Заполночные приключения или Индустрия смерти
Плохая примета ехать ночью на кладбище. В багажнике. В разных пакетах.
Этим старым анекдотом мы развлекали и подбадривали себя, когда три недели назад, глубокой ночью, по дороге, освещенной только полной луной и бледным светом фар, катили в направлении самого настоящего крематория. По бокам дороги серебрились в лунном свете верхушки леса, в маленьких домиках, где-то далеко, изредка светились окошки - на часах второй час ночи. На улице только-только улеглась снежная метель.
(Я не путаюсь в показаниях, нет. Да, сейчас середина июня. А тогда была вторая половина мая. Со снежной метелью, да.)
С трудом ориентируясь в темноте, мы свернули с главной дороги по требованию навигатора. За эту ночь мы уже сомневались в правильности его подсказок, но других вариантов все равно не было.
Вскоре свет фар уперся в припаркованный караван из машин. Наверное, нам тоже сюда.
Припарковавшись, вылезли из тепла в промозглый мрак ночи и побрели вдоль вереницы автомобилей. Людей не было. Почти полная луна хитро ухмылялась сверху.
Наконец машины закончились, а под одиноким тусклым фонарем обнаружилась группка подпрыгивающих и пританцовывающих на морозе людей. Они ждали прихода автобуса. В ту ночь такие автобусы перевозили всех желающих между музеями города, и ходили даже сюда, в маленькую деревеньку за городской чертой.
Ребята показали дорогу. Нам было вот сюда. В Музей мировой погребальной культуры.
Мы прошли за ворота, и впереди раскинулся огромный парк. Идти до здания на фотографии было минут 7 по прямой.
Вдали от городских огней на небе были видны звезды. Изо рта валил пар. В дымке от него, под светом ярких здесь звезд, вдалеке виднелись кресты. На нас накатила жуть. Парк по-прежнему был пуст. Ни души. Хотя нет, душ-то мы как раз повстречать и боялись. Таких душ, которые в телах уже некоторое время не нуждаются.
Фотографировать мне это, как видно, не мешало.
Добравшись до светящегося желтыми огнями здания, мы все еще не встретили ни одного человека. Поднялись по ступеням - тишина. Двери заперты. Прошли вдоль парадной части, заглядывая во все щели и углы, - никого.
Огляделись получше. Слева от этого павильона, где-то далеко, неярко светился то ли дверной проем, то ли болотный огонек, зазывающий путника и ведущий его в непроходимые топи. Мы решили все-таки остановиться на варианте «открытые двери» и поспешили туда.
У входа в «левый» павильон стояли надгробия, саркофаги, кресты. Телеги с грубыми, сколоченными наспех деревянными гробами и поблескивающие хромированными деталями автокатафалки.
Проскользнув в желтое пятно одинокой двери (ни единого окна не было на высокой, глухой, неожиданно карамельно-розовой стене), мы очутились в огромной зале. Сверкающей, переливающейся, разбегающейся под ногами чехардой черных и белых мраморных плит.
Здесь было тепло. Здесь были люди.
Пока я ошарашено крутила головой, моя спутница выхватила из толпы фигурку гида и потащила меня туда. Я сопротивлялась - ну что может быть интересного в монотонных, повторенных сотни раз за один только этот вечер, нудных лекторских историях? Приотстав от группы, слушающей гида, сосредоточилась на фотографировании всего интересного. А интересного тут было… Да всё!
Первая остановка - анатомический кабинет обстановки середины 19го века. С огромным вниманием к деталям и мелочам был собран этот кабинет.
Незаметно для себя я поняла, что уже какое-то время с интересом вслушиваюсь в рассказ ведущей экскурсию девушки. И ее речь, и ее образ - все привлекало внимание и заставляло слушать ее, не отрываясь.
Стараясь не зацепить никого своим огромным рюкзаком (на этот раз решила не оставлять его в машине, чтобы потом мучительно не вспоминать, ну какого черта я поленилась взять с собой угольный карандаш/вспышку/фильтр?), подобралась поближе к завороженно слушающим экскурсантам. Первый рассказ, о кабинете доктора, к сожалению, почти прослушала. Но на их сайте сейчас нашла про него не менее (а может и более) интересную статью:
«Во все времена существовали охотники за трупами, выкапывавшие из могил тела скончавшихся. Делалось это с разными целями: покойники нужны были, например, для ритуалов черной магии, для услад некрофилов, но чаще всего их похищали в медицинских целях - был бы спрос, а предложение найдется. Воровали останки и для того, чтобы получить за них выкуп. В средние века по мере развития медицины анатомическим театрам для изучения устройства организма человека стали требоваться трупы, но достать их было не так-то легко. В 1300 году католическая церковь наложила запрет на вскрытие мертвых тел: по мнению религиозных деятелей, это могло повредить бессмертной душе. »
«… Искушение заработать на трупах было порой слишком велико, а прятаться на кладбищах и разрывать могилы хотелось не всем. Поэтому в 1827 году двое жителей Эдинбурга - Уильям Берк и Уильям Хэйр - решили, что проще совершать убийства и затем продавать готовые трупы.
