Роза Коэн. Ее жизнь, смерть, люббовь - и стена предательства. ч.2
Тем временем тучи уже начинали собираться. После убийства Кирова в 1934 году маховик стал разворачиваться. Если до этого времени репрессии в отношение старых большевиков были сравнительно редки, то сейчас чувствовать себя в безопасности не мог уже никто. Петровский, человек жесткий, практичный и не склонный обольщаться, опасность оценил довольно быстро. Помимо «грехов юности» - участие в Бунде, меньшевистское прошлое, пусть и недолгое, были и серьезные обвинения: например, в том, что он в 1919 году в Житомире был причастен к петлюровским расстрелам «красных». Но, в сущности, не надо было ходить слишком далеко. Само его пребывание за границей было практически стопроцентным доказательством неблагонадежности и возможной завербованности. Близость к Коминтерну не приносила никакого спасения, скорее, наоборот. У Иосифа Виссарионовича коминтерновская «вольница» давно вызывала глухое раздражение и желание приструнить всю эту международную шатью-братью. Сейчас этот шанс был более чем реален. Петровский отлично понимал, куда дует ветер. Да, в сущности, наиболее чуткие или осведомленные, сразу же поняли, что убийство Кирова станет очень хорошим поводом «закрутить гайки». Петровский попытался предпринять что-нибудь для спасения если не своей жизни, то хотя бы своей семьи. Для фигуры такого масштаба затеряться где-нибудь в глубине России было немыслимо. План был - им с женой и сыном выехать порознь, в разные стороны, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, - и таким образом попытаться уйти за периметр и больше не возвращаться. С разрешения Серго Орджоникидзе, председателя Высшего совета народного хозяйства и наркома тяжпрома, Петровский оформил свою командировку в Соединенные Штаты. Легенда была самая благовидная: изучить опыт работы высших технических учебных заведений, чтобы применить наиболее передовые приемы и способы обучения при организации подобных точек и у нас. Орджоникидзе, человек неглупый, хорошо знавший своего подчиненного и еще лучше - своего старого товарища Кобу, с которым познакомился в грузинской тюрьме, понимал, что Петровский, скорее всего, из командировки не вернется. Понимал - и внутренне одобрял. В это же время Роза и Алеша должны были поехать в Англию, к родственникам. С этой стороны проблем не предполагалось, поскольку Роза, британская подданная, обладала некоторой сравнительной свободой перемещения. Но план супругов-конспираторов был разрушен. Розе не чинили никаких препятствий, но Алешу просто не выпустили из страны. Такой безошибочный и садистский прием свел на нет попытку бегства, а второго шанса не было. Роза отправилась в Великобританию в 1936 году - и по свидетельству ее сестры Нелли (к тому времени супруги английского коммуниста Рэтбоуна, удочерившего Джойс), «выглядела очень несчастной, не желающей возвращаться в Россию, если бы не сын». Рассказать сестре что-то большее Роза побоялась. Видимо, к тому времени она уже окончательно поняла, что обречена и что, скорее всего, здесь ей просто не поверят. С тяжелым сердцем она вернулась из поездки - и это был последний раз, когда сестры виделись. Вскоре Петровский был уволен. В прессе стали появляться материалы, порочащие его. Еще через некоторое время Серго Орджоникидзе, решивший не ждать своей очереди, застрелился в собственном кабинете. Буквально в следующем же месяце, 11 марта 1937 года, Давид Липец-Петровский был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и троцкизме. Через полгода допросов, 10 сентября его судили и в тот же день, как и полагалось, расстреляли. Практически сразу же вслед за ним была арестована и подвергнута пыткам его сестра, Фаина Ефимовна Нюрина: выстоять в противоборстве с А. Вышинским, сталинским «волкодавом», она не смогла.
Естественно, арест Петровского вызвал определенную реакцию среди друзей Розы. Гарри Поллит немедленно написал в Коминтерн, товарищу Димитрову, что он, Поллит, безусловно ручается за товарища Петровского, что его связывают с ним годы теплой дружбы и общей работы - и что невозможно поверить, чтобы такой закаленный и испытанный коммунист оказался нелоялен коммунистическому движению. Письмо это, разумеется, никакого хода не получило. В газете, где продолжала работать Коэн, один из сотрудников, некто Том Белл, по совместительству сотрудник британской разведки, был обязан говорить с ней - в том числе и о веревке в доме повешенного, постоянно сводя разговор на арест ее мужа и ее реакцию по этому поводу. Но Роза никогда не сетовала на государство, не обвиняла его ни в чем, а лишь утверждала, что все это - ужасная ошибка и ТАМ, разумеется, разберутся.
