В 1900-е годы историк и писатель Николай Оглоблин совершил несколько путешествий по русским рекам. В результате им были написаны путевые заметки. Рассказ, посвященный путешествию по реке Вятке в мае 1904 года на пароходе товарищества Вятско-Волжского пароходства, был напечатан в журнале "Русское судоходство" в 1905 году. Очерк, довольно критический к порядкам на вятских пароходах, вызвал неудовольствие владельцев и руководства Вятско-Волжского пароходства. Однако помимо критики в очерке много верных, точно подмеченных автором моментов.
Ниже - первая часть очерка. Всем - приятного чтения, читайте - не пожалеете.
Город Вятка. На пароходной пристани. Нач.1890-х гг.
I. В первых числах прошлого мая я высадился в Нижнем с верхового "самолетского" парохода и направился к пристани "Товарищества Вятско-Волжского пароходства". Погода стояла холодная, ветреная и дождливая, совсем не располагавшая к пароходному путешествию. Но я знал, что только теперь, до спада весенних вод, можно спокойно доехать до г. Вятки на хорошем большом пароходе, без мучительных пересадок с лучших пароходов на худшие, без многочасовых досадных сидений на перекатах и т. п. прелестей путешествия во вторую половину лета.
Подъезжаю к вятской пристани, расположенной выше всех городских пристаней, первой от плашкоутного моста, соединяющего город с ярмарочной стороной. Меня поразило отсутствие всякого движения около пристани: не было тут ни извозчиков, ни мелочных торговцев, ни босяков, ждущих случая снести багаж, и т. п. На берегу не видно было никаких складов товаров, у пристани не дымил пароход. Все это было подозрительно, но взгляд на вывеску сразу успокоил: она гласила, что вятские пароходы отправляются из Нижнего "ежедневно".
Откуда-то подвернувшийся босяк схватил мой багаж и потащил на пристань. Там встречает нас пристанской матрос и огорашивает неожиданным заявлением:
- Сегодня парохода не будет...
- Как не будет?! На вывеске сказано, что идут ежедневно...
- Мало ли что сказано!.. Вывеска-то прошлогодняя.
- А завтра пойдет?
- Не знаю... сходите в контору.
Иду в контору. Много народа за столами, и все что-то с усердием строчат. Здесь меня окончательно разочаровывают:
- Сегодня и завтра пароходы не идут... Отправляйтесь в Казань: оттуда отходят ежедневно.
- Но зачем же ваша вывеска... так обманывает? - наивно спрашиваю конторщика.
- Дальше будут ходить ежедневно... Вот не угодно ли наше расписание.
И он презентовал тощенькую брошюрку с расписанием пристаней, тарифами и проч. Смягченный этим подарком, я молча вышел из конторы, считая бесполезным вступать в препирательство с гг. конторщиками по поводу обманной вывески, заставившей меня, как и многих других едущих на Вятку, попусту потратить и время, и деньги. У нас "что город, то норов", а насчет вятской своеобразной "простоты" я уже был предупрежден...
Приходилось отправляться в Казань. Отходил "Александр Невский" - не из лучших пароходов общества "Кавказ и Меркурий", однако на нем отвели мне во II классе такую высокую и обширную одноместную каюту, из которой на пароходах других обществ сделали бы двухместную каюту, если не трехместную. По обстановке же и разным удобствам (умывальник и проч.) каюты II кл. "меркурьевских" пароходов равняются первоклассным других волжских обществ.
Что еще поразило на "меркурьевском" пароходе - в каюте на сетке лежал пробковый спасательный пояс... Эта новинка, так успокоительно действующая на пассажиров, кажется, начинает вводиться на пароходах остальных компаний. Новым духом повеяло на Волге!.. Отразился ли он и на Вятке? Это увидим дальше.
II. Утром следующего дня, в Казани, расстался с "Александром Невским" и отправился на розыски вятской пристани. Все пароходные пристани были уже переведены с р. Казанки, где они располагаются весною, на устье, т. е. на Волгу, и только вятская и кашинская продолжали ютиться на старом неудобном месте, подле мукомольной мельницы Журавлева, недалеко от Зилантова монастыря.
