Северная Корея, попытка контр-реформ, часть 2 (окончание)
Читайте дальше (начало - здесь)
***
Наблюдались и другие признаки общего ослабления государственного контроля. В 2001-2002 г. в КНДР появились мобильные телефоны, и к декабрю 2003 г. число абонентов сотовой сети достигло 20 тысяч . {21} Мобильный телефон в КНДР немедленно стал символом высокого общественного положения. Один западноевропейский дипломат вспоминает: «похоже, что в 2003 г. многие северокорейские чиновники специально договаривались, чтобы во время встречи с иностранцем кто-нибудь позвонили им на мобильник. Они хотели произвести впечатление на собеседника, небрежным жестом достав из кармана сотовый телефон». {22}
Поэтому неудивительно, что к 2003-2004 г. многие - даже большинство - иностранных наблюдателей решили, что Северная Корея наконец-то встала на путь реформ, в принципе более или менее сходных с реформами в Китае. В те дни и в наиболее влиятельных СМИ, и в академических публикациях были часты заявления о том, что Северная Корея «недавно перешла к политике внутренних реформ и международного сотрудничества». {23} Заголовки западных газет в те годы были предсказуемо оптимистичны: «В сталинистской Северной Корее разрешают рынки: другого выбора не осталось» («Уолл Стрит джорнал», 20 июня 2003); «Признаки перехода к рыночной экономике в Северной Корее» («Нью-Йорк Таймс», 03 июня 2004); «Северная Корея экспериментирует с китайской моделью развития» («Нью-Йорк Таймс», 28 марта 2005). Однако, как показали последующие события, оптимизм этот был совершенно неуместен.
Послабления продлились недолго. С 2004 г. северокорейские власти начали проводить новую политику, цель которой - отменить все те изменения, которые произошли в стране в предыдущие десять лет, будь до стихийные изменения снизу или же инициированные правительством перемены сверху. Маятник, который на протяжении 1994-2004 гг. двигался в сторону политико-экономической либерализации, начал движение в обратном направлении, и правительство, вместо того, чтобы продолжить реформы, приступило к систематическим попыткам восстановить ту ситуацию, что существовала в КНДР во времена Ким Ир Сена.
Едва ли не первым признаком начинающихся контрреформ стал введённый в мае 2004 г. запрет на использование мобильных телефонов частными лицами (сохранить мобильники разрешили только верхушке бюрократии) . {24} Некоторые полагают, что это решение так или иначе связано с «Рёнчхонской катастрофой», когда взрыв состава с минеральными удобрениями буквально снёс с лица земли железнодорожную станцию через несколько часов после того, как через неё проследовал поезд Ким Чен Ира. {25} Согласно широко распространенным слухам, взрыв этот в действительности был неудачным покушением на Полководца, причём взрывное устройство было якобы приведено в действие сигналом с мобильного телефона. Слухи эти представляются сомнительными, но очевидно, что решение покончить с мобильными телефонами отлично укладывается в ту политику, которую руководство КНДР начало осуществлять именно с того времени.
Именно с этого времени возросла активность т.н. «групп по борьбе антисоциалистическими явлениями». Эти группы состоят из членов местных партийно-государственных органов и полиции. Они были впервые созданы ещё в 1992 г., но до 2004 г. особой активностью не отличались.
В августе 2005 г. по всей стране были введены запреты на частную торговлю зерном, после чего стали распространяться слухи о предстоящем восстановлении карточной системы. {26} Эти слухи были официально подтверждены в октябре, во время пышного празднования 60-ой годовщины Трудовой Партии Кореи, когда правительство объявило, что карточная система полностью восстанавливается. При этом цены в государственной распределительной системе остались на уровне 2002 г. (рис, например, стоит 44 северокорейских воны за килограмм). Поскольку к 2005 г. рыночная цена килограмма риса уже достигла 800-900 вон, а к 2008 - и вовсе составила 2500 вон, «карточная» цена является, как и во времена Ким Ир Сена, чисто символической. {27} Возрождение карточной системы было представлено как признак «возвращения к норме» (важно, что в корейских документах возрождение карточной системы официально описывалась как «нормализация распределения продовольствия», кор. сикрянъ конъгып чонъсанъхва). Не исключено, что большинство северокорейцев вполне согласится с таким определением: карточная система играет решающую роль в распределении продовольствия с конца 1950-х годов, и большинство северокорейцев неизбежно воспринимает карточную систему как норму.
После появления сообщений о возрождении карточной системы, многие иностранные и южнокорейские наблюдатели выражали сомнения в том, что это мероприятие удастся провести в жизнь. Однако к 2008 г. стало ясно, что карточную систему в целом удалось восстановить - во многом, конечно, из-за устойчивого притока иностранной продовольственной помощи и общего улучшения ситуации в сельском хозяйстве. В мае 2008 г., по оценкам Национальной службы разведки Южной Кореи, около 60% населения Северной Кореи получали полные или почти полные карточные нормы (в большинстве случаев, полная норма составляет 540 г в день на взрослого), в то время как менее привилегированные группы населения получали уменьшенные порции - приблизительно 300-400 г в день, и поэтому вынуждены покупать дополнительное зерно на рынках . {28} Это, конечно, не полный возврат к кимирсеновским временам, но ясно, что ситуация резко изменилась по сравнению с серединой 1990-х, когда карточная система почти не функционировала: согласно оценкам У-Каммингс, в 1997 году всего 6% населения получали продовольствие по карточкам . {29}
Попытка ввести запрет на частную торговлю зерновыми, напротив, окончилась неудачей. Первые месяцы, которые последовали за восстановлением карточной системы, были отмечены кампаниями против торговцев зерном. Однако к концу 2006 г. рис и зерно снова открыто появились на рынках. Полиция и низовое чиновничество проигнорировали инструкциям и не стали проводить в жизнь запрет на торговлю зерновыми (в том числе и потому, что торговцы были всегда готовы откупиться от проверяющих и контролёров).
Запрет на частную торговлю зерном был лишь одним из проявлений политики, направленной на снижение экономической и социальной роли рынков. После 2005 г. попытки ограничить и регламентировать торговлю на рынках стали более интенсивными. Летом 2007 г. в Пхеньяне и некоторых других крупных городах власти попытались ввести как ценовые ограничения, так и лимиты на количество товаров, продаваемых одним торговцем. Особенно последовательно эта политика проводилась в Пхеньяне. Например, для осьминогов цена была ограничена уровнем 2200 вон за килограмм (существенно ниже рыночной цены в 3700 вон). Один продавец не мог продавать более 15 разновидностей товаров, и, кроме того, было запрещено продавать более 10 кг морепродуктов в день. {30}
Летом 2008 г. «группы по борьбе антисоциалистическими явлениями» активно патрулировали улицы Пхеньяна, выявляя людей, которые занимались торговлей за пределами специально отведённых для этого участков. Члены групп говорили, что такое поведение недопустимо, так как оно «вредит репутации социалистической столицы и подрывает основы государства». {31}
В декабре 2006 г. власти запретили работоспособным мужчинам торговать на рынке - разрешено было торговать только тем мужчинам, которые являлись иждивенцами. {32} Это решение означало фактический запрет на участие мужчин в розничной частной торговле. {33} Предполагалось, что здоровые мужчины должны иметь «нормальную» работу в государственном секторе. Это решение, однако, не имело прямого отношения к задаче возрождения экономики, так как большинство государственных фабрик, бездействовавших в течение последнего десятилетия, в принципе не может быть запущено заново. Беженка рассказала автору о своем родственнике, оставшемся на Севере: «Сейчас требуют, чтобы он ходил на работу, но что там можно делать? Завод не работает, всё оборудование давно продано в Китай на металлолом. Поэтому он может только приходить на работу и сидеть на заводе, ничего не делая». Судя по другим свидетельствам, это - вполне типичная ситуация.
Однако, запрет 2006 г. не оказывал особого влияния на ситуацию на рынках, так как мужчины в Северной Корее торгуют редко: частная рыночная торговля и в девяностые годы была преимущественно женским занятием. {34} Поэтому гораздо более важными представляются те меры, на которые власти вошли год спустя, в декабре 2007 г., когда они запретили торговать на рынках женщинам моложе 50 лет. {35} Идеологическое основание запрета было тем же самым: каждый физически здоровый житель КНДР должен трудиться в госсекторе, а единственно допустимая роль частной экономики - это функции вспомогательного механизма, полезного для преодоления временных кризисов.