После ареста мужа Роза осталась в изоляции - «знакомые» и «друзья» растаяли и не торопились ее утешать, «дорогая подруга» Айви была предупреждена своим супругом-дипломатом, что в данный момент навещать Розу Коэн - более чем сомнительное удовольствие. Когда же женщины все же встретились, Роза почти расплакалась: она была не готова к тому, что внезапно останется совершенно одна, даже в день своего рождения. Больше всего она беспокоилась об Алеше. Про то, как обращаются с детьми репрессированных родителей в детских домах, она знала довольно хорошо, хотя, конечно же, и не в подробностях. Попав туда, ребенок должен был навсегда забыть своих родителей, изгладить их из памяти. При мысли, каково будет ее любимому, домашнему и неприспособленному мальчику в этом педагогическом аду, Роза просто цепенела.
4 июня она написала сестре, понимая, что письмо, конечно же, будет перлюстрировано, что М. с нею нет, что она очень скучает по нему. «Спасибо, что вспомнили про день моего рождения, спасибо за поздравления, - писала Роза. - Для меня это особенно дорого, поскольку никто больше и не поздравил, кроме моей подруги Маши из Нью-Йорка, которая никогда не забывает о таких вещах... Прости. Письмо получается скучным, но что-то мне совсем грустно. Поэтому лучше на этом и остановимся... Пожалуйста, пиши мне почаще»... Ответ от Нелли пришел в Москву, когда «адресат уже выбыл». В письме было много милой болтовни, семейных сплетен - и только в самом конце осторожные слова поддержки. Ласковое и сочувственное письмо от Поллита тоже опоздало.
Розу арестовали 13 августа - ее муж был еще жив в это время. Расстреляли ее 28 ноября. В отяжелевшей от ужаса и горя, подурневшей женщине вряд ли кто мог бы узнать прежнюю Розу - черноглазую, краснощекую любимицу КПВ и Коминтерна.
Гарри Поллит и Вили Галлахер, английские коммунисты, были страшно возмущены пропажей Розы, пытались ее отыскать, даже приехали в Москву, беседовали с Георгием Димитровым, главой Коминтерна. Тот сперва замялся, потом быстро и серьезно взглянул на Уильяма Галлахера и открытым текстом пояснил «товарищу Галлахеру», что вопросы эти - бестактны и вредны. И лучше бы ему не лезть в это дело. Определенные исследователи и историки спорят, не были ли усилия, предпринятые Поллитом и Галахером для спасения Розы, фактическим обоснованием ее смертного приговора - по циничному выражению ЧК «нету тела - нету дела»? Героические попытки Гарри Поллита хоть как-то помочь своим друзьям - Розе и Максу (для Поллита Петровский так и оставался Максом Беннетом) привели лишь к тому, что сам Поллит в глазах партийной советской элиты (и, как следствие, для КПВ) стал персонажем более чем подозрительным и ненадежным. Запросы супругов Вебб, попытки левых социалистов привлечь внимание к исчезновению Розы Коэн, тоже остались без ответа. В коммунистической Великобритании весть о пропаже супругов Петровских не вызвала никакого не то, что возмущения, а хотя бы удивления. Их просто вычеркнули из жизни. Даже сестра и зять Розы не стали портить отношений со всемогущим CCCР. Роза Коэн словно бы растворилась в пространстве, как будто и не была британской гражданкой. Когда газета Daily Herald опубликовала краткую заметку об аресте Розы, реакция не заставила себя долго ждать: коммунисты Великобритании немедленно объявили Daily Herald врагом, только и ждущим, чтобы развернуть пропаганду с ядовитыми нападками против Социалистического государства. Британские коммунисты в массе своей не были готовы признать реальность Большого террора, предпочитая лучше пожертвовать пешкой, пусть и хорошенькой, чем расплеваться с колоссом, который может озолотить, а может и обидеться. Но и британское правительство не торопилось помочь своей подданной. Официальная точка зрения была такова: Роза Коэн, выйдя замуж за советского подданного, приняла советское гражданство - и теперь правительство Великобритании не имеет возможности вмешиваться в дела РСФСР. А вскоре Нелли с супругом, на правах близких родственников, объявили, что Роза и Алеша… умерли от воспаления легких. Эта информация снимала все вопросы. Нелли прожила долгую жизнь, скончавшись в 1981 году в возрасте 88 лет.
