ИЛисток генерала Ермолова: загадка судьбы
Оригинал взят у eho_2013 в Листок генерала Ермолова: загадка судьбы
Памятник А.П. Ермолову в Пятигорске
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал…
Знакомые строки… Каждый школьник, проходивший на уроках литературы поэму Лермонтова «Мцыри», знает, что речь идет о покорителе Кавказа генерале Ермолове. Но мало кому известно, что Ермолов был одной из самых загадочных фигур в русской армии. Бравого генерала считали провидцем. Он с поразительной точностью предрекал важные для Российской империи события, включая начало войны 1812 года. Правда, с одной оговоркой - эти события должны были иметь особое, судьбоносное значение и для самого Ермолова.
Генерал Алексей Ермолов, портрет ДЖ. Доу из Военной галереи Зимнего дворца
Предшествовало развитию этого дара загадочное происшествие, случившееся с генералом Ермоловым в молодые годы.
Алексей Петрович Ермолов, родившийся в 1777 году в семье небогатого орловского дворянина, с раннего детства знал, что будет военным. По традициям тех лет новорожденных мальчиков сразу записывали в состав полков, чтобы накопилась выслуга лет к тому моменту, когда они войдут в возраст, подобающий для военной службы. Впрочем, повзрослеть в родном доме Алеше так и не дали - уже в пятнадцать лет он начал службу в Нежинском драгунском полку в чине капитана. И в это же время с Алексеем Ермоловым стали происходить удивительные события, необъяснимые с точки зрения здравого смысла…
Архивный журнал «Русская Старина» в июльском номере за 1876 год опубликовал мемуарные записки Татьяны Петровны Пассек, тетушки Александра Ивановича Герцена и супруги известного историка-краеведа Вадима Васильевича Пассека.
Татьяна Петровна Пассек
Она рассказала о невероятном происшествии, случившемся с Ермоловым в молодые годы. Пассек узнала об этом от своего дяди, армейского товарища генерала Ермолова А.П. Кучина, который передал ей историю со слов самого Ермолова.
«Алексей Петрович Ермолов, будучи только что произведенным в офицеры, взял отпуск и поехал в деревню к матери. Это было зимою. Ночью, не доезжая нескольких верст до своего имения, он был застигнут такой сильной метелью, что принужден был остановиться в небольшой деревушке. В крайней избе светил огонек. Они к ней подъехали и постучали в окно, просясь переночевать. Спустя несколько минут им отворили ворота, и путники въехали в крытый двор. Хозяин ввел их в избу. Изба была просторна и чиста. Перед широкими новыми лавками стоял липовый стол; в правом углу - перед образами в посеребренных венцах - теплилась лампадка, на столе горела сальная свеча в железном подсвечнике. Перед ним стоял высокий бодрый старик с окладистой бородой и величавым видом. В голубых глазах светился ум, и была какая-то влекущая сила. Денщик внес самовар, погребец с чаем и ромом. Алексей Петрович, раскутавшись, расположился на лавке, и когда самовар был готов, пригласил хозяина напиться вместе чаю. Разговаривая с хозяином, Ермолов дивился его здравому уму и чарующему взгляду.
Когда разговор коснулся таинственных явлений, Алексей Петрович сказал, что ничему такому не верит и что все можно объяснить просто; тогда хозяин предложил ему показать одно явление, которое он едва ли объяснит себе. Алексей Петрович согласился. Старик принес ведро воды, вылил ее в котелок, зажег по его краям три восковые свечки, проговорил над водою какие-то слова и велел Ермолову смотреть на воду, думая о том, что желает видеть, сам же стал спрашивать, что ему представляется. «Вода мутится, - отвечал Алексей Петрович, - точно облака ходят по ней; теперь вижу наш деревенский дом, комнату матери, мать лежит на кровати, на столике горит свеча, перед матерью стоит горничная, по-видимому, принимает приказ; горничная вышла, мать снимает с руки кольцо, кладет на столик». «Хотите, чтобы это кольцо было у вас?» - спросил старик. «Хочу». Старик опустил руку в котелок, вода закипела - смутилась. Алексей Петрович почувствовал легкую дурноту. Старик подал ему кольцо, на котором было вырезано имя его отца, год и число брака.
На другой день Ермолов был уже дома; он нашел мать нездоровой и огорченной потерею своего венчального кольца. «Вчера вечером, - говорила она, - я велела подать себе воды вымыть руки, сняла кольцо и положила на столик, как почувствовала дурноту, и позабыла о нем. Когда хватилась, его уже не было, и нигде не могли найти». Спустя несколько часов Алексей Петрович отдал кольцо матери, говоря, что нашел его в спальной; о случившемся никогда ей не говорил».
До этого происшествия молодой и легкомысленный Алексей Петрович Ермолов не верил в мистику. Однако, заглянув в заговоренную воду и своими глазами увидев то, что нельзя «объяснить просто», он стал иначе воспринимать подобные вещи. Судьба еще не раз доказывала ему, что человеческие знания о мире крайне ограниченны…
Настоящее боевое крещение в кровопролитных сражениях молодому офицеру пришлось пройти через два года под командованием Суворова при подавлении восстания на польских территориях, присоединенных к Российской империи. За свою военную карьеру Суворов не допустил ни одного поражения, он всегда только побеждал. Не стал исключением и разгром повстанческой армии Тадеуша Костюшко в Польше.
Тадеуш Костюшко
Взаимная ненависть противоборствующих сторон в те дни била ключом. Офицеров суворовской армии особенно возмутила резня в Варшаве, устроенная польскими повстанцами, когда за один день был уничтожен почти весь варшавский гарнизон русских войск. Этого полякам простить не могли. Продвигаясь к Варшаве, отряды Суворова неуклонно громили восставших. Костюшко был ранен в одном из боев, взят в плен и под стражей отправлен в Санкт-Петербург.
23 октября 1794 года армия Суворова численностью в 25 тысяч человек, подошла к Праге, укрепленному предместью Варшавы. Несмотря на то, что варшавский отряд польской освободительной армии пополнили бригады ополченцев численностью до 30 тысяч человек, русским солдатам за один день удалось взять Прагу штурмом. Русские военные, мстившие за гибель своих боевых товарищей, не щадили никого. Генерал фон Клуген, воевавший под командованием Суворова, вспоминал: «В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался <…> Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени <…>, офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие <…> У моста настала снова резня. Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого, - и пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу. Справедливо говорят, что пролитая человеческая кровь возбуждает род опьянения. Ожесточенные наши солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. „Нет никому пардона!“ - кричали наши солдаты и умерщвляли всех, не различая ни лет, ни пола…».
С польской стороны погибло по разным данным от 13 до 20 тысяч человек, с русской, по реляции Суворова - было убито 560 солдат и офицеров и еще 960 ранено. 24 октября польские войска капитулировали. Суворов принял парламентариев Речи Посполитой прямо на поле боя, среди тысяч убитых и истекающих кровью раненых, показывая, к чему может привести дальнейшее сопротивление. С тех пор выдающемуся военачальнику в Польше было дано негласное прозвище Душитель Праги… Впрочем, официальная делегация варшавского магистрата, вышедшая к Суворову с хлебом-солью, преподнесла ему с поклонами ключи от города и усыпанную бриллиантами табакерку с надписью: «Спасителю Варшавы».
Александр Суворов
К пленным участникам восстания Суворов со своей стороны проявил не только уважение, но и милосердие. Едва закончились бои, как 6 тысяч польских ополченцев были отпущены по домам. Вскоре король Станислав Август Понятовский обратился к Суворову с личной просьбой - освободить одного из захваченных в плен офицеров. В ответ еще 500 польских офицеров получили свободу.