Запрет на торговлю привёл к немалым возмущениям. Крупнейшая из известных акций протеста состоялась в городе Чхонджине, на северо-востоке страны, в начале марта 2008 г. В этом городе власти добились полного соблюдения запрета, в то время как продовольствие по карточкам выдавалось нерегулярно и не в полном объёме. Сообщается, что женщины, участвовавшие в стихийном митинге, кричали: «Если вы не разрешаете нам торговать, дайте нам еду!» «Если нет зерна [для выдачи по карточкам], то разрешите нам торговать!» {36}
Самый крупный рынок в КНДР расположен в городе Пхёнсон, рядом с Пхеньяном. Летом 2007 местные власти объявили, что объемы торговли на пхёнсонском рынке будут существенно сокращены. Специально была запрещена оптовая торговля с использованием грузовиков (чапхан чанъса). {37}
В начале 2008 года журнал «Римчжинган», имеющий большие связи в Северной Корее, сообщил, что в октябре 2007 ЦК ТПК выпустил документ, имевший отношение к «проблеме рынков». Документ этот был разослан парторганизациям по всей стране.
В документе утверждается, что рынки стали источниками беспорядка и рассадником спекуляции («продавцы поднимают цены и получают сверхприбыль»). Также отмечается, что торговлей в основном занимаются женщины работоспособного возраста. Упоминается, что на рынках широко распространена продажа контрабандных товаров южнокорейского производства, и что таким образом рынки помогают распространению опасных «фантазий о враге». Наконец, создание рынков вне отведенных для этого областей приводит к социальным беспорядкам и вредит облику города. В документе, который цитирует «Римчжинган», заявляется, что скандалы и прочие инциденты, которые случаются на рынках, тайно снимаются «врагами» и затем используются ими в их пропаганде - очевидный намек на несколько реальных случаев, когда видеоматериалы, тайно снятые на северокорейских рынках, были вывезены за границу, главным образом - для продажи японским телеканалам.
Согласно документу, все эти проблемы можно решить путём усиления контроля над рынками. В то же время, документ не предполагает полное закрытие рынков. В документе цитируется высказывание Ким Чен Ира, который подчёркивает, что на данном этапе социально-экономического развития Северной Кореи существование рынков неизбежно, но при этом рынки следует тщательно контролировать и следить за тем, чтобы их экономическая роль оставалась вспомогательной. {38}
В конце октября - начале ноября 2008 года местным властям сообщили, что с 3 января 2009 года рынки будут работать только три дня в месяц (1-го, 11-го и 21-го числа каждого месяца). Было объяснено, что рынки становятся ненужными из-за улучшения социально-экономической ситуации в Северной Корее. Одновременно было объявлено, что «общие рынки» опять преобразовываются в рынки сельскохозяйственные, что на практике означало формальный запрет на торговлю на рынках промтоварами. Наконец, был в очередной раз подтверждён и запрет на торговлю зерновыми. {39}
Началась обычная разъяснительная работа, в ходе которой партийно-государственному активу объясняли, что рынки порождают частнособственническую стихию, спекуляцию, имущественное расслоение, отвлекают людей от труда в государственном секторе, создают почву для распространения вредных слухов. В экспериментальном порядке ограничения сначала ввели в силу в нескольких городах северо-востока.
Однако в последний момент правительство дало задний ход. В начале января было разослано постановление о том, что оскольку не удалось провести должной подготовки, введение мероприятий откладывается на полгода. С мест сообщают, что идея закрытия рынков встретила массовое сопротивление со стороны низового чиновничества. Часть низовой номенклатуры кормится с рынков, а часть - просто понимает, насколько рынки важны для нормального существования большинства народа. {40}
В качестве любопытной иллюстрации отношения северокорейского руководства к рынкам как к таковым можно процитировать замечание, сделанное северокорейским чиновником в конце октября 2005 года, то есть вскоре после того, как было формально объявлено о возрождении карточной системы. Когда Нам Сон-ук, известный южнокорейский учёный и аналитик, часто посещающий КНДР, спросил, действительно ли власти КНДР хотят восстановить карточную систему. Его северокорейский собеседник ответил: “Теперь, когда у нас есть хороший урожай и большие запасы риса, зачем вообще нужна торговля рисом на рынке?” {41} Основная мысль ясна: «нормальная экономика» должна быть основана на административном распределении и нормировании, а рынки и розничная продажа допустимы только в чрезвычайных ситуациях.
Контрреформы 2004-2008 гг. не ограничились экономикой. Правительство попыталось вернуться к тому уровню контроля над населением, который существовал до стихийной либерализации девяностых. Кампании против продажи и просмотра контрабандных фильмов (особенно южнокорейских) не прекращались никогда, но, что с 2005 года власти стали уделять этой проблеме больше внимания . {42} Кроме того, они попытались вновь взять под контроль над передвижением людей и товаров внутри страны. С 2006 г. начали поступать сообщения об участившихся проверках багажа в поездах, грузовиках и автобусах, а в конце 2007 г. была организована большая кампания по перехвату грузовиков с товарами частных лиц. {43} Примерно тогда же властям удалось провести в жизнь запрет на частные автобусные перевозки, которые процветали с конца 1990-х гг. (типичный для Северной Кореи пример «серой» экономики, частные автобусы оформлялись как принадлежащие государственной структуре или же совместному предприятию) . {44} «Железнодорожная полиция» (специальные полицейские патрули, которые сопровождают некоторые поезда в КНДР) получила распоряжениие осматривать подозрительно большой багаж и конфисковывать то, что явно предназначается для продажи. {45}
Был усилен контроль на границе с Китаем, пересечение которой с середины 1990-х гг. не составляло особой проблемы. Это привело к резкому снижению в числа северокорейских беженцев в Китае: с примерно 200-250 тысяч в 1998 г. до 30-40 тысяч в 2007 г. {46} Этот спад был вызван многими факторами, в том числе и улучшением продовольственной ситуации на Севере, но усиление пограничного контроля также сыграло свою немалую роль. Начиная примерно с 2003-2004 годов стало почти невозможно пересечь пограничную реку границы без предварительной договорённости с пограничниками. «Право прохода» по-прежнему можно приобрести: сообщается, что в 2007 г. средняя взятка за переход границы составляла 500 юаней, то есть примерно 70 долларов (немалая сумма по меркам рядовых северокорейцев, но вполне умеренные деньги для профессиональных контрабандистов). {47}
«Группы по борьбе антисоциалистическими явлениями» в октябре 2008 года начали крупномасштабные проверки персонала полиции и службы безопасности в пограничных зонах. Основной целью этих проверок являлось выявление чиновников, связанных с контрабандными поставками из Китая. {48} Это - не первая попытка расправиться с контрабандистами и их небескорыстными покровителями из числа местных чиновников. С конца 2007 г. на протяжении нескольких месяцев центральные власти провели масштабную проверку деятельности чиновников в крупнейшем пограничном городе Синыйджу, который служит главным центром легальной и нелегальной торговли с Китаем. Сообщается, что несколько местных чиновников, признанных виновными в коррупции, были казнены. Более удачливые отделались увольнением или понижением в должности - например, по результатам проверки потерял работу глава местной таможни. {49} Годом раньше аналогичные проверки были проведены в городе Хверён, втором по значению центре северокорейско-китайской торговли. {50}
Итак, вопреки ожиданиям оптимистов, постепенная и в значительной степени стихийная либерализация 1994-2004 годов не привела к радикальному и систематическому преобразованию общественно-политической структуры КНДР. Примерно с 2004 г. власти Северной Кореи начали проводить линию на возвращение к тому состоянию, что существовало до 1994 г.
Почему северокорейское руководство так стремится вернуться в прошлое? В конце концов, те же самые люди смотрели сквозь пальцы на стихийную либерализацию конца девяностых. Какие изменения во внутренних и внешних условиях сделали этот поворот в северокорейской политике, во-первых, возможным и, во-вторых, желательным с точки зрения пхеньянского руководства?