Алеше Петровскому на момент ареста и гибели обоих его родителей исполнилось 8 лет. Худшие опасения Розы оправдались. Оставшись сиротой, он был немедленно отправлен в детский дом, и хотя у ребенка оставались родственники, но мальчик три года провел именно в том аду, от которого так желала его избавить мать. Его отыскала двоюродная тетка по отцу - врач Ревека Белкина. Ей удалось забрать из Алешу из детдома, хотя и сама она, и вся ее семья находилась в ссылке в Тобольске - по 58 статье.
«А однажды в Абакане, где я был в командировке, на берегу Енисея, на пристани, ко мне подошел Лак. Это не описка. Он был намного меньше меня ростом и вообще не походил на моего дядю - разве только нос у него тоже был большой,- но почему-то я сразу узнал в нем Лака, отражение Лака - погибшего, как и его жена, в 37-м году. Я ведь не видел этого нового Лака со времен его младенчества.
А теперь неожиданно встретил выросшим, твердо стоящим на ногах, имеющим уже, как оказалось, собственного ребенка».
Алексей Давыдович окончил Московский геологоразведочный институт в 1953 г., доктор геолого-минералогических наук, автор труда «Радиоволновые методы в подземной геофизике», академик РАЕН с 1991. Несколько лет назад Алексей Давидович Петровский скончался, его сын с семьей эмигрировал в США.
8 августа 1956 года Роза Морицовна Коэн была полностью реабилитирована в связи с отсутствием состава преступления.
Естественно, арест Петровского вызвал определенную реакцию среди друзей Розы. Гарри Поллит немедленно написал в Коминтерн, товарищу Димитрову, что он, Поллит, безусловно ручается за товарища Петровского, что его связывают с ним годы теплой дружбы и общей работы - и что невозможно поверить, чтобы такой закаленный и испытанный коммунист оказался нелоялен коммунистическому движению. Письмо это, разумеется, никакого хода не получило. В газете, где продолжала работать Коэн, один из сотрудников, некто Том Белл, по совместительству сотрудник британской разведки, был обязан говорить с ней - в том числе и о веревке в доме повешенного, постоянно сводя разговор на арест ее мужа и ее реакцию по этому поводу. Но Роза никогда не сетовала на государство, не обвиняла его ни в чем, а лишь утверждала, что все это - ужасная ошибка и ТАМ, разумеется, разберутся.
После ареста мужа Роза осталась в изоляции - «знакомые» и «друзья» растаяли и не торопились ее утешать, «дорогая подруга» Айви была предупреждена своим супругом-дипломатом, что в данный момент навещать Розу Коэн - более чем сомнительное удовольствие. Когда же женщины все же встретились, Роза почти расплакалась: она была не готова к тому, что внезапно останется совершенно одна, даже в день своего рождения. Больше всего она беспокоилась об Алеше. Про то, как обращаются с детьми репрессированных родителей в детских домах, она знала довольно хорошо, хотя, конечно же, и не в подробностях. Попав туда, ребенок должен был навсегда забыть своих родителей, изгладить их из памяти. При мысли, каково будет ее любимому, домашнему и неприспособленному мальчику в этом педагогическом аду, Роза просто цепенела.
4 июня она написала сестре, понимая, что письмо, конечно же, будет перлюстрировано, что М. с нею нет, что она очень скучает по нему. «Спасибо, что вспомнили про день моего рождения, спасибо за поздравления, - писала Роза. - Для меня это особенно дорого, поскольку никто больше и не поздравил, кроме моей подруги Маши из Нью-Йорка, которая никогда не забывает о таких вещах... Прости. Письмо получается скучным, но что-то мне совсем грустно. Поэтому лучше на этом и остановимся... Пожалуйста, пиши мне почаще»... Ответ от Нелли пришел в Москву, когда «адресат уже выбыл». В письме было много милой болтовни, семейных сплетен - и только в самом конце осторожные слова поддержки. Ласковое и сочувственное письмо от Поллита тоже опоздало.
