Японская культура: синестезийный характер. Часть III
Так, в искусстве чайной церемонии тя-но ю главной задачей постулировалось очищение. Как утверждал еще в ХVII в. глава одного из самурайских кланов: «Цель чайной церемонии - очистить шесть “корней” от загрязнения. Осматривая свиток-какэмоно в нише-токонома и цветы в вазе, очищают глаза; вдыхая аромат благовоний, очищают нос; слушая звуки кипящей в котле воды и капель, падающих из бамбукового желоба, очищают уши; пробуя чай, очищают рот (орган вкуса); беря в руки чайную утварь, очищают органы осязания. Во время очищения шести “корней” сознание само по себе очищается от скверны».
Исследователь и знаток чайного действа А.Н. Игнатович отмечает: «В “пути чая” очищение сознания, т.е. постижение “пустоты” и “дел и вещей” трактуется как результат очищения органов чувств. <…> В процессе реализации четырех принципов (ва-гармония; кэй-почтительность; сэй-чистота; дзяку-покой. - Е. С.), регулирующих проведение чайного действа, такое ощущение (слаженности, согласованности всех чувств. - Е. С.) усиливается и достигает пика в слиянии в одно целое, воспринимаемое шестью “корнями” по отдельности. Более того, теряют определенность или, лучше сказать, строгую специфичность, функции каждого “корня”: глаз начинает видеть звук, а ухо - слышать цвет». Не случайно Сэн Сосицу 15-й, глава династии великих мастеров чайной школы Урасэнкэ и потомок основателя искусства чайного ритуала Сэна Рикю (1522-1591) утверждал: «В микрокосме чайной комнаты границы чувственных восприятий размываются, и ощущения, подобно жидким телам, втекают друг в друга; зрение обретает способность осязать, прикосновение и звук вызывают зрительные образы».
Всякий, кто хотя бы раз присутствовал на чайной церемонии мастера-профессионала, убеждается в правильности традиционно японской точки зрения. Это вполне полноценное синтетическое искусство, специфика которого состоит в умножении художественно воздействующих факторов. Поэтому в случае чайной церемонии мы имеем в несколько раз более сильное эмоциональное влияние сразу на все виды чувственных анализаторов человека. Здесь на индивида активно действует целый «синтетический пучок» искусств. Каждое из них само по себе высокоорганизованно, но их сплав дает новое качество, становится самостоятельным видом синтетического искусства.
Очень профессиональные, лаконичные, ритуализированные движения мастера церемонии, «хозяина», как его называют в Японии, - ваби-тя (заметим, существуют четыре главные школы чайной церемонии, в каждой выработан свой канон). Посуда, изготовленная прославленным художником прошлого. Особенности архитектуры чайного домика и аранжировки сада, вид на который открывается из-за раздвинутых перегородок фусума. Изысканный вид и смысл каллиграфической надписи или монохромного пейзажа, проступающих сквозь полумрак в нише токонома. Изящество единственного цветка, стоящего в этой нише в уникальной вазе и соответствующего времени года и времени суток. Терпкий вкус специально приготовленного чая (используется не любой чай, а лишь один специальный сорт). Тонкий намек на вкус изысканно сервированных традиционных сладостей. Все вышеперечисленные компоненты одновременно действуют на участника церемонии. Они создают ту самую «эстетическую ситуацию», в рамках которой только возможно восприятие деятельности мастера ваби-тя как истинного искусства. Отличие от искусства западного типа характеризуется здесь прежде всего двумя моментами.
Во-первых, субъект восприятия в традиционном японском искусстве выступает как гораздо более активный, нежели, например, зритель в музее или театре европейского типа. Участник церемонии приближается, если провести аналогию с музыкой, к исполнителю, воплощающему нотную запись композитора в полнокровный звук. Исполнители-участники чайной церемонии, воспитанные в атмосфере традиционного искусства, знакомы с ее каноном, и выступают не пассивными потребителями, но настоящими сотворцами церемонии, без которых она теряет смысл, как теряет смысл музыка без исполнителя-слушателя. В данном случае, как и в случае с исполнителем-музыкантом, наблюдается своеобразный синтез рецептора и творца искусства.
Второй отличительный момент представляется нам гораздо более важным и специфическим: бóльшая активность зрителей-исполнителей, например чайной церемонии, объясняется тем, что художественное воздействие проходит через каналы всех пяти чувственных анализаторов.
Попробуем распутать синтетический «клубок» действующих факторов в чайной церемонии. Начнем с любого его материального компонента, ну хотя бы с чайной чашки, поданной нам мастером. Она делается из глины, абсолютно непрезентабельна с виду, к тому же как бы «недоделанная», несимметричная, стенки у нее разной толщины, шершавые. Красивой японцы считают не ту чашку, что красиво смотрится в музее, а ту, в которой целуют чай, ощущая губами приятную шероховатость поверхности чашки, при этом согревающей руку своим теплом. «Поставив чашку на татами, рука не должна двигаться по траектории следующего действия, но медленно прощаться с чашкой в режиме удержанного сознания (дзансин), как нехотя расстаются два близких друга. Для этого существует даже специальная техника дыхания - аибака, столь непростая, что ее во избежание искажений сообщают начинающим мастерам только изустно (кудэн)». Профессионализм создателя чайной посуды для церемонии следует оценивать не только и не столько глазами (в помещении царит полумрак, поэтому цвет и его оттенки неразличимы), а главным образом - руками. Чашка говорит пальцам больше, чем глазам.
