над Тэдонаганом-рекой
Старая статья для "Сеульского вестника", которая нигде не выкладывалась
Пхеньянские мифы
За последние десятилетия северокорейские историки истратили тоны чернил и типографской краски на доказательства того, что Пхеньян, нынешняя столица КНДР, с самых древнейших времён находился в центре политической жизни всей Кореи. Вообще говоря, в культурах Восточной Азии столица, будучи олицетворением правящей династии или политического режима, всегда занимала очень важное место. Так как легитимность, право властвовать, в Восточной Азии всегда ассоциировалась с длительной историей, было весьма желательно, чтобы главный город страны мог похвастаться своей исключительной древностью.
Что же, назвать Пхеньян новым городом довольно трудно. Уже с первых веков нашей эры Пхеньян был важной крепостью, крупным стратегическим центром, а с 427 г. н.э. он стал столицей княжества Когурё, одного из трёх государств, боровшихся тогда за власть на Корейском полуострове. После того, как в VII в. Когурё пало, Пхеньян оставался важным локальным центром, но судьбы страны решались уже в других городах - там, где размещались королевский двор и правительство, то есть сначала в Кёнджу, потом в Кэсоне и, с 1394 г., в Сеуле.
В колониальное время Пхеньян был крупнейшим городом той части страны, на которой позже образовалась Северная Корея. Впрочем, тогда здесь с ним соперничали еще два города: Хамхын, с его гигантскими сталелитейными и химическими заводами, на тот период крупнейшими в Восточной Азии, и Кэсон, древняя столица династии Корё.
Столичная судьба Пхеньяна была окончательно определена в конце августа 1945 г., причём это решение, подобно многим другим важнейшим решениям того периода, было принято по воле Советской Армии. 25 августа маршал Мерецков встретился с генералом И.М.Чистяковым, командующим 25-й армией, которая только что закончила уничтожение последних очагов японского сопротивления на территории Северной Кореи. В ходе беседы маршал поинтересовался, где именно И.М. Чистяков собирается расположить свой штаб - в Пхеньяне или Хамхыне (о Кэсоне речи не шло, так как по договоренностям, действовавшим до начала Корейской войны, он находился к югу от 38 параллели, то есть в американской зоне оккупации).
И.М.Чистяков предпочёл Пхеньян. Вряд ли он руководствовался соображениями о роли города в корейской истории, о которой в тот период он не имел ни малейшего представления. Определяющим фактором стало географическое и военно-стратегическое положение будущей столицы, её роль как крупнейшего железнодорожного узла на транскорейской магистрали.
Решение о размещении штаба 25-й армии в Пхеньяне привело к тому, что туда устремились корейские левые, позже создавшие на Севере коммунистическое государство. Их успех стал возможным благодаря поддержке, которую предоставляла им Советская Армия. В Пхеньяне также расположилась Советская гражданская администрация, зародыш будущего северокорейского правительства, поэтому и те собственно корейские учреждения, которые пришли ей на смену, естественным образом разместились в этом же городе.
Официальное провозглашение Корейской Народной Демократической Республики состоялось в Пхеньяне 9 сентября 1948 г. С тех пор, за исключением короткого периода во время Корейской войны, Пхеньян остаётся резиденцией северокорейского правительства. Тем не менее, в первой Конституции КНДР, принятой в 1948 г. и отредактированной лично Сталиным, столицей северокорейского государства был назван… Сеул.
Этот парадокс был вызван тем обстоятельством, что КНДР, так же, как её южный двойник и главный соперник, Республика Корея, считает себя единственным законным государством на Корейском полуострове. С официальной северокорейской точки зрения, южнокорейское правительство является не более чем «незаконным марионеточным режимом». В первые годы существования КНДР подразумевалось, что после победы над «марионетками» столицей единой Кореи станет Сеул, традиционный политический центр страны, а не Пхеньян.
После Корейской войны 1950-1953 гг. «освобождение» Юга формально оставалось конечной целью правительства КНДР, но к тому времени стало ясно, что это «освобождение» откладывается на неопределённый срок. Находящийся с другой стороны границы Сеул по-прежнему считался формальной столицей КНДР, но в новых условиях северокорейское руководство начало всячески подчёркивать особое значение столицы фактической. С конца 1950-х гг. в северокорейской печати появляется термин «столица революции», который прилагался именно к Пхеньяну. Конечно, «столица революции» - это ещё не столица государства, но уже нечто, выделяющееся из общего ряда. Чтобы подтвердить новые политические постулаты, начинает переписываться и история страны, в новой версии которой Пхеньяну придаётся гораздо более важная роль, чем та, которую он играл в действительности.
