"Беспощадная борьба с засильем немцев". 1914-17 г.
Оригинал взят у oper_1974 в "Беспощадная борьба с засильем немцев". 1914-17 г.
По мотивам статьи А.Волынца.
С первых дней Великой войны и до своего краха власти Российской Империи вели тяжелую и изнурительную борьбу в тылу - с "немецким засильем" во всех его проявлениях.
Начинали с немецких вывесок и названий, включая столицу, потом перешли к вражеским подданным и потенциальным изменникам подозрительного происхождения, а когда война затянулась - взялись за бизнес и капитал.
Для этого создавались специальные комитеты, издавались указы и законы, но обернулось все профанацией - сменой вывесок и наказанием самых безобидных и, что удивительно, преданных России ее собственных граждан из числа крестьян.
К началу 20-го столетия Российская Империя была уже очень тесно связана с германской экономикой. В стране действовали тысячи торговых и промышленных предприятий, принадлежавших полностью или частично германскому капиталу.
В провинции проживали десятки тысяч подданных Второго Рейха и Австрийской Империи и еще свыше 2 млн подданных России немецкого происхождения или национальности.
И опыт прежних войн не давал ответа, что с ними делать в новых условиях. Более того, у первых лиц империи не было даже психологической готовности перенести нравы тотальной войны в сферу экономики и частной собственности.
3 августа 1914 года в Совете министров попытались обсудить вопрос о находящихся в стране капиталах и собственности выходцев из Германии и Австро-Венгрии.
Министр внутренних дел Николай Маклаков, давний сторонник "борьбы с немчеством", заявил, что в отношении немцев на территории империи "пора покончить с позой сентиментального уважения к закону".
Но большинство сановников были не готовы к такому резкому повороту. Общее мнение выразил Главноуправляющий землеустройством и земледелием Александр Кривошеин, в то время фактический глава всей экономики России: "Мы должны вести себя как мировая держава, хотя слова Маклакова соблазнительны".
Министр внутренних дел Российской империи Николай Маклаков.
Поэтому первые месяцы войны германская экономика на территории России продолжала функционировать, как и прежде. Только 22 сентября, после разгрома русской армии в Восточной Пруссии Совет министров ввёл запрет на право владения, пользования и приобретения недвижимого имущества "неприятельскими подданными".
Но власть и общество России беспокоили уже не только собственно иностранцы, сколько два миллиона этнических немцев, пусть и подданных своей страны.
И здесь первым задал тон сам Николай Второй. В начале октября 1914 года он в привычной монарху манере заметил Петроградскому градоначальнику генерал-майору Оболенскому: "Отчего много у вас немцев? Обратите внимание, что надо это выяснить. Я приказываю всех выслать. Мне это всё надоело".
У самого царя в семье было "много немцев", но никто не решился ему напомнить об этом. Император явно имел в виду немцев, сохранявших германское и австрийское подданство.
Но бюрократия империи приняла эти всуе брошенные слова как указание в отношении всех немцев вообще. Естественно под удар попали не чиновники и офицеры немецкого происхождения (а таких и в армии было предостаточно), а социальные низы диаспоры - крестьяне-колонисты западных губерний.
Генерал от кавалерии Фёдор Трепов.
Первым выступил генерал от кавалерии Фёдор Трепов, в то время губернатор сразу трёх губерний на Украине, примыкавших к австрийской Галиции.
В начале октября 1914 года он представил в Совет министров записку, в которой отметил, что "последовательно и неуклонно" развивается "немецкая колонизация в пределах Юго-Западного края", и указывалось "на особливую с государственной точки зрения настоятельность положить предел таковому явлению в смысле не только прекращения дальнейшего расширения немецкого землевладения, но и ликвидации существующего".
8 октября Император повелел рассмотреть записку Трепова, и уже 10 октября министр внутренних дел Маклаков представил в Совет министров свой доклад "О мерах к сокращению немецкого землевладения и землепользования", в котором был расписан целый немецкий заговор против Росси: "Стремительное увеличение немецкого землевладения должно было всячески содействовать подготовке германского военного нашествия на западные окраины".
