Артель как организационная форма воплощения русского духа и Евразийского Союза.
Евразийский Союз (ЕАС) - проект конфедеративного союза государств с единым политическим, экономическим, военным, таможенным, гуманитарным, культурным пространством, предполагаемого к созданию на базе союза России, Казахстана и Беларуси и соответствующих отраслевых тесных интеграционных структур СНГ - ЕврАзЭС, ЕЭП, ОДКБ, Таможенного союза.
Ввиду распада СССР в конце XX века среди общественности и ряда политиков некоторых бывших советских республик возникла потребность восстановления тесной интеграции. В начале XXI века идея постсоветской евразийской интеграции и новое евразийство заново получили широкое распространение, и наиболее известными её сторонниками и идеологами являются: президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, президент России Владимир Путин, философы и политологи Александр Дугин, Александр Панарин, Сергей Гавров, киргизский писатель Чингиз Айтматов и многие другие.
Впервые о необходимости создания Евразийского Союза писали в 20-х - 30-х гг. XX-го века классические евразийцы - Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий и Г. В. Вернадский. Им это виделось как поэтапное превращение Советского Союза в Евразийский Союз, путем смены коммунистической идеологии на евразийскую.
Первым подобный детализированный проект Союза Советских Республик Европы и Азии - Европейско-Азиатского Союза был предложен ещё перед распадом СССР академиком А. Д. Сахаровым.
При распаде СССР другой проект создания конфедеративного Союза Суверенных Государств реализован не был, было создано только малоинтегрированное международное (межгосударственное) объединение Содружество Независимых Государств.
Всякое серьезное историческое действие в народном исполнении носит характер освобождения. Свобода в стихийном поиске народа имеет два характерных свойства, на Руси радикально разведенные, - разрушение и созидание.
О своеобразии русского бунта много уже написано и сказано, многое уже явлено. А вот о подлинно русской форме организации свободного экономического созидания сказано несоизмеримо мало - по сравнению с исполненным самим народом. Эта организационная форма народного вольного созидания есть - артель.
Начать разговор об особенностях и перспективах связи православия и экономики хотелось бы с исторического оправдания этой интересной и органичной формы хозяйственного воплощения русского духа.
Сейчас истинная сущность великорусской артели мало кому ведома. Поэтому трудно современному человеку представить, что от простоты и понятности этой «организационно-правовой формы», а главное - по справедливости и чести, артельность в той или иной мере охватывала когда-то практически всю народную хозяйственную жизнь - от производства до потребления.
В современном энциклопедическом словаре об артели - три строчки. Но заглянув, скажем, в «Словарь Брокгауза и Ефрона», легко убедиться в том, что всего каких-нибудь лет сто назад существовали в России артели промысловые (рыбный, тюлений, моржовый, китовый и пр. промыслы), артели охотничьи, артели по ловле соколов и кречетов, артели сбора таможенных пошлин, биржевые артели грузчиков-дрягилей, артели каменщицкие, плотницкие, артели кузнецов, извозчиков, чернорабочих, артели бортников, артели арендаторов земли, косарей, артели старателей, землекопов, бурлаков, артели ямщиков, лодочников, артели нищих, артели лирников, батальонные артели, артели кредитные, страховые, банковские, артели харчевые, квартирные, артели сырьевые, солепромышленные, извозно-промышленные, горнозаводские, артели иконописные, артели крестьянских оркестров, праздничные молодежные артели-«складки» и прочая, и прочая, и прочая… Пожалуй, труднее, чем перечислить все виды российских артелей, отыскать ту отрасль, где бы артельный труд не применялся. А если учесть, что перед революцией, в эпоху наивысшего капиталистического (рыночного) развития нашей страны, пролетариата (то есть собственно наемных рабочих) едва набиралось несколько процентов от всего российского населения (в 1913 г. - 14,6 % вместе с семьями, а в XIX веке - чуть ли не на порядок меньше), то становится очевидным, что в дореволюционной России промышленные дела вершились, главным образом, артельно.