Когда генерал-аншеф Суворов, одержав победу, направил императрице лаконичный отчет: «Ура! Варшава наша!», Екатерина II ответила: «Ура! Фельдмаршал Суворов!». Капитан Алексей Ермолов за проявленные под Варшавой «усердную службу и отличное мужество» был представлен к своему первому ордену Святого Георгия. Суворов был покорен отвагой молодого офицера и приблизил «новоявленного храбреца» к себе.
Опыт, полученный в Польше, во многом сформировал взгляды и убеждения Ермолова и его военную тактику в дальнейшей службе. Жестокость и милосердие причудливо сочетались в этом человеке. Со времени воцарения императора Павла I, ценившего храбрых и исполнительных военных, звезда молодого офицера стала подниматься все выше и выше. В 1797 году Ермолов получил чин майора, и уже через полгода, в феврале 1798 года был произведен в подполковники.
Алексей Ермолов в начале 19 века, гравюра Ухтомского
С этого времени Ермолов стал удивлять друзей и знакомых своим необыкновенным фатализмом. Он не только верил в судьбу и ничего не боялся, он словно бы знал, что его ждет, как сложится его жизнь. Впрочем, он и прежде отличался смелостью, но теперь возникало ощущение, что он был предупрежден, как именно завершится то или иное опасное или неприятное приключение. Он всегда делал то, что считал нужным: говорил правду в глаза начальству, был бескомпромиссен в служебных делах и даже оказался причастным к офицерским политическим группировкам антиправительственного толка.
Император Павел все годы своего царствования опасался политического заговора. Потенциальных заговорщиков стали активно искать, чтобы принять превентивные меры по пресечению их деятельности. В процессе поисков военным властям удалось выйти на одну из тех организаций, которые дали со временем ростки движения декабристов. Участники Смоленского офицерского политического кружка, основанного Александром Каховским, были заподозрены в заговоре против императора. Заподозрить их было не сложно - вольнодумцы не скрывали ни негативного отношения к императору, ни симпатии к французским революционерам, казнившим своего короля. Когда на одном из заседаний кружка шла громкая читка «Смерти Цезаря» Вольтера, Каховский воскликнул: «Вот бы и нашего так!» и пообещал пожертвовать собственное имение тому, кто возьмет на себя миссию цареубийства. Алексей Ермолов был сводным братом Каховского, разделял его взгляды и тоже принадлежал к верхушке кружка вольнодумцев, обозначенного в официальных документах как «кружок Каховского-Ермолова». Наказания для участников кружка были мягкими. Алексей Ермолов провел после ареста в крепости всего три месяца, после чего был отправлен в ссылку в собственное костромское имение. Там он неплохо проводил время, занимался самообразованием, изучил латинский язык и свел задушевную дружбу с казачьим атаманом Платовым, также оказавшемся в ссылке… Впрочем, не только с ним. В своих мемуарах друг и кузен Ермолова Денис Давыдов (поэт и герой войны 1812 года) рассказывал о знаменитом предсказателе монахе Авеле, находившимся в то время в Костроме, о его умении правильно угадывать события будущего и знакомстве со ссыльным офицером Ермоловым…
Монах Авель
Многие знакомые именно этому факту - знакомству с провидцем - приписывали открывшиеся у Ермолова необыкновенные способности в области предвидения собственной судьбы. Авель действительно раскрыл Ермолову тайны некоторых грядущих событий. Но дело было вовсе не в этом. Однако Ермолов до поры до времени не раскрывал никому свои тайны.
Друзья Ермолова, обеспокоенные его судьбой, принялись хлопотать о царском прощении, и нашли «выход» на графа Кутайсова, любимца императора. Тот пообещал свое содействие в случае, если Ермолов пришлет жалобное и покаянное письмо. Ермолов поблагодарил друзей за хлопоты, но унижаться перед Кутайсовым отказался, поскольку был уверен, что ссылка и так не продлится долго, хотя сослан он был в Кострому «на вечное житье».
Действительно, наказание продлилось лишь пару лет. Александр I в 1801 году, вскоре после гибели своего отца, императора Павла, помиловал Ермолова, вернул его из ссылки и восстановил в армии. Причем, решился этот вопрос очень быстро, несмотря на все кажущиеся препятствия - утерянные документы, происки недоброжелателей... Давыдов рассказывал: «По вступлении на престол императора Александра формуляр Ермолова, который был вовсе исключен из службы, был найден с большим трудом в главной канцелярии артиллерии и фортификации. Граф Аракчеев пользовался всяким случаем, чтобы выказать свое к нему неблаговоление…»
И все же, подполковнику Ермолову, вопреки бюрократическим проволочкам и козням Аракчеева, был возвращен его чин; он смог вернуться на службу. Единственным серьезным уроном для репрессированного участника революционного кружка стала трехлетняя задержка на карьерной лестнице между чинами подполковника и полковника (что сплошь и рядом случалось у офицеров, никогда не подвергавшихся наказанию). И Ермолов заранее, еще до начала всех своих неприятностей, твердо знал, что бояться ему особо нечего. Он по-прежнему был остер на язык и однажды ответил Аракчееву: «Как жаль, что репутация офицеров зависит от скотов!», когда тот высказал недовольство утомленным видом лошадей в артиллерийской батарее Ермолова после долгого марш-броска.
Когда же Ермолов стал в 1805 году предрекать, что через семь лет в России начнется кровопролитная война с Наполеоном, в обществе зашептались, что Ермолов не в себе… Нет, предсказание не было абсолютно невероятным, как раз к этому времени дружба России с наполеоновской Францией, имевшая место в последние годы царствования Павла Петровича, осталась в прошлом.
Наполеон Бонапарт (великую войну с ним Ермолов предрек за семь лет до ее начала)
В 1805 году, при Александре I, Россия уже воевала с Наполеоном, но это была война «малой кровью и на чужой территории». Российская империя вела боевые действия не в одиночку, а в составе Третьей антифранцузской коалиции, с такими союзниками, как Англия, Австрия, Швеции, Португалия и Неаполитанское королевство. Впрочем, и наполеоновскую Францию поддерживали Испания, Италия и Бавария… Увы, военная удача отвернулась в то время от России и ее союзников; проигранная ими на поле Аустерлица битва (так ярко описанная Львом Толстым в романе «Война и мир») привела к подписанию Пресбургского мирного договора, принесшего территориальные и политические потери правителям Австрии и Неаполя. Для России урон был скорее моральным. Но ведь война с подписанием мирного договора завершилась! И вообразить, что русским войскам воевать придется не под Аустерлицем, а под Москвой, на Бородинском поле, и что после этой битвы французы будут маршировать по московским улицам, было невозможно… Представить, как Наполеон смотрит на горящую Москву из захваченного им Кремля, никто не мог ввиду полной фантастичности такой картины. Ермолов проявил себя при Аустерлице героем, был удостоен чина полковника и ордена Святой Анны, поэтому его пророчества казались особо дикими.
Наполеон был яркой личностью, к нему с уважением относились даже его противники, в том числе, и русские офицеры. Но он, олицетворяя политику Западной Европы, казался фигурой столь же далекой от российской жизни, как король Сиама или японский микадо. Да, русским солдатам доводилось скрестить штыки с французами, но происходило это, как правило, где-нибудь в австрийских Альпах… Разговоры Ермолова, предрекавшего события грядущей кровавой войны с Наполеоном на русской земле, выглядели как бред, как недостойное паникерство. К ним так и относились до того момента, когда наполеоновская армия в 1812 году перешла границу Российской империи…
Пришлось признать, что Ермолов был прав. В обществе поразились, как у Ермолова развита интуиция - надо же было так точно все угадать! А он просто знал.