Для того, чтобы дать ответ на этот вопрос, нужно обратиться к тем изменениям, которые произошли в международном положении Северной Кореи после 2000 г. В 1998-2008 гг. в Южной Корее у власти были лево-националистические силы, которые проводили в отношении Севера т.н. «солнечную политику». {51} Эта политика, в частности, предполагала резкое увеличение количества гуманитарной помощи, предоставляемой Северу, причём эта помощь оказывалась в одностороннем порядке и без предварительных условий. Это изменение южнокорейской политики по отношению к Северу стало особенно заметным после первой межкорейской встречей на высшем уровне, которая состоялась летом 2000 г. Поток помощи сопровождался резким увеличением торговли между двумя корейскими государствами. Торговля эта обычно субсидировалась южнокорейской стороной и на практике часто не слишком отличалась от прямой помощи. (см. Таблицу 1).
Таблица 1. Торговый оборот между Севером и Югом (млн. $) {52}
1997 308
1998 222
1999 333
2000 425
2001 403
2002 642
2003 724
2004 697
2005 1055
2006 1349
2007 1797
Существенно выросли и объемы торговли КНДР с Китаем (см. Таблицу 2). Есть основания полагать, что приблизительно в 2001-2002 годах китайское руководство решило, что крах КНДР следует по возможности предотвратить и, соответственно, начало выделять определённые ресурсы на то, чтобы удерживать северокорейскую экономику на плаву.
За 2000-2008 гг. товарооборот между КНР и КНДР увеличился почти в шесть раз. Одновременно увеличилась и китайская помощь Северной Корее, точные данные об объёмах которой, к сожалению, не подлежат публикации и потому остаются неизвестными. В докладе, подготовленном американскими исследователями по результатам консультаций с китайскими специалистами, говорится: “Если пять лет назад треть внешних гуманитарных поставок Китая приходилось на Северную Корею, то согласно последним оценкам эта доля достигла 40%. Учитывая, что помощь Китая Африке и азиатским странам Китая росла пропорционально экономическому росту, этот факт, вероятно, отражает существенный количественный рост объёмов китайской помощи КНДР». {53}
Таблица 2. Торговый оборот между Северной Кореей и Китаем (млн. $) {54}
1997 650
1998 410
1999 370
2000 480
2001 740
2002 730
2003 1020
2004 1360
2005 1580
2006 1700
2007 1974
2008 2787
Всё это означает, что северокорейское правительство стало менее изолированным на международной арене, несмотря на очередной этап ядерного кризиса, который начался в 2002 г. и достиг своей кульминации в 2006 г., когда Пхеньян провёл испытания ядерного взрывного устройства.
Китайской и южнокорейской помощи недостаточно для полного восстановления экономики (по-видимому, такое возрождение без радикальных реформ невозможно в принципе). Тем не менее, положение заметно улучшилось, в частности - покончено с массовыми голодовками (хотя продовольственная ситуация в стране остаётся непростой, и потенциальная угроза нового голода сохраняется).
События последних лет свидетельствуют: улучшение экономической ситуации и ослабление внешнего давления не подтолкнули правительство КНДР к рыночным преобразованиям. Напротив, относительная экономическая стабилизация привела к контрреформам, направленным против рынков и связанных с ними общественных институтов, которые спонтанно сформировались в девяностые годы.
Это поведение северокорейских лидеров на первый взгляд кажется иррациональным, так как успех китайских и вьетнамских реформ очевиден. В Китае партийной олигархии удалось не только сохранить, но и усилить свою власть, встав во главе беспрецедентного экономического роста. При этом высшие северокорейские чиновники прекрасно осведомлены о грандиозных успехах Китая, в котором многие из них регулярно бывают. Китайские власти даже организовали визит Ким Чен Ира в шанхайский район Пудун, сосредоточение небоскрёбов и гигантских офисных комплексов, который считается одним из символов экономического успеха КНР. {55} Если верить газетным сообщениям, вид Пудуна произвёл на Ким Чен Ира должное впечатление, но никаких политических последствий это посещение не имело.
Поведение пхеньянских властей, их явное нежелание проводить реформы часто описывается как иррациональное, как результат недостаточной информированности Пхеньяна или же как продукт якобы присущего северокорейским руководителям «параноидального мышления». Однако у этой стратегии есть рациональное объяснение. Северокорейские лидеры не идут на реформы вовсе не потому, что они фанатически верят в собственную идеологию или плохо информированы о внешнем мире, а наоборот - потому, что они хорошо знают ситуацию в своей стране и отлично понимают, что эта ситуация в корне отличается от той, что сложилась в Китае или во Вьетнаме. Главное различие заключается в самом факте существования богатого Юга.
Северокорейские лидеры помнят, что они живут рядом со страной, граждане которой говорят на корейском языке и официально считаются «другой частью нашей нации», но при этом имеют душевой доход, превосходящий доход северян не менее чем в 17 раз (по некоторым оценкам, разрыв между Севером и Югом в уровне национального дохода на душу населения вообще является 50-кратным). {56} Если простые северокорейцы узнают о масштабах процветания Юга, это нанесёт колоссальный удар по легитимности нынешнего северокорейского режима и, скорее всего, поставит под угрозу само его существование. Конечно, в общих чертах о процветании Юга известно и сейчас, однако лишь немногие на Севере представляют, насколько велик разрыв в доходах и уровне жизни, существующий между двумя корейскими государствами.
Существование по соседству богатого Юга означает, что “восточногерманский сценарий” всегда остаётся потенциально возможным - в отличие от Вьетнама или Китая, где вероятность такого сценария отсутствует. Китайцы знают о процветании Японии или Соединенных Штатов, но не придают этому факту особого политического значения, так как и японцы, и американцы - это другие нации с другой историей. И, конечно, ни у Вьетнама, ни у Китая нет богатого соседа, с которым они могли бы объединиться (Тайвань слишком мал, чтобы оказать ощутимое влияние на средний доход китайцев даже в гипотетическом случае объединения, а Южный Вьетнам прекратил свое существование в 1975 году).
Однако реформы китайского типа принципиально невозможны без существенного ослабления информационной блокады изнутри и без либерализации контроля над населением. Иностранные инвестиции и технологии - необходимые стартовые условия экономического роста, и это означает, что в случае реформ заметное количество северокорейцев получит доступ к политически опасным знаниям о внешнем мире, прежде всего - о Южной Корее. Неизбежным представляется и значительное ослабление административного контроля: нельзя проводить эффективные рыночные реформ в стране, где каждая командировка требует «разрешения на поездку», оформление которого занимает от нескольких дней до месяца, и где допуск к жизненным благам определяется не столько эффективностью труда, сколько реальным или демонстрируемым политическим рвением (не в последнюю очередь - способностью заучивать наизусть речи Любимого Руководителя). Либерализация является необходимым условием рыночных реформ, но она приведёт к тому, что в стране начнётся распространение политически опасной информации. Если северокорейцы узнают о том, насколько они беднее своих соседей, и если они станут меньше бояться власти, то не ясно, почему они согласятся спокойно принять авторитарную «диктатуру развития» китайского типа - ведь перед глазами у них будет куда более привлекательный пример Юга (и соблазн объединения).
При этом, в отличие от коллег в бывшем СССР и Восточной Европе, в случае падения режима у северокорейской элиты нет особых шансов стать успешными бизнесменами. Скорее всего, в экономике новой объединённой Кореи все руководящие позиции достанутся выходцам с Юга, у которых будут и деньги, и образование, и опыт и, возможно, политическая поддержка. Похоже, что северокорейская элита понимает, что в случае объединения она потеряет все и не получит ничего взамен. Не случайно, что один из вопросов, которые часто задают иностранцам в КНДР - это вопрос о судьбе, постигшей восточногерманских чиновников после объединения страны.
В подобной ситуации с точки зрения властей единственным разумным выходом представляется следование тому политическому курсу, который они и их предшественники проводили в течение десятилетий. Цель их внутренней политики состоит в том, чтобы держать население страны под контролем, не давая ему возможности организоваться и по возможности отсекая его от информации о внешнем мире. В области внешней политики наиболее безопасной представляется многократно проверенная стратегия максимизации иностранной помощи путём игры на противоречиях держав. Международной помощи недостаточно для успешного экономического развития, но её достаточно, чтобы поддерживать экономику на плаву, предотвращать массовый голод и создавать условия для относительно благополучной жизни немногочисленной элиты.
Однако для достижения этих целей необходимо ограничить или даже вовсе уничтожить стихийно зародившийся в стране частный сектор, само существование которого подрывает систему административно-полицейского контроля и способствует распространению в стране опасной для режима информации.
