Ленинградская коммуналка. Кухня семь метров, длиннющий коридор, который позже Василий Макарыч назовет "Невский проспект" и… 44 человека соседей. В такой квартире жила Лида Федосеева, которой к началу блокады еще не исполнилось и трех лет.
Вспоминает, что став постарше, иногда выпрашивала у прохожих деньги. Не нищенствовала, как говорит Лида, а попрошайничала.
Не на хлеб. На кино.
Лида Федосеева (Шукшина) с братом. Ленинград, 1942.
Лида с мамой в той самой коммуналке. Ленинград, май 1995 года.
Алиса Фрейндлих. В июне 1941-го ей шесть с половиной лет.
1 сентября она пошла в первый класс 239 школы на Исаакиевской площади, а 8 сентября началась блокада Ленинграда.
Алиса Фрейндлих:
- У бабушки с довоенных времен оставалась горчица. Роскошь! С ней казался вкусным даже студень из столярного клея, который тогда все в Ленинграде варили. Еще у нас оставалась сода, мы бросали ее в кипяток, и получалась шипучка. Топили в основном мебелью, в итоге сожгли всю, кроме того, на чем нужно было спать и сидеть. В буржуйке сгорело полное собрание сочинений Толстого, прижизненное издание. Но тут так: или смерть, или книжки в огонь…
Сначала уехал папа - он эвакуировался с ТЮЗом, где к тому времени работал. Улетел буквально последним самолетом, после чего кольцо блокады окончательно сомкнулось. Мы с мамой почему-то с ним не поехали. Не знаю, в чем была причина. Может быть, потому, что всех взять не могли. Кстати, к нам отец так и не вернулся - в эвакуации у него появилась новая семья. Зимой 1941-го не стало нашей квартиры - в нее попал снаряд. Причем, по слухам, это был наш снаряд - то ли недолет, то ли перелет… Я очень хорошо запомнила, как мы вернулись домой и увидели выбитые стекла и двери, рояль, бедный, весь в штукатурке, все разметано…
Бабушка - Шарлотта Фёдоровна… Фридриховна она была, но по-русски уже Фёдоровна. Их выслали потом в двадцать четыре часа, и мы с мамой остались вдвоём.
Бабушка умерла в эшелоне. Их везли куда-то под Красноярск или Свердловск. Не доехала. Мы даже не знаем, где её могила...
Помню, когда мама провожала их на вокзале, там стояли большие котлы. Под ними были костры, и в них варились макароны, и они вываривались до состояния теста. Это тесто тут же замерзало, его рубили на буханки и выдавали вместо хлеба... Ну, естественно, бабушка тут же отрезала кусок и дала маме...
Галя Вишневская. К началу войны ей 15 лет. Все 900 дней блокады она провела в Ленинграде.
Жила с бабушкой, матери рядом не было - та оставила ее, когда Гале не было и года, а отец с новой женой успел вырваться из блокадного города.
Выжила, но бабушку потеряла:
- Я даже не страдала от голода, а просто тихонько слабела и всё больше и больше спала. Мучило лишь вечное ощущение холода, когда ничем нельзя согреться...
Описать состояние человека в блокаде трудно. По-моему, просто невозможно найти нужные слова…Мне кажется, до сих пор так никто и не описал того ужаса, который был в блокаду. Мало быть свидетелем и пережить это, надо ещё обладать невероятным даром, чтобы рассказать, как человек теряет своё человеческое лицо.
- Я жила в каком-то полусне. Опухшая от голода, сидела одна, закутанная в одеяла, в пустой квартире и мечтала… Не о еде. Плыли передо мной замки, рыцари, короли. Вот я иду по парку в красивом платье с кринолинами, как Милица Корьюс в американском фильме "Большой вальс"; появляется красавец герцог, он влюбляется в меня, он женится на мне… Ну и, конечно, я пою - как она в том фильме (я ещё до войны смотрела его раз двадцать)...
К слову, недосягаемая Милица Корьюс из "Большого вальса", которой бредила маленькая Галя, была ближе, чем казалась.
Все детство она провела в Москве, училась в гимназии в Лялином переулке, да и имя свое получила в честь великой княжны Милицы Николаевны - жены брата императора Николая II. Остальные ее четыре сестры носили славянские имена - Нина, Тамара, Анна, Татьяна. Был еще брат Николай.
Все шестеро детей Корьюсов были крещены в православие.
Вот они на фото в 1914 году: первый ряд (слева направо) - Милица, Таня, Аня; второй ряд - Нина, Тамара, Николай.
Мама Милицы и сестра Тамара умерли в блокадном Ленинраде от голода.