Действительно, исторически сложилось так, что на всем протяжении фронта, возникшем в августе 1914 года на западных границах страны - от прибалтийского Мемеля (ныне Клайпеда) до степей у Одессы - проживали сотни тысяч немцев, полноправных подданных Российской империи.
Маклаков пугал Совет министров историями о том, как проживавшие в приграничной полосе немцы обязаны были при наступлении германской армии "предоставить в ее распоряжение квартиры и фураж, а при требовании последнего для нужд русской армии сжечь его".
Также он рассказывал, будто в Бессарабии новая железная дорога прошла исключительно по немецким колониям и даже "образовала особый угол для того, чтобы прорезать их центр", в то же время "минуя русские села с такой тщательностью, что ни одно из них не оказалось к ней поблизости".
Маклаков признавал, что глобальный заговор известен ему "по неподдававшимся проверке данным", но, тем не менее, призвал конфисковать немецкие земли по национальному признаку во всех западных губерниях империи.
Председатель Совета министров Российской империи Иван Горемыкин.
Впрочем, особо ретивые чины, не дожидаясь законов, отличились абсолютно комическими инициативами. Так, генерал-губернатор Одессы Михаил Эбелов (кстати, армянин по национальности) 25 октября 1914 года издал постановление, изумившее даже самых рьяных поборников борьбы с германизмом.
Он ввел запрет на использование немецкого языка не только в разговорах "вне жилищ", но и во многих других частных случаях, вроде изготовления визитных карточек и надгробных памятников.
Первый же пункт постановления гласил: "Воспрещаю сборища взрослых мужчин немцев более двух, даже из числа русско-подданных, как в своих жилищах, так и вне их".
Появление этого документы вызвало оживленную переписку между Одессой и Петербургом, и лично глава правительства Горемыкин был вынужден объяснять генералу Эбелову, что многие его запреты отдают маразмом. В итоге правительство с трудом заставило губернатора издать разъяснение, что понятие "более двух" не распространяется на членов одной семьи.
Генерал Абелов (Абелянц) Михаил Исаевич.
Министр финансов Российской империи Пётр Барк.
Весной 1915 года, когда стало ясно, что война затягивается, власти Российской империи, наконец, попытались поставить под контроль германские капиталы в торговле и промышленности.
Положением Совета министров от 16 марта вводилось право назначения специальных правительственных инспекторов на принадлежавшие германским подданным предприятия. Германский капитал контролировал в России тех лет целые отрасли, прежде всего электротехнические и химические заводы.
К лету 1916 года такие правительственные инспектора были назначены в 712 акционерных обществ, товариществ, отдельных мелких заведений и даже ремесленных мастерских. Но работа велась бессистемно, и правительственный контроль на затронул множество предприятий с германским руководством и собственностью, включая весь финансовый и банковский сектор.
Вопрос о необходимости контроля и ограничений немецкого капитала в банках не раз поднимался в Совете министров, об этом много писала пресса, но любые поползновения в эту сторону блокировались министерством финансов.
Его глава, Петр Людвигович (по российскому паспорту Пётр Львович) Барк, был остзейским немцем и последним министром финансов российской империи, занимавшим этот пост с мая 1914 года по февраль 1917-го.
При этом, однако, нет никаких оснований подозревать Барка в симпатиях Второму Рейху или немцам в целом - он был финансистом международного уровня и настоящим космополитом.
Поэтому в ответ на предложения как-либо ограничить германский капитал министр Барк выдвигал убийственный аргумент, что это произведёт негативное впечатление на иностранных инвесторов вообще. А иностранный капитал тогда контролировал, по разным оценкам, от половины до двух третей русской промышленности. И перед таким доводом был бессилен любой казённый патриотизм.
Переселенцы на железнодорожной станции рядом с германской границей.
Тем временем, неудачи на фронте усилили подозрительность генералов. В Ставке считали необходимым полностью выселить немецких крестьян из прифронтовых районов.
Еще в конце 1914 года начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Николай Янушкевич на анонимном сообщении о ситуации в тылу поставил краткую резолюцию: "Лучше пусть немцы разорятся, чем будут шпионить".
А к лету 1915 года началось то, что вскоре назовут "Великим отступлением 1915 года" - из-за дефицита винтовок и снарядов русские армии начали отступать по всему фронту, отдав австрийцам и немцам Галицию, Польшу, часть Прибалтики.