Соответственно и осязательный анализатор развит у японцев (в жилище которых всегда было темновато) не в пример тоньше, чем у западного человека. Вот почему внешний вид чашки столь уместен в полумраке чайного домика, когда ее шершавая и неровная поверхность наилучшим образом приходится «по руке» участнику чайной церемонии.
Продолжение следует...
- Е.Л. Скворцова -
Первая часть
Вторая часть
Исследователь и знаток чайного действа А.Н. Игнатович отмечает: «В “пути чая” очищение сознания, т.е. постижение “пустоты” и “дел и вещей” трактуется как результат очищения органов чувств. <…> В процессе реализации четырех принципов (ва-гармония; кэй-почтительность; сэй-чистота; дзяку-покой. - Е. С.), регулирующих проведение чайного действа, такое ощущение (слаженности, согласованности всех чувств. - Е. С.) усиливается и достигает пика в слиянии в одно целое, воспринимаемое шестью “корнями” по отдельности. Более того, теряют определенность или, лучше сказать, строгую специфичность, функции каждого “корня”: глаз начинает видеть звук, а ухо - слышать цвет». Не случайно Сэн Сосицу 15-й, глава династии великих мастеров чайной школы Урасэнкэ и потомок основателя искусства чайного ритуала Сэна Рикю (1522-1591) утверждал: «В микрокосме чайной комнаты границы чувственных восприятий размываются, и ощущения, подобно жидким телам, втекают друг в друга; зрение обретает способность осязать, прикосновение и звук вызывают зрительные образы».
Всякий, кто хотя бы раз присутствовал на чайной церемонии мастера-профессионала, убеждается в правильности традиционно японской точки зрения. Это вполне полноценное синтетическое искусство, специфика которого состоит в умножении художественно воздействующих факторов. Поэтому в случае чайной церемонии мы имеем в несколько раз более сильное эмоциональное влияние сразу на все виды чувственных анализаторов человека. Здесь на индивида активно действует целый «синтетический пучок» искусств. Каждое из них само по себе высокоорганизованно, но их сплав дает новое качество, становится самостоятельным видом синтетического искусства.
Очень профессиональные, лаконичные, ритуализированные движения мастера церемонии, «хозяина», как его называют в Японии, - ваби-тя (заметим, существуют четыре главные школы чайной церемонии, в каждой выработан свой канон). Посуда, изготовленная прославленным художником прошлого. Особенности архитектуры чайного домика и аранжировки сада, вид на который открывается из-за раздвинутых перегородок фусума. Изысканный вид и смысл каллиграфической надписи или монохромного пейзажа, проступающих сквозь полумрак в нише токонома. Изящество единственного цветка, стоящего в этой нише в уникальной вазе и соответствующего времени года и времени суток. Терпкий вкус специально приготовленного чая (используется не любой чай, а лишь один специальный сорт). Тонкий намек на вкус изысканно сервированных традиционных сладостей. Все вышеперечисленные компоненты одновременно действуют на участника церемонии. Они создают ту самую «эстетическую ситуацию», в рамках которой только возможно восприятие деятельности мастера ваби-тя как истинного искусства. Отличие от искусства западного типа характеризуется здесь прежде всего двумя моментами.
Во-первых, субъект восприятия в традиционном японском искусстве выступает как гораздо более активный, нежели, например, зритель в музее или театре европейского типа. Участник церемонии приближается, если провести аналогию с музыкой, к исполнителю, воплощающему нотную запись композитора в полнокровный звук. Исполнители-участники чайной церемонии, воспитанные в атмосфере традиционного искусства, знакомы с ее каноном, и выступают не пассивными потребителями, но настоящими сотворцами церемонии, без которых она теряет смысл, как теряет смысл музыка без исполнителя-слушателя. В данном случае, как и в случае с исполнителем-музыкантом, наблюдается своеобразный синтез рецептора и творца искусства.
Второй отличительный момент представляется нам гораздо более важным и специфическим: бóльшая активность зрителей-исполнителей, например чайной церемонии, объясняется тем, что художественное воздействие проходит через каналы всех пяти чувственных анализаторов.
Попробуем распутать синтетический «клубок» действующих факторов в чайной церемонии. Начнем с любого его материального компонента, ну хотя бы с чайной чашки, поданной нам мастером. Она делается из глины, абсолютно непрезентабельна с виду, к тому же как бы «недоделанная», несимметричная, стенки у нее разной толщины, шершавые. Красивой японцы считают не ту чашку, что красиво смотрится в музее, а ту, в которой целуют чай, ощущая губами приятную шероховатость поверхности чашки, при этом согревающей руку своим теплом. «Поставив чашку на татами, рука не должна двигаться по траектории следующего действия, но медленно прощаться с чашкой в режиме удержанного сознания (дзансин), как нехотя расстаются два близких друга. Для этого существует даже специальная техника дыхания - аибака, столь непростая, что ее во избежание искажений сообщают начинающим мастерам только изустно (кудэн)». Профессионализм создателя чайной посуды для церемонии следует оценивать не только и не столько глазами (в помещении царит полумрак, поэтому цвет и его оттенки неразличимы), а главным образом - руками. Чашка говорит пальцам больше, чем глазам.
Соответственно и осязательный анализатор развит у японцев (в жилище которых всегда было темновато) не в пример тоньше, чем у западного человека. Вот почему внешний вид чашки столь уместен в полумраке чайного домика, когда ее шершавая и неровная поверхность наилучшим образом приходится «по руке» участнику чайной церемонии.
Продолжение следует...
- Е.Л. Скворцова -
Первая часть
Вторая часть