АРТЕЛЬ - добровольный союз (товарищество) равноправных работников, решавший производственные и хозяйственные задачи на основе самоуправления, взаимопомощи и взаимовыручки. Объединение людей в артель не только не ограничивало духа самостоятельности и предприимчивости каждого артельщика, а, напротив, поощряло его. Артель позволяла сочетать склонность русского человека к самостоятельному и даже обособленному труду с коллективными усилиями.
Началом равноправности артели резко отличались от капиталистических предприятий; попытки эксплуатации одних членов артели другими, как правило, жестко пресекались (в этом плане артель была антикапиталистической организацией). Причем равноправность не нарушалась предоставлением одному из членов распорядительной функции, так как каждый из членов мог быть назначен товарищами на ее выполнение. В некоторых артелях распорядительная функция выполнялась поочередно каждым из артельщиков. Равноправие, конечно, не означало уравниловки - распределение дохода осуществлялось по труду.
Чисто русской особенностью этой формы труда было также то, что члены артели связывались круговой порукой, то есть каждый из них ручался солидарно за всех остальных, все же вместе - за каждого отдельно. Этот признак вытекал из самого понятия об артели как о самостоятельной общественной единице. Эта ответственность друг за друга есть искони отличительный признак артели, доказательством чего служат дошедшие до нас исторические памятники, договоры с артелями, заканчивающиеся указаниями, что ответственность за ущерб и убытки, нанесенные артелью, должны падать на того, "кто будет в лицах", то есть на каждого конкретного члена артели. Все это лишний раз подчеркивало общинное происхождение артели, их кровное родство. Недаром А.И. Герцен считал артели передвижными общинами.
Общинные и артельные формы народной жизни и хозяйствования тесно переплетались между собой. Известны случаи, когда целые общины организовывали артель. В Вологодской и Архангельской губ. были часты случаи, когда деревни-общины образовывали артель по обслуживанию почты и переводов. Такие артели сами распределяли работу между своими членами, устанавливали норму выработки и оплату труда по гонке и перевозу.
Артелью, писал историк И.Г. Прыжов, называется братство, которое устроилось для какого-нибудь общего дела. Русская артель имеет своего рода семейный характер: "Артель - своя семья". Про большую семью говорят: "Экая артель". Товарищеская взаимопомощь и общее согласие - главное в артели: "Артельная кашица гуще живет", "Одному и у каши не споро", "В семье и каша гуще". Поэтому, справедливо утверждает Прыжов, у русского человека большое скопление людей получает смысл артели: "Народ по улицам артелями бродит".
"Артельная система, - отмечал исследователь артели М. Слобожанин, - есть не классовая, а общечеловеческая система, форма же проявления ее - артель - есть союз личностей".
В артели человек должен был проявить свои лучшие способности, а не просто приложить труд. Самоуправляемый характер артели был не в примитивном равенстве, а в равном праве для всех выразить свои способности вне зависимости от социального положения. В самых типичных артелях Древней Руси могли участвовать все без исключения при одном условии - признания ими артельных основ. В складочные пиры, в пустынные монастыри, в братства и в вольные дружины могли входить и "лучшие" и "молодшие" люди, и смерды, и бояре, и духовные лица, и даже князья.
Артель - самоуправляемый трудовой коллектив. "Артель суймом крепка", - гласит древняя пословица. Суйм, или суем, - сейм, сходка, общее собрание. Люди объединяются для совместной слаженной работы, где каждый отвечает перед всеми другими. "Артель - своя семья", "Артель - круговая порука", "У артели брюхо да руки - нет другой поруки", "Что было в артели - все свертели".
Самоуправляемость артели вовсе не означала, что у нее нет начальника. "По ватаге - атаман, по овцам - пастух". Артель выбирает его из самых авторитетных членов, понимая, что есть вопросы, которые арифметическим сложением мнений не решишь. "Без атамана дуван не дуванят". Нужна твердая воля, выражающая конечные интересы членов артели, но, конечно, не подавляющая их самостоятельности. "Артели думой не владети", ибо "сколько в артели голов - столько умов". Поэтому "один горюет, а один воюет". "Артель атаманом крепка". Руководители артели, кроме атаманов, назывались еще старостами и большаками.