Московский дом Алексея Петровича Ермолова на Пречистенке, переданный после его смерти под расположение пожарной части (пожарное управление занимает его и поныне)
Как-то раз Ермолов, не желавший, чтобы его принимали за гадателя, продемонстрировал друзьям истертый, пожелтевший листок, хранившийся в особой шкатулке, и рассказал все, что было связано с этим бесценным для него документом. На листке четким, мелким почерком были записаны даты всех основных событий его жизни за период, охватывающий более шестидесяти лет - войны и битвы, в которых ему суждено принять участие, наказания, награды, даты получения чинов. Причем этот список по хронологии уходил в будущее и терялся где-то в невероятной, туманной дали - в 1860-х годах…
Рассказ Ермолова, ставшего к 1812 году генералом, об обретении таинственного списка поражал воображение. Якобы, когда-то некий предсказатель раскрыл все грядущие события в жизни будущего генерала и продиктовал ему их полный перечень с датами. И начал провидец с того, что посулил Ермолову генеральский чин. Скромный офицер, каковым был в то время подполковник Ермолов, не сразу поверил незнакомцу - как любой военный, он, конечно, мечтал о генеральских эполетах, но разве можно заранее узнать, какая планида кого ожидает.
- Вам суждено стать знаменитым генералом, - подтвердил незнакомец, - настоящим полководцем, выигравшим множество битв и покорившим многие народы. О вас еще при жизни будут слагать легенды. Но открою я вам тайну грядущего лишь в том случае, если согласитесь узнать дату собственной смерти.
Заинтригованный Ермолов принял это условие, и незнакомец продиктовал будущему генералу даты основных событий, ожидавших его через годы и десятилетия.
- Здесь твоя жизнь и судьба, - сказал он, указав на листок. - Ты не сможешь избежать предначертанного, даже если захочешь.
Ермолов очень редко демонстрировал кому-либо свой тайный список, опасаясь насмешек и сплетен, но все же иногда не мог удержаться от соблазна поделиться секретом с кем-то из друзей. О загадочном листке сохранились упоминания в мемуарах разных лиц из числа его современников. Наиболее полное свидетельство оставил некто, укрывшийся за инициалами С.С.
Олег Маслов. Генерал Ермолов, 1812 год
Это был человек, судя по всему, близкий Ермолову, может быть, даже родственник. Его рассказ был опубликован в мае 1875 года в альманахе «Русская старина». С.С. узнал эту тайну довольно поздно, незадолго до смерти престарелого генерала, но ему лучше других удалось изложить все детали давней и загадочной истории:
«Года за полтора до кончины Алексея Петровича я приехал в Москву для свидания с ним. Погостив у него несколько дней, я собрался в обратный путь, к месту моего служения, и, прощаясь с ним, не мог удержаться от слез при мысли, что, вероятно, мне уже не придется еще раз увидеть его в живых, так как в то время он был дряхл, а я не прежде как через год имел возможность вернуться в Москву. Заметив мои слезы, А.П. сказал:
- Полно, не плачь, я еще не умру до твоего возвращения сюда.
- В смерти и животе Бог волен, - возразил я.
- Я тебе положительно говорю, что не умру через год, а позднее.
На моем лице выразилось сильное изумление, даже страх за нормальное состояние всегда светлой головы Алексея Петровича, что не могло укрыться от него.
- Я тебе сейчас докажу, что я не сошел с ума и не брежу.
С этими словами он повел меня в кабинет, вынул из запертого на ключ ящика исписанный лист бумаги и поднес его к моим глазам.
- Чьей рукой написано? - спросил он.
- Вашей, - отвечал я.
- Читай.
Это было нечто вроде послужного списка Алексея Петровича, начиная с чина подполковника, с указанием времени, когда произошел каждый мало-мальски исключительный случай из его, богатой событиями, жизни.
Он следил за моим чтением, и когда я подходил к концу листка, он закрыл рукой последние строки.
- Этого читать тебе не следует, - сказал он, - тут обозначены год, месяц и день моей смерти.
Все, что ты здесь прочел, - продолжал он, - написано вперед и сбылось до мельчайших подробностей. Вот как это случилось. Когда я был еще в чине подполковника, меня командировали для производства следствия в уездный город Т. Мне пришлось много работать. Квартира моя состояла из двух комнат: в первой помещались находившиеся при мне писарь и денщик, во второй я. Пройти в ту последнюю можно было не иначе как через первую комнату. Раз ночью я сидел за своим письменным столом и писал. Кончив, я закурил трубку, откинулся на спинку кресла и задумался. Подымаю глаза - передо мной, по ту сторону стола, стоит какой-то неизвестный мне человек, судя по одежде, мещанин. Прежде чем я успел спросить - кто он и что ему нужно, незнакомец сказал: "Возьми лист бумаги, перо и пиши". Я безмолвно повиновался, чувствуя, что нахожусь под влиянием неотразимой силы. Тогда он продиктовал мне все, что должно со мной случиться в течение последующей моей жизни, и заключил днем моей смерти. С последним словом он исчез - как и куда, не знаю. Прошло несколько минут, прежде чем я опомнился: первой моей мыслью было, что надо мною подшутили; я вскочил с места и бросился в первую комнату, миновать которую не мог незнакомец. Там я увидел, что писарь сидит и пишет при свете сального огарка, а денщик спит на полу у самой выходной двери, которая оказалась запертой на ключ. На вопрос мой: "Кто сейчас вышел отсюда?" - удивленный писарь отвечал, что никто.
До сих пор я никому не рассказывал об этом, - заключил Алексей Петрович, - зная наперед, что одни подумают, что я выдумал, а другие сочтут за человека, подверженного галлюцинациям, но для меня это факт, не подлежащий сомнению, видимым, осязаемым доказательством которого служит вот эта бумага. Теперь, надеюсь, ты не усомнишься в том, что мы еще увидимся».
И действительно, через год после того мы опять увиделись, а несколько месяцев спустя мне прислали эстафету о кончине Алексея Петровича. Когда впоследствии я отыскал в его бумагах таинственную рукопись, то оказалось, что он скончался в тот самый день, даже час, когда ему было предсказано лет за пятьдесят до того.
Сообщ. С.С.».
Ермолов прожил долгую жизнь, в которой были и взлеты, и падения. Не раз ему доводилось балансировать у опасной черты, рисковать не только карьерой, но и самой жизнью. Но однажды уверившись в точности предсказаний таинственного незнакомца, он весь ход событий сверял со своим списком, и ни разу не обманулся.
Ермолов в бою на Бородинском поле
В 1807 году русские войска продолжали сражаться с Наполеоном в Европе, и Ермолов, командовавший артиллерийской бригадой, принимал участие во всех важнейших битвах: при Прейсиш-Эйлау, при Гутштадте, при Гейльсберге, под Фридландом… Декабрист Сергей Волконский позже вспоминал, что с этого времени и «началась знаменитость А.П. Ермолова в военном деле». Однако, генеральский чин Алексею Петровичу так и не дали, хотя представляли к повышению дважды, причем ходатайствовал за Ермолова лично великий князь Константин Павлович, брат царя. Такое отношение со стороны Александра I было вызвано новыми кознями Аракчеева.
Полковник Ермолов, оскорбившись, подал рапорт об отставке, будучи совершенно уверенным, что с армией надолго не расстанется. Он ведь знал, что на следующий год его так или иначе произведут в генералы. Действительно, Александр I отставку Ермолова не принял и вскоре пожаловал-таки талантливому полковнику чин генерал-майора. Как ни странно, и Аракчеев вскоре почувствовал внезапную симпатию к Ермолову, которая все крепла и крепла, несмотря на их разногласия.
