"2) Существуют именно у иудеев троякого рода философские школы: одну образуют фарисеи
"2) Существуют именно у иудеев троякого рода философские школы: одну образуют фарисеи, другую - саддукеи, третью - те, которые, видно, преследуют особенную святость, так называемые ессеи. Последние также рожќдённые иудеи, но ещё больше, чем другие, связаны между собою любовью. Чувственных наслаждений они избегают, как греха, и почитают величайќшей добродетелью умеренность и поборение страстей. Супружество они презирают, зато они принимают в себе чужих детей в нежном возрасте, когда они ещё восприимчивы к учению, обходятся с ними, как со своќими собственными, и внушают им свои нравы. Этим, впрочем, они отнюдь не хотят положить конец браку и продолжению рода человеческого, а желают только оградить себя от распутства женщин, полагая, что ни одна из них не сохраняет верность к одному только мужу своему.
3) Они презирают богатство, и достойна удивления у них общность имущества, ибо среди них нет ни одного, который был бы богаче другого. По существующему у них правилу, всякий, присоединяющийся к секте должен уступать своё состояние общине; а потому у них нигде нельзя видеть ни крайней нужды, ни блестящего богатства - все, как братья, владеют одним общим состоянием, образующимся от соединения в одно целое отдельных имуществ каждого из них. Употребление масла они считают недостойным, и если кто из них помимо своей воли бывает помазан, то он утирает своё тело, потому что в жесткой коже они усматривают честь, точно также и в постоянном ноќшении белой одежды. Они выбирают лиц для заведывания делами обќщины, и каждый без различия обязан посвятить себя служению всех.
4) Они не имеют своего отдельного города, а живут везде больќшими общинами. Приезжающие из других мест, члены ордена могут располагать всем, что находится у их братьев, как своей собственќностью, и к сочленам, которых они раньше никогда не видели в глаза, они входят, как к старым знакомым. Они поэтому ничего решительно не берут с собою в дорогу, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе поставлен общественный служитель специально для того, чтобы снабжать иногородних одеждой и всеми неќобходимыми припасами. Костюмом и всем своим внешним видом они производят впечатление мальчиков, находящихся ещё под строгой дисќциплиной школьных учителей. Платье и обувь они меняют лишь тогда, когда прежнее или совершенно разорвалось или от долгого ношения сдеќлалось негодным к употреблению. Друг другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают, а каждый из своего даёт друќгому то, что тому нужно, равно как получает у товарища всё, в чём сам нуждается, даже без всякой взаимной услуги каждый может требовать необходимого от кого ему угодно.
5) Своеобразен также у них обряд богослужения. До восхода солнца они воздерживаются от всякой обыкновенной речи; они обращаются тогда к солнцу с известными древними по происхождению молитвами, как будто испрашивать его восхождения. После этого они отпускаются своими старейшинами, каждый к своим занятиям. Поработавши напряженно до пятого часа (11 часов утра), они опять собираются в определённом месте, опоясываются холщевым платком и умывают себе тело холодной водой. По окончании очищения они отправляются в своё собственное жилище, куда лица, не принадлежащие к секте, не допускаются, и очищенные, словно в святилище, вступают в столовую. Здесь они в строжайшей тишине усаживаются вокруг стола, после чего пекарь раздаёт всем по поќрядку хлеб, а повар ставит каждому посуду с одним единственным блюдом. Священник открывает трапезу молитвой, до которой никто не должен дотронуться к пище; после трапезы он опять читает молитву. Как до, так и после еды они славят Бога, как дарителя пищи. Сложив с себя затем свои одеяния, как священные, они снова отправќляются на работу, где остаются до сумерек. Тогда они опять возвраќщаются и едят тем же порядком. Если случайно являются чужие, то они участвуют в трапезе. Крик и шум никогда не оскверняют места собрания: каждый предоставляет другому говорить по очереди. Тишина, царящая внутри дома, производит на наблюдающего извне впечатление страшной тайны; но причина этой тишины кроется собственно в их всегдашней воздержности, так как они едят и пьют только до утоќления голода или жажды.