Артель нередко предоставляет своему руководителю широкие права (если она ему доверяет), но и при всех обстоятельствах осуществляет за ним контроль, которого практически не избегнешь.
Проф. Г. Шульце-Геверниц, побывавший в России к. XIX в., отмечал принципиальные отличия русской артели от западноевропейских промышленно-ремесленных объединений. Если последние основаны на индивидуалистических началах, то русские артели охватывают всего человека, связывая его с остальными членами артели, заказчиками и государством круговой порукой. Еще одно важное отличие русской артели от западного кооперативного движения в том, что она ставит во главу угла не только материальный интерес (хотя он, конечно, не отрицается), но и духовно-нравственные потребности личности.
М. Слобожанин считает слово "артель" одного происхождения с древним словом "рота", "ротитися". Образовалось оно, по его мнению, путем перестановки букв по так называемому закону полногласия, все равно как от слова "рожь" производится слово "аржаной". Слово "рота" означает: божба, клятва, заклинание, а "ротиться" - божиться, клясться, заклинать, обетовать, присягать. Воинская часть, принявшая присягу, обозначается по-русски и по-немецки тем же словом, только с переменой ударения - "рота". У тюркских народов от того же корня производилось и другое слово - "орта", или "арта", что уже совсем близко к слову "артель". "Орта" означает община, союз людей. Такое объяснение происхождения слова "артель", на наш взгляд, вполне удовлетворительно, ибо подчеркивает особый характер ее возникновения путем общественного договора, взаимного согласия, выработки общих условий сосуществования, а также задач и целей. Все это скреплялось клятвой по христианскому обычаю на иконе, то есть своего рода присягой.
Древняя артель - добровольный союз нескольких лиц, согласных, то есть солидарных, между собой, доверяющих друг другу и скрепивших свои договорные отношения обетом или клятвой содружественных людей, преследующих общую цель свободного проявления каждым своей индивидуальности.
Многие ученые отмечают нравственный характер артелей, развитие которых объяснялось не столько погоней за прибылью, наживой, сколько более высокими духовно-нравственными соображениями взаимопомощи, взаимоподдержки, справедливости в распределении благ, извечной склонностью к самоуправлению и трудовой демократии.
Артели были не только деловыми объединениями, но и общественными организациями. По мнению русского человека, артель, как и община, - великая сила. "Артелью города берут". Русские артели возникали с самыми разнообразными целями. Кроме хозяйственных артелей (земледельческих, промысловых, ремесленных, торговых) существовали артели религиозные (братства), образовательные, воспитательные, общежительские, политические, уголовные и т.д.
Широкое развитие артели объясняется соответствием артельных форм жизни народному духу, "соответствием основных начал нравственности и справедливости, заложенных в артели, духу народа и тем непосредственным участием народных масс в артельном строительстве, которое сделало артели действительно русскими, бытовыми, чисто народными союзными организациями" (М. Слобожанин).
Артельный характер жизни, выросший из общинных начал, принимал самые разнообразные формы и названия - складчины, братства, ватаги, дружины, товарищества и собственно артели.
У В.И. Даля слово "ватага" обозначает дружную толпу, шайку, артель, временное или случайное товарищество для осуществления разных дел. В X-XV вв. летописи упоминают "старейшин древодельских", т.е. руководителей артелей плотников. В XII в. строительные рабочие объединяются в "братии", или "братчины", так в то время назывались товарищества, артели. В XII-XIII вв. "братии" ("братчины") являются производственными и одновременно общественными организациями различных групп городских ремесленников - кузнецов, литейщиков, кожевенников и т.д. Иногда артели назывались дружинами. Так, в 1420 псковичи "наняша мастера Федора и дружину его побивати церковь". Здесь мастер - руководитель артели, пользующийся авторитетом как хороший специалист, получавший заказ под свою ответственность. Оплата распределялась между членами артели в зависимости от трудового вклада, осуществляясь частично натурой, частично деньгами
Артель известна на Руси с незапамятных времен.
