(no subject)
Это не беллетристика и не мемуары. Я просто написал то, что хотел.
Все события и имена - реальные. Предупреждаю: это длинно и нудно. Любую критику приму с удовольствием.
В детстве и юности у меня был друг Серёга. Вообще, как-то очень удачно получилось: в нашем дворе - нет, это не тот питерский двор, который все себе представляют, а просто двором называлось некое пространство, объединяющее два кооперативных дома, по сорок пять квартир в каждом - так вот, в этом дворе нас было четверо пацанов одного возраста.
Мы со Славиком были, вроде как, из интеллигентных семей, а Димка с Серёгой - из пролетарских. Я до сих пор не очень могу определить эти понятия, а уж в детстве и подавно не мог. Я только отмечал тот факт, что у них в домах очень мало книг, и что они берут их читать у нас со Славиком.
Димон не был заброшенным. Он занимался музыкой по классу аккордеона, и по прошествии нескольких лет выяснилось, что он может подбирать по слуху, так же, как я или Славик. Мы даже вместе что-то записывали на Славкином "Панасонике", привезённом его отцом из Финляндии. Забегая вперёд, скажу, что Димон состоялся, как личность: после армии он закончил вечерний институт, пару лет назад у него родился сын, и вообще он очень хороший и интересный человек.
Но почему-то он никогда не был мне близок так, как Серёга. Серёга был несчастен. Никто им не занимался. Ни в какой кружок он никогда не ходил. Ни музыка, ни рисование, ни шахматы, ни на худой конец какая-нибудь спортивная секция не имели для его родителей никакого смысла. Его отец был родом из одной из многочисленных спившихся деревень в Бокситогорском районе Лен. области. Вечно пьяный, неприветливый человек с землистым лицом. Сергею от него досталась предрасположенность к алкоголизму.
Но тогда, в детстве, что мы могли об этом знать? Мы просто жили, играли, дрались, катались на лыжах, читали книги, мечтали, дрочили, слушали музыку. Почему-то Серёга мне всегда казался каким-то тонким, беззащитным, хоть и был он здоровый парень. Умница, интуит, прекрасный собеседник, верный друг. Изысканные, какие-то даже утончённые черты лица, грустные, выразительные глаза.
У него была ярко выраженная техническая жилка, он так же, как и я, восторженно любил математику, мы с ним могли часами доказывать какую-нибудь дурацкую теорему, сама возможность делать логические построения возбуждала и завораживала. Человек, тонко чувствующий настроение, музыку, эмоции. Однажды в Филармонии, не помню уж на каком концерте, я увидел что он плачет.
Но детство прошло. Уже в восемнадцать лет было понятно, что Серёга не такой как все. Он не мог пить по-человечески. То есть не мог, как все, напиться, насладиться изменённым психическим состоянием, а наутро мучится с похмелья - в этом тоже есть свой кайф. Начав пить, Серый не мог остановиться. Полностью терял человеческий облик. Не помнил, что он делает. Но самое страшное - на следующий день он был обязан продолжать. Мы начали пить примерно в одно время, дозы и частота были одинаковыми, но ни на ком из нас это пагубно не сказалось, за исключением Серёги. Это был наследственный алкоголизм.
Знаете ли вы, что алкоголизм не лечится? Что все так называемые «завязавшие» - это несчастные люди, вынужденные вести асоциальный образ жизни? Что если такой человек выпьет хотя бы стакан вина, то он «срывается»? Каково ему в компании, особенно в России?
После армии Серёга несколько раз «зашивался», а потом снова «расшивался». Были периоды, когда он по полгода и больше не брал ни капли спиртного в рот, и пытался учиться и как-то строить свою жизнь. Но всё это срывалось, разбивалось, пропадало впустую, когда он снова уходил в запой.
Потом я уехал в Израиль. Со своими друзьями детства я не общался, за исключением Славика, моего лучшего друга, который год прожил у меня, и вообще, был в Израиле нелегалом. Он по профессии актёр (закончил ЛГИТМИК) и сейчас живёт в Австралии. Но его приключения в Израиле и после - это совсем другая история.