Извозчик-татарин повез чрез Устьинскую слободу и по дамбе, еще окруженной разливом и болотами от него. Было очень холодно, дул пронизывающий ветер, собирался дождь. Добрались, наконец, до неимоверно грязной набережной р. Казанки и с трудом разыскали вятскую пристань, больше известную под прежним названием - "Булычевской".
К пристани вел отчаянный спуск по узеньким, скользким от липкой грязи мосткам. Пристань устроена на маленькой, тесной баржонке, какую посовестятся поставить и на р. Ветлуге...
Единственная, очень тесная и грязная пассажирская каютка, рассчитанная человек на 8-10, была битком набита вдвое большим числом пассажиров и их багажом. Люди сидели на лавках, столах, на полу. Здесь была так называемая "чистая" публика, а "нечистая" валялась прямо на грязном полу пристани, на открытых местах ее, не защищенных ни от пронизывающего ветра, ни от холодного дождя... Многие и тут не находили места на тесной пристани и сонно бродили по ней, поеживаясь от холода и браня "вятские порядки", дающие себя знать еще на Волге...
- Эх, господин, - жаловались вятские бабы, сильно цокающие, - а ведь в деревне будет много полуцше, цем в городе: там хоть спряцешься от холода в теплой избе…
Пришлось согласиться с ними в превосходстве деревни... Внимание дрожавших от холода баб привлек поезд железной дороги, медленно проходивший по мосту через р. Казанку. Бабы оживились и заговорили:
- Вот бы прокатиться... ишь ты, как она жарит...
А "жарил" всего-то поезд Казанской дороги, известной своей медлительностью...
У пристани шла нагрузка "баркаса": так называют на Вятке небольшие крытые баржонки, какие идут на буксире у некоторых вятских пароходов, подобно курбатовским на Каме. Баркас грузился под сегодняшний пароход "Иван".
Иду в кассу и узнаю, что на небольшом одноэтажном "Иване" нет одноместных кают, а только общие и двухместные, да и те все помещаются в трюме. Завтра же отваливает большой пароход американского типа "Надежда", с одноместными каютами и "со всеми удобствами", как торжественно прибавил кассир. Я стал колебаться, но все же попросил записать за мною место в двухместной каюте "Ивана". Но кассир откровенно заявил:
- Не советую. Бог знает, какой сосед еще попадется!..
С этим нельзя было не согласиться, особенно после недавних волжских случаев отравления пассажиров их соседями по каютам...
Пришлось записаться на общую каюту "Ивана", отходившего в 8 часа вечера. Однако, когда через 2 часа я вернулся из Казани на пристань и увидел плохонького и грязного "Ивана", то решительно отказался от ближайшего знакомства с ним и записался на завтрашнюю "Надежду". Спрашиваю - нельзя ли переночевать на пароходе, как это принято на волжских и камских пароходах. Но кассир почему-то замялся и нашел это "очень неудобным", ссылаясь на то, что "Надежда" ночует где-то выше пристаней на р. Казанке, куда будто и подъехать нельзя... Пришлось тащиться в Казань и увеличить на несколько рублей бюджет городского управления, содержащего гостиницу "Пассаж".
III. На другой день, около 4 ч., приехал к вятской пристани и уже застал там "Надежду", собиравшуюся перейти на кашинскую пристань для догрузки и отвала, так как с последней было легче отойти, чем со своей пристани, сильно за ночь обмелевшей. Только теперь догадались перевести ее на Волгу...
Но и от кашинской пристани отвал был крайне затруднителен. Не успели пароходные колеса сделать 2-3 оборота, как пароход грузно ткнулся о песок и засел на мели основательно... Прибегли к заднему ходу, стали отпихивать шестами и т.д. Бились в этой ловушке больше получаса и едва выбрались на чистую воду, но и дальше шли по Казанке черепашьим ходом, не прекращая наметки с обоих бортов до самого устья (около 3 верст). Трудность хода увеличивалась еще тем, что река тесно и беспорядочно заставлена баржами, плотами, изящными косоушками и пр. С одним растянувшимся поперек реки плотом наша "Надежда" едва разминулась.