Илья Резник. К началу войны - 3 года:
- Папа в 1944-м погиб, в 41-42-м я с бабушкой и дедушкой блокаду ленинградскую пережил.
Потом эвакуация была в Свердловск - в 43-44-м, затем обратно вернулись...
- Мама от меня отказалась: вышла второй раз замуж и родила тройню - трагическая для меня, маленького, история... Когда во втором классе мы с другом Эриком по Ковенскому шли переулку, я увидел маму впереди - вдали, на тротуаре: она коляску везла, в которой лежали Вера и Марина, две девочки, а домработница вторую, с маленьким Вовкой, катила. Естественно, я навстречу бросился, потому что маму давно не видел: с нами она уже не жила, но мама, заметив меня, резко на другую сторону перешла...
Один из известных эпизодов блокадной кинохроники - дети на каменных ступенях: страшно худенький мальчик с книгой и спящий второй. Даже непонятно - мальчик или девочка...
Вот так случайно в кадр попали два брата - Леня и Витя Харитоновы, оба будущие артисты. Лене там 11 лет, Вите - 4 года.
По воспоминаниям Вити, брат получил язву желудка тогда, во время блокады, когда приходилось от голода есть мыло. В картине "Солдат Иван Бровкин" Леонид играл как раз во время обострения язвенной болезни, много сцен приходилось переснимать из-за его постоянно красных глаз...
Илья Глазунов с мамой Ольгой Константиновной.
Потерял всех родных, живших в одной квартире в блокадном Ленинграде.
Они умерли на глазах мальчика: в январе-феврале 1942 года - дядя, потом папа, бабушка, тетя. Мама умерла в апреле 1942-го.
Илью в 11-летнем возрасте вывезли из осажденного города через Ладогу по "Дороге жизни".
Лена Образцова. К началу блокады - 2 года:
- Помню воздушные тревоги, бомбоубежища, очереди за хлебом в 40-градусный мороз, больницу под окном, куда свозили трупы, страшный голод, когда варили и ели все, что было сделано из натуральной кожи.
В то же время бабушка Лены, получая 100 граммов хлеба на руки в сутки, сумела сохранить в осажденном городе кошку Кенку.
Эвакуировали их по Ладожскому озеру в Вологодскую область только весной 1942-го.
Иосиф Бродский. Родился в 1940-м, к началу войны ему - год и месяц:
- Мать тащит меня на саночках по улицам, заваленным снегом. Вечер, лучи прожекторов шарят по небу. Мать протаскивает меня мимо пустой булочной. Это около Спасо-Преображенского собора, недалеко от нашего дома. Это и есть детство...
Эвакуировались в апреле 1942 года.
Валя Леонтьева (первая на фото). К началу войны - 17 лет.
Во время блокады Валя с сестрой записались в отряд ПВО, но вскоре в городе стало не хватать продовольствия, и их 60-летний отец стал донором, чтобы получить дополнительный паек для дочерей. Однажды во время разбора мебели на дрова Михаил Леонтьев повредил руку, и у него началось заражение крови. Девочки отвезли его в больницу, но там он умер. Не от заражения, а от голодного психоза.
О том времени Валентина Леонтьева рассказывала:
- В 1942-м открыли "Дорогу жизни", и ам удалось уехать. Я, мама и сестра Люся выбрались. Мама нас спасла, заставляя курить, чтобы меньше хотелось есть, а вот Люсин сыночек, которого она родила в начале войны, умер в дороге, сестре даже не дали его похоронить. Она закопала тело малыша в ближайшем сугробе…
Лариса Лужина с мамой Евгенией Адольфовной и бабушкой. К началу блокады - 2 года.
Лариса с мамой пережили блокаду: когда была открыта "Дорога жизни", их по Ладоге эвакуировали в город Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Старшая шестилетняя сестра и вернувшийся с фронта после ранения отец умерли от голода, бабушка погибла от осколка снаряда.
Кира Крейлис-Петрова (на фото самая маленькая в центре). В 1941 году ей 10 лет.
- Считается, что комики в обычной жизни - мрачные и скучные. Но я совсем не такая. Люблю смешить.
Еще в блокадном Ленинграде, в бомбоубежище, стараясь успокоить ревущих от страха малышей, рисовала себе сажей усы и распевала: "Сверху сыплется горох, хоть бы Гитлер скоро сдох!"
Кира с мамой 22 июня 1941 года.
- Маме предлагали эвакуироваться на последней барже, но она отказалась: "Война не сегодня завтра кончится".