В 1812 году, в дни Отечественной войны, Ермолов, что называется, «покрыл себя славой» и мог бы претендовать на роль национального героя, но… он по-прежнему держался независимо, порой позволял себе действовать в обход распоряжений начальства, а на знаменитом совете в Филях горячо спорил с Кутузовым, считая, что Москву сдавать Наполеону нельзя. Это вызывало раздражение и лишало Ермолова заслуженных лавров.
Знаменитая картина "Военный совет в Филях" художника А.Кившенко (Ермолов крайний справа, стоит облокотившись на стол)
Когда в 1814 году русская армия подошла к французской столице и развернулось сражение за Париж, именно части под командованием генерала Ермолова, заставили французов капитулировать, взяв Бельвилль. Но заслуженного генерала снова не включили в сонм главных победителей.
Кандидатура Ермолова на пост военного министра рассматривалась императором в 1915 году, и Аракчеев откровенно сказал Александру I: «Правда, он начнет с того, что перегрызется со всеми, но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость его бы впоследствии оправдали». Министром Ермолов так и не стал, поскольку вскоре был отправлен покорять Кавказ. Впрочем, пост министра в тайном списке Ермолова и не фигурировал, так что этого назначения генерал и не ждал…
Когда в 1818 году Ермолов (служивший с 1812 года в чине генерал-лейтенанта), был произведен в генералы от инфантерии, Аракчеев в поздравительном письме написал ему: «Когда вы будете произведены в фельдмаршалы, не откажитесь принять меня в начальники главного штаба вашего».
Валерий Выборжанин. Ермолов на Кавказе
Ермолов зла никогда не помнил, и неожиданную дружбу Аракчеева принял. Более того, случилось так, что на Кавказ был отправлен внебрачный сын Аракчеева (кавказские войска, которыми командовал Ермолов, долго оставались чем-то вроде места ссылки для проштрафившихся офицеров), и прославленный генерал Ермолов всячески опекал отпрыска своего бывшего врага. Денис Давыдов свидетельствовал: «Незаконный сын Аракчеева, Шуйский, одаренный необыкновенными способностями, был, к сожалению, горьким пьяницею... Император Николай, разжаловав его из флигель-адъютантов, прислал в Грузию, где Ермолов имел о нем большое попечение». Столь же «большое попечение» имел генерал и о писателе А.С. Грибоедове, авторе «Горя от ума», которого в виде наказания за острую пьесу тоже отправили на Кавказ под начало Ермолова.
Памятник генералу Ермолову в Орле
Деятельность Ермолова на Кавказе историки и публицисты оценивают по-разному. Но как бы то ни было, долгая Кавказская война была успешной для России именно его стараниями, ему удалось установить на этих землях мир, и даже такие непримиримые сепаратисты, как имам Шамиль, в конце концов склонили перед Ермоловым головы. Ермолов руководил и постройкой крепости Грозная, со временем превратившейся в крупный город. Впрочем, им была построена целая цепочка крепостей на Кавказе, от Грозной до Екатеринодара (ныне Краснодар), а также дороги, мосты, казачьи станицы…
Владикавказ, 1840-е годы
Крепость Грозная, 1840-е годы
Министр финансов граф Канкрин говорил императору Николаю I: «Хотя Ермолов никогда не воображал быть администратором, но он вник в нужды края и многое, им сделанное на Кавказе, очень хорошо; не надобно было разрушать того, что было им сделано, а лишь дополнить».
Головинский проспект в Тифлисе, заложенный при Ермолове (ныне проспект Руставели, Тбилиси)
Предвидениям Ермолова верили не всегда, ведь не все окружающие были осведомлены о его тайне. Да и не каждому он мог открыться. Он сделал все, чтобы предотвратить войну Российской империи с Персией, но ему, к горечи и отчаянию, это не удалось. Денис Давыдов в своих мемуарах рассказывал: «Ермолов с самого 1817 года не переставал доносить государю, что война с Персией неотвратима. Аббас-Мирза, которому шах почти передал управление всем краем, находясь под влиянием лиц, нам враждебных, мечтал лишь о возвращении провинций, которые Ермолову удалось удержать за Россией. Ермолов писал в Петербург, что своевременная присылка одной дивизии была бы достаточною для того, чтобы предупредить войну с персиянами, коих дерзость и высокомерие возрастают лишь вследствие убеждения, что мы слабы и не в состоянии противопоставить им больших сил. …Но его представления не были уважены. Граф Нессельрод утверждал, что война лишь в мыслях Ермолова, желавшего ее из честолюбивых видов...
В 1823 году съехались со стороны Персии и России чиновники для определения границ; Аббас-Мирза приказал своим чиновникам оказывать русским явное невнимание и не соглашаться ни на одно из наших представлений. Ермолов писал в 1824 году государю [Александру I] из Белого Ключа: «Многие завидуют мне в том, что я пользуюсь благоволением вашего величества, а в случае войны с Персией обвинят меня в подании к тому повода; я весьма сожалею, что управляющий министерством иностранных дел не хотел внять моим представлениям, и что война с Персией неотвратима. Не желая заслужить этого нарекания, я прошу ваше величество уволить меня от командования корпусом, дозволив остаться в Грузии частным человеком…».
Ермолов писал нынешнему государю [Николаю I]: «Я глубоко сожалею, что его величество в бозе почивающий государь [Александр I] последовал советам графа Нессельрода. Война, внезапно начатая, не может нанести мне бесчестия как частному человеку, но в качестве правителя края тяжело видеть репутацию свою, страдающую через неспособность министра иностранных дел».
В 1825 году отставка Ермолова не была принята, все списали на не стоящие внимания капризы генерала. И когда предсказание Ермолова сбылось, и Персия в 1826 году развязала войну с Россией, его, как он и ожидал, обвинили в «непредусмотрительности». На Кавказ с особыми полномочиями прибыл генерал И.Ф. Паскевич, вынудивший Ермолова через непродолжительное время в уйти в отставку, и уже без того почета, на который Ермолов мог рассчитывать... Недаром же ему было обещано: «Ты не сможешь избежать предначертанного, даже если захочешь».
Генерал А.П. Ермолов, портрет работы Петра Захарова-Чеченца
В 1837 году, к двадцатилетнему юбилею Бородинской битвы, Ермолов, как ее участник, был произведен в более высокий чин генерала от артиллерии, но это поощрение его не порадовало, поскольку показалось ему слишком формальным. Он и награды свои не носил, за исключением одной, самой первой - ордена Святого Георгия, врученного лично Суворовым.
Официально, православным церковным браком генерал Ермолов женат не был. Но он влюблялся в кавказских красавиц и поочередно женился, согласно местным обрядам, на черкесских княжнах - Сюйде, а когда она, не ужившись с русским мужем вернулась к отцу, - Тотай. Невольно вспоминается история любви Печорина и Бэлы, описанная Лермонтовым в «Герое нашего времени»; Ермолов отчасти вдохновил Михаила Юрьевича на этот сюжет, хотя вел себя по отношению к женам благороднее. Дети, рожденные в этих браках - четыре сына и дочь - были им признаны и любимы.
Сыновья генерала Ермолова
Все сыновья пошли по стопам отца и служили в русской армии - сын Сюйде Бахтияр (Виктор Алексеевич Ермолов) стал генерал-лейтенантом, Аллах-Яр (Северин Алексеевич Ермолов) - гвардии полковником, Омар (Клавдий Алексеевич Ермолов) - генерал-майором, как и младший сын Николай. Дочь Ермолова Сапият (София) сохранила мусульманскую веру и вышла замуж за горца. Ермолов всю жизнь поддерживал отношения с семьей дочери и материально помогал ей.