- Замучила нас р. Казанка!.. - жаловался командир парохода, отвалившего всего в 3-й рейс.
Командир сам вывел "Надежду" на Волгу и, пройдя казанские пристани на Устье, сошел с вахты, никем не замененный... Вышли-де на большую дорогу, где и одного лоцмана предостаточно... Это уже было "по-вятски", как в духе вятских же порядков было и то, что на Волге и Каме "Надежда" обменивалась встречными сигналами лишь с теми пароходами, которые уж слишком близко держали курс на нее. Если же встречный пароход шел чуточку подальше, то "Надежда" не давала ему встречного сигнала и сама не отвечала на его сигналы... Зачем, мол, тратить пар на "такие пустяки", обязательные по закону... Лучше-де поберечь его для салютов при встрече со своими судами, хотя эти салюты, особенно в ночное время, не раз уже запрещались путейскими властями. И усердно же салютуют вятские пароходы, как нигде! Особенно возмутительна эта музыка на р. Вятке, где "свой" пароход "товарищества" встречается чуть не на каждом шагу, а чужих почти не видно. Впрочем, на Вятке, не такой широкой, как Волга и Кама, в ходу даже и встречные сигналы, так как все равно нужно открывать пар для салютов... При салютах даже поднимают носовой флаг, что не всегда делают при подходе к пристаням.
Из Казани мы отвалили в 8 ч. вечера, т.е. по расписанию, но к Богородскому (на устье Камы) подошли после 12 ч. ночи, т.е. с опозданием более получаса, хотя шли вниз по течению. Дальше при подъеме вверх по Каме и Вятке это запаздывание стало хроническим и все более увеличивалось. К пристани у Рыбной слободы пришли в 9 ч. вместо 6, в г. Чистополь в 1 ч. дня вместо 10 утра и т.д.
При дождливой и холодной погоде наводили тоску унылые пустынные берега нижней Камы, с небольшими оголенными высотами и редкими селениями, при ничтожном судовом движении на широкой многоводной реке. Скучный речной пейзаж изредка оживляли грандиозные и красивые камские беляны, медленно спускавшиеся сплавом, при помощи "лотов".
...Пока наш пароход тянется по скучной Каме, направляясь к устью р. Вятки, познакомимся с ним поближе.
IV. Первые пароходы появились на Вятке в конце 1850-х годов, но регулярное пароходство установилось с 1870-х. Первенство принадлежало пароходам Булычева, позже завелись пароходы Тарышкина, Александрова и др. В 1900 г. эти три главных пароходовладельца вступили в конвенцию, под фирмой "Булычева", а два года назад образовали формальное "Товарищество Вятско-волжского пароходства" с основным капиталом в 3 миллиона.
Дела товарищества идут блистательно, так как оно оказалось монопольным хозяином р. Вятки... В 1904 г. его флотилия состояла из 36 пассажирских и буксирных пароходов и более 100 барж, "баркасов" и др. судов. Половина пассажирских пароходов - двухэтажные, американского типа (лучшие: "Орлов", "Наследник", "Москва" и др.), с электрическим освещением и проч. Нефтяное отопление стало обязательным на Вятке лет 7 назад.
Имея такую массу пароходов разных размеров и осадки, приспособленных для плавания и в большую, и в малую воду, товарищество не боится появления каких бы то ни было конкурентов и царит на Вятке безраздельно. В официальном отчете товарищества за 1903 год показаны такие цифры: приход 1 миллион 315 тыс., расход 1 миллион 161 тыс., чистая прибыль 154 тыс. Но вятчане смеются над последнею цифрою и решительно поднимают ее до полмиллиона…
Почтительно отзываются вятчане об одной, действительно симпатичной статье расхода: товарищество ежегодно отчисляет несколько процентов в пенсионный капитал своих служащих. Отчисления будут производиться, пока капитал не возрастет до 200 тыс.руб. Сами служащие собираются принять участие в нарастании капитала вычетами из своего жалованья, чтобы скорее открыть действие пенсионной кассы.
