Вы всё врёте. Я - настоящая.
Я тут положу кусочек из поминавшейся уже "Честь Семьи моей" Архаровой Яны
Просто потому, что это - потрясающее по наглядности и точности описание ... обретения Самости.
Я вообще очень рекомендую этот роман всем, кому интересна терапия ...мнэ... проблем с потерей/недостачей/"неправильностью Самости (личностности, субъектности). Причём - независимо от того, где интересующийся находится, в кресле или на кушетке. :-)
Он длинный, и язык может быть поначалу... странен и непривычен, но оно правда стоит времени и некоторого первоначального усилия на непривычное.
[Читать отрывок.]
"Грохнулась больно, обидно и неправильно. Совсем плашмя. Подбородок рассадила. И руку еще, вот там, где ладонь кончается. Больно сначала было. Обидно. И грязно... Земля там была такая. Мокрая, жесткая, шершавая и да, вот наощупь - грязная... Очень грязная. Холодно было. И где-то вода текла. А больше ничего не было. Совсем никак и ничего.
А... нет.
А еще были они.
Они присутствовали, сейчас, над - низкими, низкими сводами, откуда здесь своды? - над темной и грязной землей, где текла вода, и это "над" быстро потерялось и стало "везде", они были, смотрели, и все целиком им было видно.
И говорили.
Грязная, - водой, внутрь попадали слова. Грязная. Нелепая. Негодная. Наконец нашла свое место. Здесь. В самом, самом низу. Упала. Пришла и будешь. Бессмысленная. Поддельная.
Они были, и вода была. Впадала. Протекала. Меняла интонацию.
Здесь темно. Здесь тихо. Здесь всегда, всегда так тихо и одинаково. Оставайся. Никто не найдет. Никто никогда не достанет. Здесь спокойно. Не страшно. Ты на своем месте. Наша тихая беспомощная девочка. Нежная.
Вкусная.
Грязная. Слабая. Ты должна здесь быть. Ты не выйдешь. Ты это полностью заслужила. Подделка. Куколка. Тебя нет и не было и не должно быть. Грязная.
"Понимаешь, я ведь их очень давно знала. И слушала, конечно. Как привыкла слушать. И меня размывало, - говорила она много потом. - И я им верила бы... как привыкла верить. Та я, которая там была. Я сжималась и пыталась - ну, окуклиться. Уйти внутрь. Скорей всего я имела все шансы хорошо так размыться и укатиться... хорошо бы вы потом меня искали. Ну - вряд ли куда-нибудь нырнуть. Если уже была на дне. Но понимаешь, я грохнулась. Больно. Подбородком. И он болел и был. А им было смешно. И я уже... или еще - ну точно твердо знала, что так неправильно. А еще была варежка..." - "Варежка?" - переспрашивал тогда Саайре и улыбался. "Варежка, - подтвержала Илье. - Детская, на веревочке. Яркая. Шерстяная. Теплая. Ну... испачкалась немного, и промокла чуть-чуть, но все равно..." - и переданное Саайре ловил потом на ладонь. И они молчали. Об общем. Долго...
- Все вы врете, - звонко ответила девочка. Подняла голову, утерла подбородок. - Я настоящая. Я ударилась. И у меня варежка есть.
Они были. Они удивились. И говорили, конечно. "Глупая... А тебе все врали. Варежка... мало ли здесь тряпок - там, наверху. Ты слабая. Она грязная. Она такая же. Она развалится. Она грязная, выбрось...
А они тебе врали, врали, они говорили, что здесь мы больше не бываем, а мы есть здесь и всегда будем. У тебя ничего нет. Это тряпка. Она грязная. Выброси".
"Мне повезло... - говорила Илье. - Если бы на тот момент у меня остались силы помнить, что где-то были вы... И что вы говорили. Но я... я оказалась достаточно слабой... прочно знающей именно это место, что... это растворилось. Я не знала, были ли вы и что говорили. Но - но мне было тепло. И я знала, что они врут".
- А вот и нет, - сказала девочка. Села удобней. Почесала тоже отбитую коленку. Не сильно. Даже наверно штаны не порвались. - А вот и не дам. Она теплая. Она другая. И она моя.