6) Все действия совершаются ими не иначе как по указаниям лиц стоящих во главе их; только в двух случаях они пользуются полной свободой: в оказании помощи и в делах милосердия. Каждому предоќставляется помогать людям, заслуживающим помощи, во всех их нуждах и раздавать хлеб неимущим. Но родственникам ничто не может быть подарено без разрешения представителей. Гнев они проявляют только там, где справедливость этого требует, сдерживая, однако, всяќкие порывы его. Они сохраняют верность и стараются распространять мир. Всякое произнесённое ими слово имеет больше веса, чем клятва, которая ими вовсе не употребляется, так как само произнесение её они порицают больше, чем её нарушение. Они считают потерянным человеком того, которому верят только тогда, когда он призывает имя Бога. Преимуќщественно они посвящают себя изучению древней письменности, изучая, главным образом, то, что целебно для тела и души; по тем же источникам они знакомятся с кореньями, годными для исцеления недугов, и изучают свойства минералов.
7) Желающий присоединиться к этой секте не так скоро получает доступ туда: он должен, прежде чем быть принятым, подвергать себя в течение целого года тому же образу жизни, как и члены её, и получает предварительно маленький топорик, упомянутый выше передник и белое облачение. Если он в этот год выдерживает испытание воздержности, то он допускается ближе к общине: он уже участвует в очищающем водоосвящении, но ещё не допускается к общим трапезам. После того, как он выказал также и силу самообладания, испытывается ещё в два дальнейших года его характер. И лишь тогда, когда он и в этом отноќшении оказывается достойным, его принимает, в братство. Однако прежде чем он начинает участвовать в общих трапезах, он даёт своим собратьям страшную клятву в том, что он будет почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому, ни по собственному побуждению, ни по приказанию - не причинить зла, ненавидеть всегда несправедливых и защищать правых; затем, что он должен хранить верность к каждому человеку, и в особенности к правительству, так как всякая власть исходит от Бога. Дальше он должен клясться, что если он сам будет пользоваться властью, то никогда не будет превышать её, не будет стремиться затмевать своих подчинённых ни одеждой, ни блеском украшений. Дальше, он вменяет себе в обязанность говорить всегда правду и разоблачать лжецов, содержать в чистоте руки от воќровства и совесть от нечестной наживы, ничего не скрывать пред соќчленами; другим же, напротив, ничего не открывать, если даже пришлось бы умереть за это под пыткой. Наконец, догматы братства никому не представлять в другом виде, чем он их сам изучил, удержаться от разбоя и одинаково хранить и чтить книги секты и имена ангелов. Такими клятвами они обеспечивают себя со стороны новопоступающего члена.
8) Кто уличается в тяжких грехах, того исключают из ордена; но исключенный часто погибает самым несчастным образом. Связанный присягой и привычкой, такой человек не может принять пищу от не собрата - он вынужден, поэтому, питаться одной зеленью, истощается, таким образом; и умирает от голода. Вследствие этого они часто приќнимали обратно таких, которые лежали уже при последнем издыхании, считая мучения, доводившие провинившегося близко к смерти, достаточной карой за его прегрешения.
9) Очень добросовестно и справедливо они совершают правосудие. Для судебного заседания требуется по меньшей мере сто членов. Приговор их не отменим. После Бога они больше всего благоговеют пред именем законодателя: кто хулит его, тот наказывается смертью. Повиноќваться старшинству и большинству они считают за долг и обязанность, так что если десять сидят вместе, то никто не позволит себе возражать против мнения девяти. Они остерегаются плевать пред лицом другого или в правую сторону. Строже, нежели все другие иудеи, они избегают дотронуться к какой-либо работе в субботу. Они не только заготовляют пищу с кануна для того, чтобы не зажигать огнями в субботу, но не осмеливаются даже трогать посуду с места и даже не отправляют естественных нужд. В другие же дни они киркообразным топором, который выдаётся каждому новопоступающему, выкапывают яму глубиной в фут, окружают её своим плащом, чтобы не оскорбить лучей божьих, испражќняются туда и вырытой землей засыпают опять отверстие; к тому ещё они отыскивают для этого процесса отдаленнейшие места. И хотя выдеќление телесных нечистот составляет нечто весьма естественное, тем не менее они имеют обыкновение купаться после этого, как будто они осквернились.
10) По времени вступления в братство, они делятся на четыре класќса; причём младшие члены так далеко отстоят от старших, что последние, при прикосновении к ним первых, умывают своё тело, точно их осквернил чужеземец. Они живут очень долго. Многие переживают столетний возраст. Причина, как мне кажется, заключается в простоте их образа жизни и в порядке, который они во всём соблюдают. Удары судьбы не производят на них никакого действия, так как всякие мучения они побеждают силой духа, а смерть, если только она сопровождается славой, они предпочитают бессмертию. Война с римлянами представила их образ мыслей в надлежащем свете. Их завинчивали и растягивали, члены у них были спалены и раздробќлены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их хулить законодателя или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая ни единого звука и не роняя ни единой слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверенности, что снова их получат в будущем.