В списке вятских пароходов "Надежда" занимает четвертое место. Она построена 9 лет назад, изначально была на Вятке новинкой американского типа, но сегодня ее перещеголяли другие суда. Главный недостаток парохода - при большом корпусе очень слабая машина, всего в 45 сил. Отсюда вечные опоздания "Надежды", даже на хорошей воде и с малым грузом. Рассчитывали, что за счет плоскодонности она будет доходить до города Вятки и в мелководье, но это не оправдалось.
По внешности "Надежда" представляет обычный тип пароходов "старого закала", т.е. со стремлением к чистоте и потугами на изящество в I и II классах и с полным отрицанием чистоты и малейших удобств в III и IV классах, доставляющих, однако, наибольший доход. На Волге большие пароходные компании уже стали принимать серьезные меры для улучшения положения низших классов, но на Вятке об этом и во сне никому не грезится...
Впрочем, "всевозможные удобства" I и II классов на "Надежде" - очень сомнительного достоинства... Нечего и говорить, что после меркурьевской второклассной каюты "одноместная семейная каюта" (так значилось на билете) I класса на вятском пароходе оказалась маленьким неудобным ящиком, где и одному человеку трудно повернуться и нечем дышать, когда закрыто окно. Вентиляции ни малейшей нет, даже хотя бы отдушины в коридоре… Когда пустили пар в нагревательные трубы, пассажиры начали обливаться потом. Как тут спать, когда при стоявших тогда холодах нельзя было держать ночью открытыми даже деревянные жалюзи?!
В каютах I класса нет умывальников, хотя на хороших волжских пароходах они обязательны даже во II классе. Зато сияет электричество, узенькие диванчики (без подушек) обиты бархатом, а стены - красивой клеенкой. Как увидим ниже, именно эта клеенка и была причиной отсутствия вентиляции...
Разумеется, о спасательных приборах в каютах не было и помина, но ими не щеголяла "Надежда" и на палубах. По словам командира, пароход в иные рейсы везет до 500 пассажиров (очевидно, набивая их "по-селедочному", так как сравнительно свободно могут разместиться на "Надежде" до 200 человек), а спасательных кругов на верхней палубе находится только 18 штук, на нижней же и того меньше... Еще 2 круга красуются у лоцманской будки, но они, конечно, предназначены не для публики.
Буфет на "Надежде" неважный, выбор кушаний, вин и проч. необширный, но цены частью равны волжским, а частью дороже; например, обед из 4 блюд на Волге 85 коп., а здесь 95 коп. Завтраков и ужинов нет, а только обеды.
Но со всеми этими недостатками парохода и с разными "вятскими" особенностями пароходной жизни (см. ниже) публика охотно мирилась благодаря любезности и внимательности нашего почтенного командира, к опытности которого все относились с полным доверием. Хотя он не имеет диплома речного училища, но знает речное дело практически, работая на Вятке с малых лет. Отбывши воинскую повинность в Балтийском флоте, он вернулся на Вятку и здесь 7 лет был помощником командира, затем уже 8 лет капитанствует.
Жалованьем на Вятке не балуют: командир получает за навигацию (другие - за круглый год, но тогда заведуют зимним ремонтом судов) 950 руб. да проценты за принятую им кладь, т.е. на тех пристанях, где нет агентов товарищества (волжским командирам дается процент со всей клади). Кроме того, с нынешнего года ожидаются "наградные" от товарищества. Но все эти прибавки не превысят 200-300 рублей.
Единственный помощник командира, также недипломированный, получает 35 руб. в месяц. У машиниста тоже один помощник. Всей команды до 25 человек, в том числе 2 лоцмана (старший получает 65 руб. в месяц). Боцман и штурвальные - по 15 руб., матросы - по 10 руб., но если прослужат всю навигацию, то по 11 целковых. В разгар сельских работ они часто отпрашиваются домой "на недельку", а если командир не отпускает, то совсем уходят с парохода. Большинство матросов из Истобенской волости Орловского уезда.