В 1996 году я впервые посетил Питер. Не нужно описывать радость встреч с родителями, сестрой, друзьями после шестилетнего перерыва, это и так понятно. Конечно же, я на второй день позвонил Серёге и поехал к нему. Он жил всё в той же квартире, всё в том же доме, с матерью и отцом, уже окончательно спившимся. Один, холост, работы толком нет, образования никакого нет, жизнь не складывается.
После первых восторгов, объятий, расспросов, рассказов очень быстро пришло время столь знакомого: «Ну? Так надо ж это самое... Ну, за встречу... Эх, жаль, Димки нет!» Димка давно переехал, жил на другом конце города, и сейчас вообще умотал куда-то на неделю. Я ведь никого не предупредил о своём приезде.
Я насторожился: «А тебе того... можно?». «Можно, можно! - ответил Серёжа на голубом глазу. - У меня всё в порядке.»
Я, конечно, тормознул. Прошло столько лет и многое было забыто, вытеснено из памяти более сильными впечатлениями и эмоциями. Или, может быть, мне было легче успокоить себя тем, что он взрослый человек и знает, что делает. В общем, пошли мы в магазин и купили бутылку и закусь. Я, как богатый иностранец, не скупился. Это только потом я сообразил, что многое из того, что я не глядя набирал - сырки, ветчина, натуральные соки - было для Серёги и его семьи просто недоступным деликатесом.
Но только лишь мы выпили половину бутылки, я понял, что ничего не изменилось и передо мной прежний, больной и несчастный человек. Глаза его странно заблестели и утратили всякое выражение. Все слова, что он хотел сказать, все ответы на мои вопросы, всё забылось и уступило место короткому «ну, давай!». Пили ли вы когда-нибудь с алкоголиком? Приходилось ли вам видеть, как две стопки водки превращают нормального человека и приятного собеседника в безликую машину, предназначенную для поглощения этой самой водки?
Из комнаты вышла Серёжина мама, посмотрела на нас, ничего не сказала и ушла обратно. Мне было дико, по свински неудобно. Друг же мой не замечал ничего. Первым событием, на которое он обратил внимание, было то, что бутылка, наконец-то закончилась. «Ну, пошли, купим ещё!» - даже не спрашивая моего мнения он потащил меня в прихожую, стал надевать пальто.
Не успев ничего понять, увлечённый его энергией, я оказался на улице. Хоть я и был уже сильно пьян, довольно быстро пришлось принять решение, как себя вести. «Серёга, - сказал я - Ты слышишь? Я больше ничего покупать не буду!» «Как!?! Почему!? Ты больше не хочешь? Ну купи тогда мне! Ну пожалуйста!!». Бесполезно спорить с безумцем, но я умею быть твёрдым когда надо. «Серёга, я ясно сказал. Тебе хватит. Я больше ничего не куплю. Хочешь, я тебя домой отведу?». Вот это уже было лишнее. Не нужно было его никуда вести, он твёрдо стоял на ногах, выпитые поллитра провалились, как в прорубь, его существо требовало ещё и ещё, пока не наступит забвение.
«Домой? Меня? Да пошёл ты нах...» - он просто повернулся ко мне спиной и пошёл, не оглядываясь. Не было смысла разговаривать с ним в таком состоянии. Я спустился в метро и поехал к маме.
На следующий день я ему позвонил и осторожно спросил, как дела, и как он себя чувствует. Всё нормально, ответил он, всё хорошо. По голосу я понял, что он уже принял. О вчерашнем он не помнил, или делал вид, что не помнил. Больше я его в тот приезд не видел, я был в Питере всего неделю, и с очень многими хотелось встретиться. Просто позвонил накануне отъезда, чтобы попрощаться. Прощания не получилось, он был сильно пьян и ничего не мог толком сказать.
Прошло два с половиной года. Я снова приехал в Питер. Снова позвонил Серёге. «Как здорово! - закричал он, - Приезжай!». И, словно предвидя мой следующий вопрос, серьёзно так сказал: «Ты знаешь, я уже год не пью».