Дочь Ермолова София (Сапият), акварель неизвестного художника, 1941 год, аул Гелли
Неизвестно, были ли в списке важнейших для Ермолова событий сведения о будущем его детей, но сыновьями он гордился. Скончался генерал Ермолов как и было ему обещано, на 85-м году жизни…
Сын Ермолова Клавдий (Омар), генерал-майор
Памятник А.П. Ермолову в Пятигорске
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал…
Знакомые строки… Каждый школьник, проходивший на уроках литературы поэму Лермонтова «Мцыри», знает, что речь идет о покорителе Кавказа генерале Ермолове. Но мало кому известно, что Ермолов был одной из самых загадочных фигур в русской армии. Бравого генерала считали провидцем. Он с поразительной точностью предрекал важные для Российской империи события, включая начало войны 1812 года. Правда, с одной оговоркой - эти события должны были иметь особое, судьбоносное значение и для самого Ермолова.
Генерал Алексей Ермолов, портрет ДЖ. Доу из Военной галереи Зимнего дворца
Предшествовало развитию этого дара загадочное происшествие, случившееся с генералом Ермоловым в молодые годы.
Алексей Петрович Ермолов, родившийся в 1777 году в семье небогатого орловского дворянина, с раннего детства знал, что будет военным. По традициям тех лет новорожденных мальчиков сразу записывали в состав полков, чтобы накопилась выслуга лет к тому моменту, когда они войдут в возраст, подобающий для военной службы. Впрочем, повзрослеть в родном доме Алеше так и не дали - уже в пятнадцать лет он начал службу в Нежинском драгунском полку в чине капитана. И в это же время с Алексеем Ермоловым стали происходить удивительные события, необъяснимые с точки зрения здравого смысла…
Архивный журнал «Русская Старина» в июльском номере за 1876 год опубликовал мемуарные записки Татьяны Петровны Пассек, тетушки Александра Ивановича Герцена и супруги известного историка-краеведа Вадима Васильевича Пассека.
Татьяна Петровна Пассек
Она рассказала о невероятном происшествии, случившемся с Ермоловым в молодые годы. Пассек узнала об этом от своего дяди, армейского товарища генерала Ермолова А.П. Кучина, который передал ей историю со слов самого Ермолова.
«Алексей Петрович Ермолов, будучи только что произведенным в офицеры, взял отпуск и поехал в деревню к матери. Это было зимою. Ночью, не доезжая нескольких верст до своего имения, он был застигнут такой сильной метелью, что принужден был остановиться в небольшой деревушке. В крайней избе светил огонек. Они к ней подъехали и постучали в окно, просясь переночевать. Спустя несколько минут им отворили ворота, и путники въехали в крытый двор. Хозяин ввел их в избу. Изба была просторна и чиста. Перед широкими новыми лавками стоял липовый стол; в правом углу - перед образами в посеребренных венцах - теплилась лампадка, на столе горела сальная свеча в железном подсвечнике. Перед ним стоял высокий бодрый старик с окладистой бородой и величавым видом. В голубых глазах светился ум, и была какая-то влекущая сила. Денщик внес самовар, погребец с чаем и ромом. Алексей Петрович, раскутавшись, расположился на лавке, и когда самовар был готов, пригласил хозяина напиться вместе чаю. Разговаривая с хозяином, Ермолов дивился его здравому уму и чарующему взгляду.
Когда разговор коснулся таинственных явлений, Алексей Петрович сказал, что ничему такому не верит и что все можно объяснить просто; тогда хозяин предложил ему показать одно явление, которое он едва ли объяснит себе. Алексей Петрович согласился. Старик принес ведро воды, вылил ее в котелок, зажег по его краям три восковые свечки, проговорил над водою какие-то слова и велел Ермолову смотреть на воду, думая о том, что желает видеть, сам же стал спрашивать, что ему представляется. «Вода мутится, - отвечал Алексей Петрович, - точно облака ходят по ней; теперь вижу наш деревенский дом, комнату матери, мать лежит на кровати, на столике горит свеча, перед матерью стоит горничная, по-видимому, принимает приказ; горничная вышла, мать снимает с руки кольцо, кладет на столик». «Хотите, чтобы это кольцо было у вас?» - спросил старик. «Хочу». Старик опустил руку в котелок, вода закипела - смутилась. Алексей Петрович почувствовал легкую дурноту. Старик подал ему кольцо, на котором было вырезано имя его отца, год и число брака.
На другой день Ермолов был уже дома; он нашел мать нездоровой и огорченной потерею своего венчального кольца. «Вчера вечером, - говорила она, - я велела подать себе воды вымыть руки, сняла кольцо и положила на столик, как почувствовала дурноту, и позабыла о нем. Когда хватилась, его уже не было, и нигде не могли найти». Спустя несколько часов Алексей Петрович отдал кольцо матери, говоря, что нашел его в спальной; о случившемся никогда ей не говорил».
До этого происшествия молодой и легкомысленный Алексей Петрович Ермолов не верил в мистику. Однако, заглянув в заговоренную воду и своими глазами увидев то, что нельзя «объяснить просто», он стал иначе воспринимать подобные вещи. Судьба еще не раз доказывала ему, что человеческие знания о мире крайне ограниченны…
Настоящее боевое крещение в кровопролитных сражениях молодому офицеру пришлось пройти через два года под командованием Суворова при подавлении восстания на польских территориях, присоединенных к Российской империи. За свою военную карьеру Суворов не допустил ни одного поражения, он всегда только побеждал. Не стал исключением и разгром повстанческой армии Тадеуша Костюшко в Польше.
Тадеуш Костюшко
Взаимная ненависть противоборствующих сторон в те дни била ключом. Офицеров суворовской армии особенно возмутила резня в Варшаве, устроенная польскими повстанцами, когда за один день был уничтожен почти весь варшавский гарнизон русских войск. Этого полякам простить не могли. Продвигаясь к Варшаве, отряды Суворова неуклонно громили восставших. Костюшко был ранен в одном из боев, взят в плен и под стражей отправлен в Санкт-Петербург.
23 октября 1794 года армия Суворова численностью в 25 тысяч человек, подошла к Праге, укрепленному предместью Варшавы. Несмотря на то, что варшавский отряд польской освободительной армии пополнили бригады ополченцев численностью до 30 тысяч человек, русским солдатам за один день удалось взять Прагу штурмом. Русские военные, мстившие за гибель своих боевых товарищей, не щадили никого. Генерал фон Клуген, воевавший под командованием Суворова, вспоминал: «В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался <…> Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени <…>, офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие <…> У моста настала снова резня. Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого, - и пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу. Справедливо говорят, что пролитая человеческая кровь возбуждает род опьянения. Ожесточенные наши солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. „Нет никому пардона!“ - кричали наши солдаты и умерщвляли всех, не различая ни лет, ни пола…».
С польской стороны погибло по разным данным от 13 до 20 тысяч человек, с русской, по реляции Суворова - было убито 560 солдат и офицеров и еще 960 ранено. 24 октября польские войска капитулировали. Суворов принял парламентариев Речи Посполитой прямо на поле боя, среди тысяч убитых и истекающих кровью раненых, показывая, к чему может привести дальнейшее сопротивление. С тех пор выдающемуся военачальнику в Польше было дано негласное прозвище Душитель Праги… Впрочем, официальная делегация варшавского магистрата, вышедшая к Суворову с хлебом-солью, преподнесла ему с поклонами ключи от города и усыпанную бриллиантами табакерку с надписью: «Спасителю Варшавы».
Александр Суворов
К пленным участникам восстания Суворов со своей стороны проявил не только уважение, но и милосердие. Едва закончились бои, как 6 тысяч польских ополченцев были отпущены по домам. Вскоре король Станислав Август Понятовский обратился к Суворову с личной просьбой - освободить одного из захваченных в плен офицеров. В ответ еще 500 польских офицеров получили свободу.