Кроме того, за нагрузку и перегрузку (в мелководье) клади матросы получают по полкопейки с пуда. Половина этого заработка выдается в конце каждого рейса, а другая - прослужившим всю навигацию. Чаевые же деньги за услуги пассажирам матросы кладут в общую кружку, которую потом делят. Подходя к кружке, матрос снимает шапку и крестится в знак того, что кладет все полученное им. Однако они частенько обманывают братскую кружку, оставляя в своем кармане часть чаевых. Однажды, чтобы уличить обманувшего матроса, товарищи пригласили в свидетели командира, случайно заметившего получение матросом с пассажира "на чаёк".
Домой матросы могут принести от 60 до 100 руб. за лето.
V. В нашей жизни на вятском пароходе на каждом шагу встречалось немало особенностей, объясняемых пресловутой "вятской простотой", которая иногда производит очень милое, приятное впечатление, нередко только забавное, а частенько досадное и даже обидное...
Приятно, например, полное отсутствие всякой официальности, "мундирности". На Волге, как и вообще в России в последние годы, развелась масса всяких мундиров, знаков отличия, погонов, нашивок и проч. А на Вятке ничего подобного нет: здесь командира не отличишь от матроса, а матроса от пассажира. Все ходят в "обыкновенном платье", какое кому по вкусу и средствам, и дело от того нисколько не страдает. Хотя мундир "полагается" и для вятских командиров, но он для них необязателен и вятчане его не любят.
Отсутствие официальности приятно действует на публику, чувствующую себя легко и свободно на пароходе, где нет и тени какого-либо "начальства". Пассажиры III класса свободно разгуливают по всему судну, не встречая никаких запретительных надписей или нелепых решеток, разгораживающих даже I и II классы на таких, напр., благоустроенных пароходах, как меркурьевские на Волге. Разумеется, места для всех хватает и никто никому не мешает, да и нельзя же лишить публику III класса, хуже всех помещающуюся, возможности подышать свежим воздухом на открытой палубе (балконе) высших классов.
Раз один сельский батюшка, страдающий излишнею любознательностью, забрался на "Надежде" туда, куда не полагается публике ходить, - к лоцманской будке. Командир удалил его оттуда, не без протеста со стороны батюшки. Говорю командиру:
- Но ведь у вас нет надписи, запрещающей вход на капитанский мостик?
- Дощечка уже заказана, скоро будет готова... через две недели...
Не знаю, явилась ли через две недели запретительная надпись, но этот срок - "через две недели" - обязательно определялся командиром, когда приходилось указывать на какой-нибудь изъян на пароходе... Спрашиваю его:
- Почему нет вентиляции в каютах I класса?
- Через две недели будет везде… Вот во II классе уже есть…
- Отчего же вы начали со II класса, когда I класс платит вам дороже?!
- Да признаюсь: пожалел портить клеенку, которою обиты стены в I классе... больно уж хороша эта клеенка!..
Оставалось только преклониться перед этим "веским" доводом... Бедные пассажиры I класса! Нескоро они дождутся вентиляции, если командир "больно" влюблен в свою клеенку и боится «портить» ее вырезкою небольшого кружка...
Точно так же командир обещал "через две недели" исправить в общей уборной умывальник, который то не давал воды, то давал только горячую... Оказалось, что, вследствие порчи насоса (уже в начале 3-го рейса, т.е. вскоре после зимнего ремонта), в умывальник подавалась вода... из парового котла!.. Так мы всю неделю и умывались горячею водою, уподобляясь японцам, страстным любителям горячих ванн и умываний. Только изредка, когда удавалось утром поймать официанта, можно было умыться свежею водою из подаваемого им чайника... Милая простота!
Командир утешал, что если не "через две недели", то в более отдаленном будущем на "Надежде" появятся не только ванна для пассажиров, но и баня для командира... "и для уважаемых пассажиров" - добавил он после некоторого нерешительного раздумья... Таким образом, на "Надежде" приходилось жить одними надеждами на лучшее будущее, а пока были налицо "вятские" порядки...
