Жюков. Серия пятая.
Помимо прочих развлечений, навроде срочных марш-бросков, и стратегических учений, и свежевания хорьков, а также туров по Европе в составе танковых частей, у Жукова имелось хобби - уничтожать плохих людей. Стаканы дребезжат в плацкарте, стучат колеса «в путь пора», и палец маршала по карте скользит вдоль ниточки Днепра. Тревожат душу размышленья, буквально кругом голова: как сделать так, чтоб населенье подсократилось раза в два, чтоб Молдаванка и Пересыпь безлюдны стали и пусты (а население Одессы совсем не чувствует беды).
Вслед уходящему вагону, щипая школьниц за бедро, Лаврентий Палыч по перрону побрел до станции метро. В Кремле у входа вытер ноги и доложился Самому: «Я тут подумал по дороге - а может, надо бы в тюрьму?»
Товарищ Сталин тяпнул бренди, неспешно трубочку набил. «Все потому, - сказал, - Лаврентий, что ты ни разу не любил. Кого любить с такою рожей, кому в окно бросать цветы? А Жюков не такое может, и этим он сильней, чем ты».
Процент маразма в киноленте побил рекорды прошлых лет. «Нет, почему. - сказал Лаврентий, зардевшись аки маков цвет. - Вот карасей люблю в сметане, жену и Родину люблю, а также вас, товарищ Сталин, люблю безумно - зуб даю!»
И зритель сразу понимает, что в Этой Долбаной Стране патриотизмом называют любовь к диктату и гебне.
Не пала жертвой глупых шуток красавица-Караганда: на третьи сутки понял Жуков, что вроде едет не туда. Сошел на дальнем полустанке, с вагона поручень скрутил, поймал такси до Молдаванки и к месту службы покатил.
Прошло каких-то три недели, как раз четвертая пошла. В Одессе улицы пустели, зато сознательность росла. Когда же грузчиков не стало, чтоб разгружать в порту суда, верховный вождь вздохнул устало и буркнул: «Жюкова сюда!»
И маршал Жуков, как обычно, совсем не чувствуя беды, садится на экспресс столичный с запасом водки и еды. Сойдя на Киевском вокзале, берет бутылку коньяка и едет не куда сказали, а в санаторий ВЧК.
Леченье маршала Рыбалко - и в этом скользкий был момент - ни шатко двигалось, ни валко: не мрет упрямый пациент! На завтрак и на ужин клизма объемом с полное ведро, а он исполнен оптимизма и только щурится хитро!
Того не знали санитары НКВД СССР, что Пал Семенович недаром был убежденный родновер. К чему припарки и клистиры, к чему рецепты из Кремля, когда ему давала силы родная матушка-земля! И главный врач уже катился до Магадана с ветерком, когда в больничку заявился товарищ Жуков с коньяком. Стаканы полнились, пустели, и за каких-то пять минут свершилось то, над чем неделю работал целый институт...
Вслед уходящему вагону, щипая школьниц за бедро, Лаврентий Палыч по перрону побрел до станции метро. В Кремле у входа вытер ноги и доложился Самому: «Я тут подумал по дороге - а может, надо бы в тюрьму?»
Товарищ Сталин тяпнул бренди, неспешно трубочку набил. «Все потому, - сказал, - Лаврентий, что ты ни разу не любил. Кого любить с такою рожей, кому в окно бросать цветы? А Жюков не такое может, и этим он сильней, чем ты».
Процент маразма в киноленте побил рекорды прошлых лет. «Нет, почему. - сказал Лаврентий, зардевшись аки маков цвет. - Вот карасей люблю в сметане, жену и Родину люблю, а также вас, товарищ Сталин, люблю безумно - зуб даю!»
И зритель сразу понимает, что в Этой Долбаной Стране патриотизмом называют любовь к диктату и гебне.
Не пала жертвой глупых шуток красавица-Караганда: на третьи сутки понял Жуков, что вроде едет не туда. Сошел на дальнем полустанке, с вагона поручень скрутил, поймал такси до Молдаванки и к месту службы покатил.
Прошло каких-то три недели, как раз четвертая пошла. В Одессе улицы пустели, зато сознательность росла. Когда же грузчиков не стало, чтоб разгружать в порту суда, верховный вождь вздохнул устало и буркнул: «Жюкова сюда!»
И маршал Жуков, как обычно, совсем не чувствуя беды, садится на экспресс столичный с запасом водки и еды. Сойдя на Киевском вокзале, берет бутылку коньяка и едет не куда сказали, а в санаторий ВЧК.
Леченье маршала Рыбалко - и в этом скользкий был момент - ни шатко двигалось, ни валко: не мрет упрямый пациент! На завтрак и на ужин клизма объемом с полное ведро, а он исполнен оптимизма и только щурится хитро!
Того не знали санитары НКВД СССР, что Пал Семенович недаром был убежденный родновер. К чему припарки и клистиры, к чему рецепты из Кремля, когда ему давала силы родная матушка-земля! И главный врач уже катился до Магадана с ветерком, когда в больничку заявился товарищ Жуков с коньяком. Стаканы полнились, пустели, и за каких-то пять минут свершилось то, над чем неделю работал целый институт...