Я приехал и мы несколько часов ходили по городу, разговаривали, вспоминали, смеялись. Прошла целая эпоха, было лето 1998 года, пора знаменитого «дефолта» в России. Сколько было рассказано, сколько было понято, ведь удивительным образом, несмотря ни на что, ни на пролетевшие годы жизни в разных странах, ни на различия во взглядах мы остались родными душами. Со мной был всё тот же Серёга: тонкий, умный, понимающий, проницательный, здраво мыслящий. И та нелепая встреча два с половиной года назад не имела никакого значения. Он действительно теперь не пил, всерьёз ударился в религию, стал ходить в церковь. Работал на заводе разнорабочим, но его это устраивало. По-прежнему был один.
«Ладно, - сказал он на прощанье - Давай договоримся на послезавтра, Димка приедет!». Димон, как уже было сказано, жил на другом конце города, со своей подругой, к которой Серёга почему-то неприязненно относился. Вслух он мне этого не сказал, но мне не нужны были слова, чтобы понять его. Наверное, она не любила отпускать его к друзьям, но мой приезд из далёкого Израиля являлся, наверное, достаточной причиной, чтобы Димон приехал к Серёге и мы, наконец, увиделись.
И вот, наступило послезавтра. Мы с двухметровым, громадным Димоном бросились друг другу в объятия, так, что затрещали кости. Разговоры, восторги, воспоминания. «Надо выпить, надо выпить!». «Но как же...» - только начал я, но Серёга тут же догадался, что я имею в виду. «Ничего, ничего - сказал он, - Вы выпьете, а я рядом посижу. Да не волнуйся, всё нормально, я уже привык к этому».
Как это было здорово! Мы обошли три магазина, пока обстоятельный Димон не нашёл какую-то особенную водку. Мы пили её в лесопарке на скамеечке, как в далёкой юности, и чувствовали себя снова молодыми. Аутентичность была нарушена лишь тем, что пользовались мы одноразовыми пластиковыми стаканчиками, а не грязным гранёным стаканом, одним на всех. О скольком, оказывается, могут разговаривать друзья детства, не встречавшиеся много лет. Я рассказывал им об Израиле и о моих приключениях, обо всём, через что мне пришлось пройти за эти годы. Они мне рассказывали о своей жизни, которая была мне так же непонятна, как и моя - им. Несмотря ни на что, всё осталось по-прежнему: мы те же самые, у нас общие воспоминания, мы понимаем друг друга с полуслова. А Серёга, действительно, сидел рядом с нами, принимал участие в разговоре и, казалось, что присутствие рядом алкоголя и двух пьянеющих друзей совершенно на него не действует. Это было чудесно, я не переставал радоваться за него.
Когда две купленные бутылки были допиты, Димон предложил пойти к девчонкам. «Девчонки» - это сильно сказано, речь шла о бывших подругах наших дворовых игр. У обеих были мужья, дети и своя жизнь. Выяснилось, что и Димон и Серёга продолжают с ними дружить. Одна из них, Алла, постоянно Серёгу опекала, подкармливала, однажды даже помогла с работой. Когда мы втроём к ней завалились, её радости не было предела. Она искренне бросилась мне на шею, и я снова поразился, насколько ничего не меняется, насколько детские впечатления и отношения живучи. А также тому, что моя скромная персона способна вызвать столько восторга.
Решено было устроить грандиозное пиршество. И снова мы пошли в магазин, накупили гору водки и снеди. Праздник начался. Была вызвана вторая «наша девчонка», которая вскорости приехала с мужем и с видеокамерой. У неё была слишком бурная юность, а потом, повзрослев, она поступила в ЛГУ и вскорости должна была защищать кандидатскую по экономике. «Вот какие у меня друзья детства!» - кричал я, обнимаясь с её мужем, которого видел впервые в жизни. Как было хорошо! Как мы пили, пели и смеялись! Ну, нет смысла описывать встречу людей, у которых столько общих воспоминаний. Всё было замечательно, пока... пока я не увидел, что у Серёги в руках рюмка.
Я был так увлечён праздненством, что пропустил тот момент, когда он принялся пить. И Димон пропустил, и Алка пропустила. Понятное дело, он не мог удержаться посреди такого разгула. Да и вообще, как мы, здоровые люди, можем понять его ощущения, его страдания? Какую же силу воли надо иметь, чтобы противостоять искушению в такой ситуации, когда все пьют! Кто вообще на такое способен?