23 июня Особое совещание при штабе главнокомандующего приняло постановление о "чистке" прифронтовых районов, по которому немцы-колонисты должны были выехать на восток за собственный счет.
Это принудительное переселение немцев-колонистов из приграничных губерний стало первой массовой депортацией населения в истории России 20-го века. Из польских губерний тогда выселили порядка 400 тыс. немцев-колонистов, из Волынской губернии (на северо-западе нынешней Украины) - 115 тыс.
Поначалу при выселении немцев-колонистов делались исключения для родственников солдат и офицеров и для имеющих российские военные награды. Но в октябре 1915 года, когда итоги "Великого отступления" ожесточили уже всех, выселению теперь подлежали все.
Александр Кривошеин (слева) с Петром Врангелем (в центре) в Крыму.
Немцы-колонисты делились на три категории: принудительно переселяемые, административно высылаемые и заложники. В соответствии с законодательством тех лет, административно высланные лица во время следования по этапу приравнивались к заключенным и должны были содержаться в тюремных помещениях.
Также военные власти брали заложников из каждого поселения, чтобы исключить какое-либо сопротивление. Затем заложники также вывозились вглубь России. Активного сопротивления депортации русские немцы не оказали.
Массовая депортация немцев освободила значительные угодья в прифронтовых районах, что натолкнуло генералов на мысль использовать их, чтобы заинтересовать фронтовиков, растерявших в окопах былой патриотический порыв.
22 июля 1915 года начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Николай Янушкевич обратился с письмом к министру Кривошеину, главноуправляющему землеустройством и земледелием:
"Безусловно, вопрос о земле острый. Сказочные герои и альтруисты - 1 %, остальные - люди 20-го века. Таков дух народа, а потому и армии.
Драться за Россию - очень идейное и громкое слово, но это теория. Если обещать земли немецких колонистов георгиевским кавалерам и раненым, тогда всё пойдет иначе. С этим надо спешить. Ещё есть время, помогите.
Сейчас тяжкая картина. Рядом с чудо-богатырями и героями все заметнее выделяются негодяи, добровольно сдающиеся немцам. Я счастлив, что их расстреливают, но жаль, что можно было бы из них легко сделать зверей, которые бы зубами грызли горло немцам, чтобы отнять землю.
Ведь можно сделать, спечь, заказать, купить (как хотите) героев. Отчего же не сделать это. Потом будет поздно".
Уже 24 июля предложение Янушкевича обсуждалось в Совете министров. Циничные и трезвые чиновники пафос генерала не разделили.
Министр внутренних дел князь Щербатов так подытожил общее мнение: "Не письмо - ведро валерианы. Героев так не получим. Обещания не подбодрят. Практически немыслимо наделить землёй всю армию. Всех не купишь: горожане, рабочие и т.д. - что давать им?"
Генерал Николай Янушкевич.
Однако с освободившимися после депортаций немцев землями надо было что-то делать. Да и неудачный ход войны заставлял власти цепляться за любую возможность заинтересовать солдат в продолжении борьбы.
Поэтому 13 декабря 1915 года появилось новое положение Совета министров, согласно которому земли немцев-колонистов должен был в принудительном порядке скупить Крестьянский банк, чтобы по окончании войны наделить ими за плату некоторые категории фронтовиков.
На деле это "патриотическое" мероприятие обернулось грандиозной коррупционной аферой. "Крестьянский поземельный банк", которому поручили скупать оставленные немцами земли, был государственным, подчинявшимся Министерству финансов.
Земли принудительно выкупались у немецких колонистов по бросовым ценам, при этом не за живые деньги, а за казённые обязательства, выплаты по которым должны были вестись в течение следующих 25 лет (то есть закончиться в 1941 году).
Хотя предполагалось, что «немецкие земли» будут переданы будущим героям войны, продажа новым собственникам началась сразу же.
И, естественно, их покупателями оказались вовсе не солдаты и унтер-офицеры, а местные помещики, зажиточные крестьяне и даже члены Госдумы и правительства.
Так, под Симферополем в немецких колониях лучшие земли с виноградниками принудительно выкупались за 10% от реальной цены, а их новыми собственниками стали генерал Ренненкампф (сам эстляндский немец), граф Татищев, князь Апраксин, министр Кривошеин и другие весьма далёкие от окопов личности.
