Долгое время на театральной сцене главенствовали мужчины. Что и говорить - даже сегодня они нередко исполняют в спектаклях женские роли. Правда, с этим трудно поспорить - в истории мирового театра гораздо больше выдающихся мужских имен, нежели женских. Однако это совсем не означает, что женщины не должны выходить на подмостки. Хотя бы потому, что представительницы прекрасного пола - это украшение сцены.
Таким украшением Театра на Юго-Западе является Любовь Ярлыкова. Изящная, нежная и хрупкая актриса, в которой, однако, таится невероятная энергия, так же, как, по словам Ницше, в глубоком спокойствии моря кроется беспокойная мощь. Люба - удивительно многогранная актриса. Ей под силу -любой жанр. Но наиболее проникновенными лично для меня являются ее трагические роли.
Офелия в спектакле «Гамлет» (режиссер Валерий Белякович)
Ясные глаза, открытое, счастливое лицо, светлая улыбка - такова Офелия Любы в начале спектакля. Вся она невероятно легкая, окрыленная, очарованная и очаровательная - она только что видела Гамлета (Максим Лакомкин). Отпуская его, Офелия еле сдерживает радостный смех. Но вот ее останавливает Полоний (Михаил Белякович). Слушая его наставления, Офелия становится напряженной, взгляд устремлен в одну точку, из голоса исчезла мягкость, и пальцы нервно перебирают накидку. Не в силах больше слушать отца, она порывается уйти, но Полоний дает ей пощечину. Причем актер делает это на расстоянии - слышен звук удара, и, вздрогнув, Офелия хватается за щеку. В глазах страшная обида и боль, которая в ту же минуту пронзает и зрителя. Но это еще не самая острая сцена с Офелией.
Гамлет уже убил Полония, и Офелия под такую же безумную, как и она теперь, музыку выбегает на сцену. С распущенными волосами, в черном платье и белой накидке с очень длинными рукавами она, кружась, обегает всю сцену и становится на середину. В тишине раздается ее низкий голос: «Говорят, сова была раньше дочкой пекаря…» Весь ее следующий монолог - это переходы от нервной улыбки к суровой непроницаемости лица и перепады от тихого ровного тона к болезненным, слезным интонациям. А как она вскрикивает в конце сцены: «Надо быть терпеливыми!» В этом крике слышится настолько сильное отчаяние, такой ужас, боль и скорбь, каких даже не передать словами...
И последняя ключевая сцена Офелии, которая, как мне кажется, не может оставить зрителей равнодушной - это ее сцена с Лаэртом (Максим Драченин). Звучит нежная, прозрачная музыка, которая становится острой и торжественно-трагичной по мере приближения к финалу; звуки музыки словно постепенно наполняются страданиями Офелии, которые, наконец, вырываются из ее груди с криком «Господи, помилуй!». Поток безысходной музыки обрушивается на зал, и Офелия бежит через темную сцену, лишь кое-где обагренную кровавым светом. Она толкает по очереди каждую из висящих шести колонн (это единственный элемент декорации в спектакле), а за ней бежит Лаэрт с отчаянным криком «Офелия!» Музыка приглушает их голоса и, наконец, Офелия, послав воздушный поцелуй Лаэрту, скрывается.
Джил Тэннер в спектакле «Эти свободные бабочки» (режиссер Валерий Белякович)
Это уже не такая трагическая роль, как роль Офелии. Она, скорее, мелодраматическая, но, тем не менее, не лишена некой нотки трагизма.
Джил -19-летняя девочка. Самоуверенная, немного дерзкая, очень бойкая, жизнерадостная и обаятельная. Она случайно оказывается соседкой… слепого молодого человека, музыканта Дональда (Максим Драченин).
Кто такая, в сущности, Джил? Бабочка-однодневка - в том смысле, что она живет одним днем, перелетая с места на место и совершенно не заботясь о том, что с ней будет завтра. Она - свободная бабочка, однако вокруг - одни сетки и решетки (в спектакле, кроме них да еще кроме трех надувных матрасов, больше ничего нет). И вот время от времени она, Джил, бьется в этих сетках (а сетки - это ведь, по сути, общественное мнение, запреты, правила и прочие табу, которые сами люди и придумали). Актриса бегает между ними, проносится по этим многочисленным коридорам в поисках выхода. «Я прошу одного - свободы. Свободны же бабочки…» - произносит она цитату Диккенса. Но что такое свобода? В чем она заключается? «В бездумном прекрасном порхании под куполом неба»?.. Пожалуй, все-таки в том, что истинно свободный человек способен выбирать.
Джил поначалу не желает расстаться со своей свободой - с возможностью срываться с места, когда ей вздумается, и делать то, что ей хочется. Она уже уходит от Дональда, не желая связывать себя. Однако в финале она возвращается. Под какую-то небесную музыку она бежит между сетками к Дональду, обессиленному и уже отчаявшемуся когда-либо увидеть Джил. В этот момент сцена освещается цветными вспышками. На сетках появляются различные световые фигуры и узоры. И эти изображения в мерцающем свете так переплетаются, что кажется, будто Джил - действительно бабочка, которая отчаянно машет крыльями, чтобы, наконец, вырваться на свободу. Она бросается к Дональду и обнимает его, а повсюду расплываются, переливаются и движутся цветы из света. Они везде - на полу, на стенах, на сетках... Впрочем, сеток уже словно и не существует. Игра света превращает все в настоящую волшебную поляну, на которой встретились две свободные бабочки.
Натали в спектакле «Вальпургиева ночь» (режиссер Валерий Белякович)
В этой роли Люба - настоящая Афродита. Ярко-красные губы, распущенные волнистые длинные волосы. Спокойная, величественная, королевская красота. Загадочная улыбка, лукавство в уголках глаз. Даже ее первое появление на сцене подано по-особенному. Звучит чарующая музыка, и Натали, звеня ключами, в луче света медленно и грациозно проходит через всю сцену.
Когда-то эта медсестра была возлюбленной Гуревича (Фарид Тагиев). Да и теперь, когда он снова попал в психбольницу, в Натали вновь пробудилось прежнее чувство к нему. Поэтому, после того как Гуревича избивают за буйное поведение, Натали пытается убедить его, чтобы он больше не вел себя с врачами так дерзко. В этой сцене с ее лица словно спадает маска. Она произносит слова о том, что его могут «заколоть нейролептиками» с болью, со слезами в голосе. Это уже не гордая богиня, а обыкновенная женщина, которой не хочется, чтобы с близким ей человеком что-то случилось.
В финале именно Натали первой заходит в палату с мертвыми пациентами. Полумрак. Свет проникает лишь через открытую дверь. Натали-Люба неверными шагами идет по сцене. И вдруг спотыкается о тело одного из больных. Прикоснувшись к нему, она мгновенно понимает, что тот мертв. Она хватается за живот, спиной отступает к двери, пытаясь позвать главврача, но у нее ничего не получается. Раздаются только сдавленные, болезненные звуки. Но вот она набирает воздуха, и у нее вырывается нечеловеческий, душераздирающий крик: «Нина Андревна!!» Она кричит с такой силой боли и ужаса, что замирает сердце и перехватывает дыхание. И так происходит каждый раз, на каждом спектакле.
Есть в Любе определенный нерв, который «цепляет» зрителя и заставляет его погружаться в спектакль. Скажу больше, ее игра, ее существование на сцене - это как смычок, которым она умело водит по струнам зрительских душ-скрипок, извлекая из них мелодию грусти или радости, смеха или скорби, отчаяния или воодушевления.