11) Они именно твёрдо веруют, что, хотя тело тленно и материя не вечна, душа же всегда остаётся бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и вовлечённая какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в нём как бы в заключении; но как только телесные узы спадают, она, как освобождённая от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана - в местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив того, они отводят мрачную и холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется, высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей - место в преисподней, жилище людей, безбожных, где предание знает даже по имени некоторых таких наказанных, как Сизифа и Тантала, Иксиона и Тития. Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются ещё лучшими; злые же будут стаќраться обуздать себя из страха пред тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе, ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость.
12) Встречаются между ними и такие, которые после долгого упражќнения в священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков, утверждают, что умеют предвещать будущее. И, действительно, редко до сих пор случалось, чтобы они ошибались в своих предсказаниях.
13) Существует ещё другая ветвь ессеев, которые в своём образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отлиќчаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назќначения - насаждение потомства; да и всё человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все так поступали. Они же испытывают своих невест в течение трёх лет и, если после трехкратного очиќщения убеждаются в их плодородности, они женятся на них. В периќод беременности их жён они воздерживаются от супружеских сноќшений, чтобы доказать, что они женились не из-за похотливости, а только с целью достижения потомства. Жены их купаются в рубахах, а мужчины в передниках. Таковы нравы этой секты".
(Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 2, глава 8)
"Образы Учителя праведности и Проповедника лжи встречаются в ряде других произведений кумранской литературы. Возможно, что секта, описываемая здесь, была ответвлением кумранской и что сочинение отражает более поздние события, нежели Устав общины. С другой стороны, "Дамаск" может пониматься метафорически как обозначение пустынь Иудеи (сравни Амос 5:27). Если же название Дамаск понимать буквально, то событие бегства могло относиться лишь ко времени, когда Иерусалим и Дамаск не находились под властью одного правителя, то есть ко времени Хасмонеев: в этом случае наиболее вероятным является царствование Александра Янная (103-76 до н.э.), во время которого после поражения в гражданской войне противники Александра и многие из фарисеев и близких к ним кругов бежали из Иудеи".
(Электронная еврейская энциклопедия)
Учитель праведности - Христос,
во времена Александра Янная и Сократа Христа самый первый Христос.
Учитель праведности - Христос,
в стране Дамаска жил самый первый учитель Христос.
"Марку Целию Руфу, в Рим
Афины, 6 июля 51 до н.э.
Проконсул Марк Цицерон шлёт привет Марку Целию.
1. Как? Ты полагал, что я поручил тебе сообщить мне именно о составе гладиаторов, об отложенных судебных делах, о краже, совершённой Христом, и о том, о чем никто не осмелился бы рассказать мне, когда я нахожусь в Риме? Видишь, как высоко ты стоишь в моем мнении и, клянусь тебе, не без оснований, ибо до сего времени я не знал лучшего знатока государственных дел, чем ты. Я даже не забочусь о том, чтобы ты писал мне о наиболее важных событиях, ежедневно происходящих в государстве, кроме тех, которые будут относиться непосредственно ко мне; о них напишут другие, многие расскажут, многое также донесёт сама молва. Поэтому я жду от тебя, как от весьма дальновидного человека, сообщения не о прошедшем и не о настоящем, а о будущем, с тем, чтобы, ознакомившись по твоим письмам с планом, я мог знать, каково будет здание государства.
2. Впрочем, мне пока не в чем упрекнуть тебя, ибо не произошло ничего, что ты мог бы предвидеть в большей степени, чем любой из нас и прежде всего я, который провёл с Помпеем много дней подряд в беседах только о государственных делах. Об этом и невозможно написать и не следует писать; скажу только, что Помпей - выдающийся гражданин, и сердцем и умом готовый ко всему, о чем следует позаботиться в государстве. Поэтому присоединяйся к нему; верь мне, он примет тебя с распростертыми объятиями. В своих взглядах на честных и дурных граждан он уже сходится с нами.
3. Проведя целых десять дней в Афинах, где я часто находился в обществе нашего Галла Каниния, отправляясь отсюда в канун квинтильских нон, пишу тебе это письмо. Хотя я и рассчитываю на твоё особое внимание ко всем моим делам, но больше всего к тому, чтобы срок моего наместничества не был продлён; в этом для меня - всё. Когда, как и через кого действовать, ты решишь лучше всего".