Древняя русская артель складывалась на началах товарищества, как правило, из людей, хорошо знавших друг друга, односельчан, уличан.
По признакам мы можем обнаружить упоминания о ней во многих письменных свидетельствах, начиная с летописных. Древнейшая артель (по определению ее исследователя Е.Д. Максимова) представляла собой «союз отдельных, принадлежавших к разным семьям, лиц, имевших общий интерес (цель) и согласных (солидарных) в нем; сознательно и добровольно договорившихся между собой в дружном и доверчивом единении, закрепленном обетом или клятвой, осуществить поставленные себе задачи на основах равноправия, общей круговой ответственности и самоуправляющейся организации с высшим выразителем его (союза. - А.Ц.) - общим сходом артели и с ответственным, снабженным полнотой прав и власти вождем (атаманом, большаком и пр.) и опирающихся в первую очередь не на денежную силу свою, а на личное трудовое участие своих членов и на моральность их взаимоотношений…»
Само слово «артель» образовалось по принципу полногласия от старинного (по некоторым источникам - тюркского) «рота» - клятва, присяга; «ротиться» - божиться, клясться (Вл. Даль). И клятвой, обетом, прежде всего, определялась нравственность артели. Клятва эта давалась, как правило, перед образом - главной святыней артели (отправляясь на работы, занимаясь «отхожим промыслом» артельщики обязательно брали с собой особо чтимые иконы, перед которыми они молились на чужбине и совершали свой заветный артельный ритуал). У образа - вообще уникальное место для русской артели: святыня и одновременно традиционное место сбора артельщиков для получения наряда, для разбора жалоб, это место схода артели для принятия важнейших решений.
Если это, скажем, была артель грузчиков-дрягилей, то образ, как правило, в серебряном, позолоченном окладе ставился на галерее у входа в амбар, где хранился артельный «такелаж». Артельщик, явившийся к образу без рабочих атрибутов (передника, крюка, рукавиц и пр.), штрафовался. Здесь же совершался прием новых членов в артель, здесь «новик» совершал первую молитву и давал клятву. Неявка перед началом рабочего дня к образу считалась, вне зависимости от участия в последующей работе, прогулом.
Таковы были православные начала организации российского артельного хозяйства вплоть до отмены крепостного права…
Сохранились несколько артельных договоров. В XVII в. плотники Карп Федоров и Иван Гордеев "с товарищи" подрядились "зделать 3 дубины длиною 4-х саженьях, а в двух дубинах сделать 8 ступ 2-х аршинных, а третью дубину выгранить в 3 грани и растереть пилами да и кряж зделать по ступе и тех всех будет 10 ступ". Выполнив эту работу, артель получала определенную договором сумму, которую делила между собой согласно трудовому вкладу. Хочется особенно подчеркнуть одну "типичную формулировку договора "с товарищи", или "со товарищи". Она подчеркивала равноправный товарищеский характер деятельности членов артели.
Артели носников (лоцманов) и кормщиков (капитанов) известны были на Сухоне и Двине. Товарищеская солидарность, взаимопомощь определялась в специальных договорах - "одинашных" записях, которых сохранилось очень мало. Интересно привести одну из "одинашных" артельных записей 15 марта 1653 (заверено афанасьевским попом и подписано многими подписями).