Генерал Павел-Георг Карлович фон Ренненкампф.
Граф Татищев с женой и сестрами.
Князь Апраксин.
О стратегических, наиболее высокотехнологичных отраслях промышленности борцы с "германским засильем" вспомнили лишь к исходу второго года войны.
1 марта 1916 года на заседании Совета министров был рассмотрен вопрос о создании специального правительственного органа по борьбе с "засильем немчества", которое, как отметили министры, проникло не только в аграрную, но и в другие сферы русской жизни.
Показательно, что вопрос этот вносил сам председатель Совета министров Борис Штюрмер, тоже из немцев. В итоге, 1 июня 1916 года Николай Второй утвердил, наконец, положение об Особом Комитете по борьбе с немецким засильем.
Первым делом Комитет занялся судьбой двух акционерных обществ - "Русского элетротехнического предприятия Сименс и Гальске" и "Всеобщей компании электричества", контролировавших большую часть электротехнических производств в России.
Как оказалось, эти компании "почти полностью принадлежат в более или менее скрытой форме немецким капиталам и состоят в непосредственной зависимости от германского электрического треста". Казалось, враг разоблачен, но тут последовали возражения с самой неожиданной стороны.
Русское элетротехническое предприятие Сименс и Гальске
16 июня 1916 года военный министр Дмитрий Шуваев от имени Особого совещания по обороне информировал Особый комитет по борьбе с немецким засильем, что все заводы упомянутых обществ заняты почти исключительно выполнением казенных заказов, связанных с обороной.
В свою очередь, морской министр Иван Григорович сообщил, что, по его мнению, "борьба с германизмом должна быть не только решительной, но и осмотрительной".
А начальник Главного артиллерийского управления генерал Алексей Маниковский высказал опасение, что ликвидация этих обществ и переход их предприятий в другие руки могут привести к "крайне нежелательным для нужд обороны перерывам в их работе".
Почтовая открытка начала XX века с фотографическим изображением немцев-колонистов колонии Дармштадт под Одессой.
За неполный год работы Особый комитет по борьбе с германским засильем обнаружил или заподозрил участие вражеского капитала в 611 акционерных обществах, зарегистрированных в Российской империи.
Но решение о ликвидации было принято только в отношении 96, из которых 62 общества сумели разными способами избежать ликвидации, 19 перешли к новым владельцам, 6 были распроданы по частям и ещё 6 реквизированы или конфискованы.
Учитывая, что в 1914 году статистика Российской империи насчитывала 2941 предприятие, частично или полностью принадлежавшее германским или австрийским подданным, то результаты усилий Особого комитета оказались более чем скромными. Куда лучше борцам с германизмом удались пропагандистские, показательные акции.
Например, в июле 1916 года появилось положение Совета Министров "о воспрещении повсеместно в Империи преподавания на немецком языке во всех учебных заведениях, а также на богословском факультете Императорского Юрьевского университета".
Можно вспомнить и демонстративные изменения городских наименований, включая столицу, превратившуюся в Петроград. С 1914 по 1916 год власти также активно обсуждали вопрос о переименовании Екатеринбурга.
Предлагалась масса креативных вариантов - Екатериноград, Екатеринополь, Екатеринозаводск, Екатериноисетск, Екатериноугорск, Екатериноурал, Екатеринокаменск, Екатериногор, Екатеринобор, ни выбрать так и не успели.
Удачнее получилось с главным центром немецкого Поволжья - город Екатериненштадт Самарской губернии указом Николая Второго от 13 марта 1915 года переименовали в Екатериноград (правда, уже в 1919 году большевики переименуют его в Марксштадт, а в 1942 году приставку "штадт", опять же из-за войны с немцами, отменят и ныне этот райцентр Саратовской области называется просто Маркс).
Немцы на территории Российской и Австро-Венгерской империи (современная Украина).
В итоге всей борьбы с "германским засильем" пострадало, в основном, имя столичного города, да безобидные, в большинстве лояльные русской власти немецкие крестьяне. Немецкие предприниматели пострадали значительно меньше, а немецкие банкиры и вовсе избежали тягот войны.