На протяжении 1994-2004 г. в Северной Корее контроль государства над обществом и экономикой постепенно ослабевал, но в последние годы этот процесс был остановлен и даже повёрнут вспять. Трудно поверить в то, что попытки правительства отменить те колоссальные изменения в обществе, которые произошли после смерти Ким Ир Сена, будут полностью успешными. Однако, период когда десталинизация снизу не вызывала сопротивления сверху, закончился.
ПРИМЕЧАНИЯ
21 Ханбандо сосик [Новости Корейского полуострова]// Хангёре, 5 декабря 2003. P. 4.
22 Беседа состоялась в январе 2008 года.
23 Sang T Choe and Suk-Hi Kim and Hyun Jeong Cho, “Analysis of North Korea’s foreign trade: 1970-2001” // Multinational Business Review 11 no.1 .Spring 2003. P. 104.
24 В 2004-2005 году этот запрет вызвал волну обсуждений: «Пук сончжонхва кымчжи сасиль» [Подтвержден запрет мобильных телефонов на Севере] // Хангук ильбо, 4 июня 2004.P. 5; Пук, Ёнчхон пхокбаль иху хюдэ чонхва кымчжи чочхи [Северная Корея: после Рёнчхонского взрыва введен запрет на мобильные телефоны] // Кунмин ильбо, 14 июня 2004. P. 11.
25 Такие слухи были распространены весьма широко. См., например,: Aidan Foster-Carter, “North Korea: The Columbus complex”. Asia Times. 2 February 2008.
26 Ким Ёнчжин, Пук 10 воль путхо 5 тынгып сикрян пэгык сильси [С октября Северная Корея введёт пятиуровневую систему распределения продовольствия] // DailyNK, 15 сентября 2005.
27 В мае-июне 2005 года рис на хамхынских рынках стоил 950 северокорейских вон за килограмм. См.: Ким Ёнчжин, Хамбук Мусан чирёк ссалькап сопхок харак [Резкое повышение цен на рис в Мусане и Хамгён-пукто], DailyNK, 17 июля 2007.
28 Чвесо сопчхвирян-ый чольбанман патта [Они получают только половину минимально необходимого питания] // Кёнхян синмун, 24 мая 2008. P.5
29 Meredith Woo-Cumings. The Political Ecology of Famine: The North Korean Catastrophe and Its Lessons. Tokyo: Asian Development Bank Institute. 2002. P.34.
30 Ли Кванбэк, “Пук чанъмаданъ тхончже хёгваопсо… Ким Чжониль токче вихёп ёин-ыро” [Контроль за рынками в Северной Корее неэффективен… Только потому, что они угрожают диктатуре Ким Чен Ира] // DailyNK, 18 ноября 2006.
Ли Сончжин, Ян Чжона. “Пунтангук чанмадан кагёк-ква пхуммокккачхи тхончже” [На северокорейских рынках контролируют цены и предметы, допущенные к продаже] // DailyNK, 15 ноября 2007
31 Кан Чхольхван. “Чанса тансоге Пхёнян симидо кверопта” [Пхеньянцы недовольны карательными мерами против частной торговли] // Чосон ильбо, 28 июля 2008
32 В обоих случаях количество зерновых реально меньше - люди «добровольно» уменьшают свою норму. Обычно уменьшение составляет 20%, то есть человек, которому положено 700 г, реально получает 540.
33 Ким Ёнчжин, “Пэгык 700 г тэсангын моду чикчан чхульгынхара” [Те, кто имеют право на порцию в 700 грамм, все должны идти работать] // DailyNK, 7 декабря 2006.
34 Особая роль женщин в серой экономике Северной Кореи отмечается значительным числом исследователей. На английском см., например: Byung-Yeon Kim and Dongho Song, “The Participation of North Korean Households in the Informal Economy”; Andrei Lankov and Kim Seok-Hyang, “North Korean Market Vendors”. На корейском - Ли Мигён, “Тхальбук ёсонгва-ый симчхын мёнчжоб-ыль тхонхесо пон кёнчженан иху Пукхан ёсон-ый чиви пёнхва-ва чонман” [Перспективы изменения роли северокорейских женщин - на основании исперпывающих свидетельств беженок] // Качжок-ква мунхва, №. 1, (2006): P. 37.
35 Слухи о запрете ходили еще с октября. Официально о запрете было объявлено 1 декабря, 2007 года. См.: Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 6 декабря 2007, P. 2.
36 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 12 марта 2008, P. 2-3.
37 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 30 июля 2008, P. 6.
38 Римчжинган 2008, #2, P.83-85.
39 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 6 ноября 2008. P. 1-2.
40 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 13 января 2009. P. 2-3.
41 Нам Сонук, «Ноноп пуня-ый кэхёк танхэн-гва пэгыпче чэге» [Сельскохозяйственные реформы и возрождение карточной системы] // Пукхан, № 12, 2005. P. 81
42 Сообщения о таких кампаниях появляются достаточно регулярно. См., например: Хан Ёнчжин, “Пук ёниль ‘чабочжуи моранэчжа’” [Северокорейцы по-прежнему говорят о ‘избавлении от капитализма’] // DailyNK, 10 января 2006.
43 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 26 декабря 2007, P. 2.
44 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 26 декабря 2007, P. 2-3.
45 Квон Чжунхён, “Пук сичжан тхончже кыксим… ёсон согоккачжи комса” [Контроль за рынками достиг апогея… Проверяется даже нижнее белье у женщин] // DailyNK, 29 ноября 2007.
46 Некоторые исследователи оценивают число северокорейских беженцев в Китае в 2006-2008 годах как большое, но автор склонен согласиться с Юн Ёсаном (Юн Ёсан. Хэве тхальбукча сильтхэхва тэчхэк [Современная ситуация с северокорейскими беженцами за рубежом и политикой в отношении них] // Пукхан, №. 5, 2008: P. 70). Согласно его исследованию, в 2007 году в Китае было от 30 до 50 тысяч северокорейцев. В мае 2007 года представители НГО также пришли к выводу, что число беженцев близко к 30,000 (“Тхальбук хенрёль 10 нён…сучча чульго кечхын тэян” [Десять лет побегов с Севера… Число снижается, увеличивается количество представителей различных социальных слоев] // DailyNK, 14 мая 2007). Эти оценки совпадают с тем, что автор узнал в ходе бесед с китайскими чиновниками и независимыми исследователями в ходе поездок по приграничным районам в 2007 и 2008 годах.
47 Чу Сонха, “Ким Чжониль ‘тхальбук ханрююиб-ыро оём Хверён ккеккыси хара’” [Ким Чен Ир приказал очистить Хверён от идеологического загрязнения, вызванного распространением южнокорейской культуры и побегами] // Тона ильбо, 26 февраля 2007.
48 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 29 октября 2008, P. 3-4
49 О расследовании в Синыйджу см.: Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 27 мая 2008, P. 4-5; Ким Минсо. Синыйчжу сегванчжан ‘писагыруппа’ комёль ху чвачхон [Глава синыйджусской таможни смещён после расследования, проведённого группой по борьбе с антисоциалистическими явлениями] // DailyNK, 29 октября 2007.
50 Чу Сонха, “Ким Чжониль ‘тхальбук ханрююиб-ыро оём Хверён ккеккыси хара’”
51 Существует обширная литература о «политике солнечного света». Наиболее фундаментальной работой на английском языке является: Norman D. Levin, Yong-Sup Han, Sunshine in Korea: The South Korean Debate over Policies Toward North Korea.Washington: Rand. 2003.
52 2008 нён вегё пэксо [«Белая книга» о внешней политике, издание 2008 года] // Министерство иностранных дел и внешней торговли. Сеул, 2008. P. 49
53 Keeping an Eye on an Unruly Neighbor: Chinese Views of Economic Reform and Stability in North Korea. Center for Strategic and International Studies & U.S. Institute of Peace. Washington, 2008. P.11.
54 Чхве Чуннам, Чунгук-ый тэбук чончхэк-ква 2.13 хаб-ыро тэхан ипчан [Китайская политика от отношению Северной Корее и Соглашению от 13 июня] Сеул: KINU, 2007, P. 40.
55 “Kim Jong Il continues Shanghai tour, visits bourse,” Kyodo Wire Agency. 18 January 2001.
56 С дискуссией о размере ВВП КНДР можно ознакомиться здесь: Ли Чжонсок, “Пукхан кунмин содык чэпхёнга” [Новая оценка национального дохода Северной Кореи] // Чонсо-ва чончхэк № 3. 2008: P. 1-4.