В этой связи особенно важен культ Когурё, который пышным цветом расцвёл в Северной Корее семидесятых годов. Как известно, Когурё было одним из трёх государств, претендовавших на господство на Корейским полуострове в I-VII вв. Поскольку его территория включала почти всю территорию современной Северной Кореи, а его столица находилась на месте Пхеньяна, северокорейские власти начали активно пропагандировать превосходство княжества Когурё над другими древнекорейскими государствами. Когурёские памятники в окрестностях столицы были «восстановлены» в своем предполагаемом былом величии (впрочем, большинство советских археологов и историков не сомневалось тогда, что величия им добавили несколько искусственно).
В начале 1970-х гг. Ким Чжон Ир. который как раз тогда руководил культурой и идеологией, раскритиковал северокорейских археологов за то, что они так и не смогли найти могилу короля Тонмёна, одного из самых знаменитых правителей государства Когурё. В 1974 г. археологи выдали требуемое захоронение. Обнаруженное ими погребение действительно относилось к когурёскому периоду, но не было никаких доказательств того, что именно оно стало местом последнего успокоения Тонмёна.
Северокорейские художники писали картины, воспевавшие мощь Когурё, а поэты слагали оды в честь давно сгинувшего княжества. Главный вывод, который полагалось сделать из всей этой шумихи, был очевиден: Когурё - это первое истинно корейское государство, и Пхеньян - его исконная столица. Всё это было важным в контексте культурной традиции Восточной Азии, где события древней истории всегда использовались как инструмент политической пропаганды.
В 1972 г. Сеул формально утратил статус столицы Северной Кореи. Новая Конституция КНДР провозглашала столицей страны Пхеньян. Официальная пропаганда сравнивала «нищий и грязный» Сеул с «чистым и процветающим» Пхеньяном, являющимся живым воплощением мудрости Великого Вождя и его сына, Любимого Руководителя.
На этом поиски «исторических корней» Пхеньяна не закончились. В новых условиях Когурё, которое возникло «всего лишь» около двух тысячелетий назад, уже не представлялось достаточно древним. Руководство Северной Кореи стало настаивать на том, что Пхеньян был столицей Древнего Чосона, первого протокорейского государства. Такое государство действительно существовало в первом тысячелетии до нашей эры, но националистически настроенные «историки» как Севера, так и Юга утверждают, что государство это возникло гораздо раньше - аж в третьем тысячелетии до нашей эры (отсюда происходит ставшее стандартным в Корее, но ни на чём не основанное утверждение о «пятитысячелетней истории» страны). Мы мало знаем о Древнем Чосоне, но большинство историков за пределами Северной Кореи склоняются к тому, что это государство располагалось в северо-восточной части современного Китая и на Ляодунском полуострове. Однако в идеологическом отделе северокорейского ЦК с этим не согласны: там-то знают, что столицей Древнего Чосона мог быть только Пхеньян.
В последние годы северокорейские археологи заявили об обнаружении новой археологической культуры, названной ими «тэдонганской культурой» (Тэдонган - это река, на которой стоит Пхеньян). Утверждается, что эта культура была связана с Древним Чосоном, и являлась одной из самых развитых в мире. Согласно северокорейской версии исторического процесса, эта выдающаяся культура, известная одним только северокорейским «исследователям», по уровню своего развития соответствовала и даже превосходила цивилизации Месопотамии и Древнего Египта, и поэтому район современного Пхеньяна может считаться не только родиной корейской государственности, но и одной из колыбелей всей мировой цивилизации.
Финальный аккорд этой кампании пришёлся на 1993 г. Снова Великий Вождь (на этот раз Ким Ир Сен) лично приказал археологам провести исследования и совершить политически полезное открытие. Открытие было сделано незамедлительно. Жаль, что работать так могут только археологи, а не, скажем, физики: какой великолепной стала бы жизнь северокорейских ученых, если бы они могли создать, скажем, высокотемпературные сверхпроводники в ответ на соответствующее распоряжение одного из Вождей! В начале девяностых годов стареющий Ким Ир Сен потребовал найти захоронение легендарного Тангуна, сына медведицы и спустившегося с небес божества. Именно Тангун считается основателем государства Древнего Чосона. Могила Тангуна была найдена, естественно, около Пхеньяна. Любопытно, что южнокорейские националисты, среди которых довольно много деятелей правого, антикоммунистического толка, в данном случае с видимым удовольствием проглотили явную фальшивку - в конце концов, она служила и их интересам.