Началось с того, что умер один из обитателей пансиона, которым управляли Хэйр и его жена - одинокий старик. Он задолжал хозяину деньги за жилье, и тому пришло в голову подзаработать, продав его труп местному анатому, доктору Роберту Кноксу. В «операции» участвовал и Берк, который тоже занимал одну из комнат в пансионе. Когда Хэйр и Берк получили за «работу» кругленькую сумму, им пришла в голову мысль, что можно не ждать, пока кто-нибудь скончается, а убивать людей и продавать их тела Кноксу. За год они отправили на тот свет 16 человек. Первой жертвой оказался еще один из пожилых квартирантов пансиона: его задушили. Далее подельники переключились на бродяг и проституток, но иногда заманивали в пансион обычных прохожих и умерщвляли их.
Трудно сказать, знал ли доктор Кнокс об истинном происхождении трупов. Говорят, что когда ему принесли тело проститутки по имени Мэри Паттерсон, несколько студентов, находившихся в анатомическом театре, узнали ее, так как пользовались ее услугами. Однако если медики о чем-то и догадывались, то предпочитали молчать.
В конце 1828 года один из пансионеров Хэйра нашел под кроватью тело некоей Марджори Дочерти. Он заявил в полицию, но до прибытия полицейских Берк и Хэйр успели переправить труп в кабинет Кнокса. Там-то его и обнаружили представители закона»
Всю статью можно прочитать вот тут http://musei-smerti.ru/spros_na_pokojnikov/ . Очень советую, там еще много интересного. Например, про похищение Чарли Чаплина.
Экскурсию я догнала уже на следующей инсталляции - в кабинете приказчика.
Сейчас чтобы избавить семью от хлопот по организации похорон умершего родственника существуют ритуальные агентства, но в Европе и России 18-19, да и начала 20го веков для этого существовали конторы вот таких приказчиков. Уже тогда похороны были весьма доходным бизнесом, который нуждался в рекламе, а также широкой агентурной сети.
Слушая рассказ сотрудницы музея, я все время вспоминала о городе N., в котором разворачивается действие в начале «12 стульев».
Как заполучить клиента первым? Вечный вопрос любого «предлагающего». В то время способ был таким: дворники, всегда знавшие абсолютно всё о жильцах на территории вверенного им дома, регулярно «поощрялись» в частном порядке похоронными агентами. Как только кто-то из жителей серьезно заболевал и его родные, отчаявшись, посылали за священником, дворник со всех ног мчался к приказчику. Услышав «хорошую новость» приказчик тут же являлся пред скорбящими родственниками и предлагал свои услуги.
Нередко случалось и так, что больной еще жив, а приказчик уже тут как тут. Стоит ли говорить, насколько простые люди «любили» представителей данной профессии?
Рядом с приказчиком за столом со швейной машинкой сидит представительница смежного бизнеса. Индустрия смерти тесно связана с индустрией моды. Как бы мерзко это ни звучало.
Траур женщины в то время носили годами. Ситуация с медициной, смертностью и рождаемостью еще и постоянно подкидывала «поводов». Так что бизнес траурных ателье был даже доходней ателье обычных. Но к этому я вернусь чуть позже.
Пока экскурсовод говорит, я верчу головой и объективом. Воистину странные вещи иногда люди считают «милыми и символичными деталями интерьера»… Мне от таких жутко.
История, которая поразила меня больше всего. В которую жутко верить. Но в ее правдивости сомневаться было бы глупо. Если хорошо поворошить мою память, то вспомню, что не раз читала об этом. Но мозг не цеплял этого факта, предпочитая относить его в раздел «баек из склепа». А теперь вижу это собственными глазами.