.
***
Наблюдались и другие признаки общего ослабления государственного контроля. В 2001-2002 г. в КНДР появились мобильные телефоны, и к декабрю 2003 г. число абонентов сотовой сети достигло 20 тысяч . {21} Мобильный телефон в КНДР немедленно стал символом высокого общественного положения. Один западноевропейский дипломат вспоминает: «похоже, что в 2003 г. многие северокорейские чиновники специально договаривались, чтобы во время встречи с иностранцем кто-нибудь позвонили им на мобильник. Они хотели произвести впечатление на собеседника, небрежным жестом достав из кармана сотовый телефон». {22}
Поэтому неудивительно, что к 2003-2004 г. многие - даже большинство - иностранных наблюдателей решили, что Северная Корея наконец-то встала на путь реформ, в принципе более или менее сходных с реформами в Китае. В те дни и в наиболее влиятельных СМИ, и в академических публикациях были часты заявления о том, что Северная Корея «недавно перешла к политике внутренних реформ и международного сотрудничества». {23} Заголовки западных газет в те годы были предсказуемо оптимистичны: «В сталинистской Северной Корее разрешают рынки: другого выбора не осталось» («Уолл Стрит джорнал», 20 июня 2003); «Признаки перехода к рыночной экономике в Северной Корее» («Нью-Йорк Таймс», 03 июня 2004); «Северная Корея экспериментирует с китайской моделью развития» («Нью-Йорк Таймс», 28 марта 2005). Однако, как показали последующие события, оптимизм этот был совершенно неуместен.
Послабления продлились недолго. С 2004 г. северокорейские власти начали проводить новую политику, цель которой - отменить все те изменения, которые произошли в стране в предыдущие десять лет, будь до стихийные изменения снизу или же инициированные правительством перемены сверху. Маятник, который на протяжении 1994-2004 гг. двигался в сторону политико-экономической либерализации, начал движение в обратном направлении, и правительство, вместо того, чтобы продолжить реформы, приступило к систематическим попыткам восстановить ту ситуацию, что существовала в КНДР во времена Ким Ир Сена.
Едва ли не первым признаком начинающихся контрреформ стал введённый в мае 2004 г. запрет на использование мобильных телефонов частными лицами (сохранить мобильники разрешили только верхушке бюрократии) . {24} Некоторые полагают, что это решение так или иначе связано с «Рёнчхонской катастрофой», когда взрыв состава с минеральными удобрениями буквально снёс с лица земли железнодорожную станцию через несколько часов после того, как через неё проследовал поезд Ким Чен Ира. {25} Согласно широко распространенным слухам, взрыв этот в действительности был неудачным покушением на Полководца, причём взрывное устройство было якобы приведено в действие сигналом с мобильного телефона. Слухи эти представляются сомнительными, но очевидно, что решение покончить с мобильными телефонами отлично укладывается в ту политику, которую руководство КНДР начало осуществлять именно с того времени.
Именно с этого времени возросла активность т.н. «групп по борьбе антисоциалистическими явлениями». Эти группы состоят из членов местных партийно-государственных органов и полиции. Они были впервые созданы ещё в 1992 г., но до 2004 г. особой активностью не отличались.
В августе 2005 г. по всей стране были введены запреты на частную торговлю зерном, после чего стали распространяться слухи о предстоящем восстановлении карточной системы. {26} Эти слухи были официально подтверждены в октябре, во время пышного празднования 60-ой годовщины Трудовой Партии Кореи, когда правительство объявило, что карточная система полностью восстанавливается. При этом цены в государственной распределительной системе остались на уровне 2002 г. (рис, например, стоит 44 северокорейских воны за килограмм). Поскольку к 2005 г. рыночная цена килограмма риса уже достигла 800-900 вон, а к 2008 - и вовсе составила 2500 вон, «карточная» цена является, как и во времена Ким Ир Сена, чисто символической. {27} Возрождение карточной системы было представлено как признак «возвращения к норме» (важно, что в корейских документах возрождение карточной системы официально описывалась как «нормализация распределения продовольствия», кор. сикрянъ конъгып чонъсанъхва). Не исключено, что большинство северокорейцев вполне согласится с таким определением: карточная система играет решающую роль в распределении продовольствия с конца 1950-х годов, и большинство северокорейцев неизбежно воспринимает карточную систему как норму.
После появления сообщений о возрождении карточной системы, многие иностранные и южнокорейские наблюдатели выражали сомнения в том, что это мероприятие удастся провести в жизнь. Однако к 2008 г. стало ясно, что карточную систему в целом удалось восстановить - во многом, конечно, из-за устойчивого притока иностранной продовольственной помощи и общего улучшения ситуации в сельском хозяйстве. В мае 2008 г., по оценкам Национальной службы разведки Южной Кореи, около 60% населения Северной Кореи получали полные или почти полные карточные нормы (в большинстве случаев, полная норма составляет 540 г в день на взрослого), в то время как менее привилегированные группы населения получали уменьшенные порции - приблизительно 300-400 г в день, и поэтому вынуждены покупать дополнительное зерно на рынках . {28} Это, конечно, не полный возврат к кимирсеновским временам, но ясно, что ситуация резко изменилась по сравнению с серединой 1990-х, когда карточная система почти не функционировала: согласно оценкам У-Каммингс, в 1997 году всего 6% населения получали продовольствие по карточкам . {29}
Попытка ввести запрет на частную торговлю зерновыми, напротив, окончилась неудачей. Первые месяцы, которые последовали за восстановлением карточной системы, были отмечены кампаниями против торговцев зерном. Однако к концу 2006 г. рис и зерно снова открыто появились на рынках. Полиция и низовое чиновничество проигнорировали инструкциям и не стали проводить в жизнь запрет на торговлю зерновыми (в том числе и потому, что торговцы были всегда готовы откупиться от проверяющих и контролёров).
Запрет на частную торговлю зерном был лишь одним из проявлений политики, направленной на снижение экономической и социальной роли рынков. После 2005 г. попытки ограничить и регламентировать торговлю на рынках стали более интенсивными. Летом 2007 г. в Пхеньяне и некоторых других крупных городах власти попытались ввести как ценовые ограничения, так и лимиты на количество товаров, продаваемых одним торговцем. Особенно последовательно эта политика проводилась в Пхеньяне. Например, для осьминогов цена была ограничена уровнем 2200 вон за килограмм (существенно ниже рыночной цены в 3700 вон). Один продавец не мог продавать более 15 разновидностей товаров, и, кроме того, было запрещено продавать более 10 кг морепродуктов в день. {30}
Летом 2008 г. «группы по борьбе антисоциалистическими явлениями» активно патрулировали улицы Пхеньяна, выявляя людей, которые занимались торговлей за пределами специально отведённых для этого участков. Члены групп говорили, что такое поведение недопустимо, так как оно «вредит репутации социалистической столицы и подрывает основы государства». {31}
В декабре 2006 г. власти запретили работоспособным мужчинам торговать на рынке - разрешено было торговать только тем мужчинам, которые являлись иждивенцами. {32} Это решение означало фактический запрет на участие мужчин в розничной частной торговле. {33} Предполагалось, что здоровые мужчины должны иметь «нормальную» работу в государственном секторе. Это решение, однако, не имело прямого отношения к задаче возрождения экономики, так как большинство государственных фабрик, бездействовавших в течение последнего десятилетия, в принципе не может быть запущено заново. Беженка рассказала автору о своем родственнике, оставшемся на Севере: «Сейчас требуют, чтобы он ходил на работу, но что там можно делать? Завод не работает, всё оборудование давно продано в Китай на металлолом. Поэтому он может только приходить на работу и сидеть на заводе, ничего не делая». Судя по другим свидетельствам, это - вполне типичная ситуация.
Однако, запрет 2006 г. не оказывал особого влияния на ситуацию на рынках, так как мужчины в Северной Корее торгуют редко: частная рыночная торговля и в девяностые годы была преимущественно женским занятием. {34} Поэтому гораздо более важными представляются те меры, на которые власти вошли год спустя, в декабре 2007 г., когда они запретили торговать на рынках женщинам моложе 50 лет. {35} Идеологическое основание запрета было тем же самым: каждый физически здоровый житель КНДР должен трудиться в госсекторе, а единственно допустимая роль частной экономики - это функции вспомогательного механизма, полезного для преодоления временных кризисов.
