Пролетая над бездной
Летом 1911 года меня, молодого врача, пригласили наблюдать одного из пациентов психиатрической клиники на севере Шотландии. Случай был нетипичным, и, чтобы определить более точный диагноз и освидетельствовать состояние для английской врачебной коллегии, привлекли мою скромную персону как человека со стороны и свежим взглядом. А дело было в том, что некий Джордж Рейн, впадая в безумства, поневоле заражал своими бредовыми рассказами не только других пациентов, но и персонал больницы. К тому же, мистер Рейн не производил впечатление сумасшедшего, уже не говоря про выдающуюся биографию и нетипичный социальный статус для людей, теряющих разум.
[Spoiler (click to open)] [more]
Другими словами, Джордж не был ни беден, ни склонен ко всякого рода авантюрам, имел прекрасное образование и хорошую должность в крупной торговой компании, занимающейся поставками из Индии. Около полугода назад его нашли едва живым на окраине болота в нескольких милях от Лаирга, ближайшего города в той части Шотландских земель. Придя в себя, мистер Рейн начал бредить, часто впадая в безумства, и успел навредить нескольким медсёстрам в клинике, куда его направили на выздоровление. Последнее стало неоспоримым доводом заключить Джорджа Рейна на принудительное лечение в психиатрическую больницу.
По словам доктора Стивенсона, так любезно порекомендовавшего меня из Лондона и до недавнего времени занимавшегося наблюдением за мистером Рейном, больной чаще всего впадал в безумства в ночные часы аккурат после полуночи, и продолжался приступ до полудня. С полудня состояние больного стабилизировалось, и в нём возобладали капли рассудка, что в первое время ставило врачей в тупик. В эти часы не проявлял не дюжую эрудицию по многим вопросам вне сферы его знаний и порой вступал в споры по медицинским темам. Он легко шёл на контакт и кардинально отличался от того сумасшедшего, чей вой ледяным сквозняком проносился по пустынным коридорам в ночи.
И как раз-таки будучи в здравом уме мистер Рейн рассказывал истории, что взбаламутили всех, до кого так или иначе доходили. К сожалению, ни одну из записей разговоров с больным перед моим визитом мне не доверили, так что я плохо представлял их содержание.
Встретились мы с мистером Рейном в его палате в полдень. Пациент был прикован наручниками к больничной койке. И, хотя его состояние не выглядело угрожающим, на мой немой вопрос санитар ответил: "Для вашей же безопасности".
- Как дела, док? - первым заговорил мистер Рейн.
- Здравствуйте, Джордж, - пока я готовил для конспектирования ручку и блокнот, ни разу не взглянул на пациента. На странное обращение "док", признаюсь, не обратил никакого внимания.
- Ничего такая погода, да?
- Мистер Рейн, разговоры о погоде отвлекают от насущного, - признаюсь, в моих словах проскальзывало несвойственное мне высокомерие.
Оторвав взгляд от пустой страницы блокнота, я наткнулся на совершенно заурядный внешний вид пациента: стерильная больничная рубашка, растрёпанные седые волосы на голове, спутанная борода, стекавшая с впалых щёк, отёки под глазами, когда как сами глаза немного выделялись и словно бы отражали скорбь запертого в клетке безумия человека.
- А вы ведь здесь для насущного, док? Покопаться в моём безумии?
- Расскажите, Джордж, что вас беспокоит? - как молодому врачу мне, признаюсь, не хотелось размениваться на любезности.
- С места в карьер, да? А вы готовы услышать мою историю?
Я промолчал, беспристрастно взирая на надменную улыбку мистера Рейна.
- Начну с самого начала. Вы не против, док? Так вот...
Всё началось с моего знакомства с неким Альбертом Своном. Человеком несколько увлечённым и занимающимся, как и я, поставками всякого рода товаров из Индийского полуострова. В отличие от меня, его страсть к труду ушла несколько глубже. Имея достаточно влияния и средств, он волей случая наткнулся на некие письмена, имеющие скорей археологическое значение, нежели коммерческое. Отмечу, что его интерес ко всему таинственному был заразителен. Немало археологических сокровищ прошло через его руки, пока он занимался переправкой оных из мест раскопок в Королевский исторический музей. Какие-то экземпляры Свон присваивал себе, и, судя по тому, насколько скудно учёные продвинулись в изучении древних языков, эти экземпляры имели огромное значение.
Меня смутило то, насколько Альберт вольно распоряжался древним наследием, но так сложилось, что мы очень сблизились. Он говорил загадками, которым придавал какое-либо значение только я; для других же его слова и намёки на неизведанное казались лишь чудачеством. Чего ещё стоило ожидать от круга заядлых торгашей?