(Рим. Цицерон. Письмо Марку Целию Руфу)
Покорил Гней Помпей Дамаск и Сирию, после Вифинии покорил и Сирию.
И стал некий Христос рабом, стал у ромеев Христос рабом.
После исчезновения Христа, учителя праведности Христа,
ученики учителя, праведности учителя,
стали ждать его воскрешения, нового Христа воскрешения.
3) Они презирают богатство, и достойна удивления у них общность имущества, ибо среди них нет ни одного, который был бы богаче другого. По существующему у них правилу, всякий, присоединяющийся к секте должен уступать своё состояние общине; а потому у них нигде нельзя видеть ни крайней нужды, ни блестящего богатства - все, как братья, владеют одним общим состоянием, образующимся от соединения в одно целое отдельных имуществ каждого из них. Употребление масла они считают недостойным, и если кто из них помимо своей воли бывает помазан, то он утирает своё тело, потому что в жесткой коже они усматривают честь, точно также и в постоянном ноќшении белой одежды. Они выбирают лиц для заведывания делами обќщины, и каждый без различия обязан посвятить себя служению всех.
4) Они не имеют своего отдельного города, а живут везде больќшими общинами. Приезжающие из других мест, члены ордена могут располагать всем, что находится у их братьев, как своей собственќностью, и к сочленам, которых они раньше никогда не видели в глаза, они входят, как к старым знакомым. Они поэтому ничего решительно не берут с собою в дорогу, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе поставлен общественный служитель специально для того, чтобы снабжать иногородних одеждой и всеми неќобходимыми припасами. Костюмом и всем своим внешним видом они производят впечатление мальчиков, находящихся ещё под строгой дисќциплиной школьных учителей. Платье и обувь они меняют лишь тогда, когда прежнее или совершенно разорвалось или от долгого ношения сдеќлалось негодным к употреблению. Друг другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают, а каждый из своего даёт друќгому то, что тому нужно, равно как получает у товарища всё, в чём сам нуждается, даже без всякой взаимной услуги каждый может требовать необходимого от кого ему угодно.
5) Своеобразен также у них обряд богослужения. До восхода солнца они воздерживаются от всякой обыкновенной речи; они обращаются тогда к солнцу с известными древними по происхождению молитвами, как будто испрашивать его восхождения. После этого они отпускаются своими старейшинами, каждый к своим занятиям. Поработавши напряженно до пятого часа (11 часов утра), они опять собираются в определённом месте, опоясываются холщевым платком и умывают себе тело холодной водой. По окончании очищения они отправляются в своё собственное жилище, куда лица, не принадлежащие к секте, не допускаются, и очищенные, словно в святилище, вступают в столовую. Здесь они в строжайшей тишине усаживаются вокруг стола, после чего пекарь раздаёт всем по поќрядку хлеб, а повар ставит каждому посуду с одним единственным блюдом. Священник открывает трапезу молитвой, до которой никто не должен дотронуться к пище; после трапезы он опять читает молитву. Как до, так и после еды они славят Бога, как дарителя пищи. Сложив с себя затем свои одеяния, как священные, они снова отправќляются на работу, где остаются до сумерек. Тогда они опять возвраќщаются и едят тем же порядком. Если случайно являются чужие, то они участвуют в трапезе. Крик и шум никогда не оскверняют места собрания: каждый предоставляет другому говорить по очереди. Тишина, царящая внутри дома, производит на наблюдающего извне впечатление страшной тайны; но причина этой тишины кроется собственно в их всегдашней воздержности, так как они едят и пьют только до утоќления голода или жажды.
6) Все действия совершаются ими не иначе как по указаниям лиц стоящих во главе их; только в двух случаях они пользуются полной свободой: в оказании помощи и в делах милосердия. Каждому предоќставляется помогать людям, заслуживающим помощи, во всех их нуждах и раздавать хлеб неимущим. Но родственникам ничто не может быть подарено без разрешения представителей. Гнев они проявляют только там, где справедливость этого требует, сдерживая, однако, всяќкие порывы его. Они сохраняют верность и стараются распространять мир. Всякое произнесённое ими слово имеет больше веса, чем клятва, которая ими вовсе не употребляется, так как само произнесение её они порицают больше, чем её нарушение. Они считают потерянным человеком того, которому верят только тогда, когда он призывает имя Бога. Преимуќщественно они посвящают себя изучению древней письменности, изучая, главным образом, то, что целебно для тела и души; по тем же источникам они знакомятся с кореньями, годными для исцеления недугов, и изучают свойства минералов.