И все восемьсот семьдесят два дня блокады мы оставались в Ленинграде. Мы - это я, мама Екатерина Николаевна и старшая сестра Надя. Отец Александр Николаевич был на фронте.
Из интервью Киры журналу "7 дней":
"Свидетелей тех событий осталось немного, и как никогда важно, чтобы услышан был каждый голос.
Но на блокадников нападают со всех сторон, обвиняют во вранье. Договорились до того, что Ленинград следовало сдать, а все наши мучения были напрасны. Но блокадники самой своей жизнью приближали победу. Суметь остаться человеком в нечеловеческих условиях - это уже подвиг. А сколько людей находили силы помогать ближним!
Вот досталось Даниилу Гранину, который писал о том, как жировали тогда советские начальники. Уже в блокаду ходили разговоры о том, что секретарю Ленинградского обкома Жданову пекли ромовые бабы и привозили персики и он так отъелся, что бегал по коридору Смольного, надеясь похудеть. О войне надо говорить правду, лишь в этом случае она больше не повторится. Поэтому расскажу все так, как помню сама.
Блокада - не только постоянное, ежесекундное, раздирающее чувство голода. Это еще и анестезия к чужому горю. Я дружила с соседскими детьми, Люсей и Колей. Их отец однажды собрал семейные карточки, враз отоварил, а дома разложил еду на столе и съел все до последней крошки на глазах жены и детей. Гибель этой семьи врезалась в память яркими кадрами, будто из кинохроники. Их окна находились почти вровень с землей, я часто туда заглядывала. Щелк: впавший в безумие отец сгорбился перед буржуйкой, собирает с одежды вшей. Он умер первым. Щелк: Колька лежит у трупа матери, протягивая руки, как будто в мольбе о помощи. Щелк: Люся стоит, прижавшись к оконному стеклу, и вдруг хватает и запихивает в рот дохлую муху. Ее забрали в детский дом, выдали паек, но не уследили. Она съела все сразу и тут же умерла.
Я помню блокадный дух - запах смерти. От него нельзя избавиться, зажав нос, он просачивался под кожу... У нас за стенкой жила старенькая учительница Серафима Антоновна с сыном Борисом. Он работал железнодорожником, их на фронт не брали. Уже зимой 1941-го мать с сыном так истощали, что слегли. В один из дней молодая Борина жена Вера сообщила, что они переезжают. Дверь забили. Прошло несколько дней, мама слышит глухой стук в стену. Говорит сестре: «Пойдем посмотрим, по-моему, там кто-то есть». Оторвали доски, вошли... Господи! И Борис, и Серафима Антоновна оказались в квартире. Обессилевшие, они лежали в оледеневших испражнениях - стояли страшные морозы, все в огромных белых вшах. Но оба были еще живы!
Старуха рассказала, что невестка украла у них карточки и сбежала. Мама принесла им супу: так мы называли дуранду - коричневые засохшие куски жмыха, которые замачивали в соленой воде. Помню, когда тарелку ставили на стул у кровати и чуточку пролили, Серафима Антоновна так страшно закричала... Боря умер почти сразу, мы завернули его в простыню и стащили волоком по лестнице. А старушка еще пожила, даже завещание написала. Говорила маме:
- Я завещаю тебе все наше добро. Чтобы Верке не досталось.
- Зачем? - искренне удивлялась мама. - Мы и сами скоро умрем.
Но она и так не взяла бы, считала, что не имеет на это права. Принципиальная была, с характером. Помогала людям. Однажды шли по улице, перед нами упала женщина и не могла встать. Мы спросили, где она живет, подхватили под руки, довели, передали родным. Помогали многие. Но встречались и те, кто переступал некий внутренний барьер и переставал быть человеком.
До сих пор не могу забыть жуткие плотоядные взгляды, которые ловила на себе. Всегда была крепенькой, румяной, в детстве меня даже звали Помидорчик. Однажды вечером только вошла домой - стук в дверь. Смотрю в дырочку, а там - глаз. Жуткий, сумасшедший. Я затаилась, а мужик начал биться с глухим криком «Открой, открой!» Видимо, выследил на улице. Мама вот-вот должна была вернуться, и больше всего меня напугало, что она с ним столкнется. К счастью, обошлось. Но однажды, пойдя в булочную, увидела на дороге мертвую женщину. Когда возвращалась, с несчастной кто-то уже срезал куски плоти.
Хоронили тогда на кладбище Памяти жертв Девятого января. На выходе солдаты протыкали санки штыками. Если находили мясо, расстреливали на месте. Людоедов уничтожали без суда и следствия. Как нам удалось уцелеть?"
автор
sadalskij Блокадные дети via Это отложенная запись