Светлая память…
Оригинал взят у julia_pozdeeva в Светлая память…
«Недавно, лет 20 назад…», - услышав лёгкий смешок, пробежавший по аудитории, состоящей из 20-летних студентов, Марк Иосифович, тоже улыбнулся, но по-другому: «Вот увидите, после 40 лет годы полетят очень быстро». Он любил делать лирические отступления во время лекций. Наверное, мы тогда попали в самое благодатное для учёбы время - «Перестройка. Демократизация. Гласность» - наши преподаватели спешили поделиться с нами своими размышлениями (и не только о литературе или состоянии языковой среды) - теми, что во времена советской цензуры нельзя было представить увиденными не то что в печати, даже в рукописи. Конспекты лекций по зарубежной литературе с пометками на полях, я до сих пор храню и с удовольствием перелистываю, нам повезло, что тогда не было интернета.
Он всего один раз опоздал на лекцию: «Я прошу прощения у тех, кого заставил ждать и вдвойне - у тех, кого разочаровал своим появлением». Бента, помимо фирменного остроумия, отличала ещё и редкостная самоирония и артистизм. Всего месяц назад, после оперы «Свадьба Фигаро» мы со Светой Шишкиной со смехом вспоминали, как он, подражая интонациям Веры Васильевой и Михаила Ширвиндта, изобразил диалог из пьесы Бомарше «Графиня: Ах, там темно! Граф: Мы что там читать будем?!» А только вчера на лекции перед своими студентами-журналистами я процитировала его высказывание об авторах многотомных эпопей (уже!) прошлого века: «Большой классический роман 20 века, как чеховский Тригорин, грешит вторичностью. Да, психологично, но не Достоевский. Да, мощно, но не Толстой».
Это было каких-то 20 с небольшим лет назад…
«Недавно, лет 20 назад…», - услышав лёгкий смешок, пробежавший по аудитории, состоящей из 20-летних студентов, Марк Иосифович, тоже улыбнулся, но по-другому: «Вот увидите, после 40 лет годы полетят очень быстро». Он любил делать лирические отступления во время лекций. Наверное, мы тогда попали в самое благодатное для учёбы время - «Перестройка. Демократизация. Гласность» - наши преподаватели спешили поделиться с нами своими размышлениями (и не только о литературе или состоянии языковой среды) - теми, что во времена советской цензуры нельзя было представить увиденными не то что в печати, даже в рукописи. Конспекты лекций по зарубежной литературе с пометками на полях, я до сих пор храню и с удовольствием перелистываю, нам повезло, что тогда не было интернета.
Он всего один раз опоздал на лекцию: «Я прошу прощения у тех, кого заставил ждать и вдвойне - у тех, кого разочаровал своим появлением». Бента, помимо фирменного остроумия, отличала ещё и редкостная самоирония и артистизм. Всего месяц назад, после оперы «Свадьба Фигаро» мы со Светой Шишкиной со смехом вспоминали, как он, подражая интонациям Веры Васильевой и Михаила Ширвиндта, изобразил диалог из пьесы Бомарше «Графиня: Ах, там темно! Граф: Мы что там читать будем?!» А только вчера на лекции перед своими студентами-журналистами я процитировала его высказывание об авторах многотомных эпопей (уже!) прошлого века: «Большой классический роман 20 века, как чеховский Тригорин, грешит вторичностью. Да, психологично, но не Достоевский. Да, мощно, но не Толстой».
Это было каких-то 20 с небольшим лет назад…