Жизнь в Вятке во время гражданской войны. Субботник и котлеты из дохлой коровы.
Из воспоминаний И.К. Громозовой-Франчески. Продолжение, начало здесь Жизнь в Вятке во время гражданской войны. Приезд Троцкого и съеденный поросенок со свалки.
3. Первый субботник.
"Новые социалистические отношения входили в нашу жизнь, постепенно вытесняя пережитки старого отмирающего строя... Конечно, изменение психики от частной к общему, к коллективной форме жизни шло постепенно, а на первых порах и очень медленно, но все же шло вперед.
Не помню, в 1920 или 1921 году был объявлен первый субботник. Это было так необычайно! Многие пошли из-за 400 граммов хлеба, которые нам обещали выдать после субботника.
Стоял майский ясный день. все мы собрались на базарной площади около Кафедрального собора. Нас разбили на группы. Я попала в группу, которая должна была вычистить и вымыть помещение прежней консистории. Сюда переезжал губпартком. В этом здании жил раньше архиерей, и к нему примыкал большой сад. Часть нашей группы, в том числе и я, должны были вскопать клумбы, вычистить дорожки, заросшие травой, и, вообще привести сад в порядок.
Все мы, как овцы без пастыря, топтались на одном месте, не зная, как нам взяться за дело. Некоторые из "барышень", которые должны были мыть полы, возмущались, что им придется заняться такой грязной работой, да и оделись они как на праздник, а не для работы. Пример показали рабочие и работницы фабрик и заводов.
Быстро обнаружились передовики в каждой группе, откуда-то взялись лопаты, грабли, тазы и тряпки, и через полчаса все мы с веселым азартом взялись за работу. Чудный майский день, полный запаха свежей распускающейся зелени, как-то подбадривал на работе. В первый раз я почувствовала всю радость работы в коллективе. Шутки, смех, поддразнивание друг друга, все это ускоряло темп нашей работы, исчезла усталость, и мы добросовестно работали, чувствуя общий подъем, и, когда прозвучал гудок окончания работы, мне было даже жаль уходить. Я зашла в помещение консистории, где мыли полы, и те же бывшие барышни, засучив рукава и подолы, с веселыми шутками кончали уборку вместе с работницами, стараясь скорее закончить и перегнать друг друга. С гордостью несла я домой заработанные 400 граммов хлеба, а на душе было радостно и легко... Субботники стали повторяться, правда, они не вызывали такого подъема, как первый, - исчезла новинка, но осталось сознание общественного труда, сознание жертвовать личным - для общего..."
4. Котлеты из коровы-самоубийцы.
"1922 год принес некоторое облегчение в материальной жизни. Были увеличены хлебные пайки, и даже изредка выдавалось лошадиное мясо на карточки. Собственно, это было не мясо, а лошадиные ноги, навар из которых был слизистый и невкусный, но все же это было лучше, чем ничего. Неурожай 1920 года был изжит в губернии, крестьянство начало оправляться и даже продавать излишки из своего хозяйства, правда, "из-под полы".
Нам, матерям, у которых забота о детях являлась главным в жизни, труднее, чем одиноким. Среди нашего коллектива статбюро было человек 7-8 семейных. Коллектив многосемейных возглавляли мы трое: Маня Ложеницына, теперь Авербах, - у нее было трое детей, Александра Даниловна Шарикова, хороший человек и чуткий товарищ, наиболее предприимчивая среди нас, - у нее было двое детей, как и у меня, но не было мужа, и ей труднее нашего приходилось бороться за жизнь.
Однажды Александра Даниловна таинственно отвела меня в сторону:
- Знаете, у моих знакомых "покончила жизнь самоубийством" корова, - шутливо сказала она.
- Вечная память погибшей, - в тон ей ответила я и рассмеялась.
- Нет, я не шучу, а с чисто практической точки зрения оцениваю этот факт. Дело в том, что хозяева продают самоубийцу за очень низкую цену. Давайте купим и съедим!
Сначала эта мысль показалась мне дикой, но, вспомнив поросенка, которого я подобрала на свалке, и потом мы благополучно съели, я сразу оценила все плюсы, которые в виде мяса мы получим от коровы. Позвав Маню, мы стали соображать, стоит или не стоит "овчинка выделки".
Корова повесилась, засунув голову в ясли. Хозяева утром нашли уже остывший труп. Предлагают нам очень низкую цену, только бы убрать от них корову, рассказывала Александра Даниловна.