Наши встречи становились чаще, беседы откровенней. Оказалось, Альберт унаследовал огромное состояние и роскошные покои в Шотландских наделах, но все свои средства тратил на утерянные письмена и позабытые тёмные искусства. Он знал больше, чем кто-либо встреченных мною и до и после. И однажды предложил мне прикоснуться к запретному таинству.
Моя встреча с тёмной изнанкой мира произошла в родовом имении Свонов. Засидевшись дольше обычного, Альберт отпустил слуг и предложил мне окунуться в мир, который, как он сказал, я не никогда видел и не представлял. Он приготовил отвар, пахнущий чем угодно, только не любыми известными мне травами, произнёс слава на неизвестном мне языке, и меня тут же сковал сон.
Трудно сказать, был ли это сон. Я чувствовал, что летел сквозь пространство и время по бескрайнему космосу, чуть ли не касаясь рукою звёзд. А впереди парил Альберт, словно знавший каждый отрезок этой бесконечной чёрной стихии. Мы мчались мимо туманностей, сминали подошвами Млечный путь, за мгновения проносились сквозь галактики. Будто каждый кусочек вселенной был у нас на ладони. Словами такое не передать. Как и мои чувства, которыми не отразить банальным восторгом, нет, это было нечто большее. Нечто за гранью понимания.
Затем мы приблизились к скоплению чего-то, что мне затруднительно описать. Оно было словно огромная пульсирующая вата бескрайних размеров. Мне казалось отчего-то, что скопление было живым, но по одному выражению лица Альберта, который ни разу не покинул меня в том невообразимом полёте, я понял: мои догадки не отражали и крупицу истины явления, перед которым находились.
- Есть нечто более древнее, чем мы можем представить, - слова Альберта проникали прямо в мозг, во всей красе отражая ту потаённую суть, которую он хотел до меня донести. - Эта сущность древнее, чем жизнь - всеобъемлющий разум, познавший все тайны космоса. Но если и существует истинное зло во вселенной, то это именно оно. Старшему разуму неведомы идеалы живых, да и жизни в целом. Его цель лишь погубить, если что-то мешает его познанию, либо поработить, если оно сочтёт это для себя хоть на малую толику выгодным.
Мне стало не по себе от мысленного послания Альберта. Не описать всего, что происходило у меня в душе, когда я наблюдал непостижимое. Скажу лишь, что ощущение вселенского ужаса надолго поселилось у меня под сердцем, и я до сих пор вздрагиваю, вспоминая, как лицезрел ту таинственную туманность, летая в необозримых объятьях космоса. Но это ничто в сравнении с тем, что было дальше.
Мистер Рейн на мгновение замолк. Я взглянул на часы - около сорока минут длилась наша беседа - и всё ещё не мог вразумить, почему россказни Джорджа Рейна имели столь ошеломительный эффект в стенах лечебницы. Обычный психический бред, который любят выплёскивать на слушателя наркоманы всех мастей, не слишком утруждаясь подробными описаниями.
- Вы верите в бога, док? - внезапно произнёс пациент.
- Я не назвал бы себя религиозным человеком, но некоторые библейские догмы, признаюсь, помогают мне в повседневной жизни, - бесстрастно ответил я.
- Значит, нет. А я хотел бы верить. Знать или чувствовать, что в мире есть что-то, что сильней того кошмара, который я узрел. Знаю, мои слова не имеют для вас веса. И звучат как бред. Так думал и я, очнувшись от состояния, в которое меня вогнал Альберт.
Мои ощущения ничем не отличались от наркотической лихорадки. Меня трясло, но действительно поверить в межпространственные полёты было немыслимо. Колотило знатно, но кого из нас не колотит после кошмара?
Альберт же напротив, выглядел посвежевшим. Я поинтересовался, был ли опиум в том отваре, что он меня напоил. Он ответил, что да, небольшой ингредиент наркотика он себе позволил. Это меня с одной стороны утешило, с другой - вселило недоверие. Значит, все беспокоящие меня видения - всего лишь дурман, навязанный пристрастившимся к опиуму пропащего человека. Но Альберт лишь улыбнулся:
- Сны есть гораздо большее, чем наше повседневное сознание, - сказал он, - и только через сновидения мы можем выйти за его рамки. Опиум, да - один из способов. Но поверьте, мистер Рейн, доля опиума в моём отваре не составляет и сотой. И, скажу вам больше, наркоманы не видят одинаковых сновидений, а я смогу вам слово в слово повторить то, что говорил в том космическом приключении.