"Се аз Тотьмяна (тотемские - г. Тотьма на р. Сухоне, ныне Вологодская обл.) посадцкие люди, а нижнесухонские носники, Юрия Тихонова сын Баев, да яз, Клим Михея сын, да Яз, Василий Иванов сын Попов (далее перечисляются еще 17 фамилий. - О. П.)... и все нижнесухонские носники уговорились мы промеж собою мы полюбовно в том, что промеж собою, нам, носникам, в судовом деле друг за друга стоять и не подавать ни в чем. Буде от Тотемских и от Устюжских воевод какая обида будет, не по делу станут в тюрьму садить на Тотьме и на Устюге, а буде которово нас, носников, в тюрьму посадят оне, воеводы, на Тотьме и на Устюге, и нам, носникам, друг за друга стоять и стоять за един человек, и в обиду не давать, и государю бить челом, и нам, носникам, докахместь не выпустят ис тюрьмы, на судах не ходить, ни плавать. А буде тех носников не выпустят ис тюрьмы, и нам, носникам, из своие братьи с совету выбрать ходока к Москве бити челом государю в воеводских обидах. А буде который из нас, носников, не станет друг за друга стоять и в тоя поры почнет на судах ходить и плавать, в кою пору носники в тюрьме сидят, и на нем взять в братью пятьдесят рублев денег. А в те поры государевых казенных судов нам, носникам, не держать ни вниз, ни вверх, и своих братьи носников отпущати на те казенные суды на Меженские на осенные, опричь внешних сплавок, людей и дощаников, которые лодьи и дощаники с хлебом и с иным товаром попловут в весну. В том мы промеж собою, носники, одиначную написали".
Строительные плотничьи артели являлись классическим образцом деятельности русской артели. Все члены плотничной артели были равноправны, но по степени искусства разбивались на три группы и получали свой заработок в зависимости от принадлежности к каждой из них. Меньше всего зарабатывали ученики, пока не получали должной квалификации. Для этого артель приставляла к ним опытного наставника.
Мелкие артели часто не выбирали старосту (не было необходимости). Зато в крупных артелях, особенно работавших в городах, выбирали даже двух старост. Один отвечал за хозяйство артели. Другой руководил работами, координировал их. Старосты, выполняя свои руководящие функции, не освобождались и от общей работы, выполняя ее наравне с другими артельщиками. Чаще всего плотничьи старосты за свою руководящую работу специальной платы не получали, а только в конце работы им могли по решению артели выделить небольшую премию - "на сапоги".
Яркой иллюстрацией высокой продуктивности артелей является строительство каналов и железных дорог. При помощи самых простых орудий - тачка, лопата, топор, пила - было построено 893 км каналов и 1317 км шлюзованных участков рек. С 1838 по 1917 строительные артели, также безо всяких механических средств, провели более 90 тыс. км железных дорог. Великая Сибирская дорога протяженностью 7,5 тыс. км была построена за десять лет со средней численностью рабочих 7-8 тыс. человек.
Рубеж XIX и XX веков стал переломным для русской артели. Никогда так много не говорили и не писали об артельном вопросе, как в конце XIX - начале XX века. «Освобождение» крестьян и необходимость организации огромной массы народа на новых началах вызвали к публичной жизни хорошо забытое всеми - кроме самого народа да, разве что, славянофилов - старое. Об артели принялись писать все: экономисты, историки, политики, литераторы, просто публицисты и даже сами артельщики. Выходили специальные журналы артельщиков: «Артельный мир», «Артельное дело», «Альманах артельщика», «Биржевой артельщик», «Вестник биржевых артелей» и другие. Издавались рекомендации по организации «товариществ», журналы «десятников», уставы «обществ», отчеты артельной деятельности. Созывались съезды артельщиков (первый всероссийский - в 1912 г.), участники которых сетовали, советовали, делились опытом, рекомендовали методики, ругались, анализировали, восторгались, но… мало кто сокрушался. А ведь вся эта шумиха сопутствовала не возрождению, не расцвету артели и артельного русского духа, а, напротив - вырождению, более того, как показало время - агонии.
Да, артели обеспечили успех капиталистического строительства многочисленных «доходных домов» в столицах, осилили гигантские объемы земляных работ при прокладке сибирских железных магистралей, но… Хотя артели с успехом еще строили шахты, каналы, пристани; хотя на биржах еще страховались артельной круговой порукой миллиардные ценности, но уже артельный созидательно-православный дух вырождался в дух нравственно-отвлеченный, просто кооперативный, приспосабливающийся к духу капитализма.