Интересно только, как бы повернулись дела в том случае, если бы в судьбоносный день в августе 1945 г. генерал Чистяков всё-таки решил разместить свой штаб в Хамхыне? Означало ли бы это, что несколькими десятилетиями позже могилу Тангуна обнаружили бы где-нибудь под Хамхыном? Открыли бы в таком случае северокорейские археологи «хамхынскую культуру», которую тут же провозгласили бы основанием всех достижений человеческой цивилизации? Подозреваю, что на оба эти вопроса следует ответить утвердительно…
Пхеньянские мифы
За последние десятилетия северокорейские историки истратили тоны чернил и типографской краски на доказательства того, что Пхеньян, нынешняя столица КНДР, с самых древнейших времён находился в центре политической жизни всей Кореи. Вообще говоря, в культурах Восточной Азии столица, будучи олицетворением правящей династии или политического режима, всегда занимала очень важное место. Так как легитимность, право властвовать, в Восточной Азии всегда ассоциировалась с длительной историей, было весьма желательно, чтобы главный город страны мог похвастаться своей исключительной древностью.
Что же, назвать Пхеньян новым городом довольно трудно. Уже с первых веков нашей эры Пхеньян был важной крепостью, крупным стратегическим центром, а с 427 г. н.э. он стал столицей княжества Когурё, одного из трёх государств, боровшихся тогда за власть на Корейском полуострове. После того, как в VII в. Когурё пало, Пхеньян оставался важным локальным центром, но судьбы страны решались уже в других городах - там, где размещались королевский двор и правительство, то есть сначала в Кёнджу, потом в Кэсоне и, с 1394 г., в Сеуле.
В колониальное время Пхеньян был крупнейшим городом той части страны, на которой позже образовалась Северная Корея. Впрочем, тогда здесь с ним соперничали еще два города: Хамхын, с его гигантскими сталелитейными и химическими заводами, на тот период крупнейшими в Восточной Азии, и Кэсон, древняя столица династии Корё.
Столичная судьба Пхеньяна была окончательно определена в конце августа 1945 г., причём это решение, подобно многим другим важнейшим решениям того периода, было принято по воле Советской Армии. 25 августа маршал Мерецков встретился с генералом И.М.Чистяковым, командующим 25-й армией, которая только что закончила уничтожение последних очагов японского сопротивления на территории Северной Кореи. В ходе беседы маршал поинтересовался, где именно И.М. Чистяков собирается расположить свой штаб - в Пхеньяне или Хамхыне (о Кэсоне речи не шло, так как по договоренностям, действовавшим до начала Корейской войны, он находился к югу от 38 параллели, то есть в американской зоне оккупации).
И.М.Чистяков предпочёл Пхеньян. Вряд ли он руководствовался соображениями о роли города в корейской истории, о которой в тот период он не имел ни малейшего представления. Определяющим фактором стало географическое и военно-стратегическое положение будущей столицы, её роль как крупнейшего железнодорожного узла на транскорейской магистрали.
Решение о размещении штаба 25-й армии в Пхеньяне привело к тому, что туда устремились корейские левые, позже создавшие на Севере коммунистическое государство. Их успех стал возможным благодаря поддержке, которую предоставляла им Советская Армия. В Пхеньяне также расположилась Советская гражданская администрация, зародыш будущего северокорейского правительства, поэтому и те собственно корейские учреждения, которые пришли ей на смену, естественным образом разместились в этом же городе.
Официальное провозглашение Корейской Народной Демократической Республики состоялось в Пхеньяне 9 сентября 1948 г. С тех пор, за исключением короткого периода во время Корейской войны, Пхеньян остаётся резиденцией северокорейского правительства. Тем не менее, в первой Конституции КНДР, принятой в 1948 г. и отредактированной лично Сталиным, столицей северокорейского государства был назван… Сеул.
Этот парадокс был вызван тем обстоятельством, что КНДР, так же, как её южный двойник и главный соперник, Республика Корея, считает себя единственным законным государством на Корейском полуострове. С официальной северокорейской точки зрения, южнокорейское правительство является не более чем «незаконным марионеточным режимом». В первые годы существования КНДР подразумевалось, что после победы над «марионетками» столицей единой Кореи станет Сеул, традиционный политический центр страны, а не Пхеньян.
После Корейской войны 1950-1953 гг. «освобождение» Юга формально оставалось конечной целью правительства КНДР, но к тому времени стало ясно, что это «освобождение» откладывается на неопределённый срок. Находящийся с другой стороны границы Сеул по-прежнему считался формальной столицей КНДР, но в новых условиях северокорейское руководство начало всячески подчёркивать особое значение столицы фактической. С конца 1950-х гг. в северокорейской печати появляется термин «столица революции», который прилагался именно к Пхеньяну. Конечно, «столица революции» - это ещё не столица государства, но уже нечто, выделяющееся из общего ряда. Чтобы подтвердить новые политические постулаты, начинает переписываться и история страны, в новой версии которой Пхеньяну придаётся гораздо более важная роль, чем та, которую он играл в действительности.