Крестьяне приграничных территорий на ярмарке.
По мотивам статьи А.Волынца.
С первых дней Великой войны и до своего краха власти Российской Империи вели тяжелую и изнурительную борьбу в тылу - с "немецким засильем" во всех его проявлениях.
Начинали с немецких вывесок и названий, включая столицу, потом перешли к вражеским подданным и потенциальным изменникам подозрительного происхождения, а когда война затянулась - взялись за бизнес и капитал.
Для этого создавались специальные комитеты, издавались указы и законы, но обернулось все профанацией - сменой вывесок и наказанием самых безобидных и, что удивительно, преданных России ее собственных граждан из числа крестьян.
К началу 20-го столетия Российская Империя была уже очень тесно связана с германской экономикой. В стране действовали тысячи торговых и промышленных предприятий, принадлежавших полностью или частично германскому капиталу.
В провинции проживали десятки тысяч подданных Второго Рейха и Австрийской Империи и еще свыше 2 млн подданных России немецкого происхождения или национальности.
И опыт прежних войн не давал ответа, что с ними делать в новых условиях. Более того, у первых лиц империи не было даже психологической готовности перенести нравы тотальной войны в сферу экономики и частной собственности.
3 августа 1914 года в Совете министров попытались обсудить вопрос о находящихся в стране капиталах и собственности выходцев из Германии и Австро-Венгрии.
Министр внутренних дел Николай Маклаков, давний сторонник "борьбы с немчеством", заявил, что в отношении немцев на территории империи "пора покончить с позой сентиментального уважения к закону".
Но большинство сановников были не готовы к такому резкому повороту. Общее мнение выразил Главноуправляющий землеустройством и земледелием Александр Кривошеин, в то время фактический глава всей экономики России: "Мы должны вести себя как мировая держава, хотя слова Маклакова соблазнительны".
Министр внутренних дел Российской империи Николай Маклаков.
Поэтому первые месяцы войны германская экономика на территории России продолжала функционировать, как и прежде. Только 22 сентября, после разгрома русской армии в Восточной Пруссии Совет министров ввёл запрет на право владения, пользования и приобретения недвижимого имущества "неприятельскими подданными".
Но власть и общество России беспокоили уже не только собственно иностранцы, сколько два миллиона этнических немцев, пусть и подданных своей страны.
И здесь первым задал тон сам Николай Второй. В начале октября 1914 года он в привычной монарху манере заметил Петроградскому градоначальнику генерал-майору Оболенскому: "Отчего много у вас немцев? Обратите внимание, что надо это выяснить. Я приказываю всех выслать. Мне это всё надоело".
У самого царя в семье было "много немцев", но никто не решился ему напомнить об этом. Император явно имел в виду немцев, сохранявших германское и австрийское подданство.
Но бюрократия империи приняла эти всуе брошенные слова как указание в отношении всех немцев вообще. Естественно под удар попали не чиновники и офицеры немецкого происхождения (а таких и в армии было предостаточно), а социальные низы диаспоры - крестьяне-колонисты западных губерний.
Генерал от кавалерии Фёдор Трепов.
Первым выступил генерал от кавалерии Фёдор Трепов, в то время губернатор сразу трёх губерний на Украине, примыкавших к австрийской Галиции.
В начале октября 1914 года он представил в Совет министров записку, в которой отметил, что "последовательно и неуклонно" развивается "немецкая колонизация в пределах Юго-Западного края", и указывалось "на особливую с государственной точки зрения настоятельность положить предел таковому явлению в смысле не только прекращения дальнейшего расширения немецкого землевладения, но и ликвидации существующего".
8 октября Император повелел рассмотреть записку Трепова, и уже 10 октября министр внутренних дел Маклаков представил в Совет министров свой доклад "О мерах к сокращению немецкого землевладения и землепользования", в котором был расписан целый немецкий заговор против Росси: "Стремительное увеличение немецкого землевладения должно было всячески содействовать подготовке германского военного нашествия на западные окраины".
Действительно, исторически сложилось так, что на всем протяжении фронта, возникшем в августе 1914 года на западных границах страны - от прибалтийского Мемеля (ныне Клайпеда) до степей у Одессы - проживали сотни тысяч немцев, полноправных подданных Российской империи.