Праздник продолжался какое-то время по-инерции, а потом сошёл на нет. Алка потихоньку всех выпроводила, сказав, что с Серёгой она разберётся сама, что ей, мол, не привыкать. Последнее, что я увидел, прощаясь с ней в дверях: сидящий в кухне за столом Серёга, с остекленевшими глазами и застывшей на лице бессмысленной ухмылкой. Именно таким я его и запомнил.
Потом, вернувшись в Израиль, я ему пару раз звонил, но поговорить не получалось. Либо он был в стельку пьян и плакал в трубку, обещая ,что сегодня он пьёт последний раз, либо у него было отвратительное настроение, и он не мог связать и двух слов.
Я перестал ему звонить, тем более, что в моей жизни пошда другая полоса: я поменял работу, потом развёлся, потом повстречал Леру и перебрался в Иерусалим. Началась новая жизнь и многому в ней уже не оказалось места.
Летом 2001 года я снова приехал в Питер, на этот раз уже с Лерой. Можете считать это малодушием, предательством, трусостью, но Серёге в этот раз я звонить не стал. Это было тем более легко, что не оставалось и минуты свободной и очень просто было притвориться, что это забылось, потерялось, утекло. Но конечно же, я не хотел ему звонить, не хотел снова переживать всё это.
Когда, вернувшись в Израиль, я позвонил Славику и рассказал ему о своей поездке, то он чуть не задохнулся от возмущения. «Как ты мог, да как ты мог не навестить Серёгу?!?» - кричал он на меня по телефону из Сиднея. «Да вот так вот и мог - спокойно отвечал я. - Я не хочу в очередной раз наблюдать, как он из-за меня срывается».
Впрочем, Славик сам побывал в Питере весной 2002 года, и после этого признался, что понимает меня. По его словам, Серёга являл собой ужасное и жалкое зрелище. Славик увидел то, чего я не смог передать ему словами: друг, близкий и понимающий человек, теряет облик, деградирует, распадается.
У этой истории нет окончания. Я всё так же живу в Израиле, Славик - в Австралии, у Димона, как уже упоминалось, маленький ребёнок, и, наверное, с Серёгой он видится редко. Серёга живёт всё так же.
И лишь одна мысль не даёт мне покоя, вот уже пятнадцать лет. Если бы он не жил в нашем дворе, если бы судьба не свела его со мной и со Славиком, если бы он не читал вслед за нами книг, не ходил бы вместе с нами в Эрмитаж и в Филармонию, то был бы он так несчастен, как теперь? Нет, наверное он стал тогда бы простым алкоголиком, коим в России нет числа. А так он не просто алкоголик, но ещё и человек с поломанной судьбой. Человек, умеющий думать, понимающий весь ужас той ситуации, в которой он оказался, и от этого страдающий ещё сильнее.
Вот и всё.
* * *
Нет, не всё. Я пишу это спустя четыре года, 14 декабря 2007. За это время много чего произошло.
Летом 2004 года я в очередной раз был в Питере. Я позвонил Серёге. Разговора не получилось. Он еле ворочал языком. На моё предложение о встрече он ответил: "Лёня, дай мне в себя прийти, в квартире прибраться. Дай мне пару дней, я тебе позвоню."
Он не позвонил. Перед отъездом я ещё раз набрал его номер. Он не ответил.
Если честно, то мне не очень-то хотелось с ним встречаться. То, что я попытался, а встреча не состоялась - принесло мне даже некоторое облегчение. Это правда, как бы гнусна она ни была.
Летом 2005 года Серёга умер.
В январе 2006 я снова приехал в Питер. Это была не просто поездка: мы заранее сговорились со Славиком оказаться там одновременно. Мы были все вместе на могиле у Серёги: Алка, Элка, Димон, Славик и я. С нами был Алкин муж Костя. Это он в последние годы, как мог, обеспечивал Серёгу работой, брал к себе подсобником на стройку.
На кладбище нас привела тётя Лида, Серёгина мама. "Смотри, Серёженька, все к тебе пришли" - сказала она без слёз.
Мы постояли, выпили, пожелали ему хорошо и спокойно лежать. Потом поехали к Алке поминать Серёгу.