Когда генерал-аншеф Суворов, одержав победу, направил императрице лаконичный отчет: «Ура! Варшава наша!», Екатерина II ответила: «Ура! Фельдмаршал Суворов!». Капитан Алексей Ермолов за проявленные под Варшавой «усердную службу и отличное мужество» был представлен к своему первому ордену Святого Георгия. Суворов был покорен отвагой молодого офицера и приблизил «новоявленного храбреца» к себе.
Опыт, полученный в Польше, во многом сформировал взгляды и убеждения Ермолова и его военную тактику в дальнейшей службе. Жестокость и милосердие причудливо сочетались в этом человеке. Со времени воцарения императора Павла I, ценившего храбрых и исполнительных военных, звезда молодого офицера стала подниматься все выше и выше. В 1797 году Ермолов получил чин майора, и уже через полгода, в феврале 1798 года был произведен в подполковники.
Алексей Ермолов в начале 19 века, гравюра Ухтомского
С этого времени Ермолов стал удивлять друзей и знакомых своим необыкновенным фатализмом. Он не только верил в судьбу и ничего не боялся, он словно бы знал, что его ждет, как сложится его жизнь. Впрочем, он и прежде отличался смелостью, но теперь возникало ощущение, что он был предупрежден, как именно завершится то или иное опасное или неприятное приключение. Он всегда делал то, что считал нужным: говорил правду в глаза начальству, был бескомпромиссен в служебных делах и даже оказался причастным к офицерским политическим группировкам антиправительственного толка.
Император Павел все годы своего царствования опасался политического заговора. Потенциальных заговорщиков стали активно искать, чтобы принять превентивные меры по пресечению их деятельности. В процессе поисков военным властям удалось выйти на одну из тех организаций, которые дали со временем ростки движения декабристов. Участники Смоленского офицерского политического кружка, основанного Александром Каховским, были заподозрены в заговоре против императора. Заподозрить их было не сложно - вольнодумцы не скрывали ни негативного отношения к императору, ни симпатии к французским революционерам, казнившим своего короля. Когда на одном из заседаний кружка шла громкая читка «Смерти Цезаря» Вольтера, Каховский воскликнул: «Вот бы и нашего так!» и пообещал пожертвовать собственное имение тому, кто возьмет на себя миссию цареубийства. Алексей Ермолов был сводным братом Каховского, разделял его взгляды и тоже принадлежал к верхушке кружка вольнодумцев, обозначенного в официальных документах как «кружок Каховского-Ермолова». Наказания для участников кружка были мягкими. Алексей Ермолов провел после ареста в крепости всего три месяца, после чего был отправлен в ссылку в собственное костромское имение. Там он неплохо проводил время, занимался самообразованием, изучил латинский язык и свел задушевную дружбу с казачьим атаманом Платовым, также оказавшемся в ссылке… Впрочем, не только с ним. В своих мемуарах друг и кузен Ермолова Денис Давыдов (поэт и герой войны 1812 года) рассказывал о знаменитом предсказателе монахе Авеле, находившимся в то время в Костроме, о его умении правильно угадывать события будущего и знакомстве со ссыльным офицером Ермоловым…
Монах Авель
Многие знакомые именно этому факту - знакомству с провидцем - приписывали открывшиеся у Ермолова необыкновенные способности в области предвидения собственной судьбы. Авель действительно раскрыл Ермолову тайны некоторых грядущих событий. Но дело было вовсе не в этом. Однако Ермолов до поры до времени не раскрывал никому свои тайны.
Друзья Ермолова, обеспокоенные его судьбой, принялись хлопотать о царском прощении, и нашли «выход» на графа Кутайсова, любимца императора. Тот пообещал свое содействие в случае, если Ермолов пришлет жалобное и покаянное письмо. Ермолов поблагодарил друзей за хлопоты, но унижаться перед Кутайсовым отказался, поскольку был уверен, что ссылка и так не продлится долго, хотя сослан он был в Кострому «на вечное житье».
Действительно, наказание продлилось лишь пару лет. Александр I в 1801 году, вскоре после гибели своего отца, императора Павла, помиловал Ермолова, вернул его из ссылки и восстановил в армии. Причем, решился этот вопрос очень быстро, несмотря на все кажущиеся препятствия - утерянные документы, происки недоброжелателей... Давыдов рассказывал: «По вступлении на престол императора Александра формуляр Ермолова, который был вовсе исключен из службы, был найден с большим трудом в главной канцелярии артиллерии и фортификации. Граф Аракчеев пользовался всяким случаем, чтобы выказать свое к нему неблаговоление…»
И все же, подполковнику Ермолову, вопреки бюрократическим проволочкам и козням Аракчеева, был возвращен его чин; он смог вернуться на службу. Единственным серьезным уроном для репрессированного участника революционного кружка стала трехлетняя задержка на карьерной лестнице между чинами подполковника и полковника (что сплошь и рядом случалось у офицеров, никогда не подвергавшихся наказанию). И Ермолов заранее, еще до начала всех своих неприятностей, твердо знал, что бояться ему особо нечего. Он по-прежнему был остер на язык и однажды ответил Аракчееву: «Как жаль, что репутация офицеров зависит от скотов!», когда тот высказал недовольство утомленным видом лошадей в артиллерийской батарее Ермолова после долгого марш-броска.
Когда же Ермолов стал в 1805 году предрекать, что через семь лет в России начнется кровопролитная война с Наполеоном, в обществе зашептались, что Ермолов не в себе… Нет, предсказание не было абсолютно невероятным, как раз к этому времени дружба России с наполеоновской Францией, имевшая место в последние годы царствования Павла Петровича, осталась в прошлом.
Наполеон Бонапарт (великую войну с ним Ермолов предрек за семь лет до ее начала)
В 1805 году, при Александре I, Россия уже воевала с Наполеоном, но это была война «малой кровью и на чужой территории». Российская империя вела боевые действия не в одиночку, а в составе Третьей антифранцузской коалиции, с такими союзниками, как Англия, Австрия, Швеции, Португалия и Неаполитанское королевство. Впрочем, и наполеоновскую Францию поддерживали Испания, Италия и Бавария… Увы, военная удача отвернулась в то время от России и ее союзников; проигранная ими на поле Аустерлица битва (так ярко описанная Львом Толстым в романе «Война и мир») привела к подписанию Пресбургского мирного договора, принесшего территориальные и политические потери правителям Австрии и Неаполя. Для России урон был скорее моральным. Но ведь война с подписанием мирного договора завершилась! И вообразить, что русским войскам воевать придется не под Аустерлицем, а под Москвой, на Бородинском поле, и что после этой битвы французы будут маршировать по московским улицам, было невозможно… Представить, как Наполеон смотрит на горящую Москву из захваченного им Кремля, никто не мог ввиду полной фантастичности такой картины. Ермолов проявил себя при Аустерлице героем, был удостоен чина полковника и ордена Святой Анны, поэтому его пророчества казались особо дикими.
Наполеон был яркой личностью, к нему с уважением относились даже его противники, в том числе, и русские офицеры. Но он, олицетворяя политику Западной Европы, казался фигурой столь же далекой от российской жизни, как король Сиама или японский микадо. Да, русским солдатам доводилось скрестить штыки с французами, но происходило это, как правило, где-нибудь в австрийских Альпах… Разговоры Ермолова, предрекавшего события грядущей кровавой войны с Наполеоном на русской земле, выглядели как бред, как недостойное паникерство. К ним так и относились до того момента, когда наполеоновская армия в 1812 году перешла границу Российской империи…
Пришлось признать, что Ермолов был прав. В обществе поразились, как у Ермолова развита интуиция - надо же было так точно все угадать! А он просто знал.