И, клянусь вам, док, не повтори он слово в слово, я бы не находился сейчас здесь, а продолжал жить своей посредственной, но обеспеченной жизнью, не слишком выделяясь и прочих людей моего сословия. Я опешил. Я не знал, чему верить!
В ту ночь Альберт отпустил меня, дав пару советов, как в короткий срок прийти в себя. С неделю я тщетно пытался выбросить из головы те события, но ничего не выходило. Я забывался в вине, пытался увлечься работой, зачастил в бордели, только даже самая прекрасная из куртизанок не могла отвести от мыслей от том межзвёздном полёте. В конце концов я написал письмо Альберту с требованием разъяснить, что это были за иллюзии, в которые он заставил меня поверить, и как теперь мне справиться с возникшей из-за них тревогой. В ответ Альберт пригласил меня к себе.
Признаюсь, я долго раздумывал над его приглашением. Сомнительные общества никогда меня не манили. Но я всё же решился отправиться к нему хотя бы за ответами на так измучившие меня вопросы.
Альберт принял меня в прекрасном расположении духа. Он сказал, что нашёл способ раскрыть мне некоторые свои знания без опаски за мой, как он выразился, несовершенный разум.
Альберт был любезен. Мы отлично отужинали на веранде его родового имения, выпили по бокалу отменного скотча, прежде чем он пригласил меня в свой кабинет повторить, так сказать, процедуру погружения. Отмечу, что за ужином он не производил впечатление пропащего человека и прекрасно поддерживал разговор о классической музыке, в частности, этюдам небезызвестного Фридриха Генделя. Так что я не сомневался ни на йоту на его счёт, когда Альберт протянул мне стакан его таинственного отвара.
- Скажу пару слов по поводу возникшей у меня идеи, - сделал небольшое отступление, не побоюсь сказать, учитель, - вам, мой дорогой Джорджи, будет гораздо легче вникнуть в суть непостижимых знаний, если вы окажетесь, если так можно выразиться, во плоти представителя более продвинутого человечества. Понимаете, мой друг, раскрывшиеся передо мной тайны позволяют не только рассекать пространство, но и время. Я знаю всё наперёд, а вам, кроме всего прочего, будет полезно узреть мир, достигший много большего, нежели изыскания братьев Райт или изобретения первой киноплёнки.
Я не думал ни о чём сверхъестественном, принимая стакан у Альберта. В глубине души я надеялся, что, выпив отвар, смогу убедиться в его галлюциногенных свойствах, и кошмары оставят меня. Как я ошибался!
Распахнув глаза, как я оказался в неизвестной мне комнате в окружении неизвестных мне людей. Яркие лампы, чуть ли не ярче самого светлого дня, освещали крохотную комнатку, где за причудливыми столами сидели люди в странных облегающих одеждах, созданных будто бы для погружения в морские пучины. У дальней стены происходило что-то совсем невероятное: трёхмерные фигуры вытягивались из плоского как школьная доска изобретения и, играючи искажая пространство, подробно описывало не только нашу солнечную систему, но и планеты, что находятся гораздо и гораздо дальше.
Я взглянул вниз и наткнулся на записи, что располагались передо мной на миниатюрном столе, и увидел разгадку, расшифровывающую тот невообразимый путь, который изображал Экран. И, представьте, мне было всё понятно, как вам, док, понятно строение костей, глядя на хорошо собранный скелет. Но, мало того, в кармане я обнаружил устройство, дающее ответы на любые вопросы, стоило их задать!
Не успел я удивиться - хотя другая часть меня воспринимала всё как данность - как в кабинет ворвался наставник. Это был Альберт. Но узнал я его не сразу, лишь по интонации, с которой он поучал присутствующих.
Он много говорил о межзвёздных полётах, хвалился технической оснащённостью кораблей, отмечал оптимальные маршруты, давно освоенные корпорацией, на которую в том сне я несомненно работал. Резюмируя всё сказанное, наставник рекомендовал полностью полагаться на некие "галактические навигаторы", которые не подвели ещё ни одного межзвёздного курьера.
Трудно объяснить, но во сне я всё понимал. И как прокладывались маршруты, и за счёт каких законов человечество преодолевало столь немыслимые расстояния, хотя, могу поспорить, вам, док, эти термины вам покажутся белибердой. Но вернёмся к моему рассказу.
В моём сне человечество освоило уже сотни и сотни планет. И ничего, казалось, не могло поставить в тупик стремительно развивающуюся науку. Однако, существовало в межзвёздном пространстве некая область, напоминающая Гримпенские трясины. Все, кто там оказывался, пропадали навеки. Приборы переставали работать, а связь прерывалась. Само собой, маршруты прокладывались в обход той таинственной области, но всё равно находились смельчаки, которых впоследствии никто живым больше не видел.