Запрет на торговлю привёл к немалым возмущениям. Крупнейшая из известных акций протеста состоялась в городе Чхонджине, на северо-востоке страны, в начале марта 2008 г. В этом городе власти добились полного соблюдения запрета, в то время как продовольствие по карточкам выдавалось нерегулярно и не в полном объёме. Сообщается, что женщины, участвовавшие в стихийном митинге, кричали: «Если вы не разрешаете нам торговать, дайте нам еду!» «Если нет зерна [для выдачи по карточкам], то разрешите нам торговать!» {36}
Самый крупный рынок в КНДР расположен в городе Пхёнсон, рядом с Пхеньяном. Летом 2007 местные власти объявили, что объемы торговли на пхёнсонском рынке будут существенно сокращены. Специально была запрещена оптовая торговля с использованием грузовиков (чапхан чанъса). {37}
В начале 2008 года журнал «Римчжинган», имеющий большие связи в Северной Корее, сообщил, что в октябре 2007 ЦК ТПК выпустил документ, имевший отношение к «проблеме рынков». Документ этот был разослан парторганизациям по всей стране.
В документе утверждается, что рынки стали источниками беспорядка и рассадником спекуляции («продавцы поднимают цены и получают сверхприбыль»). Также отмечается, что торговлей в основном занимаются женщины работоспособного возраста. Упоминается, что на рынках широко распространена продажа контрабандных товаров южнокорейского производства, и что таким образом рынки помогают распространению опасных «фантазий о враге». Наконец, создание рынков вне отведенных для этого областей приводит к социальным беспорядкам и вредит облику города. В документе, который цитирует «Римчжинган», заявляется, что скандалы и прочие инциденты, которые случаются на рынках, тайно снимаются «врагами» и затем используются ими в их пропаганде - очевидный намек на несколько реальных случаев, когда видеоматериалы, тайно снятые на северокорейских рынках, были вывезены за границу, главным образом - для продажи японским телеканалам.
Согласно документу, все эти проблемы можно решить путём усиления контроля над рынками. В то же время, документ не предполагает полное закрытие рынков. В документе цитируется высказывание Ким Чен Ира, который подчёркивает, что на данном этапе социально-экономического развития Северной Кореи существование рынков неизбежно, но при этом рынки следует тщательно контролировать и следить за тем, чтобы их экономическая роль оставалась вспомогательной. {38}
В конце октября - начале ноября 2008 года местным властям сообщили, что с 3 января 2009 года рынки будут работать только три дня в месяц (1-го, 11-го и 21-го числа каждого месяца). Было объяснено, что рынки становятся ненужными из-за улучшения социально-экономической ситуации в Северной Корее. Одновременно было объявлено, что «общие рынки» опять преобразовываются в рынки сельскохозяйственные, что на практике означало формальный запрет на торговлю на рынках промтоварами. Наконец, был в очередной раз подтверждён и запрет на торговлю зерновыми. {39}
Началась обычная разъяснительная работа, в ходе которой партийно-государственному активу объясняли, что рынки порождают частнособственническую стихию, спекуляцию, имущественное расслоение, отвлекают людей от труда в государственном секторе, создают почву для распространения вредных слухов. В экспериментальном порядке ограничения сначала ввели в силу в нескольких городах северо-востока.
Однако в последний момент правительство дало задний ход. В начале января было разослано постановление о том, что оскольку не удалось провести должной подготовки, введение мероприятий откладывается на полгода. С мест сообщают, что идея закрытия рынков встретила массовое сопротивление со стороны низового чиновничества. Часть низовой номенклатуры кормится с рынков, а часть - просто понимает, насколько рынки важны для нормального существования большинства народа. {40}
В качестве любопытной иллюстрации отношения северокорейского руководства к рынкам как к таковым можно процитировать замечание, сделанное северокорейским чиновником в конце октября 2005 года, то есть вскоре после того, как было формально объявлено о возрождении карточной системы. Когда Нам Сон-ук, известный южнокорейский учёный и аналитик, часто посещающий КНДР, спросил, действительно ли власти КНДР хотят восстановить карточную систему. Его северокорейский собеседник ответил: “Теперь, когда у нас есть хороший урожай и большие запасы риса, зачем вообще нужна торговля рисом на рынке?” {41} Основная мысль ясна: «нормальная экономика» должна быть основана на административном распределении и нормировании, а рынки и розничная продажа допустимы только в чрезвычайных ситуациях.
Контрреформы 2004-2008 гг. не ограничились экономикой. Правительство попыталось вернуться к тому уровню контроля над населением, который существовал до стихийной либерализации девяностых. Кампании против продажи и просмотра контрабандных фильмов (особенно южнокорейских) не прекращались никогда, но, что с 2005 года власти стали уделять этой проблеме больше внимания . {42} Кроме того, они попытались вновь взять под контроль над передвижением людей и товаров внутри страны. С 2006 г. начали поступать сообщения об участившихся проверках багажа в поездах, грузовиках и автобусах, а в конце 2007 г. была организована большая кампания по перехвату грузовиков с товарами частных лиц. {43} Примерно тогда же властям удалось провести в жизнь запрет на частные автобусные перевозки, которые процветали с конца 1990-х гг. (типичный для Северной Кореи пример «серой» экономики, частные автобусы оформлялись как принадлежащие государственной структуре или же совместному предприятию) . {44} «Железнодорожная полиция» (специальные полицейские патрули, которые сопровождают некоторые поезда в КНДР) получила распоряжениие осматривать подозрительно большой багаж и конфисковывать то, что явно предназначается для продажи. {45}
Был усилен контроль на границе с Китаем, пересечение которой с середины 1990-х гг. не составляло особой проблемы. Это привело к резкому снижению в числа северокорейских беженцев в Китае: с примерно 200-250 тысяч в 1998 г. до 30-40 тысяч в 2007 г. {46} Этот спад был вызван многими факторами, в том числе и улучшением продовольственной ситуации на Севере, но усиление пограничного контроля также сыграло свою немалую роль. Начиная примерно с 2003-2004 годов стало почти невозможно пересечь пограничную реку границы без предварительной договорённости с пограничниками. «Право прохода» по-прежнему можно приобрести: сообщается, что в 2007 г. средняя взятка за переход границы составляла 500 юаней, то есть примерно 70 долларов (немалая сумма по меркам рядовых северокорейцев, но вполне умеренные деньги для профессиональных контрабандистов). {47}
«Группы по борьбе антисоциалистическими явлениями» в октябре 2008 года начали крупномасштабные проверки персонала полиции и службы безопасности в пограничных зонах. Основной целью этих проверок являлось выявление чиновников, связанных с контрабандными поставками из Китая. {48} Это - не первая попытка расправиться с контрабандистами и их небескорыстными покровителями из числа местных чиновников. С конца 2007 г. на протяжении нескольких месяцев центральные власти провели масштабную проверку деятельности чиновников в крупнейшем пограничном городе Синыйджу, который служит главным центром легальной и нелегальной торговли с Китаем. Сообщается, что несколько местных чиновников, признанных виновными в коррупции, были казнены. Более удачливые отделались увольнением или понижением в должности - например, по результатам проверки потерял работу глава местной таможни. {49} Годом раньше аналогичные проверки были проведены в городе Хверён, втором по значению центре северокорейско-китайской торговли. {50}
Итак, вопреки ожиданиям оптимистов, постепенная и в значительной степени стихийная либерализация 1994-2004 годов не привела к радикальному и систематическому преобразованию общественно-политической структуры КНДР. Примерно с 2004 г. власти Северной Кореи начали проводить линию на возвращение к тому состоянию, что существовало до 1994 г.
Почему северокорейское руководство так стремится вернуться в прошлое? В конце концов, те же самые люди смотрели сквозь пальцы на стихийную либерализацию конца девяностых. Какие изменения во внутренних и внешних условиях сделали этот поворот в северокорейской политике, во-первых, возможным и, во-вторых, желательным с точки зрения пхеньянского руководства?
Для того, чтобы дать ответ на этот вопрос, нужно обратиться к тем изменениям, которые произошли в международном положении Северной Кореи после 2000 г. В 1998-2008 гг. в Южной Корее у власти были лево-националистические силы, которые проводили в отношении Севера т.н. «солнечную политику». {51} Эта политика, в частности, предполагала резкое увеличение количества гуманитарной помощи, предоставляемой Северу, причём эта помощь оказывалась в одностороннем порядке и без предварительных условий. Это изменение южнокорейской политики по отношению к Северу стало особенно заметным после первой межкорейской встречей на высшем уровне, которая состоялась летом 2000 г. Поток помощи сопровождался резким увеличением торговли между двумя корейскими государствами. Торговля эта обычно субсидировалась южнокорейской стороной и на практике часто не слишком отличалась от прямой помощи. (см. Таблицу 1).