Полный комплект пассажиров I класса - около 40 человек, а в их распоряжение предоставлен всего один официант, не считая горничной. Понятно, за день они так измотаются от беготни, что ночью спят как убитые и утром можно добудиться их с трудом. Естественно, что ночью они не в силах дежурить, как водится на благоустроенных пароходах, где полагается 2-3 официанта. Кстати, на "Надежде" никогда не приходилось видеть на верхней палубе дежурного матроса, какие на Волге обязательно полагаются не только ночью, но и днем. Случись на "Надежде" ночная тревога, никто не позаботился бы разбудить спящих пассажиров...
Неудивительно, что измотавшаяся вконец прислуга относилась иногда к своим обязанностям "по-вятски". На 4-й день нашего плавания замечаю горничной:
- Пора бы воду в графинах переменить… кажется, с Казани не меняли?.
- Что вы-с! Помилуйте! Как это можно-с... мы в Соколках воду переменили…
А в Соколках мы были за 2,5 суток до этого разговора...
Меня поразило, что на Волге, т. е. на "большой дороге", где движется масса пароходов и много пристаней, даже первоклассные гиганты-пароходы, хотя и скрепя сердце, но берут пассажиров с лодок, как и спускают их на лодки. На "проселочной" же Вятке, с очень редкими пристанями и слабым пароходным движением, пароходы "не любят" ни принимать с лодок, ни спускать пассажиров.
Не забуду одного случая на устье р. Кильмези. Мы были в 2-3 верстах от него, когда из речки вышла лодка с двумя гребцами и пассажиром, который при виде парохода встал на ноги, снял шапку и, помахивая ею, начал усиленно кланяться по нашему адресу. Это был старик с седыми волосами, одетый в хорошую чуйку. Целых полчаса, пока мы приближались к лодке и проходили мимо, старик стоял, покачиваясь в колеблемой волнами лодке, и униженно молил принять его на пароход. Он то размахивал шапкой, то прижимал ее к груди и что-то кричал, чего нельзя было разобрать за шумом машины и шлепаньем пароходных колес. Смысл его моления был ясен для всех, но "Надежда" гордо прошла мимо, не вняв мольбам старика!..
Не знаю, видел ли этот случай наш командир, но он сам как-то заявил:
- Не люблю я принимать с лодок: не всякий умеет приставать к пароходу… того и гляди, что угодит в колеса… такие случаи бывали...
Не мудрено, если привятские жители разучились приставать к пароходам в последнее время, когда пароходы монопольного товарищества отучили их от этого искусства... Но раньше вятчане отлично им владели, когда, при конкуренции Булычева, Александрова и Тарышкина, все пароходы охотно принимали с лодок, хотя тогда и пристаней было больше. Вятчане со вздохом вспоминают об этом времени, когда от Вятки до Казани можно было проехать в III классе за 60 коп. (теперь же за 2 р. 70 к.).
Именно отсутствием конкуренции и объясняется "нелюбовь" вятских командиров к приему пассажиров с лодок: что-де их баловать, когда могут дойти до пристаней... Однако командиры забывают, что на Вятке расстояния между пристанями доходят до 45 верст (между Истобенском и Котельничем), до 60 верст (между Сорвижом и Кукаркой), до 75 верст (между Котельничем и Сорвижом) и т. п. При таких расстояниях просто бессовестно отказывать в приеме с лодок, и вятских командиров обязательно следует отучить от этой дурной повадки игнорировать кровные интересы приречного населения.