Как-то мой учитель окликнул меня, точнее, мою тамошнюю личность, и поинтересовался, верю ли я в то, что происходило вокруг. Почему-то я плохо понял суть его вопроса и ответил что-то рядовое, дескать, всё усвоено, внештатных ситуаций возникнуть не должно. Альберт напомнил мне о том, кто я есть на самом деле - торговец индийскими пряностями из начала двадцатого века, но отчего-то в своём сне я ему не поверил.
В этом ярчайшем видении Альберт был не только наставником, но и естествоиспытателем. Я не был удивлён, когда он отправился изведывать запретную зону, но не ожидал, что он не вернётся. Не осмелюсь ответить, какие цели он перед собой ставил, однако с его исчезновением я оказался заперт в том сознании, что уготовил для меня учитель.
Шли годы, но я не просыпался. Я жил жизнью курьера, производящего доставки через вселенные, системы. Клянусь вам док, полёты занимали лишь несколько месяцев, и всё это время я был тем человеком. Проводил годы в маленькой капсуле, которая, вопреки внешнему виду, выдерживала любые испытания космоса. Я прекрасно располагался на уютной койке, коротая дни за чтением писем, изучением научной литературы и художественных произведений в компактном для таких целей приборе. Что касается профильных книг, то я, док, смогу привести некоторые их выдержки, но вряд ли они что-то вам расскажут. Что касается художественной литературы, помню, как с интересом изучал древние работы, которые, боюсь, ещё пока не написаны. Но особо увлекли книги некого врача, прошедшего через две мировых войны, что бы это не значило. Он выдвигал примечательные теории о массовой потере рассудка среди народов и брал в пример леденящие душу события, свидетелем которых он стал. Его труды не были популярными ни среди современников, ни много веков спустя, лишь в глубоком будущем, когда надвигалась тень межпланетных конфликтов, они вдруг стали жутко востребованы. Но я отклонился от сути.
Однажды в том непрекращающемся сне я получил крайне выгодный контракт, но вместе с тем и практически неисполнимый. Нечто требовалось доставить в течение каких-то трёх недель, но ни один из известных маршрутов не удовлетворял требуемых сроков. Кроме закрытого, сквозь неизведанную туманность, где когда-то пропал мой наставник. Моё альтер-эго рассудило, что хорошо различимые суммы гораздо лучше едва заметных рисков и, несмотря на мой внутренний протест, пустилось в путь.
Спустя неделю корабль курьера, который единолично я возглавлял (точнее, моя тамошняя личность), оказался в непосредственной близости от загадочной туманности. По земным меркам расстояние составляло чуть ли не полсвета, но вместе с тем это была опасная близость. Дальше как во сне, хотя, отмечу, сном были все мои годы жизни межзвёздным курьером.
Сперва перестали работать бортовые приборы. Лишь треск напоминал то ли странное, то ли злостное, то ли предупредительное верещание. Но потом... Потом из туманности выросли щупальца, что оплели корабль. И никакая сверхскорость была не помехой для их мёртвой хватки. Межзвёздный курьер, в голове которого я находился, выжимал последние мощности из космического аппарата и даже произвёл подготовку для гиперпрыжка. Мне сложно вам описать, что конкретно такой прыжок представляет, скажу лишь, немало торговых и военных судов потерпели крушение из-за непредсказуемых последствий. То разбиваясь об звёзды, то об планеты или метеориты, то ввиду неисправимых поломок, сопровождающих любой неконтролируемый энергетический всплеск. Но в тот момент гиперпрыжок был единственным спасением тонущего корабля. Корабля, который один из немногих по сроку службы был технически для этого оснащён.
Пока настраивалась аппаратура, щупальца туманности волокли шаттл в свои недра. Моя личность, пока шёл обратный отсчёт стремительно сходила с ума, хотя объективных причин тому не было. Я как пришелец, как фантом в сознании того человека сделал усилие, чтобы курьер нашёл в себе силы развеять морок, и, представляете, док, это подействовало! Но затем случилось нечто, что даже меня, невидимого наблюдателя, выбило из колеи.