Московский дом Алексея Петровича Ермолова на Пречистенке, переданный после его смерти под расположение пожарной части (пожарное управление занимает его и поныне)
Как-то раз Ермолов, не желавший, чтобы его принимали за гадателя, продемонстрировал друзьям истертый, пожелтевший листок, хранившийся в особой шкатулке, и рассказал все, что было связано с этим бесценным для него документом. На листке четким, мелким почерком были записаны даты всех основных событий его жизни за период, охватывающий более шестидесяти лет - войны и битвы, в которых ему суждено принять участие, наказания, награды, даты получения чинов. Причем этот список по хронологии уходил в будущее и терялся где-то в невероятной, туманной дали - в 1860-х годах…
Рассказ Ермолова, ставшего к 1812 году генералом, об обретении таинственного списка поражал воображение. Якобы, когда-то некий предсказатель раскрыл все грядущие события в жизни будущего генерала и продиктовал ему их полный перечень с датами. И начал провидец с того, что посулил Ермолову генеральский чин. Скромный офицер, каковым был в то время подполковник Ермолов, не сразу поверил незнакомцу - как любой военный, он, конечно, мечтал о генеральских эполетах, но разве можно заранее узнать, какая планида кого ожидает.
- Вам суждено стать знаменитым генералом, - подтвердил незнакомец, - настоящим полководцем, выигравшим множество битв и покорившим многие народы. О вас еще при жизни будут слагать легенды. Но открою я вам тайну грядущего лишь в том случае, если согласитесь узнать дату собственной смерти.
Заинтригованный Ермолов принял это условие, и незнакомец продиктовал будущему генералу даты основных событий, ожидавших его через годы и десятилетия.
- Здесь твоя жизнь и судьба, - сказал он, указав на листок. - Ты не сможешь избежать предначертанного, даже если захочешь.
Ермолов очень редко демонстрировал кому-либо свой тайный список, опасаясь насмешек и сплетен, но все же иногда не мог удержаться от соблазна поделиться секретом с кем-то из друзей. О загадочном листке сохранились упоминания в мемуарах разных лиц из числа его современников. Наиболее полное свидетельство оставил некто, укрывшийся за инициалами С.С.
Олег Маслов. Генерал Ермолов, 1812 год
Это был человек, судя по всему, близкий Ермолову, может быть, даже родственник. Его рассказ был опубликован в мае 1875 года в альманахе «Русская старина». С.С. узнал эту тайну довольно поздно, незадолго до смерти престарелого генерала, но ему лучше других удалось изложить все детали давней и загадочной истории:
«Года за полтора до кончины Алексея Петровича я приехал в Москву для свидания с ним. Погостив у него несколько дней, я собрался в обратный путь, к месту моего служения, и, прощаясь с ним, не мог удержаться от слез при мысли, что, вероятно, мне уже не придется еще раз увидеть его в живых, так как в то время он был дряхл, а я не прежде как через год имел возможность вернуться в Москву. Заметив мои слезы, А.П. сказал:
- Полно, не плачь, я еще не умру до твоего возвращения сюда.
- В смерти и животе Бог волен, - возразил я.
- Я тебе положительно говорю, что не умру через год, а позднее.
На моем лице выразилось сильное изумление, даже страх за нормальное состояние всегда светлой головы Алексея Петровича, что не могло укрыться от него.
- Я тебе сейчас докажу, что я не сошел с ума и не брежу.
С этими словами он повел меня в кабинет, вынул из запертого на ключ ящика исписанный лист бумаги и поднес его к моим глазам.
- Чьей рукой написано? - спросил он.
- Вашей, - отвечал я.
- Читай.
Это было нечто вроде послужного списка Алексея Петровича, начиная с чина подполковника, с указанием времени, когда произошел каждый мало-мальски исключительный случай из его, богатой событиями, жизни.
Он следил за моим чтением, и когда я подходил к концу листка, он закрыл рукой последние строки.
- Этого читать тебе не следует, - сказал он, - тут обозначены год, месяц и день моей смерти.
Все, что ты здесь прочел, - продолжал он, - написано вперед и сбылось до мельчайших подробностей. Вот как это случилось. Когда я был еще в чине подполковника, меня командировали для производства следствия в уездный город Т. Мне пришлось много работать. Квартира моя состояла из двух комнат: в первой помещались находившиеся при мне писарь и денщик, во второй я. Пройти в ту последнюю можно было не иначе как через первую комнату. Раз ночью я сидел за своим письменным столом и писал. Кончив, я закурил трубку, откинулся на спинку кресла и задумался. Подымаю глаза - передо мной, по ту сторону стола, стоит какой-то неизвестный мне человек, судя по одежде, мещанин. Прежде чем я успел спросить - кто он и что ему нужно, незнакомец сказал: "Возьми лист бумаги, перо и пиши". Я безмолвно повиновался, чувствуя, что нахожусь под влиянием неотразимой силы. Тогда он продиктовал мне все, что должно со мной случиться в течение последующей моей жизни, и заключил днем моей смерти. С последним словом он исчез - как и куда, не знаю. Прошло несколько минут, прежде чем я опомнился: первой моей мыслью было, что надо мною подшутили; я вскочил с места и бросился в первую комнату, миновать которую не мог незнакомец. Там я увидел, что писарь сидит и пишет при свете сального огарка, а денщик спит на полу у самой выходной двери, которая оказалась запертой на ключ. На вопрос мой: "Кто сейчас вышел отсюда?" - удивленный писарь отвечал, что никто.
До сих пор я никому не рассказывал об этом, - заключил Алексей Петрович, - зная наперед, что одни подумают, что я выдумал, а другие сочтут за человека, подверженного галлюцинациям, но для меня это факт, не подлежащий сомнению, видимым, осязаемым доказательством которого служит вот эта бумага. Теперь, надеюсь, ты не усомнишься в том, что мы еще увидимся».
И действительно, через год после того мы опять увиделись, а несколько месяцев спустя мне прислали эстафету о кончине Алексея Петровича. Когда впоследствии я отыскал в его бумагах таинственную рукопись, то оказалось, что он скончался в тот самый день, даже час, когда ему было предсказано лет за пятьдесят до того.
Сообщ. С.С.».
Ермолов прожил долгую жизнь, в которой были и взлеты, и падения. Не раз ему доводилось балансировать у опасной черты, рисковать не только карьерой, но и самой жизнью. Но однажды уверившись в точности предсказаний таинственного незнакомца, он весь ход событий сверял со своим списком, и ни разу не обманулся.
Ермолов в бою на Бородинском поле
В 1807 году русские войска продолжали сражаться с Наполеоном в Европе, и Ермолов, командовавший артиллерийской бригадой, принимал участие во всех важнейших битвах: при Прейсиш-Эйлау, при Гутштадте, при Гейльсберге, под Фридландом… Декабрист Сергей Волконский позже вспоминал, что с этого времени и «началась знаменитость А.П. Ермолова в военном деле». Однако, генеральский чин Алексею Петровичу так и не дали, хотя представляли к повышению дважды, причем ходатайствовал за Ермолова лично великий князь Константин Павлович, брат царя. Такое отношение со стороны Александра I было вызвано новыми кознями Аракчеева.
Полковник Ермолов, оскорбившись, подал рапорт об отставке, будучи совершенно уверенным, что с армией надолго не расстанется. Он ведь знал, что на следующий год его так или иначе произведут в генералы. Действительно, Александр I отставку Ермолова не принял и вскоре пожаловал-таки талантливому полковнику чин генерал-майора. Как ни странно, и Аракчеев вскоре почувствовал внезапную симпатию к Ермолову, которая все крепла и крепла, несмотря на их разногласия.
В 1812 году, в дни Отечественной войны, Ермолов, что называется, «покрыл себя славой» и мог бы претендовать на роль национального героя, но… он по-прежнему держался независимо, порой позволял себе действовать в обход распоряжений начальства, а на знаменитом совете в Филях горячо спорил с Кутузовым, считая, что Москву сдавать Наполеону нельзя. Это вызывало раздражение и лишало Ермолова заслуженных лавров.
