Здесь на зоне у меня семейница есть. Алена Кочур. Мы семейницы. Мы кушаем с одной тарелки, дружим, сколько лет уже. Познакомились в колонии. Работаю швеей. Получаю 2-2,5 тысячи. Шью зимник (костюм для полиции). Режим соблюдаем, на работу ходим - всё, нам ничего больше не надо, - срок идет. А вот из-за нее так получилось. Мы обе ждали УДО.

С другими женщинами сложностей не было, только с Алехиной. 5 суток ШИЗО мне дали из-за нее. Как это я ее простила? Пока я ее не вижу, мне нормально, не обращаю внимания на это. А если увижу, не знаю, я не могу сказать, что со мной может быть на этот момент. Вот честно, я не могу ответить. Она (Алехина) сильно раздражает. Никто так не раздражает, как она. Может быть, на тот момент, когда увижу ее, какая реакция будет, я не знаю, я не могу сказать этого. Я вот сейчас скажу, что у меня нормально все будет, а, допустим, ее увижу, и у меня начнется истерика, или еще что-то, или я накинусь, ну я не знаю, я не могу этого сказать.

Мне кажется, ей из безопасного места лучше не выходить. Потому что не я, так другая, не другая, так третья. Что-то могут с ней сделать. Потому что зона наслышана о ней. Может быть, это совсем не так, а человек судится по наслышкам. В нашей зоне ей жизни не будет. Тут много народу, и все против нее, все.

Осуждённая Алена Кочур

35 лет, из них 18 лет провела в местах лишения свободы (три судимости). На данный момент осуждена по ст. 105 УК РФ (убийство) на 19 лет. Отбывает срок наказания в ИК-28.



Из высказываний А. Кочур о конфликте с М.Алехиной:

- Приехала Алехина, пошли разговоры, мне стало интересно. Я начала о ней узнавать, мне начали рассказывать. Потом я ее увидела, начала с ней общаться. Мне очень не понравилось, как она себя ведет. Она очень высокомерная. Она разговаривала со мной, а смотрела на меня как на вот этот цветок. Я ей задала вопросы, которые меня интересовали. Почему она пошла туда? Она мне, знаете, что ответила: «А твое какое дело? Я почему должна тебе объяснять?» То есть она приехала в колонию, в которой я живу 13 лет. Правильно? Я здесь все знаю, это мой дом, я живу здесь. Она приехала ко мне домой права свои качать. У нас есть здесь все. Все, что нужно для жизни, для женщины, у нас есть все. Передачи мне не передают. Я живу так, как живу, на зарплату. Я зарабатываю деньги, мне хватает. Полторы тысячи. Ну я швея, я работу очень знаю. Работаю я по 12 часов. Я зарабатываю деньги, я не просто хожу просиживать штаны на фабрике, я зарабатываю для себя деньги, потому что я знаю, что мне никто не принесет и не положит, а жить я хочу не хуже, чем другие. Вот и все.

Ну как, я не попросила, меня просто туда (в 11-й отряд) перевели. Там я с ней (Алехиной) общалась. Да, в 11-м отряде «первоходки». Да, в адрес Алехиной с моей стороны были угрозы. Я понимаю, на свободе они живут, у них там деньги, у них все. Она приехала в зону, и ей с людьми жить, правильно? Ей с нами жить, у нее срок. И когда я пыталась ей это объяснить, она меня попыталась вот так ниже плинтуса опустить. Я ей не угрожала собственно, я не захотела с ней находиться под одной крышей. Я ей сказала, чтобы она уходила. Не знаю, куда она может уйти. Ушла же куда-то. Я не буду с ней находиться в одном помещении.

Мне дали 5 суток ШИЗО. Теперь у меня нету УДО. Теперь опять надо как-нибудь заслуживать. Это социальные лифты. Конец срока у меня в 2018-м. Шесть лет еще. Я не восприму этого человека, вы меня хоть убейте. Хоть что мне говорите, я не восприму ее нормально, у меня на нее реакция. И таких, как я, тут полколонии.

Вы поймите, что здесь наш мир. Она приехала сюда, я понимаю, она приехала оттуда сюда, она здесь ни разу не была. Я выйду туда, мне будет тоже тяжело, разговора нет… Родителей у меня нет. Мужа, детей нет. Братья и сестры есть. Здесь у меня есть люди, которые мне дороги очень, есть. С Ивановой я уже 10 лет. Можно сказать, мы одна семья. Я планирую выйти с ней на свободу. Познакомились мы с ней в колонии. В колонии тяжелее всего предательство. Оно сплошь и рядом. Сплошь и рядом. Очень тяжело найти человека, в котором ты могла бы быть уверена. В своей подруге я уверена.

Я не могу, меня аж трясет. Я бить ее (Алехину) не буду. Я просто буду ей говорить. Меня права слова ведь никто не лишал. Буду говорить, где буду видеть, там и буду говорить. Это могут быть слова, после которых у меня не будет УДО. Мы люди подневольные ведь, правильно? Меня ведь за это накажут. Я же понимаю, что меня за это накажут. Да, оскорбление личности, например. Я же не имею права ее обзывать даже как-то, а я не контролирую себя в такие моменты. Могу ее назвать тем словом, на какое в тот момент она будет заслуживать. Честно? Меня так никто не злил, как Алехина. Вот такая у меня агрессия.



тюрьма, правозащита

Previous post Next post
Up