ПАМЯТИ АХМАДУЛЛИНОЙ
Словно раненая птица,
Шею вывернув к восходу,
Поманилась, потянулась
За витиями свободы.
Но на самом стаи взлете
Отделилась, оторвалась,
Голос огранив в полете.
И сама собой осталась.
Помню, когда она появилась со своим странным голосом, вызывавшим асcоциации с тусклой музыкальностью старой флейты,на фоне крикливых рифм и созвучий, она сразу их затмила.
И никогда не изменила себе, своей редкостной музыкальности стиха, почти осязаемой...
Что осталось для меня от того времени?
Несколько ранних стихов Евтушенко, еше не окрашенных самолюбованием и самовосхвалением...
Почти ничего от Вознесенского.
А Ахмадуллина осталась в большой поэзии целиком.
Только за одну эту строфу она уже достойна быть на ее вершине
"Печальную пылинку серебра
влекла старуха из глубин юдоли,
и тяжела была ее ладони
вся невесомость быта и добра."
Шею вывернув к восходу,
Поманилась, потянулась
За витиями свободы.
Но на самом стаи взлете
Отделилась, оторвалась,
Голос огранив в полете.
И сама собой осталась.
Помню, когда она появилась со своим странным голосом, вызывавшим асcоциации с тусклой музыкальностью старой флейты,на фоне крикливых рифм и созвучий, она сразу их затмила.
И никогда не изменила себе, своей редкостной музыкальности стиха, почти осязаемой...
Что осталось для меня от того времени?
Несколько ранних стихов Евтушенко, еше не окрашенных самолюбованием и самовосхвалением...
Почти ничего от Вознесенского.
А Ахмадуллина осталась в большой поэзии целиком.
Только за одну эту строфу она уже достойна быть на ее вершине
"Печальную пылинку серебра
влекла старуха из глубин юдоли,
и тяжела была ее ладони
вся невесомость быта и добра."