Как козАчки за мандаринами ездили (байка)
В былые времена таможни между Кубанью и Закавказьем не было. Зачастили грузины в кепках-аэродромах на Кубань с мандаринами. Не всем же в Москву. У кого и подпорченный товар. Его в столицу не довезешь, да и пускали не всех.
На рынке станичном скукота. Грузины на своем лопочут, а маты разборчивы. То ли мандарины делят, то ли деньги?
- От бисови диты, ну шо за язык, когда ниче не понятно, а маты послухаешь и усе понятно?
- И чо тебе, Нинка, понятно? - подсел к соседке Петрович. - Мне от непонятно, а ты баба.
- Ну, тот старый, в кепке - Вано, молодого жизни учит. Зойка ж с утра балакала: тот вчера у гэнделыку все спустил. Загулял.
- Та мимо тебя ни одна побрехенька не пройдет.
- Дык и ты уши-то мой! - огрызнулась Нинка.
Грузины успокоились и разошлись по местовым. «Старый хрыч, а все подкатывает», - без злобы подумала Нинка на Петровича и пошла к мандаринам.
- Почем торгуем, «земляки»?
- Бэри паробуй, кырасавица! Сладкый, вкусный, спэлий, дэтям бэри, ищо прыйдешь! - затараторил Вано и широко улыбнулся, блеснув золотой фиксой.
Очищенный мандарин уже лежал на прилавке, и он щедро отломил большую часть Нинке.
- Угу, сочный, почем? - пережевывая, спросила Нинка.
- Сэмь пядэсят. Для тэбя, красавица - сэмь. Бэри дэтям, мужу бэри, сама съешь, благодарыть будэшь!
Нинка еще раз прикинула бюджет. По семь…. а чтобы наесться всем и на Новый год, и родственникам.… Вот купить бы хоть четверть центнера… так 25 на 7… Нинка наморщила лоб и посмотрела в небо…
- Зачэм хмурышься? Бэри еще пробуй. Хочэшь почищу тэбэ?
- Сто семись пять! - Пробормотала Нинка и опустила на грузина глаза.
- Слухай, Вано, я в твой карман не лезу и барыши не считаю, но скажи, почем мандарины у вас там? Хочу съездить привезти, шоб хоть раз от пуза дети поели. Давно думала. Чо скажешь? Может посоветуешь чо?
****
[тыц... продолжение]За окном электрички мелькали горы. Нинка подъезжала к Гаграм. Сторговалась под Кутаиси по рублю за килограмм, можно было и дешевле, но Нинка отборные брала, «чего уж, не на продажу». 30 кило нагребла в двух сумках и трех авоськах - еле доперла. А дальше чо?
В Гаграх граница. Милиция по вагонам ходит и мандарины трясет. Нельзя вывозить - спекуляция. Можно только грузинам со справками, что вырастил на своем участке и всем килограмма по 2-3 разрешали, но тридцать… Нинка авоськи всю дорогу перепрятывала у себя под ногами, норовя подальше к соседям пропихнуть, сумки положила на полки, прикрыв телогрейкой. Авось пронесет? А нет, если?
Электричка давилась мандаринами. Люди везли килограмм по пять, и спешили лишок проглотить до осмотра. Шли мандарины под водочку, колбаску, с хлебом и просто так. Не пропадать же добру?! Нинку такой мандраж взял, куда там аппетит… Озиралась затравленно по сторонам, норовя где-то высмотреть щелочку, чтобы авоську скрыть, но где там.
- Пачэму нэ ешь? - пристал к Нинке грузный грузин, что примостился рядом уже пару станций. - Куший, все равно забэрут. Зачэм многа вэзешь?
- Не себе я, детям! - буркнула Нинка, кидая валидол под язык. - Чтоб хоть раз у жизни поели досхочу. А чо, я щас съем, а они?
Нинка раскраснелась, сняла платок и перекрестилась на мелькнувшую за окном церковь. «Господи, спаси! Спаси и помилуй! Не себе - детям. Поможи, Господи», - забормотала она.
- Нэ карашо гаварышь, нэ правду гаварышь, - не отставал грузин, - у тэбэ же нэ дэтский сад дома?
- Трое у меня, да крестных четверо, племянников семь. Уже четырнадцать. - Родню Нинка пересчитала загодя, всем поделила, и каждый мандарин был на счету. - По два кила ребенку много ли? Была бы двужильной, дык еще бы взяла.
Валидол растаял во рту. Грузин вздохнул и, не прощаясь, пошел к выходу из вагона.
В Гаграх сходили многие. Напротив остался один неказистый мужичок. Три авоськи мандарин закрыть ногами теперь никак не получалось и Нинка готовилась к худшему. У выхода в тамбур показалась милиция.
- Господи, - Нинка вспотела. Вместе с милицией в вагон зашел ее грузный сосед-грузин и показал пальцем на двух пассажиров, которые везли мандаринов более разрешенного веса. А потом пошел прямо к ней. У Нинки сперло дыхание.
- Тут я сыдэль. Нычэго нэт, пашли дальше.
Когда милиция прошла по вагону, он погладил Нинку по голове.