Вот теперь всё.
Все события и имена - реальные. Предупреждаю: это длинно и нудно. Любую критику приму с удовольствием.
В детстве и юности у меня был друг Серёга. Вообще, как-то очень удачно получилось: в нашем дворе - нет, это не тот питерский двор, который все себе представляют, а просто двором называлось некое пространство, объединяющее два кооперативных дома, по сорок пять квартир в каждом - так вот, в этом дворе нас было четверо пацанов одного возраста.
Мы со Славиком были, вроде как, из интеллигентных семей, а Димка с Серёгой - из пролетарских. Я до сих пор не очень могу определить эти понятия, а уж в детстве и подавно не мог. Я только отмечал тот факт, что у них в домах очень мало книг, и что они берут их читать у нас со Славиком.
Димон не был заброшенным. Он занимался музыкой по классу аккордеона, и по прошествии нескольких лет выяснилось, что он может подбирать по слуху, так же, как я или Славик. Мы даже вместе что-то записывали на Славкином "Панасонике", привезённом его отцом из Финляндии. Забегая вперёд, скажу, что Димон состоялся, как личность: после армии он закончил вечерний институт, пару лет назад у него родился сын, и вообще он очень хороший и интересный человек.
Но почему-то он никогда не был мне близок так, как Серёга. Серёга был несчастен. Никто им не занимался. Ни в какой кружок он никогда не ходил. Ни музыка, ни рисование, ни шахматы, ни на худой конец какая-нибудь спортивная секция не имели для его родителей никакого смысла. Его отец был родом из одной из многочисленных спившихся деревень в Бокситогорском районе Лен. области. Вечно пьяный, неприветливый человек с землистым лицом. Сергею от него досталась предрасположенность к алкоголизму.
Но тогда, в детстве, что мы могли об этом знать? Мы просто жили, играли, дрались, катались на лыжах, читали книги, мечтали, дрочили, слушали музыку. Почему-то Серёга мне всегда казался каким-то тонким, беззащитным, хоть и был он здоровый парень. Умница, интуит, прекрасный собеседник, верный друг. Изысканные, какие-то даже утончённые черты лица, грустные, выразительные глаза.
У него была ярко выраженная техническая жилка, он так же, как и я, восторженно любил математику, мы с ним могли часами доказывать какую-нибудь дурацкую теорему, сама возможность делать логические построения возбуждала и завораживала. Человек, тонко чувствующий настроение, музыку, эмоции. Однажды в Филармонии, не помню уж на каком концерте, я увидел что он плачет.
Но детство прошло. Уже в восемнадцать лет было понятно, что Серёга не такой как все. Он не мог пить по-человечески. То есть не мог, как все, напиться, насладиться изменённым психическим состоянием, а наутро мучится с похмелья - в этом тоже есть свой кайф. Начав пить, Серый не мог остановиться. Полностью терял человеческий облик. Не помнил, что он делает. Но самое страшное - на следующий день он был обязан продолжать. Мы начали пить примерно в одно время, дозы и частота были одинаковыми, но ни на ком из нас это пагубно не сказалось, за исключением Серёги. Это был наследственный алкоголизм.
Знаете ли вы, что алкоголизм не лечится? Что все так называемые «завязавшие» - это несчастные люди, вынужденные вести асоциальный образ жизни? Что если такой человек выпьет хотя бы стакан вина, то он «срывается»? Каково ему в компании, особенно в России?
После армии Серёга несколько раз «зашивался», а потом снова «расшивался». Были периоды, когда он по полгода и больше не брал ни капли спиртного в рот, и пытался учиться и как-то строить свою жизнь. Но всё это срывалось, разбивалось, пропадало впустую, когда он снова уходил в запой.
Потом я уехал в Израиль. Со своими друзьями детства я не общался, за исключением Славика, моего лучшего друга, который год прожил у меня, и вообще, был в Израиле нелегалом. Он по профессии актёр (закончил ЛГИТМИК) и сейчас живёт в Австралии. Но его приключения в Израиле и после - это совсем другая история.