Нет, наверно они еще говорили. А она сидела. Она понимала. Что сидит. Согнув одну коленку. И руками упирается. Что земля тут мокрая, грязная. Неудобная очень. А еще под левой рукой, не той, на которой варежка, что-то очень отдельное. Твердое и с шариком. Наверно, когда она точно поняла, что сидит, как сидит - она и поняла отчетливо: что-то мешает.
Наверно, это было крайне опрометчивой идеей. Что-то вытаскивать и брать в руки. Где-то на дне Пристаней Пустых. Она бы подумала. Если бы на тот момент ей было, чем помнить - кто она, где, и что тут может быть опасного. Но помнить - здесь...Это было слишком много. Ей это мешало под рукой и это надо было вытащить.
А штука была дурацкая. Маленькая, в пол-ладони. Куколка. Из прочного упаковочного материала вторичной переработки. Белый пустотелый шарик головы - с пимпочкой носа, проплавленными дырочками глаз, с нарисованным лицом - но краска давно подстерлась... С уцелевшей криво прикленной косичкой белых волос из ниток. Одним пучком на лысом шарике. Белая... странно, что она не испачкалась. Светложелтенькое, срезанным треугольником туловище - и ручки-ножки, две бусины, продолговатая и круглая. На резинке. Дергались.
Девочка оттянула. Щелкнула. Штука дрогнула. Дернулась.
- Куколка, -медленно и звонко сказала девочка. А потом поняла. И рассмеялась.
Они, конечно, были. Они стояли, возникали, присутствовали, говорили, шуршали, скреблись...когтями? - и ничего не могли поделать. С ощутимым кругом безупречной защиты. Где сидела девочка. И смеялась. Это было целиком, потрясающе смешно, так - что она совсем нескоро собрала дыхание проговорить:
- Куколка... - проговорила она вслух. - Девочка-куколка. Драгоценная девочка... Нарин-теи, - смех душил, смех мешал дышать, но чем больше ей было смешно, тем больше она понимала - нашла. Тем больше она понимала.
Тильсенн. Эс Сьенн. Спустившаяся куда-то в очень нижние и посторонние слои Изнанки. На Пристани Пустых. Страховка цела. И она знает, как отсюда подняться. Смеяться... здесь скорей всего опасно, но... она здесь и ей очень хочется..."
Просто потому, что это - потрясающее по наглядности и точности описание ... обретения Самости.
Я вообще очень рекомендую этот роман всем, кому интересна терапия ...мнэ... проблем с потерей/недостачей/"неправильностью Самости (личностности, субъектности). Причём - независимо от того, где интересующийся находится, в кресле или на кушетке. :-)
Он длинный, и язык может быть поначалу... странен и непривычен, но оно правда стоит времени и некоторого первоначального усилия на непривычное.
[Читать отрывок.]
"Грохнулась больно, обидно и неправильно. Совсем плашмя. Подбородок рассадила. И руку еще, вот там, где ладонь кончается. Больно сначала было. Обидно. И грязно... Земля там была такая. Мокрая, жесткая, шершавая и да, вот наощупь - грязная... Очень грязная. Холодно было. И где-то вода текла. А больше ничего не было. Совсем никак и ничего.
А... нет.
А еще были они.
Они присутствовали, сейчас, над - низкими, низкими сводами, откуда здесь своды? - над темной и грязной землей, где текла вода, и это "над" быстро потерялось и стало "везде", они были, смотрели, и все целиком им было видно.
И говорили.
Грязная, - водой, внутрь попадали слова. Грязная. Нелепая. Негодная. Наконец нашла свое место. Здесь. В самом, самом низу. Упала. Пришла и будешь. Бессмысленная. Поддельная.
Они были, и вода была. Впадала. Протекала. Меняла интонацию.
Здесь темно. Здесь тихо. Здесь всегда, всегда так тихо и одинаково. Оставайся. Никто не найдет. Никто никогда не достанет. Здесь спокойно. Не страшно. Ты на своем месте. Наша тихая беспомощная девочка. Нежная.
Вкусная.
Грязная. Слабая. Ты должна здесь быть. Ты не выйдешь. Ты это полностью заслужила. Подделка. Куколка. Тебя нет и не было и не должно быть. Грязная.