Таблица 1. Торговый оборот между Севером и Югом (млн. $) {52}
1997 308
1998 222
1999 333
2000 425
2001 403
2002 642
2003 724
2004 697
2005 1055
2006 1349
2007 1797
Существенно выросли и объемы торговли КНДР с Китаем (см. Таблицу 2). Есть основания полагать, что приблизительно в 2001-2002 годах китайское руководство решило, что крах КНДР следует по возможности предотвратить и, соответственно, начало выделять определённые ресурсы на то, чтобы удерживать северокорейскую экономику на плаву.
За 2000-2008 гг. товарооборот между КНР и КНДР увеличился почти в шесть раз. Одновременно увеличилась и китайская помощь Северной Корее, точные данные об объёмах которой, к сожалению, не подлежат публикации и потому остаются неизвестными. В докладе, подготовленном американскими исследователями по результатам консультаций с китайскими специалистами, говорится: “Если пять лет назад треть внешних гуманитарных поставок Китая приходилось на Северную Корею, то согласно последним оценкам эта доля достигла 40%. Учитывая, что помощь Китая Африке и азиатским странам Китая росла пропорционально экономическому росту, этот факт, вероятно, отражает существенный количественный рост объёмов китайской помощи КНДР». {53}
Таблица 2. Торговый оборот между Северной Кореей и Китаем (млн. $) {54}
1997 650
1998 410
1999 370
2000 480
2001 740
2002 730
2003 1020
2004 1360
2005 1580
2006 1700
2007 1974
2008 2787
Всё это означает, что северокорейское правительство стало менее изолированным на международной арене, несмотря на очередной этап ядерного кризиса, который начался в 2002 г. и достиг своей кульминации в 2006 г., когда Пхеньян провёл испытания ядерного взрывного устройства.
Китайской и южнокорейской помощи недостаточно для полного восстановления экономики (по-видимому, такое возрождение без радикальных реформ невозможно в принципе). Тем не менее, положение заметно улучшилось, в частности - покончено с массовыми голодовками (хотя продовольственная ситуация в стране остаётся непростой, и потенциальная угроза нового голода сохраняется).
События последних лет свидетельствуют: улучшение экономической ситуации и ослабление внешнего давления не подтолкнули правительство КНДР к рыночным преобразованиям. Напротив, относительная экономическая стабилизация привела к контрреформам, направленным против рынков и связанных с ними общественных институтов, которые спонтанно сформировались в девяностые годы.
Это поведение северокорейских лидеров на первый взгляд кажется иррациональным, так как успех китайских и вьетнамских реформ очевиден. В Китае партийной олигархии удалось не только сохранить, но и усилить свою власть, встав во главе беспрецедентного экономического роста. При этом высшие северокорейские чиновники прекрасно осведомлены о грандиозных успехах Китая, в котором многие из них регулярно бывают. Китайские власти даже организовали визит Ким Чен Ира в шанхайский район Пудун, сосредоточение небоскрёбов и гигантских офисных комплексов, который считается одним из символов экономического успеха КНР. {55} Если верить газетным сообщениям, вид Пудуна произвёл на Ким Чен Ира должное впечатление, но никаких политических последствий это посещение не имело.
Поведение пхеньянских властей, их явное нежелание проводить реформы часто описывается как иррациональное, как результат недостаточной информированности Пхеньяна или же как продукт якобы присущего северокорейским руководителям «параноидального мышления». Однако у этой стратегии есть рациональное объяснение. Северокорейские лидеры не идут на реформы вовсе не потому, что они фанатически верят в собственную идеологию или плохо информированы о внешнем мире, а наоборот - потому, что они хорошо знают ситуацию в своей стране и отлично понимают, что эта ситуация в корне отличается от той, что сложилась в Китае или во Вьетнаме. Главное различие заключается в самом факте существования богатого Юга.
Северокорейские лидеры помнят, что они живут рядом со страной, граждане которой говорят на корейском языке и официально считаются «другой частью нашей нации», но при этом имеют душевой доход, превосходящий доход северян не менее чем в 17 раз (по некоторым оценкам, разрыв между Севером и Югом в уровне национального дохода на душу населения вообще является 50-кратным). {56} Если простые северокорейцы узнают о масштабах процветания Юга, это нанесёт колоссальный удар по легитимности нынешнего северокорейского режима и, скорее всего, поставит под угрозу само его существование. Конечно, в общих чертах о процветании Юга известно и сейчас, однако лишь немногие на Севере представляют, насколько велик разрыв в доходах и уровне жизни, существующий между двумя корейскими государствами.
Существование по соседству богатого Юга означает, что “восточногерманский сценарий” всегда остаётся потенциально возможным - в отличие от Вьетнама или Китая, где вероятность такого сценария отсутствует. Китайцы знают о процветании Японии или Соединенных Штатов, но не придают этому факту особого политического значения, так как и японцы, и американцы - это другие нации с другой историей. И, конечно, ни у Вьетнама, ни у Китая нет богатого соседа, с которым они могли бы объединиться (Тайвань слишком мал, чтобы оказать ощутимое влияние на средний доход китайцев даже в гипотетическом случае объединения, а Южный Вьетнам прекратил свое существование в 1975 году).
Однако реформы китайского типа принципиально невозможны без существенного ослабления информационной блокады изнутри и без либерализации контроля над населением. Иностранные инвестиции и технологии - необходимые стартовые условия экономического роста, и это означает, что в случае реформ заметное количество северокорейцев получит доступ к политически опасным знаниям о внешнем мире, прежде всего - о Южной Корее. Неизбежным представляется и значительное ослабление административного контроля: нельзя проводить эффективные рыночные реформ в стране, где каждая командировка требует «разрешения на поездку», оформление которого занимает от нескольких дней до месяца, и где допуск к жизненным благам определяется не столько эффективностью труда, сколько реальным или демонстрируемым политическим рвением (не в последнюю очередь - способностью заучивать наизусть речи Любимого Руководителя). Либерализация является необходимым условием рыночных реформ, но она приведёт к тому, что в стране начнётся распространение политически опасной информации. Если северокорейцы узнают о том, насколько они беднее своих соседей, и если они станут меньше бояться власти, то не ясно, почему они согласятся спокойно принять авторитарную «диктатуру развития» китайского типа - ведь перед глазами у них будет куда более привлекательный пример Юга (и соблазн объединения).
При этом, в отличие от коллег в бывшем СССР и Восточной Европе, в случае падения режима у северокорейской элиты нет особых шансов стать успешными бизнесменами. Скорее всего, в экономике новой объединённой Кореи все руководящие позиции достанутся выходцам с Юга, у которых будут и деньги, и образование, и опыт и, возможно, политическая поддержка. Похоже, что северокорейская элита понимает, что в случае объединения она потеряет все и не получит ничего взамен. Не случайно, что один из вопросов, которые часто задают иностранцам в КНДР - это вопрос о судьбе, постигшей восточногерманских чиновников после объединения страны.
В подобной ситуации с точки зрения властей единственным разумным выходом представляется следование тому политическому курсу, который они и их предшественники проводили в течение десятилетий. Цель их внутренней политики состоит в том, чтобы держать население страны под контролем, не давая ему возможности организоваться и по возможности отсекая его от информации о внешнем мире. В области внешней политики наиболее безопасной представляется многократно проверенная стратегия максимизации иностранной помощи путём игры на противоречиях держав. Международной помощи недостаточно для успешного экономического развития, но её достаточно, чтобы поддерживать экономику на плаву, предотвращать массовый голод и создавать условия для относительно благополучной жизни немногочисленной элиты.
Однако для достижения этих целей необходимо ограничить или даже вовсе уничтожить стихийно зародившийся в стране частный сектор, само существование которого подрывает систему административно-полицейского контроля и способствует распространению в стране опасной для режима информации.
На протяжении 1994-2004 г. в Северной Корее контроль государства над обществом и экономикой постепенно ослабевал, но в последние годы этот процесс был остановлен и даже повёрнут вспять. Трудно поверить в то, что попытки правительства отменить те колоссальные изменения в обществе, которые произошли после смерти Ким Ир Сена, будут полностью успешными. Однако, период когда десталинизация снизу не вызывала сопротивления сверху, закончился.