Знаменитая картина "Военный совет в Филях" художника А.Кившенко (Ермолов крайний справа, стоит облокотившись на стол)
Когда в 1814 году русская армия подошла к французской столице и развернулось сражение за Париж, именно части под командованием генерала Ермолова, заставили французов капитулировать, взяв Бельвилль. Но заслуженного генерала снова не включили в сонм главных победителей.
Кандидатура Ермолова на пост военного министра рассматривалась императором в 1915 году, и Аракчеев откровенно сказал Александру I: «Правда, он начнет с того, что перегрызется со всеми, но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость его бы впоследствии оправдали». Министром Ермолов так и не стал, поскольку вскоре был отправлен покорять Кавказ. Впрочем, пост министра в тайном списке Ермолова и не фигурировал, так что этого назначения генерал и не ждал…
Когда в 1818 году Ермолов (служивший с 1812 года в чине генерал-лейтенанта), был произведен в генералы от инфантерии, Аракчеев в поздравительном письме написал ему: «Когда вы будете произведены в фельдмаршалы, не откажитесь принять меня в начальники главного штаба вашего».
Валерий Выборжанин. Ермолов на Кавказе
Ермолов зла никогда не помнил, и неожиданную дружбу Аракчеева принял. Более того, случилось так, что на Кавказ был отправлен внебрачный сын Аракчеева (кавказские войска, которыми командовал Ермолов, долго оставались чем-то вроде места ссылки для проштрафившихся офицеров), и прославленный генерал Ермолов всячески опекал отпрыска своего бывшего врага. Денис Давыдов свидетельствовал: «Незаконный сын Аракчеева, Шуйский, одаренный необыкновенными способностями, был, к сожалению, горьким пьяницею... Император Николай, разжаловав его из флигель-адъютантов, прислал в Грузию, где Ермолов имел о нем большое попечение». Столь же «большое попечение» имел генерал и о писателе А.С. Грибоедове, авторе «Горя от ума», которого в виде наказания за острую пьесу тоже отправили на Кавказ под начало Ермолова.
Памятник генералу Ермолову в Орле
Деятельность Ермолова на Кавказе историки и публицисты оценивают по-разному. Но как бы то ни было, долгая Кавказская война была успешной для России именно его стараниями, ему удалось установить на этих землях мир, и даже такие непримиримые сепаратисты, как имам Шамиль, в конце концов склонили перед Ермоловым головы. Ермолов руководил и постройкой крепости Грозная, со временем превратившейся в крупный город. Впрочем, им была построена целая цепочка крепостей на Кавказе, от Грозной до Екатеринодара (ныне Краснодар), а также дороги, мосты, казачьи станицы…
Владикавказ, 1840-е годы
Крепость Грозная, 1840-е годы
Министр финансов граф Канкрин говорил императору Николаю I: «Хотя Ермолов никогда не воображал быть администратором, но он вник в нужды края и многое, им сделанное на Кавказе, очень хорошо; не надобно было разрушать того, что было им сделано, а лишь дополнить».
Головинский проспект в Тифлисе, заложенный при Ермолове (ныне проспект Руставели, Тбилиси)
Предвидениям Ермолова верили не всегда, ведь не все окружающие были осведомлены о его тайне. Да и не каждому он мог открыться. Он сделал все, чтобы предотвратить войну Российской империи с Персией, но ему, к горечи и отчаянию, это не удалось. Денис Давыдов в своих мемуарах рассказывал: «Ермолов с самого 1817 года не переставал доносить государю, что война с Персией неотвратима. Аббас-Мирза, которому шах почти передал управление всем краем, находясь под влиянием лиц, нам враждебных, мечтал лишь о возвращении провинций, которые Ермолову удалось удержать за Россией. Ермолов писал в Петербург, что своевременная присылка одной дивизии была бы достаточною для того, чтобы предупредить войну с персиянами, коих дерзость и высокомерие возрастают лишь вследствие убеждения, что мы слабы и не в состоянии противопоставить им больших сил. …Но его представления не были уважены. Граф Нессельрод утверждал, что война лишь в мыслях Ермолова, желавшего ее из честолюбивых видов...
В 1823 году съехались со стороны Персии и России чиновники для определения границ; Аббас-Мирза приказал своим чиновникам оказывать русским явное невнимание и не соглашаться ни на одно из наших представлений. Ермолов писал в 1824 году государю [Александру I] из Белого Ключа: «Многие завидуют мне в том, что я пользуюсь благоволением вашего величества, а в случае войны с Персией обвинят меня в подании к тому повода; я весьма сожалею, что управляющий министерством иностранных дел не хотел внять моим представлениям, и что война с Персией неотвратима. Не желая заслужить этого нарекания, я прошу ваше величество уволить меня от командования корпусом, дозволив остаться в Грузии частным человеком…».
Ермолов писал нынешнему государю [Николаю I]: «Я глубоко сожалею, что его величество в бозе почивающий государь [Александр I] последовал советам графа Нессельрода. Война, внезапно начатая, не может нанести мне бесчестия как частному человеку, но в качестве правителя края тяжело видеть репутацию свою, страдающую через неспособность министра иностранных дел».
В 1825 году отставка Ермолова не была принята, все списали на не стоящие внимания капризы генерала. И когда предсказание Ермолова сбылось, и Персия в 1826 году развязала войну с Россией, его, как он и ожидал, обвинили в «непредусмотрительности». На Кавказ с особыми полномочиями прибыл генерал И.Ф. Паскевич, вынудивший Ермолова через непродолжительное время в уйти в отставку, и уже без того почета, на который Ермолов мог рассчитывать... Недаром же ему было обещано: «Ты не сможешь избежать предначертанного, даже если захочешь».
Генерал А.П. Ермолов, портрет работы Петра Захарова-Чеченца
В 1837 году, к двадцатилетнему юбилею Бородинской битвы, Ермолов, как ее участник, был произведен в более высокий чин генерала от артиллерии, но это поощрение его не порадовало, поскольку показалось ему слишком формальным. Он и награды свои не носил, за исключением одной, самой первой - ордена Святого Георгия, врученного лично Суворовым.
Официально, православным церковным браком генерал Ермолов женат не был. Но он влюблялся в кавказских красавиц и поочередно женился, согласно местным обрядам, на черкесских княжнах - Сюйде, а когда она, не ужившись с русским мужем вернулась к отцу, - Тотай. Невольно вспоминается история любви Печорина и Бэлы, описанная Лермонтовым в «Герое нашего времени»; Ермолов отчасти вдохновил Михаила Юрьевича на этот сюжет, хотя вел себя по отношению к женам благороднее. Дети, рожденные в этих браках - четыре сына и дочь - были им признаны и любимы.
Сыновья генерала Ермолова
Все сыновья пошли по стопам отца и служили в русской армии - сын Сюйде Бахтияр (Виктор Алексеевич Ермолов) стал генерал-лейтенантом, Аллах-Яр (Северин Алексеевич Ермолов) - гвардии полковником, Омар (Клавдий Алексеевич Ермолов) - генерал-майором, как и младший сын Николай. Дочь Ермолова Сапият (София) сохранила мусульманскую веру и вышла замуж за горца. Ермолов всю жизнь поддерживал отношения с семьей дочери и материально помогал ей.
Дочь Ермолова София (Сапият), акварель неизвестного художника, 1941 год, аул Гелли
Неизвестно, были ли в списке важнейших для Ермолова событий сведения о будущем его детей, но сыновьями он гордился. Скончался генерал Ермолов как и было ему обещано, на 85-м году жизни…
Сын Ермолова Клавдий (Омар), генерал-майор