«Листья крапивы»
В ТюмГУ писатель и профессор В.П. Крапивин продолжает руководить молодежной студией «Школа литературного мастерства». Дела идут, как говорится, «по-всякому». То вспыхивают таланты и наступает время успехов, то накатывает период «творческого кризиса» (кризисы, они ведь сейчас везде, и литература - не исключение). Кто-то из выпускников и ветеранов, например, Анастасия Перлухина и Михаил Булатов, публикуются в серьезных изданиях, кто-то пока лишь на подступах к первым удачам и читательскому признанию. В общем - «обычный процесс».
Процессы не бывают без противоречий. У студентов-литераторов - в силу творческого горения и стремления решить вечные философские проблемы - стихи и проза часто зацикливаются на душевных терзаниях персонажей и попытках разобраться в смысле жизни (или доказать отсутствие такового). Руководитель же - по причине возраста и опыта - человек в писательском деле более прагматичный, старается повернуть своих учеников к реалистическим сюжетам и оптимизму. Кроме того, будучи автором для читателей-школьников, он стремится и среди молодых служителей пера отыскать единомышленников. То есть тех, кто понимает, что без книг для детей невозможно развитие юного поколения, и готов внести в это развитие свой литературный вклад. Нельзя сказать, что такие старания имеют большой успех, но кое-что иногда получается. Свидетельство тому - напечатанные здесь маленькие рассказы и зарисовки О. Бессмельцевой, А. Новожиловой, Е. Афанасьевой, стихи Д. Барабеновой. Но есть и другая тематика...
Надо отметить, что при отборе помещаемых на странице материалов приходится руководствоваться не только их художественными достоинствами, но и разумным объемом. Никакое, даже самое гениальное, произведение в газету не затолкаешь, если оно слишком велико.
МУЗА
Рассказ
Валентина Паршак
Мне так хотелось родиться жутко талантливой, но не повезло. Я была обычным ребенком, любила рисовать и сочинять стишки, но ничего шедеврального, чтобы попасть в знаменитости, не сотворила. Тогда я решила, что если мастером кисти или поэтессой мне стать не суждено, то уж на роль музы я вполне пригодна. Не получилось стать художницей - стану музой художника, он будет писать мои портреты, и я уж точно попаду в историю искусств. Возможно, буду висеть в Русском музее, а то и в Эрмитаж сумею угодить. А если мечтать, как следует - можно и в Лувр. Зачем ограничивать себя в фантазиях? Может, это и мешает прославиться? Слишком низко летаю? Ох, уж эта боязнь высоты. Да, мне оставалось только найти гения для его последующего вдохновления. А во всем было виновато врожденное воспаленное тщеславие. Это оно не давало мне остаться незамеченной. И я выпендривалась, как умела. С самого раннего детства я так изысканно врала, что мою ложь не смог бы разоблачить даже самый точный детектор лжи...
С логикой, в отличие от талантов, у меня проблем не было, и я без труда определила, что гения мне нужно искать в естественной для него среде обитания. Гения в области искусств, решила я, легче будет найти в Петербурге, многие из них там живут или туда стремятся. А в моем городке гении водились только в области спереть и нажраться пивасиком, накуриться и на лавочке с семечками штаны просиживать. Поэтому я собрала свой скромный багажик в шесть чемоданов и отправилась в Питер. Там у меня были знакомые гении по переписке.
Первый мой гений по переписке был писателем. И я уже придумала, как вдохновлю его на написание потрясающего романа, главная героиня которого будет списана с меня. Гения звали Толиком. Он присылал мне несколько своих романов по электронной почте. Прочитала я их на одном дыхании. Правда, мало что поняла. Так все гениально там было написано! Не для простых умов. Толик обещал меня встретить на вокзале.
Надеяться на одного лишь Толика я не стала и отправила письмо еще и Василию, а Василий был художник, это на него я возлагала портретные надежды. Василий должен был написать мой портрет, который непременно попадет на самую дорогую выставку, а потом и в музей. Но Вася служил подстраховочным вариантом - если вдруг Толик не влюбится и не решит сочинять про меня роман. Поэтому Васе я просто пообещала позвонить.
Еще был Сергей, но тот - на самый крайний случай. Вообще-то, он раньше жил в моем городе, и я уже считалась его невестой, но бонусом к его гениальности была явная шизоидная припадочность. Однажды он чуть не выкинул меня из окна, после чего я от него сбежала. Сергей был неплохим музыкантом с хорошими перспективами. Он еще дома обещал написать мне песню. А потом, когда хотел вернуть меня, то говорил, что песня написана, и обещал спеть ее. Но тогда я еще не готова была вернуться, даже ради песни.
Толик, как и обещал, встретил меня на вокзале. Увидев мой скромный багажик, он побледнел. И решил вызвать такси. Мои шесть чемоданов он бы не осилил. Тем более он был таким хрупким созданием, что мог бы сам целиком поместиться в одном из них. Но это было для меня не принципиально. Главное, мой будущий супруг обладал тем, чего не было у меня, - гениальностью.
Соблазнить Толика оказалось не так уж и сложно. Он очень быстро согласился стать моим мужем и даже признал, что я именно та, что нужна ему. Я могу его защитить и вкусно накормить, а главное, я его вдохновляю. И сразу после свадьбы он обещал воспеть меня в новом романе. И все-то у нас было как в сказке, и свадьба шикарная, которую нам в подарок организовали его друзья. Но после свадьбы у моего молодого гения-самородка случился запой. Его друзья меня утешили, что это ненадолго, попьет с недельку и успокоится. Тем более, по его контракту с издательством, новую книгу он должен был отдать им не позже, чем через месяц.
Толик действительно через неделю успокоился, и пить на время бросил. Он окунулся в другой запой - в писательский. Днем Толик работал в газете, а ночами сочинял, я его старалась не отвлекать и не беспокоить. В один из дней, когда мой возлюбленный отправился на работу, я открыла его ноутбук, чтобы иметь представление, о чем же будет новая книга. Первое, что бросилось в глаза, так это огромное количество ошибок, оно было прямо пропорционально гениальности автора. Чем гениальней был текст, тем больше в нем встречалось орфографических погрешностей. Я осторожно переправила самые очевидные и закрыла ноутбук. Вечером Толик сел за работу, но, видимо, моих вмешательств не заметил. По крайней мере, мне о том ничего не сказал. И так я каждый день, пока Толик был на работе, исправляла ошибки в его будущей гениальной книге. Сюжет был немного зануден, но я не решилась вмешиваться в творческий процесс.