В 1996 году я впервые посетил Питер. Не нужно описывать радость встреч с родителями, сестрой, друзьями после шестилетнего перерыва, это и так понятно. Конечно же, я на второй день позвонил Серёге и поехал к нему. Он жил всё в той же квартире, всё в том же доме, с матерью и отцом, уже окончательно спившимся. Один, холост, работы толком нет, образования никакого нет, жизнь не складывается.
После первых восторгов, объятий, расспросов, рассказов очень быстро пришло время столь знакомого: «Ну? Так надо ж это самое... Ну, за встречу... Эх, жаль, Димки нет!» Димка давно переехал, жил на другом конце города, и сейчас вообще умотал куда-то на неделю. Я ведь никого не предупредил о своём приезде.
Я насторожился: «А тебе того... можно?». «Можно, можно! - ответил Серёжа на голубом глазу. - У меня всё в порядке.»
Я, конечно, тормознул. Прошло столько лет и многое было забыто, вытеснено из памяти более сильными впечатлениями и эмоциями. Или, может быть, мне было легче успокоить себя тем, что он взрослый человек и знает, что делает. В общем, пошли мы в магазин и купили бутылку и закусь. Я, как богатый иностранец, не скупился. Это только потом я сообразил, что многое из того, что я не глядя набирал - сырки, ветчина, натуральные соки - было для Серёги и его семьи просто недоступным деликатесом.
Но только лишь мы выпили половину бутылки, я понял, что ничего не изменилось и передо мной прежний, больной и несчастный человек. Глаза его странно заблестели и утратили всякое выражение. Все слова, что он хотел сказать, все ответы на мои вопросы, всё забылось и уступило место короткому «ну, давай!». Пили ли вы когда-нибудь с алкоголиком? Приходилось ли вам видеть, как две стопки водки превращают нормального человека и приятного собеседника в безликую машину, предназначенную для поглощения этой самой водки?
Из комнаты вышла Серёжина мама, посмотрела на нас, ничего не сказала и ушла обратно. Мне было дико, по свински неудобно. Друг же мой не замечал ничего. Первым событием, на которое он обратил внимание, было то, что бутылка, наконец-то закончилась. «Ну, пошли, купим ещё!» - даже не спрашивая моего мнения он потащил меня в прихожую, стал надевать пальто.
Не успев ничего понять, увлечённый его энергией, я оказался на улице. Хоть я и был уже сильно пьян, довольно быстро пришлось принять решение, как себя вести. «Серёга, - сказал я - Ты слышишь? Я больше ничего покупать не буду!» «Как!?! Почему!? Ты больше не хочешь? Ну купи тогда мне! Ну пожалуйста!!». Бесполезно спорить с безумцем, но я умею быть твёрдым когда надо. «Серёга, я ясно сказал. Тебе хватит. Я больше ничего не куплю. Хочешь, я тебя домой отведу?». Вот это уже было лишнее. Не нужно было его никуда вести, он твёрдо стоял на ногах, выпитые поллитра провалились, как в прорубь, его существо требовало ещё и ещё, пока не наступит забвение.
«Домой? Меня? Да пошёл ты нах...» - он просто повернулся ко мне спиной и пошёл, не оглядываясь. Не было смысла разговаривать с ним в таком состоянии. Я спустился в метро и поехал к маме.
На следующий день я ему позвонил и осторожно спросил, как дела, и как он себя чувствует. Всё нормально, ответил он, всё хорошо. По голосу я понял, что он уже принял. О вчерашнем он не помнил, или делал вид, что не помнил. Больше я его в тот приезд не видел, я был в Питере всего неделю, и с очень многими хотелось встретиться. Просто позвонил накануне отъезда, чтобы попрощаться. Прощания не получилось, он был сильно пьян и ничего не мог толком сказать.
Прошло два с половиной года. Я снова приехал в Питер. Снова позвонил Серёге. «Как здорово! - закричал он, - Приезжай!». И, словно предвидя мой следующий вопрос, серьёзно так сказал: «Ты знаешь, я уже год не пью».