VI. Если не придираться строго к "вятской простоте", то с вятчанами жить можно и сойтись с ними нетрудно: это народ добродушный, мягкий, общительный, несмотря на кажущуюся суровость, замкнутость и грубоватость. Уже к вечеру первого дня нашего плавания из нескольких пассажиров I и II классов образовался очень дружный кружок. Хотя он и объединился стараниями не местного, а проезжего человека (симпатичного донца, генерала военно-ветеринарного ведомства), но большинство в нем составляли именно вятчане. Они сами откровенно поспешили познакомить нас с "вячкими-робятами хвачкими", охарактеризовавши их давно известными (отчасти по Щедрину, невольному обитателю г. Вятки, прославленного в его произведениях под именем г. Крутогорска) анекдотами о том, как вятчане - "толоконники" - месили толокно в реке; как они же переправлялись в бурю через реку, привязавши себя к бревну, которое перевернулось; как собирались взлезть на шпиц колокольни, поваливши ее наземь; как когда-то в старину избили 7 тысяч устюжан, явившихся по их же зову к ним на помощь...
Дополнением к этой легендарной старине явились рассказы уже очевидцев. Помню два из них.
Какой-то вятский пароход шел вверх по своей реке, а навстречу ему медленно спускался плот. День был погожий, и многочисленная публика высыпала на верхний балкон. Командир, отбывавший вахту, спустился сверху и любезно занимал дам разговорами. Вдруг подбегает к нему богатый лесопромышленник - почтенный старец с благообразным обликом патриарxa и убедительно просит позволения "малость покричать в рупор своему плоту". Командир разрешил. Старец взлетает наверх, схватывает рупор и громогласно разрешается такой неистовой матерной бранью по адресу запоздавших с плотом бурлаков, что даже вятчане ахнули, а уж не они ли мастера ругаться! Пожалуй, и ветлужским бурлакам не уступят...
Командир спохватился, бросился отнимать "изгаженный" старцем рупор, но уже было поздно: дамы попрятались в каюты, а вятчане оживленно дебатировали на тему, как это он "больно ловко, страсть как хорошо, отчехвостил бурлаков"... А "он", лишенный возможности еще "малость покричать" бурлакам, долго стоял у борта и молча грозил увесистым кулаком... Огорошенные бурлаки не сводили глаз с разгневанного хозяина и все отвешивали ему поклоны, о чем-то галдя между собою...
В другой раз встретились на Вятке пассажирский и буксирный пароходы, командиры которых - непримиримые враги - были на вахтах. Публика, по обыкновению, высыпала посмотреть на встречный пароход, многие навели бинокли на буксир, и вдруг - живая картина: командир буксира выскочил из лоцманской будки, повернулся спиною к командиру пассажирского парохода, согнулся и... начал снимать "невыразимые"...
Вятчане нашли и этот маневр "больно ловким". Ну, разумеется, о вкусах не спорят...
Трудно также спорить с изумительною любовью вятчан к "своим" пароходам. Лучше их они ничего не знают, хотя большинство бывало и на Каме, и на Волге, и с тамошними роскошными пароходами знакомо. Но ведь любовь всегда слепа. Когда мы стояли в Соколках, к нам стала причаливать вятская "Москва", один из лучших пароходов товарищества. Нужно было видеть, в какое волнение пришли наши вятчане: они бегали, суетились, жадно всматривались в подходящую "Москву", обменивались восторженными восклицаниями.
Молодой интеллигентный человек, кажется, педагог, до того не обменявшийся со мною и парою слов, вдруг подскочил, схватил за руку и потащил со скамейки к борту, живо восклицая:
- Да ведь это наша "Москва"! Посмотрите! Полюбуйтесь! Ах, что это за пароход!
- Полноте! Таких пароходов не один десяток на Каме и Волге, а есть и много получше.
- Что вы! Что вы! - с каким-то священным ужасом запротестовал молодой человек. - Да вы не знаете "Москвы"! Всмотритесь-ка получше - какая это прелесть! И ходовитый, и какой огромный, и полный комфорта, и во всем - последнее слово науки. Страсть до чего хорош! Я на нем ездил, - гордо закончил влюбленный вятчанин и побежал вниз, чтобы перебраться на "Москву" и подышать ее воздухом хотя бы 10-15 минут остановки.
С таким же восторгом отнеслись к пресловутой "Москве" еще несколько пассажиров - на этот раз студенты.