До завершения книги оставалось меньше двух недель, когда мой гениальный супруг, найдя очередной повод, опять ушел в запой, и все это время он не появлялся дома, а жил у друзей, которые его, собственно, и спаивали. Я приехала за ним на следующее же утро после его исчезновения, но друзья и сам он просили дать ему расслабиться. Когда я привела аргумент с издательством и незаконченной книгой, Толик попросил меня что-нибудь додумать, тем более, сам он уже потерял интерес к процессу. Он, как выразились его приятели, «пока что исписался». И ему необходим отдых. О, как же это было безответственно - все равно, что бросить собственного ребенка! Меня такой поступок очень разозлил, но все свое негодование я направила на его роман. Вернулась домой, открыла ноутбук и отправила незаконченный шедевр в корзину. Потом восстановила и переделала, начиная с третьей главы, сюжет. Исправила все ошибки и дописала роман так, как мне было бы интересней его читать. Процесс этот меня захватил, и я уложилась точно в срок. В назначенный день я принесла наш роман в издательство. А потом вернулась домой, собрала вещички и решила уйти от своего одаренного алкоголика к художнику Васе.
Василий был удивлен. Он явно уже не думал увидеть меня. К тому же, как оказалось, у него появилась другая муза.
В моем списке на черный день оставался только Сергей. У него я и провела несколько последних дней в Петербурге. У Сергея, несмотря на его мерзкий характер, была прекрасная особенность: он не задавал лишних вопросов. Но каждый день он пел свою песню, посвященную мне, в которой поменял, потом имя и передарил другой. За то время, что я прожила у Сергея, мне удалось попрощаться со всеми питерскими друзьями, купить билет на поезд и развестись с Толиком.
Через три месяца Толик приехал в мой родной город и сказал, что жизни своей без меня не представляет. Вручил мне экземпляр нашей книги и обещал бросить пить раз и навсегда! Но почему-то он мне уже был не интересен. Пусть я не так гениальна, как Толик, но оказалось, что придумать сюжет и начинить его щекочущими душу подробностями я вполне способна. Я стала своей собственной музой.
НА БОРТУ
Алена Новожилова
Эта история произошла, когда я не ходил в школу и даже читать не умел. С тех пор многое изменилось. Я закончил шестой класс и даже могу не пить на ночь теплое молоко.
Тогда, когда мне еще не было шести лет, мы жили в одной комнате с братом. Вадик с детства отличался высоким ростом и плотным телосложением. Я же силой похвастаться не могу. Сказать, что мы с ним хорошо ладили, нельзя. Он хоть и старше меня на несколько лет, но дрались мы с ним - страшно вспомнить. По ночам он рассказывал всякие страшилки и пугал оторванными головами. Я кричал, злился, а Вадька икал от удовольствия.
Правда, была у нас с ним общая игра. По выходным мы нашу комнату превращали в корабль и отправлялись в путешествия. Иногда к нам присоединялась и Нинка, наша старшая сестра. Мы, хотя и утверждали, что «женщина на корабле - плохая примета», но в душе были ей рады.
Капитаном я бывал редко, чаще матросом или боцманом. Вадька же никем, кроме капитана, быть не хотел.
На палубу мы стаскивали все стулья, какие только были. Вадька тайком брал веревчатую лестницу, которая висела в кладовке. Постельное белье и одеяла мы требовали у мамы покупать исключительно синего цвета, чтобы в нужный момент они превращались в море, а иногда и в океан. Нинка была самая сообразительная из нас, и каким-то чудесным образом занавески у нее становились парусами. А мы с Вадькой, как ни старались натягивать эту шелковую ткань, у нас ничего не получалось.
Но самое большое удовольствие нам доставляло надевать дедушкину фуражку и рассматривать его старые фотографии.
Самого деда я не помню, он умер, когда я был совсем маленьким. Но папа часто рассказывал о нем, о его путешествиях, о том, как они отправлялись в плавание. Вадьке повезло больше, чем мне. Когда ему было три года, дедушка брал его с собой, водил по судну и даже разрешал крутить штурвал. Наверное, и по этой причине он считал себя опытным мореходом, и носить звание ниже капитана не мог.
Как-то раз папа принес большой сундук, поставил его посреди комнаты, собрал всю семью и сказал, что впервые за много лет после смерти деда он решился разобрать его вещи.
Открыть сундук оказалось непростой задачей. Поначалу отец, молча что-то крутил, вывинчивал, потом стал чертыхаться, говорить, что здесь поможет только молоток или кувалда. Мы с Вадькой тихо сидеть в стороне тоже не могли. Давали всякие не очень умные советы, повизгивали от нетерпения и в то же время боялись, что папа сдастся. Но, видимо, доводить все дела до конца - это у нас в крови. Наконец, когда присутствующие стали расползаться, а интерес к «сокровищу» остался только у нас с Вадькой, папа отвалил заветную крышку.
Чего там только не было! У нас заблестели глаза. Карты, дневники, какие-то камни и железяки. Тогда я еще не понимал, что это и для чего нужно, а вот Вадька чуть не потерял сознание от удовольствия. Мое же внимание привлекли два предмета - компас и бинокль.
Я подошел к окну.
- Саня, Саня, ну как? - Вадьку распирало любопытство. - Далеко видно? Дай взглянуть.
. .. Вода, вода... ничего, кроме воды.
Шел второй месяц нашего путешествия. Команда изнемогала от усталости. Продовольствия пока хватало, но с каждым днем его становилось все меньше, не говоря уже о запасах пресной воды. Мы не раз попадали в шторм. Утром штиль, вечером - буря. Здесь все менялось с огромной скоростью. За все время мы ни разу не изменили курс. Шли точно, ровно и, казалось, бесконечно долго.
Наш капитан часами смотрел в бинокль, сверяясь с картой и что-то на ней отмечая.
- Погода ужасная. Идем в режиме «тишина».
- Есть в режиме «тишина». Мы убрали часть парусов и сбавили ход.
- Товарищ капитан, а если мы так и не найдем этот остров? Что тогда? - мне не хотелось выдавать свой страх.