Маклаков пугал Совет министров историями о том, как проживавшие в приграничной полосе немцы обязаны были при наступлении германской армии "предоставить в ее распоряжение квартиры и фураж, а при требовании последнего для нужд русской армии сжечь его".
Также он рассказывал, будто в Бессарабии новая железная дорога прошла исключительно по немецким колониям и даже "образовала особый угол для того, чтобы прорезать их центр", в то же время "минуя русские села с такой тщательностью, что ни одно из них не оказалось к ней поблизости".
Маклаков признавал, что глобальный заговор известен ему "по неподдававшимся проверке данным", но, тем не менее, призвал конфисковать немецкие земли по национальному признаку во всех западных губерниях империи.
Председатель Совета министров Российской империи Иван Горемыкин.
Впрочем, особо ретивые чины, не дожидаясь законов, отличились абсолютно комическими инициативами. Так, генерал-губернатор Одессы Михаил Эбелов (кстати, армянин по национальности) 25 октября 1914 года издал постановление, изумившее даже самых рьяных поборников борьбы с германизмом.
Он ввел запрет на использование немецкого языка не только в разговорах "вне жилищ", но и во многих других частных случаях, вроде изготовления визитных карточек и надгробных памятников.
Первый же пункт постановления гласил: "Воспрещаю сборища взрослых мужчин немцев более двух, даже из числа русско-подданных, как в своих жилищах, так и вне их".
Появление этого документы вызвало оживленную переписку между Одессой и Петербургом, и лично глава правительства Горемыкин был вынужден объяснять генералу Эбелову, что многие его запреты отдают маразмом. В итоге правительство с трудом заставило губернатора издать разъяснение, что понятие "более двух" не распространяется на членов одной семьи.
Генерал Абелов (Абелянц) Михаил Исаевич.
Министр финансов Российской империи Пётр Барк.
Весной 1915 года, когда стало ясно, что война затягивается, власти Российской империи, наконец, попытались поставить под контроль германские капиталы в торговле и промышленности.
Положением Совета министров от 16 марта вводилось право назначения специальных правительственных инспекторов на принадлежавшие германским подданным предприятия. Германский капитал контролировал в России тех лет целые отрасли, прежде всего электротехнические и химические заводы.
К лету 1916 года такие правительственные инспектора были назначены в 712 акционерных обществ, товариществ, отдельных мелких заведений и даже ремесленных мастерских. Но работа велась бессистемно, и правительственный контроль на затронул множество предприятий с германским руководством и собственностью, включая весь финансовый и банковский сектор.
Вопрос о необходимости контроля и ограничений немецкого капитала в банках не раз поднимался в Совете министров, об этом много писала пресса, но любые поползновения в эту сторону блокировались министерством финансов.
Его глава, Петр Людвигович (по российскому паспорту Пётр Львович) Барк, был остзейским немцем и последним министром финансов российской империи, занимавшим этот пост с мая 1914 года по февраль 1917-го.
При этом, однако, нет никаких оснований подозревать Барка в симпатиях Второму Рейху или немцам в целом - он был финансистом международного уровня и настоящим космополитом.
Поэтому в ответ на предложения как-либо ограничить германский капитал министр Барк выдвигал убийственный аргумент, что это произведёт негативное впечатление на иностранных инвесторов вообще. А иностранный капитал тогда контролировал, по разным оценкам, от половины до двух третей русской промышленности. И перед таким доводом был бессилен любой казённый патриотизм.
Переселенцы на железнодорожной станции рядом с германской границей.
Тем временем, неудачи на фронте усилили подозрительность генералов. В Ставке считали необходимым полностью выселить немецких крестьян из прифронтовых районов.
Еще в конце 1914 года начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Николай Янушкевич на анонимном сообщении о ситуации в тылу поставил краткую резолюцию: "Лучше пусть немцы разорятся, чем будут шпионить".
А к лету 1915 года началось то, что вскоре назовут "Великим отступлением 1915 года" - из-за дефицита винтовок и снарядов русские армии начали отступать по всему фронту, отдав австрийцам и немцам Галицию, Польшу, часть Прибалтики.