- Но ведь тут нужна помощь мужчин. Конечно, Жорж поможет, но этого мало, надо еще кого-нибудь, - предложила я.
- А знаете, предложим Борису Александровичу и Вологжанину, - предложила Маня. Мы сразу оценили ее предложение, так как оба, и зав. бюро и зав. демографией, были по силе вполне подходящими. Я уже говорила, что зав.бюро мы любили и считали своим товарищем и в работе, и в жизни.
Собрав расширенное совещание, мы впятером обсудили это дело. Лошадь обещал достать Вологжанин, а за коровой поедут трое мужчин и Александра Даниловна. Обдирать будем у нее в сарае, тут же и разделим мясо.
Вечером, когда стемнело, я занялась приготовлениями для операции.
Раздался стук в ворота, и траурная процессия въехала во двор. На санях лежал труп самоубийцы, а за ним в виде провожатых шли трое наших мужчин и Александра Даниловна. Это были "веселые" похороны, если так можно было назвать всю эту историю. Корова оказалась очень большая и порядочно тощая.
С шутками и смехом стащили мы с саней "самоубийцу" и поволокли всей компанией в сарай. Жорж уже заранее приготовил веревки, перебросив их через стропила сарая. Многих усилий стоило нам повесить корову так, чтобы удобно было освежевать и снять с нее шкуру.
Жорж руководил всей операцией. Ему помогал Борис Александрович. Снимая шкуру, он неловким движением попал крове в живот, вернее околоплодовый мешок, где был теленок, и фонтан жидкости полился ему на ноги; оказывается, корова была стельной.
Наконец, шкура снята, и приступили к дележу мяса. Я в это время отрезала порядочный кусок мякоти и пошла делать котлеты для всей компании. Корова была совсем не жирная, но все же это было настоящее мясо, и за чаем, с аппетитом поедая котлеты, мы весело шутили: "Доживем ли до завтра или нет?", вспоминая бедную самоубийцу. Но мясо коровы было съедобно, в этом все мы убедились на другой день. А всей нашей компании это мясо обошлось не очень дорого и прокормило нас целую неделю.
Всю историю с "бедной самоубийцей" я воспела в стихах, и весь наш коллектив от души хохотал, читая мои юмористические стихи..."
3. Первый субботник.
"Новые социалистические отношения входили в нашу жизнь, постепенно вытесняя пережитки старого отмирающего строя... Конечно, изменение психики от частной к общему, к коллективной форме жизни шло постепенно, а на первых порах и очень медленно, но все же шло вперед.
Не помню, в 1920 или 1921 году был объявлен первый субботник. Это было так необычайно! Многие пошли из-за 400 граммов хлеба, которые нам обещали выдать после субботника.
Стоял майский ясный день. все мы собрались на базарной площади около Кафедрального собора. Нас разбили на группы. Я попала в группу, которая должна была вычистить и вымыть помещение прежней консистории. Сюда переезжал губпартком. В этом здании жил раньше архиерей, и к нему примыкал большой сад. Часть нашей группы, в том числе и я, должны были вскопать клумбы, вычистить дорожки, заросшие травой, и, вообще привести сад в порядок.
Все мы, как овцы без пастыря, топтались на одном месте, не зная, как нам взяться за дело. Некоторые из "барышень", которые должны были мыть полы, возмущались, что им придется заняться такой грязной работой, да и оделись они как на праздник, а не для работы. Пример показали рабочие и работницы фабрик и заводов.
Быстро обнаружились передовики в каждой группе, откуда-то взялись лопаты, грабли, тазы и тряпки, и через полчаса все мы с веселым азартом взялись за работу. Чудный майский день, полный запаха свежей распускающейся зелени, как-то подбадривал на работе. В первый раз я почувствовала всю радость работы в коллективе. Шутки, смех, поддразнивание друг друга, все это ускоряло темп нашей работы, исчезла усталость, и мы добросовестно работали, чувствуя общий подъем, и, когда прозвучал гудок окончания работы, мне было даже жаль уходить. Я зашла в помещение консистории, где мыли полы, и те же бывшие барышни, засучив рукава и подолы, с веселыми шутками кончали уборку вместе с работницами, стараясь скорее закончить и перегнать друг друга. С гордостью несла я домой заработанные 400 граммов хлеба, а на душе было радостно и легко... Субботники стали повторяться, правда, они не вызывали такого подъема, как первый, - исчезла новинка, но осталось сознание общественного труда, сознание жертвовать личным - для общего..."