Я приехал и мы несколько часов ходили по городу, разговаривали, вспоминали, смеялись. Прошла целая эпоха, было лето 1998 года, пора знаменитого «дефолта» в России. Сколько было рассказано, сколько было понято, ведь удивительным образом, несмотря ни на что, ни на пролетевшие годы жизни в разных странах, ни на различия во взглядах мы остались родными душами. Со мной был всё тот же Серёга: тонкий, умный, понимающий, проницательный, здраво мыслящий. И та нелепая встреча два с половиной года назад не имела никакого значения. Он действительно теперь не пил, всерьёз ударился в религию, стал ходить в церковь. Работал на заводе разнорабочим, но его это устраивало. По-прежнему был один.
«Ладно, - сказал он на прощанье - Давай договоримся на послезавтра, Димка приедет!». Димон, как уже было сказано, жил на другом конце города, со своей подругой, к которой Серёга почему-то неприязненно относился. Вслух он мне этого не сказал, но мне не нужны были слова, чтобы понять его. Наверное, она не любила отпускать его к друзьям, но мой приезд из далёкого Израиля являлся, наверное, достаточной причиной, чтобы Димон приехал к Серёге и мы, наконец, увиделись.
И вот, наступило послезавтра. Мы с двухметровым, громадным Димоном бросились друг другу в объятия, так, что затрещали кости. Разговоры, восторги, воспоминания. «Надо выпить, надо выпить!». «Но как же...» - только начал я, но Серёга тут же догадался, что я имею в виду. «Ничего, ничего - сказал он, - Вы выпьете, а я рядом посижу. Да не волнуйся, всё нормально, я уже привык к этому».
Как это было здорово! Мы обошли три магазина, пока обстоятельный Димон не нашёл какую-то особенную водку. Мы пили её в лесопарке на скамеечке, как в далёкой юности, и чувствовали себя снова молодыми. Аутентичность была нарушена лишь тем, что пользовались мы одноразовыми пластиковыми стаканчиками, а не грязным гранёным стаканом, одним на всех. О скольком, оказывается, могут разговаривать друзья детства, не встречавшиеся много лет. Я рассказывал им об Израиле и о моих приключениях, обо всём, через что мне пришлось пройти за эти годы. Они мне рассказывали о своей жизни, которая была мне так же непонятна, как и моя - им. Несмотря ни на что, всё осталось по-прежнему: мы те же самые, у нас общие воспоминания, мы понимаем друг друга с полуслова. А Серёга, действительно, сидел рядом с нами, принимал участие в разговоре и, казалось, что присутствие рядом алкоголя и двух пьянеющих друзей совершенно на него не действует. Это было чудесно, я не переставал радоваться за него.
Когда две купленные бутылки были допиты, Димон предложил пойти к девчонкам. «Девчонки» - это сильно сказано, речь шла о бывших подругах наших дворовых игр. У обеих были мужья, дети и своя жизнь. Выяснилось, что и Димон и Серёга продолжают с ними дружить. Одна из них, Алла, постоянно Серёгу опекала, подкармливала, однажды даже помогла с работой. Когда мы втроём к ней завалились, её радости не было предела. Она искренне бросилась мне на шею, и я снова поразился, насколько ничего не меняется, насколько детские впечатления и отношения живучи. А также тому, что моя скромная персона способна вызвать столько восторга.
Решено было устроить грандиозное пиршество. И снова мы пошли в магазин, накупили гору водки и снеди. Праздник начался. Была вызвана вторая «наша девчонка», которая вскорости приехала с мужем и с видеокамерой. У неё была слишком бурная юность, а потом, повзрослев, она поступила в ЛГУ и вскорости должна была защищать кандидатскую по экономике. «Вот какие у меня друзья детства!» - кричал я, обнимаясь с её мужем, которого видел впервые в жизни. Как было хорошо! Как мы пили, пели и смеялись! Ну, нет смысла описывать встречу людей, у которых столько общих воспоминаний. Всё было замечательно, пока... пока я не увидел, что у Серёги в руках рюмка.
Я был так увлечён праздненством, что пропустил тот момент, когда он принялся пить. И Димон пропустил, и Алка пропустила. Понятное дело, он не мог удержаться посреди такого разгула. Да и вообще, как мы, здоровые люди, можем понять его ощущения, его страдания? Какую же силу воли надо иметь, чтобы противостоять искушению в такой ситуации, когда все пьют! Кто вообще на такое способен?