- А куда мы денемся? В нашем деле главное - надеяться, верить и не сдаваться. - Капитан смотрел на меня твердо. - В этом районе орудует банда пиратов. Будьте начеку. - Он говорил громким решительным голосом. - И помните: нам, во что бы то ни стало надо держать курс. Только на север!
- Есть только на север!
- С сегодняшнего дня усиливаем вахту. При первой же опасности давайте сигнал!
Меня бросило в дрожь. Я смотрел во все глаза. И все остальные также смотрели на капитана. «Он, и правда, оказывается, существует…» - думал я.
- Человек за бортом! Товарищ капитан, человек за ботом!
- Саня, Вадька! Мойте руки и бегом за стол. Сколько можно вас ждать? - мама стояла на пороге комнаты.
А я слышал голос:
- Жизнь моряков частенько бывает соленой, как волны. И опасностей много. - Папа пил чай и читал дедушкины дневники.
ДЕТИ
Мы дети, курящие за сараем.
Над нами тлеют и гаснут звезды.
Ночь. Уже поздно.
Что будет, если поймают, прекрасно знаем.
Но никто не застукает нас
И не заподозрит,
Что мы тут играем во взрослых.
А когда мы пойдем назад,
По траве шурша сапогами
На голых ногах,
То похороним окурки в мусорной яме,
Сделаем вид, что все это время спали.
И никто никогда уже не узнает,
Что из папиной пачки
Две сигареты пропали.
Дарья Барабенова
СЛОН
Тучный слон
пролетал в небесах,
Заслонив на секунду Луну.
Крикнул он:
«Сколько там на часах?
Не пора ль отправляться ко сну?»
Но никто не ответил ему,
Даже стаи кукующих птиц.
Эти - в кронах незнамо кому
Слали взгляд
из-под темных ресниц.
Тихий вздох
упорхнул в темноту,
Вслед за ним слон
исчез навсегда.
Кто-то молча стоял на мосту,
Проплывали внизу города.
Оксана Попова
КОНДУКТОР
Автобус - утро,
автобус - вечер.
Автобус уехал
до следующей встречи.
Снова по кругу,
тот же маршрут,
Снова со скукой в тот же путь.
Уставший кондуктор
пять с остановкой
Вздохнет про себя:
«Ох, вновь эти пробки…»
Пройдется в салоне,
посмотрит вокруг,
Вернется на место -
замкнутый круг…
Кондуктор печален,
усталость в глазах.
Небрежность в одежде.
Билеты в руках.
Билеты простые,
билеты с удачей…
Кому попадется
счастливый в раздаче?
А люди сидят
и от скуки считают…
Авось попадется!
Такое бывает.
И ждут они счастья
в этот же день!
А может, и правда…
Кондуктора тень,
И снова билет…
опять пассажир…
Этот автобус - кондуктора мир.
Кому попадется
счастливый билет?
На кого упадет
ослепляющий свет?
А люди ведь верят.
Цифры считают.
А на других
внимания не обращают.
… Я мысль нашла
среди разных идей,
Что кондуктор
вершит судьбы людей.
Михаил Булатов
ХРОМОЙ
По двойной сплошной.
Навстречу.
Время вечер.
Полшага до преисподней.
По карнизу
В рубахе
Исподней.
Я поднял якорь.
Да хоть сегодня!
Выходи
В сумрак бешеных
Встречных
Огней.
Я посмею?
Ну ладно, посмей…
Ветер
В три ручья,
Вдоль русла
Автострады.
Дождь.
Бронепоездом.
Градом.
За шиворот.
И ты скажешь - ну вот…
Время вычертит,
Черти выведут.
Горький запах свихнется.
Вдох.
Пой, пока
Не заглох
Сполох.
Вой,
Вдоль кромки
Багровых небес.
Свет
Пока
Не исчез.
Жизнь.
Бурелом.
Темный лес.
Хрип, подзаборный пес,
Сорвалось с цепи.
Здравствуй…
Здравствуй.
Нам
Дальше
Идти
Вместе
1. ГОСТЬЯ ИЗ ДЕТСТВА
Олеся Бессмельцева
Мне хочется рассказать о своем детстве. Но для этого я не пойду за воспоминаниями в прошлое и не буду ничего выдумывать. Ну, может, самую чуточку.
Почему думают, что детство кончается после школы? Ведь это неправда! Оно пробудет с тобой столько, сколько ты разрешишь ему быть, насколько ты позволишь ему поселиться в тебе, жить тобой, глядеть из тебя на мир и всему удивляться.
Например, сегодня разгулялись тучи. Даже нет - целые тучищи! Они тянулись, катились по небу как неповоротливые каменные глыбы. Но кое-где в трещины пробивалось солнце, и это было мое любимое его представление. Мне нравится, когда солнышко светит сквозь облака так, что можно рассмотреть каждый его лучик. В такие минуты, кажется, что эти лучи можно потрогать, потянуть, забрать домой. Это как доказательство существования Бога, которое никто и никогда уже не сможет опровергнуть. Во всяком случае, пока светит солнце.
А вчера я узнала другую тайну. Мы рассматривали тетрадки в витрине, и подруга вдруг воскликнула:
- Смотри-ка, коровы!
Я сначала не могла понять: о чем это она? На обложке сияла зеленая лужайка, а в солнечном пятачке на весеннем листе нежилась замечательно красная, будто ягода в черных пятнышках, букашка. И вдруг я догадалась - БОЖЬЯ коровка. И меня осенило: оказывается, для некоторых людей она в первую очередь - КОРОВКА, а мне-то она всегда казалась сначала БОЖЬЕЙ. Вот чудеса.
Пока в тебе есть любопытство - ты так и останешься ребенком и будешь жить в сказке.
Сегодняшний день был сущей ребячьей радостью. А завтра я проснусь еще моложе.
2. ТОТ, КТО ПЛАЧЕТ В ЛЕСУ
В деревушке у края леса жили робкие люди, и они очень боялись. Того, кто плачет ночью. Плач грудными всхлипами продирался из леса, и каждый вечер жители плотно запирали двери и занавешивали окна.
- Кто он, мамочка? - спрашивал мальчик в доме на самой окраине.
- Не знаю. Спи! - строго отвечала мама и посматривала на щелку в шторах.