В этой связи особенно важен культ Когурё, который пышным цветом расцвёл в Северной Корее семидесятых годов. Как известно, Когурё было одним из трёх государств, претендовавших на господство на Корейским полуострове в I-VII вв. Поскольку его территория включала почти всю территорию современной Северной Кореи, а его столица находилась на месте Пхеньяна, северокорейские власти начали активно пропагандировать превосходство княжества Когурё над другими древнекорейскими государствами. Когурёские памятники в окрестностях столицы были «восстановлены» в своем предполагаемом былом величии (впрочем, большинство советских археологов и историков не сомневалось тогда, что величия им добавили несколько искусственно).
В начале 1970-х гг. Ким Чжон Ир. который как раз тогда руководил культурой и идеологией, раскритиковал северокорейских археологов за то, что они так и не смогли найти могилу короля Тонмёна, одного из самых знаменитых правителей государства Когурё. В 1974 г. археологи выдали требуемое захоронение. Обнаруженное ими погребение действительно относилось к когурёскому периоду, но не было никаких доказательств того, что именно оно стало местом последнего успокоения Тонмёна.
Северокорейские художники писали картины, воспевавшие мощь Когурё, а поэты слагали оды в честь давно сгинувшего княжества. Главный вывод, который полагалось сделать из всей этой шумихи, был очевиден: Когурё - это первое истинно корейское государство, и Пхеньян - его исконная столица. Всё это было важным в контексте культурной традиции Восточной Азии, где события древней истории всегда использовались как инструмент политической пропаганды.
В 1972 г. Сеул формально утратил статус столицы Северной Кореи. Новая Конституция КНДР провозглашала столицей страны Пхеньян. Официальная пропаганда сравнивала «нищий и грязный» Сеул с «чистым и процветающим» Пхеньяном, являющимся живым воплощением мудрости Великого Вождя и его сына, Любимого Руководителя.
На этом поиски «исторических корней» Пхеньяна не закончились. В новых условиях Когурё, которое возникло «всего лишь» около двух тысячелетий назад, уже не представлялось достаточно древним. Руководство Северной Кореи стало настаивать на том, что Пхеньян был столицей Древнего Чосона, первого протокорейского государства. Такое государство действительно существовало в первом тысячелетии до нашей эры, но националистически настроенные «историки» как Севера, так и Юга утверждают, что государство это возникло гораздо раньше - аж в третьем тысячелетии до нашей эры (отсюда происходит ставшее стандартным в Корее, но ни на чём не основанное утверждение о «пятитысячелетней истории» страны). Мы мало знаем о Древнем Чосоне, но большинство историков за пределами Северной Кореи склоняются к тому, что это государство располагалось в северо-восточной части современного Китая и на Ляодунском полуострове. Однако в идеологическом отделе северокорейского ЦК с этим не согласны: там-то знают, что столицей Древнего Чосона мог быть только Пхеньян.
В последние годы северокорейские археологи заявили об обнаружении новой археологической культуры, названной ими «тэдонганской культурой» (Тэдонган - это река, на которой стоит Пхеньян). Утверждается, что эта культура была связана с Древним Чосоном, и являлась одной из самых развитых в мире. Согласно северокорейской версии исторического процесса, эта выдающаяся культура, известная одним только северокорейским «исследователям», по уровню своего развития соответствовала и даже превосходила цивилизации Месопотамии и Древнего Египта, и поэтому район современного Пхеньяна может считаться не только родиной корейской государственности, но и одной из колыбелей всей мировой цивилизации.
Финальный аккорд этой кампании пришёлся на 1993 г. Снова Великий Вождь (на этот раз Ким Ир Сен) лично приказал археологам провести исследования и совершить политически полезное открытие. Открытие было сделано незамедлительно. Жаль, что работать так могут только археологи, а не, скажем, физики: какой великолепной стала бы жизнь северокорейских ученых, если бы они могли создать, скажем, высокотемпературные сверхпроводники в ответ на соответствующее распоряжение одного из Вождей! В начале девяностых годов стареющий Ким Ир Сен потребовал найти захоронение легендарного Тангуна, сына медведицы и спустившегося с небес божества. Именно Тангун считается основателем государства Древнего Чосона. Могила Тангуна была найдена, естественно, около Пхеньяна. Любопытно, что южнокорейские националисты, среди которых довольно много деятелей правого, антикоммунистического толка, в данном случае с видимым удовольствием проглотили явную фальшивку - в конце концов, она служила и их интересам.
Интересно только, как бы повернулись дела в том случае, если бы в судьбоносный день в августе 1945 г. генерал Чистяков всё-таки решил разместить свой штаб в Хамхыне? Означало ли бы это, что несколькими десятилетиями позже могилу Тангуна обнаружили бы где-нибудь под Хамхыном? Открыли бы в таком случае северокорейские археологи «хамхынскую культуру», которую тут же провозгласили бы основанием всех достижений человеческой цивилизации? Подозреваю, что на оба эти вопроса следует ответить утвердительно…