Праздник продолжался какое-то время по-инерции, а потом сошёл на нет. Алка потихоньку всех выпроводила, сказав, что с Серёгой она разберётся сама, что ей, мол, не привыкать. Последнее, что я увидел, прощаясь с ней в дверях: сидящий в кухне за столом Серёга, с остекленевшими глазами и застывшей на лице бессмысленной ухмылкой. Именно таким я его и запомнил.
Потом, вернувшись в Израиль, я ему пару раз звонил, но поговорить не получалось. Либо он был в стельку пьян и плакал в трубку, обещая ,что сегодня он пьёт последний раз, либо у него было отвратительное настроение, и он не мог связать и двух слов.
Я перестал ему звонить, тем более, что в моей жизни пошда другая полоса: я поменял работу, потом развёлся, потом повстречал Леру и перебрался в Иерусалим. Началась новая жизнь и многому в ней уже не оказалось места.
Летом 2001 года я снова приехал в Питер, на этот раз уже с Лерой. Можете считать это малодушием, предательством, трусостью, но Серёге в этот раз я звонить не стал. Это было тем более легко, что не оставалось и минуты свободной и очень просто было притвориться, что это забылось, потерялось, утекло. Но конечно же, я не хотел ему звонить, не хотел снова переживать всё это.
Когда, вернувшись в Израиль, я позвонил Славику и рассказал ему о своей поездке, то он чуть не задохнулся от возмущения. «Как ты мог, да как ты мог не навестить Серёгу?!?» - кричал он на меня по телефону из Сиднея. «Да вот так вот и мог - спокойно отвечал я. - Я не хочу в очередной раз наблюдать, как он из-за меня срывается».
Впрочем, Славик сам побывал в Питере весной 2002 года, и после этого признался, что понимает меня. По его словам, Серёга являл собой ужасное и жалкое зрелище. Славик увидел то, чего я не смог передать ему словами: друг, близкий и понимающий человек, теряет облик, деградирует, распадается.
У этой истории нет окончания. Я всё так же живу в Израиле, Славик - в Австралии, у Димона, как уже упоминалось, маленький ребёнок, и, наверное, с Серёгой он видится редко. Серёга живёт всё так же.
И лишь одна мысль не даёт мне покоя, вот уже пятнадцать лет. Если бы он не жил в нашем дворе, если бы судьба не свела его со мной и со Славиком, если бы он не читал вслед за нами книг, не ходил бы вместе с нами в Эрмитаж и в Филармонию, то был бы он так несчастен, как теперь? Нет, наверное он стал тогда бы простым алкоголиком, коим в России нет числа. А так он не просто алкоголик, но ещё и человек с поломанной судьбой. Человек, умеющий думать, понимающий весь ужас той ситуации, в которой он оказался, и от этого страдающий ещё сильнее.
Вот и всё.
* * *
Нет, не всё. Я пишу это спустя четыре года, 14 декабря 2007. За это время много чего произошло.
Летом 2004 года я в очередной раз был в Питере. Я позвонил Серёге. Разговора не получилось. Он еле ворочал языком. На моё предложение о встрече он ответил: "Лёня, дай мне в себя прийти, в квартире прибраться. Дай мне пару дней, я тебе позвоню."
Он не позвонил. Перед отъездом я ещё раз набрал его номер. Он не ответил.
Если честно, то мне не очень-то хотелось с ним встречаться. То, что я попытался, а встреча не состоялась - принесло мне даже некоторое облегчение. Это правда, как бы гнусна она ни была.
Летом 2005 года Серёга умер.
В январе 2006 я снова приехал в Питер. Это была не просто поездка: мы заранее сговорились со Славиком оказаться там одновременно. Мы были все вместе на могиле у Серёги: Алка, Элка, Димон, Славик и я. С нами был Алкин муж Костя. Это он в последние годы, как мог, обеспечивал Серёгу работой, брал к себе подсобником на стройку.
На кладбище нас привела тётя Лида, Серёгина мама. "Смотри, Серёженька, все к тебе пришли" - сказала она без слёз.
Мы постояли, выпили, пожелали ему хорошо и спокойно лежать. Потом поехали к Алке поминать Серёгу.
Вот теперь всё.