- Куший и дэти пусть кушиют, здаровими пусть растут. - И пошел за милицией.
Остаток пути Нинка вытирала мокрые глаза.
На рынке станичном скукота. Грузины на своем лопочут, а маты разборчивы. То ли мандарины делят, то ли деньги?
- От бисови диты, ну шо за язык, когда ниче не понятно, а маты послухаешь и усе понятно?
- И чо тебе, Нинка, понятно? - подсел к соседке Петрович. - Мне от непонятно, а ты баба.
- Ну, тот старый, в кепке - Вано, молодого жизни учит. Зойка ж с утра балакала: тот вчера у гэнделыку все спустил. Загулял.
- Та мимо тебя ни одна побрехенька не пройдет.
- Дык и ты уши-то мой! - огрызнулась Нинка.
Грузины успокоились и разошлись по местовым. «Старый хрыч, а все подкатывает», - без злобы подумала Нинка на Петровича и пошла к мандаринам.
- Почем торгуем, «земляки»?
- Бэри паробуй, кырасавица! Сладкый, вкусный, спэлий, дэтям бэри, ищо прыйдешь! - затараторил Вано и широко улыбнулся, блеснув золотой фиксой.
Очищенный мандарин уже лежал на прилавке, и он щедро отломил большую часть Нинке.
- Угу, сочный, почем? - пережевывая, спросила Нинка.
- Сэмь пядэсят. Для тэбя, красавица - сэмь. Бэри дэтям, мужу бэри, сама съешь, благодарыть будэшь!
Нинка еще раз прикинула бюджет. По семь…. а чтобы наесться всем и на Новый год, и родственникам.… Вот купить бы хоть четверть центнера… так 25 на 7… Нинка наморщила лоб и посмотрела в небо…
- Зачэм хмурышься? Бэри еще пробуй. Хочэшь почищу тэбэ?
- Сто семись пять! - Пробормотала Нинка и опустила на грузина глаза.
- Слухай, Вано, я в твой карман не лезу и барыши не считаю, но скажи, почем мандарины у вас там? Хочу съездить привезти, шоб хоть раз от пуза дети поели. Давно думала. Чо скажешь? Может посоветуешь чо?
****
[тыц... продолжение]За окном электрички мелькали горы. Нинка подъезжала к Гаграм. Сторговалась под Кутаиси по рублю за килограмм, можно было и дешевле, но Нинка отборные брала, «чего уж, не на продажу». 30 кило нагребла в двух сумках и трех авоськах - еле доперла. А дальше чо?
В Гаграх граница. Милиция по вагонам ходит и мандарины трясет. Нельзя вывозить - спекуляция. Можно только грузинам со справками, что вырастил на своем участке и всем килограмма по 2-3 разрешали, но тридцать… Нинка авоськи всю дорогу перепрятывала у себя под ногами, норовя подальше к соседям пропихнуть, сумки положила на полки, прикрыв телогрейкой. Авось пронесет? А нет, если?
Электричка давилась мандаринами. Люди везли килограмм по пять, и спешили лишок проглотить до осмотра. Шли мандарины под водочку, колбаску, с хлебом и просто так. Не пропадать же добру?! Нинку такой мандраж взял, куда там аппетит… Озиралась затравленно по сторонам, норовя где-то высмотреть щелочку, чтобы авоську скрыть, но где там.
- Пачэму нэ ешь? - пристал к Нинке грузный грузин, что примостился рядом уже пару станций. - Куший, все равно забэрут. Зачэм многа вэзешь?
- Не себе я, детям! - буркнула Нинка, кидая валидол под язык. - Чтоб хоть раз у жизни поели досхочу. А чо, я щас съем, а они?
Нинка раскраснелась, сняла платок и перекрестилась на мелькнувшую за окном церковь. «Господи, спаси! Спаси и помилуй! Не себе - детям. Поможи, Господи», - забормотала она.
- Нэ карашо гаварышь, нэ правду гаварышь, - не отставал грузин, - у тэбэ же нэ дэтский сад дома?
- Трое у меня, да крестных четверо, племянников семь. Уже четырнадцать. - Родню Нинка пересчитала загодя, всем поделила, и каждый мандарин был на счету. - По два кила ребенку много ли? Была бы двужильной, дык еще бы взяла.
Валидол растаял во рту. Грузин вздохнул и, не прощаясь, пошел к выходу из вагона.
В Гаграх сходили многие. Напротив остался один неказистый мужичок. Три авоськи мандарин закрыть ногами теперь никак не получалось и Нинка готовилась к худшему. У выхода в тамбур показалась милиция.
- Господи, - Нинка вспотела. Вместе с милицией в вагон зашел ее грузный сосед-грузин и показал пальцем на двух пассажиров, которые везли мандаринов более разрешенного веса. А потом пошел прямо к ней. У Нинки сперло дыхание.
- Тут я сыдэль. Нычэго нэт, пашли дальше.
Когда милиция прошла по вагону, он погладил Нинку по голове.
- Куший и дэти пусть кушиют, здаровими пусть растут. - И пошел за милицией.
Остаток пути Нинка вытирала мокрые глаза.