"Понимаешь, я ведь их очень давно знала. И слушала, конечно. Как привыкла слушать. И меня размывало, - говорила она много потом. - И я им верила бы... как привыкла верить. Та я, которая там была. Я сжималась и пыталась - ну, окуклиться. Уйти внутрь. Скорей всего я имела все шансы хорошо так размыться и укатиться... хорошо бы вы потом меня искали. Ну - вряд ли куда-нибудь нырнуть. Если уже была на дне. Но понимаешь, я грохнулась. Больно. Подбородком. И он болел и был. А им было смешно. И я уже... или еще - ну точно твердо знала, что так неправильно. А еще была варежка..." - "Варежка?" - переспрашивал тогда Саайре и улыбался. "Варежка, - подтвержала Илье. - Детская, на веревочке. Яркая. Шерстяная. Теплая. Ну... испачкалась немного, и промокла чуть-чуть, но все равно..." - и переданное Саайре ловил потом на ладонь. И они молчали. Об общем. Долго...
- Все вы врете, - звонко ответила девочка. Подняла голову, утерла подбородок. - Я настоящая. Я ударилась. И у меня варежка есть.
Они были. Они удивились. И говорили, конечно. "Глупая... А тебе все врали. Варежка... мало ли здесь тряпок - там, наверху. Ты слабая. Она грязная. Она такая же. Она развалится. Она грязная, выбрось...
А они тебе врали, врали, они говорили, что здесь мы больше не бываем, а мы есть здесь и всегда будем. У тебя ничего нет. Это тряпка. Она грязная. Выброси".
"Мне повезло... - говорила Илье. - Если бы на тот момент у меня остались силы помнить, что где-то были вы... И что вы говорили. Но я... я оказалась достаточно слабой... прочно знающей именно это место, что... это растворилось. Я не знала, были ли вы и что говорили. Но - но мне было тепло. И я знала, что они врут".
- А вот и нет, - сказала девочка. Села удобней. Почесала тоже отбитую коленку. Не сильно. Даже наверно штаны не порвались. - А вот и не дам. Она теплая. Она другая. И она моя.
Нет, наверно они еще говорили. А она сидела. Она понимала. Что сидит. Согнув одну коленку. И руками упирается. Что земля тут мокрая, грязная. Неудобная очень. А еще под левой рукой, не той, на которой варежка, что-то очень отдельное. Твердое и с шариком. Наверно, когда она точно поняла, что сидит, как сидит - она и поняла отчетливо: что-то мешает.
Наверно, это было крайне опрометчивой идеей. Что-то вытаскивать и брать в руки. Где-то на дне Пристаней Пустых. Она бы подумала. Если бы на тот момент ей было, чем помнить - кто она, где, и что тут может быть опасного. Но помнить - здесь...Это было слишком много. Ей это мешало под рукой и это надо было вытащить.
А штука была дурацкая. Маленькая, в пол-ладони. Куколка. Из прочного упаковочного материала вторичной переработки. Белый пустотелый шарик головы - с пимпочкой носа, проплавленными дырочками глаз, с нарисованным лицом - но краска давно подстерлась... С уцелевшей криво прикленной косичкой белых волос из ниток. Одним пучком на лысом шарике. Белая... странно, что она не испачкалась. Светложелтенькое, срезанным треугольником туловище - и ручки-ножки, две бусины, продолговатая и круглая. На резинке. Дергались.
Девочка оттянула. Щелкнула. Штука дрогнула. Дернулась.
- Куколка, -медленно и звонко сказала девочка. А потом поняла. И рассмеялась.
Они, конечно, были. Они стояли, возникали, присутствовали, говорили, шуршали, скреблись...когтями? - и ничего не могли поделать. С ощутимым кругом безупречной защиты. Где сидела девочка. И смеялась. Это было целиком, потрясающе смешно, так - что она совсем нескоро собрала дыхание проговорить:
- Куколка... - проговорила она вслух. - Девочка-куколка. Драгоценная девочка... Нарин-теи, - смех душил, смех мешал дышать, но чем больше ей было смешно, тем больше она понимала - нашла. Тем больше она понимала.
Тильсенн. Эс Сьенн. Спустившаяся куда-то в очень нижние и посторонние слои Изнанки. На Пристани Пустых. Страховка цела. И она знает, как отсюда подняться. Смеяться... здесь скорей всего опасно, но... она здесь и ей очень хочется..."