Принципы подлинной русской артельности разрушались. Главной причиной был, связанный с отменой крепостного права, ничем не контролируемый выброс на российский рынок труда низко квалифицированной, дешевой и, главное, атеизированной, обезбоженной неприкаянным блужданием рабочей силы. Исконная русская трудовая артель, артель производительная, постепенно уступила место нестойким кооперативно-цеховым союзам, преследовавшим, прежде всего, цели наживы. Причем наживы за счет - обычного для классических капиталистических отношений, но совершенно не свойственного артели - присвоения части чужого труда: артельщики стали активно пользоваться трудом учеников и наемных рабочих.
Утрачивался не только моральный дух артелей, но и их трудовой характер: ко времени революции миллионы людей работали не в производственных артелях, а в потребительской кооперации.
Таким образом, на переломе русской истории созидательного православно-артельного духа не стало и в помине, а с ним был утрачен и традиционный государственный порядок. И естествен, в связи с этим, послереволюционный национально-духовный кризис, как естествен и послереволюционный - до сих пор не сведенный - отрицательный баланс свободы созидания и разрушения. Большевикам не по духу, не по силам, да и не по нутру, оказалось сформировать нечто полноценное, «без-образное», коллективное, равное по духовной мощи артельному «у образа», с которым, несомненно, и поныне связывает русского человека глубинное сердечное чаяние…
Как видим, к XXI веку «без-образное» «освобождение» российского рынка уже дважды оказалось губительным для страны с некогда самобытной духовной организацией хозяйства. Показателен и исторически мизерный срок, за который, с одной стороны, это произошло, а с другой стороны, обнаружились фатальные последствия роковых, иначе не скажешь, шагов.
А ведь мы знаем примеры, когда - сразу после отмены крепостного права - работники, объединявшиеся в артели, еще могли получать гораздо более высокие заработки за продукцию, которая продавалась ими в несколько раз дешевле произведенной капиталистическими хозяйствами.
Это значит, что в артелях достигалась невероятная по нынешним меркам эффективность труда с трудно вообразимой при нынешней российской разнузданности экономией ресурсов. Причем, факт весьма любопытный: эти артели сами нанимали ученых специалистов для работ, требующих высшего образования!..
Несомненно, артельная альтернатива капиталистической рыночной «свободе» на Руси была. И, возможно, она еще остается. (В формах, разумеется, неочевидных, но доступных открытию через народный православно-экономический опыт.)
К сожалению, в коротком выступлении невозможно изложить все факты, показывающие неразрывность связи истории русской экономики и православия. Более подробно этот процесс описан в 11 номере «Нашего современника» за 1990г., а сейчас хотелось бы перейти к анализу того, как в экономике современной России вольно или невольно возрождаются, культивируются и развиваются религиозные традиции предков.
Сначала - об общей картине.
Сегодня экономика и религия не просто диалектические антиномии, реализуемые по своим логическим законам или вопреки им. Это еще и две социальные методологические доктрины, с непонятной застенчивостью уклоняющиеся от публичного провозглашения противоречивого единства. Между тем, в связи с объективными ресурсными ограничениями современной экономической практики, экономика и аскетизм вот-вот станут неразрывными. Невольно приходит мысль, что кому же, как не церкви, заняться теперь воссозданием практика-аскета, свободно опирающегося на религиозные мотивы всестороннего и свободного аскетического существования в канонических рамках? Впрочем, некоторые тенденции развития этого направления в современной России заметны, и их можно кратко проанализировать и обобщить. (Более полный анализ см. - Новое и старое.//«Национальные интересы». - М., 1999,№2).
О православной духовности в деле обеспечения «перестроечных» преобразований экономики конца прошлого и начала нынешнего столетия говорить вообще пока трудно. В то же время некоторые настойчивые инициативы «духовной» практики протестантского толка сейчас проявляются достаточно отчетливо.
Отрадно, конечно, то, что современный «духовно продвинутый» русский предприниматель редко сядет за стол, не перекрестившись; об успехах в деле повышения барыша возносятся нескончаемые и простые по своей сути молитвы св.Николаю-угоднику, ставятся самые толстые свечи.