23 июня Особое совещание при штабе главнокомандующего приняло постановление о "чистке" прифронтовых районов, по которому немцы-колонисты должны были выехать на восток за собственный счет.
Это принудительное переселение немцев-колонистов из приграничных губерний стало первой массовой депортацией населения в истории России 20-го века. Из польских губерний тогда выселили порядка 400 тыс. немцев-колонистов, из Волынской губернии (на северо-западе нынешней Украины) - 115 тыс.
Поначалу при выселении немцев-колонистов делались исключения для родственников солдат и офицеров и для имеющих российские военные награды. Но в октябре 1915 года, когда итоги "Великого отступления" ожесточили уже всех, выселению теперь подлежали все.
Александр Кривошеин (слева) с Петром Врангелем (в центре) в Крыму.
Немцы-колонисты делились на три категории: принудительно переселяемые, административно высылаемые и заложники. В соответствии с законодательством тех лет, административно высланные лица во время следования по этапу приравнивались к заключенным и должны были содержаться в тюремных помещениях.
Также военные власти брали заложников из каждого поселения, чтобы исключить какое-либо сопротивление. Затем заложники также вывозились вглубь России. Активного сопротивления депортации русские немцы не оказали.
Массовая депортация немцев освободила значительные угодья в прифронтовых районах, что натолкнуло генералов на мысль использовать их, чтобы заинтересовать фронтовиков, растерявших в окопах былой патриотический порыв.
22 июля 1915 года начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Николай Янушкевич обратился с письмом к министру Кривошеину, главноуправляющему землеустройством и земледелием:
"Безусловно, вопрос о земле острый. Сказочные герои и альтруисты - 1 %, остальные - люди 20-го века. Таков дух народа, а потому и армии.
Драться за Россию - очень идейное и громкое слово, но это теория. Если обещать земли немецких колонистов георгиевским кавалерам и раненым, тогда всё пойдет иначе. С этим надо спешить. Ещё есть время, помогите.
Сейчас тяжкая картина. Рядом с чудо-богатырями и героями все заметнее выделяются негодяи, добровольно сдающиеся немцам. Я счастлив, что их расстреливают, но жаль, что можно было бы из них легко сделать зверей, которые бы зубами грызли горло немцам, чтобы отнять землю.
Ведь можно сделать, спечь, заказать, купить (как хотите) героев. Отчего же не сделать это. Потом будет поздно".
Уже 24 июля предложение Янушкевича обсуждалось в Совете министров. Циничные и трезвые чиновники пафос генерала не разделили.
Министр внутренних дел князь Щербатов так подытожил общее мнение: "Не письмо - ведро валерианы. Героев так не получим. Обещания не подбодрят. Практически немыслимо наделить землёй всю армию. Всех не купишь: горожане, рабочие и т.д. - что давать им?"
Генерал Николай Янушкевич.
Однако с освободившимися после депортаций немцев землями надо было что-то делать. Да и неудачный ход войны заставлял власти цепляться за любую возможность заинтересовать солдат в продолжении борьбы.
Поэтому 13 декабря 1915 года появилось новое положение Совета министров, согласно которому земли немцев-колонистов должен был в принудительном порядке скупить Крестьянский банк, чтобы по окончании войны наделить ими за плату некоторые категории фронтовиков.
На деле это "патриотическое" мероприятие обернулось грандиозной коррупционной аферой. "Крестьянский поземельный банк", которому поручили скупать оставленные немцами земли, был государственным, подчинявшимся Министерству финансов.
Земли принудительно выкупались у немецких колонистов по бросовым ценам, при этом не за живые деньги, а за казённые обязательства, выплаты по которым должны были вестись в течение следующих 25 лет (то есть закончиться в 1941 году).
Хотя предполагалось, что «немецкие земли» будут переданы будущим героям войны, продажа новым собственникам началась сразу же.
И, естественно, их покупателями оказались вовсе не солдаты и унтер-офицеры, а местные помещики, зажиточные крестьяне и даже члены Госдумы и правительства.
Так, под Симферополем в немецких колониях лучшие земли с виноградниками принудительно выкупались за 10% от реальной цены, а их новыми собственниками стали генерал Ренненкампф (сам эстляндский немец), граф Татищев, князь Апраксин, министр Кривошеин и другие весьма далёкие от окопов личности.