Однажды мальчик нарочно заигрался с приятелями допоздна - до самого Жуткого часа. Его друзья разбежались по домам, чуть заслышав горестные всхлипы с темной опушки. Но мальчик не побежал. Он вошел в лес. Днем все ходили в лес - кто брал ягоду, кто - ловил зверей, чтобы те дали мяса. Мальчик знал - мясо выращивают звери у себя в норах, как мама растит лук на подоконнике. А охотники выменивают у них мясо на специальное железо. Мальчик знал очень много. Он только не знал. Того, кто плачет по ночам.
Шаг за шагом обступал мальчика лес. Вот-вот должна была появиться та самая поляна, где охотники вели обмен с зайчиками. Мальчику однажды показал ее дедушка. И вот с этой-то поляны всхлипы и плач слышались теперь особенно громко. Кажется, рыдала сама ночь над сырой травой, а звезды ее, как слезы, стыли над черными обломками веток. Еще полшага, еще шажок - и вот уже поляна. А там, на дальнем краю, шевелится кто-то... Он дрожит, как мерцающие звезды, а темная тень его отчаянно плачет под лунными небесами.
Мальчик застыл, ветка хрустнула под башмаком, и тень качнулась. Из мрака под луну выкатился бородатый старик в мокрой от слез и перепачканной землей сорочке. Его нос морщился от всхлипов, его глаза звездно мерцали озерами слез, брови горько кривились. Дрожали губы, рваным облаком топорщилась борода. Страшно было смотреть на круглого незнакомого дедушку в его отчаянном горе. А дедушка смотрел мальчику в глаза, и слезы лились по сморщенным щекам. А ночь сжималась, а мальчик кричал и, наконец, побежал, и наскочил на маму, которая давно уже искала его в подлеске.
Крепче обычного запирала мама в этот вечер засовы, решительной рукой задернула щель в шторах, выгнала луну из раскрытой форточки. Мальчик смотрел вслед луне и все плакал - ее лицо напоминало рыдающего старика.
- Мама, мамочка, кто он? - спрашивал мальчик.
- Это Бог, - ответила мама с белым, как луна, лицом.
- Бог? - удивился и даже слегка успокоился малыш. - Но отчего Он такой? И почему так горько плачет?
- Никто не знает. Люди говорят, раньше Бог был молодой и сильный. Он часто смеялся. Тогда солнце поднималось выше, сияло ярче, у людей спорилась работа, пшеница за день вызревала на полях. Но прошло время, люди устали в своих делах и поели всходы, а Бог состарился и перестал смеяться. Теперь он только плачет по ночам. И мы все хотели бы больше его не слышать.
- Но как же, мама? Может, ему нужно помочь? Ведь ему очень плохо, ты только послушай, - шептал мальчик. Испуганно и с жалостью он смотрел на спрятанную в шторах щель.
- Спи! Что мы можем сделать? Можем только покрепче заснуть. Тогда, может быть, не станет слышно плача.
Мальчик смотрел на маму, а глаза его все плакали.
- Ну что ты, милый, - шептала мама. - Не печалься, хороший, я ведь люблю тебя.
Шепот звучал успокаивающе, мамина рука гладила мальчика. А потом мама уснула. В избах погасли огни.
Но мальчик не спал. Он сжался под одеялом, настигнутый мыслью: чтобы кто-то не плакал, его надо любить. И тихонько, чтобы мама не проснулась, мальчик шептал:
- Бог, не плачь. Не плачь, Бог, я люблю тебя. Не плачь.
Сквозь тучки и лунный свет, сквозь разошедшуюся в полотне щель смотрел печальный бородатый старик. Он смотрел прямо на мальчика, и плач за окнами как будто стал тише.
Екатерина Афанасьева
О ЧЕРЕПАХЕ, ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
(Рассказ из очень давнего детства)
Не то ранняя весна, не то поздняя осень. Мы трое. Снежная мешанина под ногами кое-где превращается в лужи. Холодно. Куда два парня и девчонка направляются в такое неподходящее для прогулок время? В гараж. Хотя «гараж» - это мы так называем, на самом деле, это ангар, крытый павильон для экстремального катания зимой, когда на улице такая ужасная погода, как сейчас.
Гараж - не столько для катания, сколько для общения и времяпровождения.
Шли мы какими-то дворами. Такими же серыми и скучными, как небо в это время года. Из-за отсыревшей подъездной двери выбежала маленькая девочка, за ней мальчик, такой же маленький. С криком: «Отдай, это мое!» - бросился догонять девчонку. Скоро их крики остались позади. Непонятно, догнал ли он девочку. Можно было обернуться, чтобы узнать, но стоял такой холод, что не хотелось совершать лишних движений. Я засунула руки в карманы джинсов.
- Помнишь черепаху? - донесся вопрос, и я улыбнулась, потому что помнила.
Это была голубая пластмассовая черепаха. Пустая и с оторванным хвостом. С тех пор, как я последний раз видела ее, прошло больше десяти лет, но оба мы ее помнили. С ней связана единственная ссора за долгие годы нашего знакомства.
Черепаха, как вы понимаете, была не простая, а трофейная - добытая путем исследования нашего двора на предмет посторонних предметов. Эта замечательная вещь была обнаружена между песочницей и забором. Кто именно из нас двоих ее нашел, с годами я забыла. Но это и неважно. Ведь целый день черепаха была наша общая. Мы играли с ней до тех пор, пока не пришло время расходиться по домам. Но одну пластмассовую черепаху непросто поделить на двоих. Тогда я схватила ее и побежала домой. Сзади донесся Димкин крик, я услышала топот преследования. Из летней жары двора я взбежала на прохладную лестницу родного подъезда. Прыжками одолела ее и стала тарабанить в дверь. Я успела заскочить в квартиру, но мама, превратившись в безжалостного противника, отобрала черепаху и отдала Димке, исходящему воплями на лестничной площадке.
Тут пришла моя очередь залиться слезами, и уже не было жалко страшную бесхвостую черепаху. Куда сильнее была обида на маму, которая не поддержала мой план обладания трофеем.
...- Дим, а черепаха до сих пор у тебя?
- Не помню, надо на даче посмотреть. Может, и найду. Хочешь, подарю ее тебе, а то ты так из-за нее ревела.
- Это я-то ревела?! Да это ты воплями исходил!
- Эй, ты... - я ощутила приятельский толчок в спину. - Не разоблачай меня. А то я тоже про тебя многое рассказать могу.
- Не больше, чем я о тебе, который ходил в штанах с лямками и дырявых сандалиях.
Тут заржали все трое.