VII. Истоки рек Вятки и Камы близко сходятся в лесах Глазовского уезда Вятской губернии. Длина Вятки более 1000 верст, но судоходна она на протяжении около 800 верст. По ширине, глубине и многоводности Вятка превосходит Ветлугу, Унжу, Суру и другие реки, отличаясь от них и в других отношениях. Вятка течет одним руслом, редко выделяя рукава, старицы, затоны, которыми так богата Ветлуга; она делает частые повороты, но это не ветлужские и сурские "кривули" (зигзаги), а завороты почти под прямыми углами, редко дугообразные ("луки").
Все это объясняется небольшими размерами речной долины Вятки - от 3 до 5 верст ширины, редко больше. В такой тесноте реке негде разбросаться, как разбрасывается, скажем, Ветлуга, долина которой вдвое и втрое шире вятской, или Волга (ширина долины доходит до 20-30 верст и более). Но именно благодаря узости речной долины плавание по Вятке имеет особенную прелесть.
На Волге, которая большею частью идет, прижимаясь к высотам правого берега, редко когда видны бывают высоты левого берега речной долины ("древние берега" реки). От них отделяет реку обширная наносная пойма, поросшая лесом, скрадывающая виды на левые высоты. От того и сложился такой взгляд, что Волга имеет "правый берег высокий, а левый низменный". В действительности, оба «древние берега» (по геологической терминологии) Волги - и правый и левый - возвышенные. Но на реках с широкими долинами левые высоты редко видны с воды, а на небольших оба «древних берега» почти всегда в виду зрителя.
Вятские берега по отношению к речной долине представляют высоты, в действительности же это не горы, а края плоскогорья, обрывисто спускающегося к реке. Та же волнистость берегового гребня наблюдается и во многих местах Волги. Как там, так и на Вятке, высоты обоих берегов иногда раздвигаются, пропуская притоки рек.
Высоты вятской долины много ниже ветлужских и сурских и представляют чаще пологие покатости к реке, чем обрывистые "яры", столь нередкие на Волге, Ветлуге и др. На вятских берегах крайне редко встречаются оголенные песчаные пространства, но почти всегда они украшены разнообразным растительным покровом - то изумрудною весеннею зеленью хлебов, то разноцветными лугами, то темно-зелеными лесами. Из узких лощин, покрытых молодым лесом, бегут шумливые ручьи, бьют светлые ключи. Преобладают леса хвойные, лиственные же редки.
Несмотря на то, что стояла холодная и дождливая погода и местами еще лежал снег не только в лесистых оврагах, но даже на безлесных высотах, кое-где нам пришлось послушать вятских соловьев. Особенно много - целые оркестры их - звенели в густых зарослях березы, ольхи, черемухи на подходе к пристани Сорвиж.
Красивыми видами Вятка не богата. Можно указать недурные пейзажи у пристани Дмитриевка (при подходе к ней красивая усадьба Юшковых, а выше - большая лука), у пристани Лебяжьей, на устьях речек Кильмези и Пижмы, у пристани Сорвиж (красиво расположено на скате к реке одноименное село), наконец, вид на город Вятку и его окрестности (дача Булычева, село Филейское и монастырь) - вот, кажется, и все выдающееся по части живописности места.
Но и в рядовых картинах вятского побережья внимательный зритель то там, то здесь может натолкнуться на многие оригинальные мотивы. Вот сбегает к реке треугольная светло-зеленая лощинка с маленьким темно-зеленым еловым лесочком посередине, с вьющейся по окраине его коричневой от дождя дорогой, с серой избушкой перевозчика у синей реки... Вот стадо овец - белые и черные движущиеся пятнышки на фоне изумрудной зелени луговины, обрамленной темною зеленью елок... Вот белые каменистые дорожки, бегущие по крутым зеленым скатам к реке - русла весенних ручьев... и т.д. и т.д.
Города и селения нечасты на Вятке и, за указанными выше исключениями, расположены некрасиво и неизящно. Редкие селения начинают заботиться о разбивке садов или посадке деревьев по улицам. Иногда деревни ютятся на гребне высот, скрытые от реки прибрежным лесом...
Отсюда -
ФОРУМ КАМСКОГО ФЛОТА -> р. Вятка