Генерал Павел-Георг Карлович фон Ренненкампф.
Граф Татищев с женой и сестрами.
Князь Апраксин.
О стратегических, наиболее высокотехнологичных отраслях промышленности борцы с "германским засильем" вспомнили лишь к исходу второго года войны.
1 марта 1916 года на заседании Совета министров был рассмотрен вопрос о создании специального правительственного органа по борьбе с "засильем немчества", которое, как отметили министры, проникло не только в аграрную, но и в другие сферы русской жизни.
Показательно, что вопрос этот вносил сам председатель Совета министров Борис Штюрмер, тоже из немцев. В итоге, 1 июня 1916 года Николай Второй утвердил, наконец, положение об Особом Комитете по борьбе с немецким засильем.
Первым делом Комитет занялся судьбой двух акционерных обществ - "Русского элетротехнического предприятия Сименс и Гальске" и "Всеобщей компании электричества", контролировавших большую часть электротехнических производств в России.
Как оказалось, эти компании "почти полностью принадлежат в более или менее скрытой форме немецким капиталам и состоят в непосредственной зависимости от германского электрического треста". Казалось, враг разоблачен, но тут последовали возражения с самой неожиданной стороны.
Русское элетротехническое предприятие Сименс и Гальске
16 июня 1916 года военный министр Дмитрий Шуваев от имени Особого совещания по обороне информировал Особый комитет по борьбе с немецким засильем, что все заводы упомянутых обществ заняты почти исключительно выполнением казенных заказов, связанных с обороной.
В свою очередь, морской министр Иван Григорович сообщил, что, по его мнению, "борьба с германизмом должна быть не только решительной, но и осмотрительной".
А начальник Главного артиллерийского управления генерал Алексей Маниковский высказал опасение, что ликвидация этих обществ и переход их предприятий в другие руки могут привести к "крайне нежелательным для нужд обороны перерывам в их работе".
Почтовая открытка начала XX века с фотографическим изображением немцев-колонистов колонии Дармштадт под Одессой.
За неполный год работы Особый комитет по борьбе с германским засильем обнаружил или заподозрил участие вражеского капитала в 611 акционерных обществах, зарегистрированных в Российской империи.
Но решение о ликвидации было принято только в отношении 96, из которых 62 общества сумели разными способами избежать ликвидации, 19 перешли к новым владельцам, 6 были распроданы по частям и ещё 6 реквизированы или конфискованы.
Учитывая, что в 1914 году статистика Российской империи насчитывала 2941 предприятие, частично или полностью принадлежавшее германским или австрийским подданным, то результаты усилий Особого комитета оказались более чем скромными. Куда лучше борцам с германизмом удались пропагандистские, показательные акции.
Например, в июле 1916 года появилось положение Совета Министров "о воспрещении повсеместно в Империи преподавания на немецком языке во всех учебных заведениях, а также на богословском факультете Императорского Юрьевского университета".
Можно вспомнить и демонстративные изменения городских наименований, включая столицу, превратившуюся в Петроград. С 1914 по 1916 год власти также активно обсуждали вопрос о переименовании Екатеринбурга.
Предлагалась масса креативных вариантов - Екатериноград, Екатеринополь, Екатеринозаводск, Екатериноисетск, Екатериноугорск, Екатериноурал, Екатеринокаменск, Екатериногор, Екатеринобор, ни выбрать так и не успели.
Удачнее получилось с главным центром немецкого Поволжья - город Екатериненштадт Самарской губернии указом Николая Второго от 13 марта 1915 года переименовали в Екатериноград (правда, уже в 1919 году большевики переименуют его в Марксштадт, а в 1942 году приставку "штадт", опять же из-за войны с немцами, отменят и ныне этот райцентр Саратовской области называется просто Маркс).
Немцы на территории Российской и Австро-Венгерской империи (современная Украина).
В итоге всей борьбы с "германским засильем" пострадало, в основном, имя столичного города, да безобидные, в большинстве лояльные русской власти немецкие крестьяне. Немецкие предприниматели пострадали значительно меньше, а немецкие банкиры и вовсе избежали тягот войны.
Крестьяне приграничных территорий на ярмарке.