В то же время, в реальной экономике мы наблюдаем отнюдь не религиозную мотивацию, а религиозный конструктивизм, которым увлечены и этически настроенные экономисты, и религиозные фундаменталисты, и энергичные последователи движений, подобных «Новому веку», и не менее активные последователи всего, что только может сулить сравнительно облагороженную выгоду. Все перечисленное, оказывается, благополучно покрывается современной пестротканой мантией тотального маркетинга.
Этот маркетинг пронизывает не только все светское общество, он берется на вооружение и многими современными религиозными структурами. Маркетинг буквально сращивается с религией. Отдельные религиозно протестантствующие консультанты прямо проповедуют, а их подопечные, соответственно, прямо исповедуют доктрину целевого маркетинга (реклама «миссии» организации, особое внимание к «сакральным» преимуществам рекламируемого «товара», и поистине «пасторская» опека новых людей). Иные деятели современных нетрадиционных религиозных организаций «прогрессивного» толка на совершенно «научной» основе проводят опросы населения, дабы выяснить, что люди хотят «получить от церкви». И неудивительно, что спустя некоторое время люди как по волшебству получают не только то, что они хотели получить, но и ту «церковь», которую они создали своим собственным потребительским вкусом и воображением. Сфера духовно ориентированных услуг получает духовно сориентированных клиентов, и наоборот - духовно сориентированные потребители духовно ориентируют производителей.
Весьма далекие от традиционной религии деятели современных корпораций при организации своей маркетинговой деятельности успешно используют методы и приемы продвижения товаров и услуг, свойственные религиозным структурам (сектам). Речь идет о хорошо известном и прижившемся практически во всем мире, включая с некоторых пор и Россию, своего рода маркетинговом сектантстве - системе многоуровневого или сетевого маркетинга (multi-level marketing, network marketing). К ритуальным принципам последователей этой системы относятся обязательства самому потреблять распределяемую продукцию; привлекать новых членов-пользователей для дальнейшего распространения продукции; покупать, ежедневно читать и слушать обучающие и укрепляющие в вере в эту систему книги и кассеты; предлагать товары и вести организационную работу среди наиболее близких и знакомых людей.
И хотя сетевой маркетинг слывет маркетингом с большим количеством неудачников, тем не менее, сам принцип его организации и осуществления говорит о многом - он верно угадывает современную тенденцию в развитии «духа» экономики.
В чем же кроется ошибка растерявшегося перед истиной современного человека? Почему особняком стоят церкви, сориентированные на маркетинг? Почему сектантствует маркетинг, сориентированный на церковь? Почему постиндустриальные страны никак не могут оформить над-утилитарную систему нематериальной мотивации существования? Почему «третий мир» выбирает «третий путь» незамысловатой распродажи ресурсов?
Кажется, логически непротиворечив такой ответ: церкви, спасая человека экономического, целесообразнее ориентироваться не на маркетинг, а на производственную деятельность. А реальная экономика должна, в свою очередь, - не функционально, а структурно - сориентироваться на церковь. Возможно, даже, создавая особые организационно-правовые формы. Государство отделено от церкви, но зачем же отделять от церкви экономику? Как было показано выше, внушительные прообразы такого симбиоза в российской артельной истории имеются.
И еще один вопрос. Как известно, двадцатый век породил доктрину ядерного сдерживания. Начало двадцать первого столетия знаменуется расцветом не только тоталитарных сект, но и фундаменталистских направлений традиционных религий. Это естественная защитная реакция особым образом организованных духовно-экономических пространств на произвол «мировой закулисы». Возможно, что именно религиозно-экономический фундаментализм наряду с ядерным явится, как это ни прискорбно, главнейшим фактором сдерживания в наступившем тысячелетии. Православная Россия должна быть готова принять вызов этого могучего фактора современности, а возможно - и опереться на него.
по материалам:
Александр Цуканов “Артель как организационная форма воплощения русского духа”
О. Платонов. Святая Русь: энциклопедический словарь, 2001 г.