Что вы видите на этом фото в тяжелой рамке? Фото спящего ребенка? Девочки, заигравшейся в куклы и так и заснувшей в окружении своих игрушек, откинувшись на мягком кресле? Я тоже вижу это. Когда отключаю мысли о том, что девочка давно не дышит. И дышать не будет уже никогда. И никогда уже эти куклы не придут к ней на торжественное и трогательное чаепитие, никогда мама не вплетет в эти мягкие светлые волосы ленточки…
Фотография только появлялась на свет. Нет, были фотохудожники, посвященные, которые владели и техникой и искусством фотографии. Но их были десятки. Не всегда люди успевали прийти в фотоателье и сделать семейный портрет или портреты своих малышей до того, как какая-нибудь болезнь или несчастный случай заберет у них этого близкого человека. Знающие, что уже есть способ запечатлеть образ ушедшего, но не имеющие еще такого снимка люди основали новую традицию: посмертная фотография.
Я не о тех фото, где из коробки гроба видно лишь чужой, заострившийся, окаменевший профиль, которые можно найти в семейных архивах у многих из нас. Нет.
Мертвого ребенка или взрослого сажали (или укладывали) в позу спящего. Специальные люди делали ему прическу и макияж, а потом приглашенный фотограф делал фото. У семьи была память.
Иногда тело сажали в естественной для не спящего позе. Иногда мертвому даже открывали глаза. Иногда это был индивидуальный портрет, иногда в кругу родителей, братьев-сестер, родственников.
Я стараюсь, но не могу этого понять. Ведь глядя на фото, видя эти закрытые глаза, эти испуганные или печальные лица стоящих рядом, разве можно думать о человеке как о живом? Можно ли видеть на картинке не труп? Не того, в ком уже нет всего того, что любили, что было дорого? Образ в памяти со временем отсеивает от воспоминаний шелуху и оставляет только действительно важное. Фотография неизменна. Фотография помнит только момент. В данном случае момент горя.
Не пойму, потому что не хочу понимать.
В окружении шкафов с пугающими фото сидит девушка. Многие сначала тянут руки, чтобы потрогать ее - живая или кукла? - и только потом отдергивают их, увидев пристальный взгляд. Гримеры постарались на славу.
Похоже, обычно на этом диване сидит восковая девушка (видите, слева на снимке, на полу?), но сейчас ради Ночи Музеев тут живая «мертвая» девушка. С ней можно сфотографироваться. Народ активно пользуется этой возможностью, а потому вид у девушки в 2 часа ночи уже на самом деле практически убитый. Все ближе к исполняемой роли, так сказать.
По лестнице поднимаемся на второй этаж. На минуту останавливаюсь и оглядываюсь вниз и назад - здесь замечательный наблюдательный пункт, весь нижний зал как на ладони.
Зал, в котором мы оказались теперь, целиком посвящен траурной европейской моде.
Сначала расскажу, а потом буду показывать.
Как я уже писала выше, смерть - это огромная индустрия. И моду она включает чуть не в первую очередь.
Поскольку мужчина в то время обязан был кормить семью, ходить на работу, находиться в обществе, он не имел особых траурных костюмов. С женщинами другая история. По каждому родственнику траур был обязан к соблюдению.
И никого не волновало, что это троюродный дедушка, которого и не видели никогда в лицо. Траур должен быть. Если же была запланирована свадьба, а в период подготовки умер кто-то из родственников, невеста должна была отразить в своем платье, что она в трауре. Насколько близок был родственник и насколько сильно семья чтила традиции, настолько траурная тематика проникала в образ невесты. Например, смерть брата, или отца или родного дяди - и свадебное платье было черным. Смерть троюродной прабабушки - черная лента в оборках платья. Малость, но должна быть.
Траур носили годами, десятилетиями. Траур по мужу, по ребенку, по родителям мог не прекращаться от 5 до 20 лет. И снова вспоминаем про уровень медицины того времени. Бывало так, что за всю жизнь женщина никогда не снимала траурных одежд. С траура по одному родственнику он плавно переходил в траур по другому, и так далее.
Здесь были свои законы и порядки, когда и что можно и нужно надевать.
В первые дни и месяцы после смерти платье должно быть черным, матовым. Без вкраплений другого цвета, без блестящих элементов.
Проходит время и в платье начинают появляться сначала не матовые детали, стеклярус, бусины, затем и редкие элементы других цветов.
Платья требовали и свои аксессуары.
С течением времени черные платья можно было понемногу заменять на темно-бордовые, -фиолетовые, -коричневые, -зеленые. Их вышивка становилась цветастее и разнообразнее, цвета светлели. Но все это по-прежнему являлось траурным платьем.