4. Котлеты из коровы-самоубийцы.
"1922 год принес некоторое облегчение в материальной жизни. Были увеличены хлебные пайки, и даже изредка выдавалось лошадиное мясо на карточки. Собственно, это было не мясо, а лошадиные ноги, навар из которых был слизистый и невкусный, но все же это было лучше, чем ничего. Неурожай 1920 года был изжит в губернии, крестьянство начало оправляться и даже продавать излишки из своего хозяйства, правда, "из-под полы".
Нам, матерям, у которых забота о детях являлась главным в жизни, труднее, чем одиноким. Среди нашего коллектива статбюро было человек 7-8 семейных. Коллектив многосемейных возглавляли мы трое: Маня Ложеницына, теперь Авербах, - у нее было трое детей, Александра Даниловна Шарикова, хороший человек и чуткий товарищ, наиболее предприимчивая среди нас, - у нее было двое детей, как и у меня, но не было мужа, и ей труднее нашего приходилось бороться за жизнь.
Однажды Александра Даниловна таинственно отвела меня в сторону:
- Знаете, у моих знакомых "покончила жизнь самоубийством" корова, - шутливо сказала она.
- Вечная память погибшей, - в тон ей ответила я и рассмеялась.
- Нет, я не шучу, а с чисто практической точки зрения оцениваю этот факт. Дело в том, что хозяева продают самоубийцу за очень низкую цену. Давайте купим и съедим!
Сначала эта мысль показалась мне дикой, но, вспомнив поросенка, которого я подобрала на свалке, и потом мы благополучно съели, я сразу оценила все плюсы, которые в виде мяса мы получим от коровы. Позвав Маню, мы стали соображать, стоит или не стоит "овчинка выделки".
Корова повесилась, засунув голову в ясли. Хозяева утром нашли уже остывший труп. Предлагают нам очень низкую цену, только бы убрать от них корову, рассказывала Александра Даниловна.
- Но ведь тут нужна помощь мужчин. Конечно, Жорж поможет, но этого мало, надо еще кого-нибудь, - предложила я.
- А знаете, предложим Борису Александровичу и Вологжанину, - предложила Маня. Мы сразу оценили ее предложение, так как оба, и зав. бюро и зав. демографией, были по силе вполне подходящими. Я уже говорила, что зав.бюро мы любили и считали своим товарищем и в работе, и в жизни.
Собрав расширенное совещание, мы впятером обсудили это дело. Лошадь обещал достать Вологжанин, а за коровой поедут трое мужчин и Александра Даниловна. Обдирать будем у нее в сарае, тут же и разделим мясо.
Вечером, когда стемнело, я занялась приготовлениями для операции.
Раздался стук в ворота, и траурная процессия въехала во двор. На санях лежал труп самоубийцы, а за ним в виде провожатых шли трое наших мужчин и Александра Даниловна. Это были "веселые" похороны, если так можно было назвать всю эту историю. Корова оказалась очень большая и порядочно тощая.
С шутками и смехом стащили мы с саней "самоубийцу" и поволокли всей компанией в сарай. Жорж уже заранее приготовил веревки, перебросив их через стропила сарая. Многих усилий стоило нам повесить корову так, чтобы удобно было освежевать и снять с нее шкуру.
Жорж руководил всей операцией. Ему помогал Борис Александрович. Снимая шкуру, он неловким движением попал крове в живот, вернее околоплодовый мешок, где был теленок, и фонтан жидкости полился ему на ноги; оказывается, корова была стельной.
Наконец, шкура снята, и приступили к дележу мяса. Я в это время отрезала порядочный кусок мякоти и пошла делать котлеты для всей компании. Корова была совсем не жирная, но все же это было настоящее мясо, и за чаем, с аппетитом поедая котлеты, мы весело шутили: "Доживем ли до завтра или нет?", вспоминая бедную самоубийцу. Но мясо коровы было съедобно, в этом все мы убедились на другой день. А всей нашей компании это мясо обошлось не очень дорого и прокормило нас целую неделю.
Всю историю с "бедной самоубийцей" я воспела в стихах, и весь наш коллектив от души хохотал, читая мои юмористические стихи..."