Розу арестовали 13 августа - ее муж был еще жив в это время. Расстреляли ее 28 ноября. В отяжелевшей от ужаса и горя, подурневшей женщине вряд ли кто мог бы узнать прежнюю Розу - черноглазую, краснощекую любимицу КПВ и Коминтерна.
Гарри Поллит и Вили Галлахер, английские коммунисты, были страшно возмущены пропажей Розы, пытались ее отыскать, даже приехали в Москву, беседовали с Георгием Димитровым, главой Коминтерна. Тот сперва замялся, потом быстро и серьезно взглянул на Уильяма Галлахера и открытым текстом пояснил «товарищу Галлахеру», что вопросы эти - бестактны и вредны. И лучше бы ему не лезть в это дело. Определенные исследователи и историки спорят, не были ли усилия, предпринятые Поллитом и Галахером для спасения Розы, фактическим обоснованием ее смертного приговора - по циничному выражению ЧК «нету тела - нету дела»? Героические попытки Гарри Поллита хоть как-то помочь своим друзьям - Розе и Максу (для Поллита Петровский так и оставался Максом Беннетом) привели лишь к тому, что сам Поллит в глазах партийной советской элиты (и, как следствие, для КПВ) стал персонажем более чем подозрительным и ненадежным. Запросы супругов Вебб, попытки левых социалистов привлечь внимание к исчезновению Розы Коэн, тоже остались без ответа. В коммунистической Великобритании весть о пропаже супругов Петровских не вызвала никакого не то, что возмущения, а хотя бы удивления. Их просто вычеркнули из жизни. Даже сестра и зять Розы не стали портить отношений со всемогущим CCCР. Роза Коэн словно бы растворилась в пространстве, как будто и не была британской гражданкой. Когда газета Daily Herald опубликовала краткую заметку об аресте Розы, реакция не заставила себя долго ждать: коммунисты Великобритании немедленно объявили Daily Herald врагом, только и ждущим, чтобы развернуть пропаганду с ядовитыми нападками против Социалистического государства. Британские коммунисты в массе своей не были готовы признать реальность Большого террора, предпочитая лучше пожертвовать пешкой, пусть и хорошенькой, чем расплеваться с колоссом, который может озолотить, а может и обидеться. Но и британское правительство не торопилось помочь своей подданной. Официальная точка зрения была такова: Роза Коэн, выйдя замуж за советского подданного, приняла советское гражданство - и теперь правительство Великобритании не имеет возможности вмешиваться в дела РСФСР. А вскоре Нелли с супругом, на правах близких родственников, объявили, что Роза и Алеша… умерли от воспаления легких. Эта информация снимала все вопросы. Нелли прожила долгую жизнь, скончавшись в 1981 году в возрасте 88 лет.
Алеше Петровскому на момент ареста и гибели обоих его родителей исполнилось 8 лет. Худшие опасения Розы оправдались. Оставшись сиротой, он был немедленно отправлен в детский дом, и хотя у ребенка оставались родственники, но мальчик три года провел именно в том аду, от которого так желала его избавить мать. Его отыскала двоюродная тетка по отцу - врач Ревека Белкина. Ей удалось забрать из Алешу из детдома, хотя и сама она, и вся ее семья находилась в ссылке в Тобольске - по 58 статье.
«А однажды в Абакане, где я был в командировке, на берегу Енисея, на пристани, ко мне подошел Лак. Это не описка. Он был намного меньше меня ростом и вообще не походил на моего дядю - разве только нос у него тоже был большой,- но почему-то я сразу узнал в нем Лака, отражение Лака - погибшего, как и его жена, в 37-м году. Я ведь не видел этого нового Лака со времен его младенчества.
А теперь неожиданно встретил выросшим, твердо стоящим на ногах, имеющим уже, как оказалось, собственного ребенка».
Алексей Давыдович окончил Московский геологоразведочный институт в 1953 г., доктор геолого-минералогических наук, автор труда «Радиоволновые методы в подземной геофизике», академик РАЕН с 1991. Несколько лет назад Алексей Давидович Петровский скончался, его сын с семьей эмигрировал в США.
8 августа 1956 года Роза Морицовна Коэн была полностью реабилитирована в связи с отсутствием состава преступления.