Не меньшую роль в траурном одеянии играли и украшения.
Первое из них кажется мне совершенно жутким и непонятным с психологической точки зрения.
Похоже на золото, не правда ли?
Кошмарная правда в том, что эти украшения сплетены из волос мертвых людей.
«В конце XIX века во многих западноевропейских городах стало популярным создание панно из волос близких людей. Пряди и локоны живущих или умерших приносили в специальные постижёрные мастерские, где мастера создавали мемориальные композиции, служившие украшением интерьера. Постиж(фр), постишь (нем.) - изделие из волос, срезанные волосы, поддельные волосы.»
http://musei-smerti.ru/braslet-memorialnyiy/
Если волос умершего не хватало для полноценного браслета или колье, то из имеющихся создавались броши или картины.
Еще одно украшение, в то время бывшее исключительно траурным, брошь-камея.
У моей мамы была такая, я любила в детстве с ней играть. А теперь не могу смотреть на них спокойно, думаю только о их начальном предназначении.
В первое время после смерти близкого из украшений было очень поощряемо в обществе носить именно жемчуг. Людям казалось чрезвычайно символичным носить камни, бывшие когда-то окаменевшими слезами моллюсков.
Помимо жемчуга в почете были черный янтарь, кораллы, гранаты и агаты.
В музее огромное количество инсталляций, показывающих кусочки из жизни людей прошлого века. Что-то выполнено с помощью миниатюрных кукол,
что-то показано с помощью кукол ростовых. Неизменно же одно - почти маниакальное внимание ко всем деталям. Если комната изображает прощание с умершим, значит все зеркала в ней завешены черной тканью, а на лицах кукол слезы. Слезы больших кукол пугающе натуральны.
Игрушек, переделанных (или изготовленных?) в тематике смерти, какое-то невероятное количество.
Вот, например, модели катафалков и похоронных поездов разных времен.
Куклы, фарфоровые статуэтки, восковые фигурки.
Есть экспонаты и пострашнее. Если вы вдруг ненадолго расслабились и вам померещилось, что вы в обычном музее игрушек, то кое-что поможет в короткие сроки вернуться к реальности.
Ужас соседствует с красотой. Красота пытается прикрыть собой тонкую пленку вечного человеческого страха перед темной фигурой в капюшоне и с остро заточенной косой.
Все время меня не покидало ощущение, что неправильно называть это место «Музеем МИРОВОЙ погребальной культуры», при этом представив посетителям лишь одну сторону мира - Европу. Редкие экспонаты, явно выбивающиеся из общей коллекции, почти не в счет.
Как, например, вот эти потрясающие фигурки из кости.
Но в основном же все говорило о культуре именно христианского мира. Смерть же в культуре тесно связана с религией, от этого не уйти никуда. Так что предметы церковного характера тоже можно было встретить.
А мы приближаемся к выходу, к той точке откуда начинали путешествие по залам музея. Не торопясь, не догоняя лектора и группу, теперь можно спокойно осмотреться. У входа очередная ростовая инсталляция, изображающая, кажется, бдение у гроба.
И полноценная похоронная процессия. На козлах повозки-катафалка кучер, на повозке гроб под балдахином. За ними «идет» процессия из плачущих женщин.
Уже у выхода внезапно мы заметили белое пятно на черном фоне траурной колонны. Пятно оказалось котом. Настоящим? Привыкнув к тому, что все здесь - куклы, кот был признан органичным дополнением очередной композиции.
Не мы одни заметили пятнистого. Девушка из группы за нами даже наклонилась проверить. Стоило ей только протянуть руку - кот открыл глаза. От неожиданности девушка с ойком отпрыгнула назад. Кот был живой:)
А как потом выяснилось, это штатный сотрудник музея - кошка Лиза. Вот не стыдно ей так народ пугать?:)
Уже морально собравшись с силами выпрыгнуть в темноту дверного проема и, согревая себя бегом, поскакать до машины, как кто-то вблизи сказал что-то про какой-то «павильон сказок». Отложив временно планы эвакуации, мы отправились следом за говорившими.
Пожалели? О, нет! Оказалось, что знакомство с музеем еще почти и не начиналось.
Но это уже немного другая история.
---------------------------------------------------------------
Первые части рассказа о Новосибирской Ночи Музеев можно почитать тут:
Прогулки по «старому чердаку» в безумной компании или О том,почему рассвет мы встречали в крематории
Развлекательная физика или как не растерять мелочь из карманов, когда гуляешь по потолку.