7) Желающий присоединиться к этой секте не так скоро получает доступ туда: он должен, прежде чем быть принятым, подвергать себя в течение целого года тому же образу жизни, как и члены её, и получает предварительно маленький топорик, упомянутый выше передник и белое облачение. Если он в этот год выдерживает испытание воздержности, то он допускается ближе к общине: он уже участвует в очищающем водоосвящении, но ещё не допускается к общим трапезам. После того, как он выказал также и силу самообладания, испытывается ещё в два дальнейших года его характер. И лишь тогда, когда он и в этом отноќшении оказывается достойным, его принимает, в братство. Однако прежде чем он начинает участвовать в общих трапезах, он даёт своим собратьям страшную клятву в том, что он будет почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому, ни по собственному побуждению, ни по приказанию - не причинить зла, ненавидеть всегда несправедливых и защищать правых; затем, что он должен хранить верность к каждому человеку, и в особенности к правительству, так как всякая власть исходит от Бога. Дальше он должен клясться, что если он сам будет пользоваться властью, то никогда не будет превышать её, не будет стремиться затмевать своих подчинённых ни одеждой, ни блеском украшений. Дальше, он вменяет себе в обязанность говорить всегда правду и разоблачать лжецов, содержать в чистоте руки от воќровства и совесть от нечестной наживы, ничего не скрывать пред соќчленами; другим же, напротив, ничего не открывать, если даже пришлось бы умереть за это под пыткой. Наконец, догматы братства никому не представлять в другом виде, чем он их сам изучил, удержаться от разбоя и одинаково хранить и чтить книги секты и имена ангелов. Такими клятвами они обеспечивают себя со стороны новопоступающего члена.
8) Кто уличается в тяжких грехах, того исключают из ордена; но исключенный часто погибает самым несчастным образом. Связанный присягой и привычкой, такой человек не может принять пищу от не собрата - он вынужден, поэтому, питаться одной зеленью, истощается, таким образом; и умирает от голода. Вследствие этого они часто приќнимали обратно таких, которые лежали уже при последнем издыхании, считая мучения, доводившие провинившегося близко к смерти, достаточной карой за его прегрешения.
9) Очень добросовестно и справедливо они совершают правосудие. Для судебного заседания требуется по меньшей мере сто членов. Приговор их не отменим. После Бога они больше всего благоговеют пред именем законодателя: кто хулит его, тот наказывается смертью. Повиноќваться старшинству и большинству они считают за долг и обязанность, так что если десять сидят вместе, то никто не позволит себе возражать против мнения девяти. Они остерегаются плевать пред лицом другого или в правую сторону. Строже, нежели все другие иудеи, они избегают дотронуться к какой-либо работе в субботу. Они не только заготовляют пищу с кануна для того, чтобы не зажигать огнями в субботу, но не осмеливаются даже трогать посуду с места и даже не отправляют естественных нужд. В другие же дни они киркообразным топором, который выдаётся каждому новопоступающему, выкапывают яму глубиной в фут, окружают её своим плащом, чтобы не оскорбить лучей божьих, испражќняются туда и вырытой землей засыпают опять отверстие; к тому ещё они отыскивают для этого процесса отдаленнейшие места. И хотя выдеќление телесных нечистот составляет нечто весьма естественное, тем не менее они имеют обыкновение купаться после этого, как будто они осквернились.
10) По времени вступления в братство, они делятся на четыре класќса; причём младшие члены так далеко отстоят от старших, что последние, при прикосновении к ним первых, умывают своё тело, точно их осквернил чужеземец. Они живут очень долго. Многие переживают столетний возраст. Причина, как мне кажется, заключается в простоте их образа жизни и в порядке, который они во всём соблюдают. Удары судьбы не производят на них никакого действия, так как всякие мучения они побеждают силой духа, а смерть, если только она сопровождается славой, они предпочитают бессмертию. Война с римлянами представила их образ мыслей в надлежащем свете. Их завинчивали и растягивали, члены у них были спалены и раздробќлены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их хулить законодателя или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая ни единого звука и не роняя ни единой слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверенности, что снова их получат в будущем.