- Я в шоке от вас, ребята, - выговорил наш друг, который молчал до сих пор.
- От того, что мы за всю жизнь ссорились один раз?
- Нет, от того, что вы когда-то были детьми.
«Листья крапивы»
Тюменский курьер, 20 октября 2010 г. № 194 (2968)
Процессы не бывают без противоречий. У студентов-литераторов - в силу творческого горения и стремления решить вечные философские проблемы - стихи и проза часто зацикливаются на душевных терзаниях персонажей и попытках разобраться в смысле жизни (или доказать отсутствие такового). Руководитель же - по причине возраста и опыта - человек в писательском деле более прагматичный, старается повернуть своих учеников к реалистическим сюжетам и оптимизму. Кроме того, будучи автором для читателей-школьников, он стремится и среди молодых служителей пера отыскать единомышленников. То есть тех, кто понимает, что без книг для детей невозможно развитие юного поколения, и готов внести в это развитие свой литературный вклад. Нельзя сказать, что такие старания имеют большой успех, но кое-что иногда получается. Свидетельство тому - напечатанные здесь маленькие рассказы и зарисовки О. Бессмельцевой, А. Новожиловой, Е. Афанасьевой, стихи Д. Барабеновой. Но есть и другая тематика...
Надо отметить, что при отборе помещаемых на странице материалов приходится руководствоваться не только их художественными достоинствами, но и разумным объемом. Никакое, даже самое гениальное, произведение в газету не затолкаешь, если оно слишком велико.
МУЗА
Рассказ
Валентина Паршак
Мне так хотелось родиться жутко талантливой, но не повезло. Я была обычным ребенком, любила рисовать и сочинять стишки, но ничего шедеврального, чтобы попасть в знаменитости, не сотворила. Тогда я решила, что если мастером кисти или поэтессой мне стать не суждено, то уж на роль музы я вполне пригодна. Не получилось стать художницей - стану музой художника, он будет писать мои портреты, и я уж точно попаду в историю искусств. Возможно, буду висеть в Русском музее, а то и в Эрмитаж сумею угодить. А если мечтать, как следует - можно и в Лувр. Зачем ограничивать себя в фантазиях? Может, это и мешает прославиться? Слишком низко летаю? Ох, уж эта боязнь высоты. Да, мне оставалось только найти гения для его последующего вдохновления. А во всем было виновато врожденное воспаленное тщеславие. Это оно не давало мне остаться незамеченной. И я выпендривалась, как умела. С самого раннего детства я так изысканно врала, что мою ложь не смог бы разоблачить даже самый точный детектор лжи...
С логикой, в отличие от талантов, у меня проблем не было, и я без труда определила, что гения мне нужно искать в естественной для него среде обитания. Гения в области искусств, решила я, легче будет найти в Петербурге, многие из них там живут или туда стремятся. А в моем городке гении водились только в области спереть и нажраться пивасиком, накуриться и на лавочке с семечками штаны просиживать. Поэтому я собрала свой скромный багажик в шесть чемоданов и отправилась в Питер. Там у меня были знакомые гении по переписке.
Первый мой гений по переписке был писателем. И я уже придумала, как вдохновлю его на написание потрясающего романа, главная героиня которого будет списана с меня. Гения звали Толиком. Он присылал мне несколько своих романов по электронной почте. Прочитала я их на одном дыхании. Правда, мало что поняла. Так все гениально там было написано! Не для простых умов. Толик обещал меня встретить на вокзале.
Надеяться на одного лишь Толика я не стала и отправила письмо еще и Василию, а Василий был художник, это на него я возлагала портретные надежды. Василий должен был написать мой портрет, который непременно попадет на самую дорогую выставку, а потом и в музей. Но Вася служил подстраховочным вариантом - если вдруг Толик не влюбится и не решит сочинять про меня роман. Поэтому Васе я просто пообещала позвонить.
Еще был Сергей, но тот - на самый крайний случай. Вообще-то, он раньше жил в моем городе, и я уже считалась его невестой, но бонусом к его гениальности была явная шизоидная припадочность. Однажды он чуть не выкинул меня из окна, после чего я от него сбежала. Сергей был неплохим музыкантом с хорошими перспективами. Он еще дома обещал написать мне песню. А потом, когда хотел вернуть меня, то говорил, что песня написана, и обещал спеть ее. Но тогда я еще не готова была вернуться, даже ради песни.
Толик, как и обещал, встретил меня на вокзале. Увидев мой скромный багажик, он побледнел. И решил вызвать такси. Мои шесть чемоданов он бы не осилил. Тем более он был таким хрупким созданием, что мог бы сам целиком поместиться в одном из них. Но это было для меня не принципиально. Главное, мой будущий супруг обладал тем, чего не было у меня, - гениальностью.
Соблазнить Толика оказалось не так уж и сложно. Он очень быстро согласился стать моим мужем и даже признал, что я именно та, что нужна ему. Я могу его защитить и вкусно накормить, а главное, я его вдохновляю. И сразу после свадьбы он обещал воспеть меня в новом романе. И все-то у нас было как в сказке, и свадьба шикарная, которую нам в подарок организовали его друзья. Но после свадьбы у моего молодого гения-самородка случился запой. Его друзья меня утешили, что это ненадолго, попьет с недельку и успокоится. Тем более, по его контракту с издательством, новую книгу он должен был отдать им не позже, чем через месяц.
Толик действительно через неделю успокоился, и пить на время бросил. Он окунулся в другой запой - в писательский. Днем Толик работал в газете, а ночами сочинял, я его старалась не отвлекать и не беспокоить. В один из дней, когда мой возлюбленный отправился на работу, я открыла его ноутбук, чтобы иметь представление, о чем же будет новая книга. Первое, что бросилось в глаза, так это огромное количество ошибок, оно было прямо пропорционально гениальности автора. Чем гениальней был текст, тем больше в нем встречалось орфографических погрешностей. Я осторожно переправила самые очевидные и закрыла ноутбук. Вечером Толик сел за работу, но, видимо, моих вмешательств не заметил. По крайней мере, мне о том ничего не сказал. И так я каждый день, пока Толик был на работе, исправляла ошибки в его будущей гениальной книге. Сюжет был немного зануден, но я не решилась вмешиваться в творческий процесс.