ПРИМЕЧАНИЯ
21 Ханбандо сосик [Новости Корейского полуострова]// Хангёре, 5 декабря 2003. P. 4.
22 Беседа состоялась в январе 2008 года.
23 Sang T Choe and Suk-Hi Kim and Hyun Jeong Cho, “Analysis of North Korea’s foreign trade: 1970-2001” // Multinational Business Review 11 no.1 .Spring 2003. P. 104.
24 В 2004-2005 году этот запрет вызвал волну обсуждений: «Пук сончжонхва кымчжи сасиль» [Подтвержден запрет мобильных телефонов на Севере] // Хангук ильбо, 4 июня 2004.P. 5; Пук, Ёнчхон пхокбаль иху хюдэ чонхва кымчжи чочхи [Северная Корея: после Рёнчхонского взрыва введен запрет на мобильные телефоны] // Кунмин ильбо, 14 июня 2004. P. 11.
25 Такие слухи были распространены весьма широко. См., например,: Aidan Foster-Carter, “North Korea: The Columbus complex”. Asia Times. 2 February 2008.
26 Ким Ёнчжин, Пук 10 воль путхо 5 тынгып сикрян пэгык сильси [С октября Северная Корея введёт пятиуровневую систему распределения продовольствия] // DailyNK, 15 сентября 2005.
27 В мае-июне 2005 года рис на хамхынских рынках стоил 950 северокорейских вон за килограмм. См.: Ким Ёнчжин, Хамбук Мусан чирёк ссалькап сопхок харак [Резкое повышение цен на рис в Мусане и Хамгён-пукто], DailyNK, 17 июля 2007.
28 Чвесо сопчхвирян-ый чольбанман патта [Они получают только половину минимально необходимого питания] // Кёнхян синмун, 24 мая 2008. P.5
29 Meredith Woo-Cumings. The Political Ecology of Famine: The North Korean Catastrophe and Its Lessons. Tokyo: Asian Development Bank Institute. 2002. P.34.
30 Ли Кванбэк, “Пук чанъмаданъ тхончже хёгваопсо… Ким Чжониль токче вихёп ёин-ыро” [Контроль за рынками в Северной Корее неэффективен… Только потому, что они угрожают диктатуре Ким Чен Ира] // DailyNK, 18 ноября 2006.
Ли Сончжин, Ян Чжона. “Пунтангук чанмадан кагёк-ква пхуммокккачхи тхончже” [На северокорейских рынках контролируют цены и предметы, допущенные к продаже] // DailyNK, 15 ноября 2007
31 Кан Чхольхван. “Чанса тансоге Пхёнян симидо кверопта” [Пхеньянцы недовольны карательными мерами против частной торговли] // Чосон ильбо, 28 июля 2008
32 В обоих случаях количество зерновых реально меньше - люди «добровольно» уменьшают свою норму. Обычно уменьшение составляет 20%, то есть человек, которому положено 700 г, реально получает 540.
33 Ким Ёнчжин, “Пэгык 700 г тэсангын моду чикчан чхульгынхара” [Те, кто имеют право на порцию в 700 грамм, все должны идти работать] // DailyNK, 7 декабря 2006.
34 Особая роль женщин в серой экономике Северной Кореи отмечается значительным числом исследователей. На английском см., например: Byung-Yeon Kim and Dongho Song, “The Participation of North Korean Households in the Informal Economy”; Andrei Lankov and Kim Seok-Hyang, “North Korean Market Vendors”. На корейском - Ли Мигён, “Тхальбук ёсонгва-ый симчхын мёнчжоб-ыль тхонхесо пон кёнчженан иху Пукхан ёсон-ый чиви пёнхва-ва чонман” [Перспективы изменения роли северокорейских женщин - на основании исперпывающих свидетельств беженок] // Качжок-ква мунхва, №. 1, (2006): P. 37.
35 Слухи о запрете ходили еще с октября. Официально о запрете было объявлено 1 декабря, 2007 года. См.: Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 6 декабря 2007, P. 2.
36 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 12 марта 2008, P. 2-3.
37 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 30 июля 2008, P. 6.
38 Римчжинган 2008, #2, P.83-85.
39 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 6 ноября 2008. P. 1-2.
40 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 13 января 2009. P. 2-3.
41 Нам Сонук, «Ноноп пуня-ый кэхёк танхэн-гва пэгыпче чэге» [Сельскохозяйственные реформы и возрождение карточной системы] // Пукхан, № 12, 2005. P. 81
42 Сообщения о таких кампаниях появляются достаточно регулярно. См., например: Хан Ёнчжин, “Пук ёниль ‘чабочжуи моранэчжа’” [Северокорейцы по-прежнему говорят о ‘избавлении от капитализма’] // DailyNK, 10 января 2006.
43 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 26 декабря 2007, P. 2.
44 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 26 декабря 2007, P. 2-3.
45 Квон Чжунхён, “Пук сичжан тхончже кыксим… ёсон согоккачжи комса” [Контроль за рынками достиг апогея… Проверяется даже нижнее белье у женщин] // DailyNK, 29 ноября 2007.
46 Некоторые исследователи оценивают число северокорейских беженцев в Китае в 2006-2008 годах как большое, но автор склонен согласиться с Юн Ёсаном (Юн Ёсан. Хэве тхальбукча сильтхэхва тэчхэк [Современная ситуация с северокорейскими беженцами за рубежом и политикой в отношении них] // Пукхан, №. 5, 2008: P. 70). Согласно его исследованию, в 2007 году в Китае было от 30 до 50 тысяч северокорейцев. В мае 2007 года представители НГО также пришли к выводу, что число беженцев близко к 30,000 (“Тхальбук хенрёль 10 нён…сучча чульго кечхын тэян” [Десять лет побегов с Севера… Число снижается, увеличивается количество представителей различных социальных слоев] // DailyNK, 14 мая 2007). Эти оценки совпадают с тем, что автор узнал в ходе бесед с китайскими чиновниками и независимыми исследователями в ходе поездок по приграничным районам в 2007 и 2008 годах.
47 Чу Сонха, “Ким Чжониль ‘тхальбук ханрююиб-ыро оём Хверён ккеккыси хара’” [Ким Чен Ир приказал очистить Хверён от идеологического загрязнения, вызванного распространением южнокорейской культуры и побегами] // Тона ильбо, 26 февраля 2007.
48 Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 29 октября 2008, P. 3-4
49 О расследовании в Синыйджу см.: Оныр-ый пукхан сосик (Северная Корея сегодня), 27 мая 2008, P. 4-5; Ким Минсо. Синыйчжу сегванчжан ‘писагыруппа’ комёль ху чвачхон [Глава синыйджусской таможни смещён после расследования, проведённого группой по борьбе с антисоциалистическими явлениями] // DailyNK, 29 октября 2007.
50 Чу Сонха, “Ким Чжониль ‘тхальбук ханрююиб-ыро оём Хверён ккеккыси хара’”
51 Существует обширная литература о «политике солнечного света». Наиболее фундаментальной работой на английском языке является: Norman D. Levin, Yong-Sup Han, Sunshine in Korea: The South Korean Debate over Policies Toward North Korea.Washington: Rand. 2003.
52 2008 нён вегё пэксо [«Белая книга» о внешней политике, издание 2008 года] // Министерство иностранных дел и внешней торговли. Сеул, 2008. P. 49
53 Keeping an Eye on an Unruly Neighbor: Chinese Views of Economic Reform and Stability in North Korea. Center for Strategic and International Studies & U.S. Institute of Peace. Washington, 2008. P.11.
54 Чхве Чуннам, Чунгук-ый тэбук чончхэк-ква 2.13 хаб-ыро тэхан ипчан [Китайская политика от отношению Северной Корее и Соглашению от 13 июня] Сеул: KINU, 2007, P. 40.
55 “Kim Jong Il continues Shanghai tour, visits bourse,” Kyodo Wire Agency. 18 January 2001.
56 С дискуссией о размере ВВП КНДР можно ознакомиться здесь: Ли Чжонсок, “Пукхан кунмин содык чэпхёнга” [Новая оценка национального дохода Северной Кореи] // Чонсо-ва чончхэк № 3. 2008: P. 1-4.
.