11) Они именно твёрдо веруют, что, хотя тело тленно и материя не вечна, душа же всегда остаётся бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и вовлечённая какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в нём как бы в заключении; но как только телесные узы спадают, она, как освобождённая от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана - в местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив того, они отводят мрачную и холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется, высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей - место в преисподней, жилище людей, безбожных, где предание знает даже по имени некоторых таких наказанных, как Сизифа и Тантала, Иксиона и Тития. Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются ещё лучшими; злые же будут стаќраться обуздать себя из страха пред тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе, ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость.
12) Встречаются между ними и такие, которые после долгого упражќнения в священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков, утверждают, что умеют предвещать будущее. И, действительно, редко до сих пор случалось, чтобы они ошибались в своих предсказаниях.
13) Существует ещё другая ветвь ессеев, которые в своём образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отлиќчаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назќначения - насаждение потомства; да и всё человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все так поступали. Они же испытывают своих невест в течение трёх лет и, если после трехкратного очиќщения убеждаются в их плодородности, они женятся на них. В периќод беременности их жён они воздерживаются от супружеских сноќшений, чтобы доказать, что они женились не из-за похотливости, а только с целью достижения потомства. Жены их купаются в рубахах, а мужчины в передниках. Таковы нравы этой секты".
(Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 2, глава 8)
"Образы Учителя праведности и Проповедника лжи встречаются в ряде других произведений кумранской литературы. Возможно, что секта, описываемая здесь, была ответвлением кумранской и что сочинение отражает более поздние события, нежели Устав общины. С другой стороны, "Дамаск" может пониматься метафорически как обозначение пустынь Иудеи (сравни Амос 5:27). Если же название Дамаск понимать буквально, то событие бегства могло относиться лишь ко времени, когда Иерусалим и Дамаск не находились под властью одного правителя, то есть ко времени Хасмонеев: в этом случае наиболее вероятным является царствование Александра Янная (103-76 до н.э.), во время которого после поражения в гражданской войне противники Александра и многие из фарисеев и близких к ним кругов бежали из Иудеи".
(Электронная еврейская энциклопедия)
Учитель праведности - Христос,
во времена Александра Янная и Сократа Христа самый первый Христос.
Учитель праведности - Христос,
в стране Дамаска жил самый первый учитель Христос.
"Марку Целию Руфу, в Рим
Афины, 6 июля 51 до н.э.
Проконсул Марк Цицерон шлёт привет Марку Целию.
1. Как? Ты полагал, что я поручил тебе сообщить мне именно о составе гладиаторов, об отложенных судебных делах, о краже, совершённой Христом, и о том, о чем никто не осмелился бы рассказать мне, когда я нахожусь в Риме? Видишь, как высоко ты стоишь в моем мнении и, клянусь тебе, не без оснований, ибо до сего времени я не знал лучшего знатока государственных дел, чем ты. Я даже не забочусь о том, чтобы ты писал мне о наиболее важных событиях, ежедневно происходящих в государстве, кроме тех, которые будут относиться непосредственно ко мне; о них напишут другие, многие расскажут, многое также донесёт сама молва. Поэтому я жду от тебя, как от весьма дальновидного человека, сообщения не о прошедшем и не о настоящем, а о будущем, с тем, чтобы, ознакомившись по твоим письмам с планом, я мог знать, каково будет здание государства.
2. Впрочем, мне пока не в чем упрекнуть тебя, ибо не произошло ничего, что ты мог бы предвидеть в большей степени, чем любой из нас и прежде всего я, который провёл с Помпеем много дней подряд в беседах только о государственных делах. Об этом и невозможно написать и не следует писать; скажу только, что Помпей - выдающийся гражданин, и сердцем и умом готовый ко всему, о чем следует позаботиться в государстве. Поэтому присоединяйся к нему; верь мне, он примет тебя с распростертыми объятиями. В своих взглядах на честных и дурных граждан он уже сходится с нами.
3. Проведя целых десять дней в Афинах, где я часто находился в обществе нашего Галла Каниния, отправляясь отсюда в канун квинтильских нон, пишу тебе это письмо. Хотя я и рассчитываю на твоё особое внимание ко всем моим делам, но больше всего к тому, чтобы срок моего наместничества не был продлён; в этом для меня - всё. Когда, как и через кого действовать, ты решишь лучше всего".
(Рим. Цицерон. Письмо Марку Целию Руфу)
Покорил Гней Помпей Дамаск и Сирию, после Вифинии покорил и Сирию.
И стал некий Христос рабом, стал у ромеев Христос рабом.
После исчезновения Христа, учителя праведности Христа,
ученики учителя, праведности учителя,
стали ждать его воскрешения, нового Христа воскрешения.