До завершения книги оставалось меньше двух недель, когда мой гениальный супруг, найдя очередной повод, опять ушел в запой, и все это время он не появлялся дома, а жил у друзей, которые его, собственно, и спаивали. Я приехала за ним на следующее же утро после его исчезновения, но друзья и сам он просили дать ему расслабиться. Когда я привела аргумент с издательством и незаконченной книгой, Толик попросил меня что-нибудь додумать, тем более, сам он уже потерял интерес к процессу. Он, как выразились его приятели, «пока что исписался». И ему необходим отдых. О, как же это было безответственно - все равно, что бросить собственного ребенка! Меня такой поступок очень разозлил, но все свое негодование я направила на его роман. Вернулась домой, открыла ноутбук и отправила незаконченный шедевр в корзину. Потом восстановила и переделала, начиная с третьей главы, сюжет. Исправила все ошибки и дописала роман так, как мне было бы интересней его читать. Процесс этот меня захватил, и я уложилась точно в срок. В назначенный день я принесла наш роман в издательство. А потом вернулась домой, собрала вещички и решила уйти от своего одаренного алкоголика к художнику Васе.
Василий был удивлен. Он явно уже не думал увидеть меня. К тому же, как оказалось, у него появилась другая муза.
В моем списке на черный день оставался только Сергей. У него я и провела несколько последних дней в Петербурге. У Сергея, несмотря на его мерзкий характер, была прекрасная особенность: он не задавал лишних вопросов. Но каждый день он пел свою песню, посвященную мне, в которой поменял, потом имя и передарил другой. За то время, что я прожила у Сергея, мне удалось попрощаться со всеми питерскими друзьями, купить билет на поезд и развестись с Толиком.
Через три месяца Толик приехал в мой родной город и сказал, что жизни своей без меня не представляет. Вручил мне экземпляр нашей книги и обещал бросить пить раз и навсегда! Но почему-то он мне уже был не интересен. Пусть я не так гениальна, как Толик, но оказалось, что придумать сюжет и начинить его щекочущими душу подробностями я вполне способна. Я стала своей собственной музой.
НА БОРТУ
Алена Новожилова
Эта история произошла, когда я не ходил в школу и даже читать не умел. С тех пор многое изменилось. Я закончил шестой класс и даже могу не пить на ночь теплое молоко.
Тогда, когда мне еще не было шести лет, мы жили в одной комнате с братом. Вадик с детства отличался высоким ростом и плотным телосложением. Я же силой похвастаться не могу. Сказать, что мы с ним хорошо ладили, нельзя. Он хоть и старше меня на несколько лет, но дрались мы с ним - страшно вспомнить. По ночам он рассказывал всякие страшилки и пугал оторванными головами. Я кричал, злился, а Вадька икал от удовольствия.
Правда, была у нас с ним общая игра. По выходным мы нашу комнату превращали в корабль и отправлялись в путешествия. Иногда к нам присоединялась и Нинка, наша старшая сестра. Мы, хотя и утверждали, что «женщина на корабле - плохая примета», но в душе были ей рады.
Капитаном я бывал редко, чаще матросом или боцманом. Вадька же никем, кроме капитана, быть не хотел.
На палубу мы стаскивали все стулья, какие только были. Вадька тайком брал веревчатую лестницу, которая висела в кладовке. Постельное белье и одеяла мы требовали у мамы покупать исключительно синего цвета, чтобы в нужный момент они превращались в море, а иногда и в океан. Нинка была самая сообразительная из нас, и каким-то чудесным образом занавески у нее становились парусами. А мы с Вадькой, как ни старались натягивать эту шелковую ткань, у нас ничего не получалось.
Но самое большое удовольствие нам доставляло надевать дедушкину фуражку и рассматривать его старые фотографии.
Самого деда я не помню, он умер, когда я был совсем маленьким. Но папа часто рассказывал о нем, о его путешествиях, о том, как они отправлялись в плавание. Вадьке повезло больше, чем мне. Когда ему было три года, дедушка брал его с собой, водил по судну и даже разрешал крутить штурвал. Наверное, и по этой причине он считал себя опытным мореходом, и носить звание ниже капитана не мог.
Как-то раз папа принес большой сундук, поставил его посреди комнаты, собрал всю семью и сказал, что впервые за много лет после смерти деда он решился разобрать его вещи.
Открыть сундук оказалось непростой задачей. Поначалу отец, молча что-то крутил, вывинчивал, потом стал чертыхаться, говорить, что здесь поможет только молоток или кувалда. Мы с Вадькой тихо сидеть в стороне тоже не могли. Давали всякие не очень умные советы, повизгивали от нетерпения и в то же время боялись, что папа сдастся. Но, видимо, доводить все дела до конца - это у нас в крови. Наконец, когда присутствующие стали расползаться, а интерес к «сокровищу» остался только у нас с Вадькой, папа отвалил заветную крышку.
Чего там только не было! У нас заблестели глаза. Карты, дневники, какие-то камни и железяки. Тогда я еще не понимал, что это и для чего нужно, а вот Вадька чуть не потерял сознание от удовольствия. Мое же внимание привлекли два предмета - компас и бинокль.
Я подошел к окну.
- Саня, Саня, ну как? - Вадьку распирало любопытство. - Далеко видно? Дай взглянуть.
. .. Вода, вода... ничего, кроме воды.
Шел второй месяц нашего путешествия. Команда изнемогала от усталости. Продовольствия пока хватало, но с каждым днем его становилось все меньше, не говоря уже о запасах пресной воды. Мы не раз попадали в шторм. Утром штиль, вечером - буря. Здесь все менялось с огромной скоростью. За все время мы ни разу не изменили курс. Шли точно, ровно и, казалось, бесконечно долго.
Наш капитан часами смотрел в бинокль, сверяясь с картой и что-то на ней отмечая.
- Погода ужасная. Идем в режиме «тишина».
- Есть в режиме «тишина». Мы убрали часть парусов и сбавили ход.
- Товарищ капитан, а если мы так и не найдем этот остров? Что тогда? - мне не хотелось выдавать свой страх.
- А куда мы денемся? В нашем деле главное - надеяться, верить и не сдаваться. - Капитан смотрел на меня твердо. - В этом районе орудует банда пиратов. Будьте начеку. - Он говорил громким решительным голосом. - И помните: нам, во что бы то ни стало надо держать курс. Только на север!
- Есть только на север!
- С сегодняшнего дня усиливаем вахту. При первой же опасности давайте сигнал!