Через стены космического корабля, словно для них не существовало никаких преград, проникли чудовищные щупальца. Но, что было более ужасающим, эти щупальца, как марионетку, обвив и руки и ноги и голову, держали изуродованное тело моего наставника, Альберта. Его глаза, словно ведомые какой-то невероятной силой, вперились на моё альтер-эго, а губы утробным голосом (который, я знаю, не принадлежал моему учителю) обратились ко мне на непонятном языке. Но суть послания была мне ясна, подобно тому, как Альберт доносил мне свои мысли в таком далёком космическом полётом из той другой жизни, которой будто и не было вовсе. "Отпусти всё, идём со мной…" И его голос чудовищным образом манил. Я был готов отбросить всё и пуститься в те смертельные объятья, что открылись передо мной сквозь непроницаемые стены межвёздного корабля. Я невольно тянулся к уродливым отросткам, говорившим от лица наставника, и, видит бог (если всё же он есть в этой непроницаемой тьме), я бы поддался уговорам вселенского зла, если бы прибор для гиперпрыжка не исполнил свою функцию и не вынес нас с моей тамошней личностью из этого кошмара.
Но вместе с гиперпрыжком и меня выбросило из сна. Я очнулся в заброшенном замке, стены которого прогнили от сырости и выросшего в кирпичах грибка. От уютных покоев Альберта не осталось и следа.
Я хотел было опросить слуг или местных жителей, но ни тех, ни других поблизости не оказалось. Замок был заброшен и, судя по его состоянию, чуть ли не столетия назад. Каменный пол под ногами крошился, большинство башен были погребены под обломками. Но в душе внезапно даже для меня самого вновь возник лик Альберта из того злосчастного сна. Его слова туманили разум, а измученные нервы вынудили бежать. Бежать как можно быстрее с проклятого места, туда, где, может быть, устрашающий голос порабощённого наставника перестанет разрывать мою душу изнутри.
Я не помню, как долго я бежал, но, должно быть, завяз в трясине, где меня впоследствии нашли. Позже я узнал, что был без вести пропавшим на протяжении десяти лет. Мне до сих пор трудно поверить, что сейчас тысяча девятьсот одиннадцатый, хотя, казалось бы, вчера шёл на званый ужин в поместье Альберта Свона весной тысяча девятьсот первого года. Ныне поместье Свонов пустует, и ни один, даже самый старый нотариус, не назовёт имя владельца заброшенного имения. Словно Альберта никогда не существовало, словно всемогущая тьма поглотила даже память об этом всеведущем человеке.
Мистер Рейн замолк. Его глаза загадочно уставились в потолок, не отражая ничего, кроме глубокой скорби. Я впервые пригляделся к его лицу - ничего в нём не выдавало сорокалетнего джентльмена, и выглядел он гораздо моложе, если бы не алебастровая седина, тронувшая, казалось, каждый локон от макушки до спутанной как слежавшееся сено бороды.
Я взглянул на часы. Было около трёх часов дня, и я подумал о том, успею ли до вечера поднять личное дело мистера Рейна, чтобы убедиться в правдивости его слов. Если он и вправду исчезал в период с девятьсот первого по март нынешнего года, почему меня не потрудились уведомить?
День по-летнему не торопился к закату. Косые лучи блестели в наручниках у изголовья кровати. Мистера Рейна они никак не заботили - пустым взглядом он смотрел куда-то сквозь потолок. До ночного безумия оставалось не так много.
Я внёс некоторые записи себе в блокнот и с нескрываемым скепсисом посмотрел на мистера Рейна. В голове не укладывалось, как настолько типичный случай безумия, сдобренный богатой фантазией, мог так повлиять служащих лечебницы, видавших и не такие случаи психического расстройства.
Задерживаться мне было незачем - я услышал всё, что следовало. Убрав ручку и блокнот в портфель, я засобирался. Мистер Рейн отвёл свой взгляд от потолка и поинтересовался:
- Я удовлетворил ваше любопытство, док?
- Более чем, - спокойно ответил я.
- Тогда, хорошего вам дня, мистер...
- Крафт, доктор Лоуренс Крафт.
Мистер Рейн взглянул на меня с недоумением, недобро улыбнулся и залился неудержимым смехом. В его смехе было что-то такое, отчего меня охватил ледяной озноб.
- Не могу поверить, - говорил мистер Рейн сквозь смех, - передо мной сам доктор Крафт, собственной персоной! Человек, записи которого я с таким упоением читал на борту межзвёздного корабля! Пережившего ад и оставившего всё на страницах своей книги! Хотите знать, какая судьба вам предначертана?
Я молча вышел из палаты больного, прошёлся вдоль коридора, но всё это время слышал, как мистер Рейн говорил о судьбе моей супруги, которую мне ещё предстояло встретить, и доле моих двух ещё не рождённых дочерей. И всё это порой прерывалось дьявольским смехом помешанного, знавшего обо мне больше, чем кто-либо на свете. Больше, чем я сам о себе…
Автор: JusTsaY
https://litclubbs.ru/articles/21412-proletaja-nad-bezdnoi.html