Меня бросило в дрожь. Я смотрел во все глаза. И все остальные также смотрели на капитана. «Он, и правда, оказывается, существует…» - думал я.
- Человек за бортом! Товарищ капитан, человек за ботом!
- Саня, Вадька! Мойте руки и бегом за стол. Сколько можно вас ждать? - мама стояла на пороге комнаты.
А я слышал голос:
- Жизнь моряков частенько бывает соленой, как волны. И опасностей много. - Папа пил чай и читал дедушкины дневники.
ДЕТИ
Мы дети, курящие за сараем.
Над нами тлеют и гаснут звезды.
Ночь. Уже поздно.
Что будет, если поймают, прекрасно знаем.
Но никто не застукает нас
И не заподозрит,
Что мы тут играем во взрослых.
А когда мы пойдем назад,
По траве шурша сапогами
На голых ногах,
То похороним окурки в мусорной яме,
Сделаем вид, что все это время спали.
И никто никогда уже не узнает,
Что из папиной пачки
Две сигареты пропали.
Дарья Барабенова
СЛОН
Тучный слон
пролетал в небесах,
Заслонив на секунду Луну.
Крикнул он:
«Сколько там на часах?
Не пора ль отправляться ко сну?»
Но никто не ответил ему,
Даже стаи кукующих птиц.
Эти - в кронах незнамо кому
Слали взгляд
из-под темных ресниц.
Тихий вздох
упорхнул в темноту,
Вслед за ним слон
исчез навсегда.
Кто-то молча стоял на мосту,
Проплывали внизу города.
Оксана Попова
КОНДУКТОР
Автобус - утро,
автобус - вечер.
Автобус уехал
до следующей встречи.
Снова по кругу,
тот же маршрут,
Снова со скукой в тот же путь.
Уставший кондуктор
пять с остановкой
Вздохнет про себя:
«Ох, вновь эти пробки…»
Пройдется в салоне,
посмотрит вокруг,
Вернется на место -
замкнутый круг…
Кондуктор печален,
усталость в глазах.
Небрежность в одежде.
Билеты в руках.
Билеты простые,
билеты с удачей…
Кому попадется
счастливый в раздаче?
А люди сидят
и от скуки считают…
Авось попадется!
Такое бывает.
И ждут они счастья
в этот же день!
А может, и правда…
Кондуктора тень,
И снова билет…
опять пассажир…
Этот автобус - кондуктора мир.
Кому попадется
счастливый билет?
На кого упадет
ослепляющий свет?
А люди ведь верят.
Цифры считают.
А на других
внимания не обращают.
… Я мысль нашла
среди разных идей,
Что кондуктор
вершит судьбы людей.
Михаил Булатов
ХРОМОЙ
По двойной сплошной.
Навстречу.
Время вечер.
Полшага до преисподней.
По карнизу
В рубахе
Исподней.
Я поднял якорь.
Да хоть сегодня!
Выходи
В сумрак бешеных
Встречных
Огней.
Я посмею?
Ну ладно, посмей…
Ветер
В три ручья,
Вдоль русла
Автострады.
Дождь.
Бронепоездом.
Градом.
За шиворот.
И ты скажешь - ну вот…
Время вычертит,
Черти выведут.
Горький запах свихнется.
Вдох.
Пой, пока
Не заглох
Сполох.
Вой,
Вдоль кромки
Багровых небес.
Свет
Пока
Не исчез.
Жизнь.
Бурелом.
Темный лес.
Хрип, подзаборный пес,
Сорвалось с цепи.
Здравствуй…
Здравствуй.
Нам
Дальше
Идти
Вместе
1. ГОСТЬЯ ИЗ ДЕТСТВА
Олеся Бессмельцева
Мне хочется рассказать о своем детстве. Но для этого я не пойду за воспоминаниями в прошлое и не буду ничего выдумывать. Ну, может, самую чуточку.
Почему думают, что детство кончается после школы? Ведь это неправда! Оно пробудет с тобой столько, сколько ты разрешишь ему быть, насколько ты позволишь ему поселиться в тебе, жить тобой, глядеть из тебя на мир и всему удивляться.
Например, сегодня разгулялись тучи. Даже нет - целые тучищи! Они тянулись, катились по небу как неповоротливые каменные глыбы. Но кое-где в трещины пробивалось солнце, и это было мое любимое его представление. Мне нравится, когда солнышко светит сквозь облака так, что можно рассмотреть каждый его лучик. В такие минуты, кажется, что эти лучи можно потрогать, потянуть, забрать домой. Это как доказательство существования Бога, которое никто и никогда уже не сможет опровергнуть. Во всяком случае, пока светит солнце.
А вчера я узнала другую тайну. Мы рассматривали тетрадки в витрине, и подруга вдруг воскликнула:
- Смотри-ка, коровы!
Я сначала не могла понять: о чем это она? На обложке сияла зеленая лужайка, а в солнечном пятачке на весеннем листе нежилась замечательно красная, будто ягода в черных пятнышках, букашка. И вдруг я догадалась - БОЖЬЯ коровка. И меня осенило: оказывается, для некоторых людей она в первую очередь - КОРОВКА, а мне-то она всегда казалась сначала БОЖЬЕЙ. Вот чудеса.
Пока в тебе есть любопытство - ты так и останешься ребенком и будешь жить в сказке.
Сегодняшний день был сущей ребячьей радостью. А завтра я проснусь еще моложе.
2. ТОТ, КТО ПЛАЧЕТ В ЛЕСУ
В деревушке у края леса жили робкие люди, и они очень боялись. Того, кто плачет ночью. Плач грудными всхлипами продирался из леса, и каждый вечер жители плотно запирали двери и занавешивали окна.
- Кто он, мамочка? - спрашивал мальчик в доме на самой окраине.
- Не знаю. Спи! - строго отвечала мама и посматривала на щелку в шторах.
Однажды мальчик нарочно заигрался с приятелями допоздна - до самого Жуткого часа. Его друзья разбежались по домам, чуть заслышав горестные всхлипы с темной опушки. Но мальчик не побежал. Он вошел в лес. Днем все ходили в лес - кто брал ягоду, кто - ловил зверей, чтобы те дали мяса. Мальчик знал - мясо выращивают звери у себя в норах, как мама растит лук на подоконнике. А охотники выменивают у них мясо на специальное железо. Мальчик знал очень много. Он только не знал. Того, кто плачет по ночам.
Шаг за шагом обступал мальчика лес. Вот-вот должна была появиться та самая поляна, где охотники вели обмен с зайчиками. Мальчику однажды показал ее дедушка. И вот с этой-то поляны всхлипы и плач слышались теперь особенно громко. Кажется, рыдала сама ночь над сырой травой, а звезды ее, как слезы, стыли над черными обломками веток. Еще полшага, еще шажок - и вот уже поляна. А там, на дальнем краю, шевелится кто-то... Он дрожит, как мерцающие звезды, а темная тень его отчаянно плачет под лунными небесами.
Мальчик застыл, ветка хрустнула под башмаком, и тень качнулась. Из мрака под луну выкатился бородатый старик в мокрой от слез и перепачканной землей сорочке. Его нос морщился от всхлипов, его глаза звездно мерцали озерами слез, брови горько кривились. Дрожали губы, рваным облаком топорщилась борода. Страшно было смотреть на круглого незнакомого дедушку в его отчаянном горе. А дедушка смотрел мальчику в глаза, и слезы лились по сморщенным щекам. А ночь сжималась, а мальчик кричал и, наконец, побежал, и наскочил на маму, которая давно уже искала его в подлеске.
Крепче обычного запирала мама в этот вечер засовы, решительной рукой задернула щель в шторах, выгнала луну из раскрытой форточки. Мальчик смотрел вслед луне и все плакал - ее лицо напоминало рыдающего старика.
- Мама, мамочка, кто он? - спрашивал мальчик.
- Это Бог, - ответила мама с белым, как луна, лицом.
- Бог? - удивился и даже слегка успокоился малыш. - Но отчего Он такой? И почему так горько плачет?
- Никто не знает. Люди говорят, раньше Бог был молодой и сильный. Он часто смеялся. Тогда солнце поднималось выше, сияло ярче, у людей спорилась работа, пшеница за день вызревала на полях. Но прошло время, люди устали в своих делах и поели всходы, а Бог состарился и перестал смеяться. Теперь он только плачет по ночам. И мы все хотели бы больше его не слышать.
- Но как же, мама? Может, ему нужно помочь? Ведь ему очень плохо, ты только послушай, - шептал мальчик. Испуганно и с жалостью он смотрел на спрятанную в шторах щель.
- Спи! Что мы можем сделать? Можем только покрепче заснуть. Тогда, может быть, не станет слышно плача.
Мальчик смотрел на маму, а глаза его все плакали.
- Ну что ты, милый, - шептала мама. - Не печалься, хороший, я ведь люблю тебя.
Шепот звучал успокаивающе, мамина рука гладила мальчика. А потом мама уснула. В избах погасли огни.
Но мальчик не спал. Он сжался под одеялом, настигнутый мыслью: чтобы кто-то не плакал, его надо любить. И тихонько, чтобы мама не проснулась, мальчик шептал:
- Бог, не плачь. Не плачь, Бог, я люблю тебя. Не плачь.
Сквозь тучки и лунный свет, сквозь разошедшуюся в полотне щель смотрел печальный бородатый старик. Он смотрел прямо на мальчика, и плач за окнами как будто стал тише.
Екатерина Афанасьева
О ЧЕРЕПАХЕ, ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
(Рассказ из очень давнего детства)
Не то ранняя весна, не то поздняя осень. Мы трое. Снежная мешанина под ногами кое-где превращается в лужи. Холодно. Куда два парня и девчонка направляются в такое неподходящее для прогулок время? В гараж. Хотя «гараж» - это мы так называем, на самом деле, это ангар, крытый павильон для экстремального катания зимой, когда на улице такая ужасная погода, как сейчас.
Гараж - не столько для катания, сколько для общения и времяпровождения.
Шли мы какими-то дворами. Такими же серыми и скучными, как небо в это время года. Из-за отсыревшей подъездной двери выбежала маленькая девочка, за ней мальчик, такой же маленький. С криком: «Отдай, это мое!» - бросился догонять девчонку. Скоро их крики остались позади. Непонятно, догнал ли он девочку. Можно было обернуться, чтобы узнать, но стоял такой холод, что не хотелось совершать лишних движений. Я засунула руки в карманы джинсов.
- Помнишь черепаху? - донесся вопрос, и я улыбнулась, потому что помнила.
Это была голубая пластмассовая черепаха. Пустая и с оторванным хвостом. С тех пор, как я последний раз видела ее, прошло больше десяти лет, но оба мы ее помнили. С ней связана единственная ссора за долгие годы нашего знакомства.
Черепаха, как вы понимаете, была не простая, а трофейная - добытая путем исследования нашего двора на предмет посторонних предметов. Эта замечательная вещь была обнаружена между песочницей и забором. Кто именно из нас двоих ее нашел, с годами я забыла. Но это и неважно. Ведь целый день черепаха была наша общая. Мы играли с ней до тех пор, пока не пришло время расходиться по домам. Но одну пластмассовую черепаху непросто поделить на двоих. Тогда я схватила ее и побежала домой. Сзади донесся Димкин крик, я услышала топот преследования. Из летней жары двора я взбежала на прохладную лестницу родного подъезда. Прыжками одолела ее и стала тарабанить в дверь. Я успела заскочить в квартиру, но мама, превратившись в безжалостного противника, отобрала черепаху и отдала Димке, исходящему воплями на лестничной площадке.
Тут пришла моя очередь залиться слезами, и уже не было жалко страшную бесхвостую черепаху. Куда сильнее была обида на маму, которая не поддержала мой план обладания трофеем.
...- Дим, а черепаха до сих пор у тебя?
- Не помню, надо на даче посмотреть. Может, и найду. Хочешь, подарю ее тебе, а то ты так из-за нее ревела.
- Это я-то ревела?! Да это ты воплями исходил!
- Эй, ты... - я ощутила приятельский толчок в спину. - Не разоблачай меня. А то я тоже про тебя многое рассказать могу.
- Не больше, чем я о тебе, который ходил в штанах с лямками и дырявых сандалиях.
Тут заржали все трое.
- Я в шоке от вас, ребята, - выговорил наш друг, который молчал до сих пор.
- От того, что мы за всю жизнь ссорились один раз?
- Нет, от того, что вы когда-то были детьми.
«Листья крапивы»
Тюменский курьер, 20 октября 2010 г. № 194 (2968)