СССР. АТЕИЗМ И ВЕРА
Оригинал взят у roman_n в Как атеисты Гитлера победили
В первой переписи России 1897 г. ставился вопрос о вероисповедании, которое определялось либо по родителям, либо по этническому признаку. В переписи же 1937 г. респонденты должны были сначала определить свое отношение к религии, а затем верующие - назвать сами свое вероисповедание. Вопрос о религии был введен в переписной лист лично Сталиным, который редактировал последний вариант анкеты в канун переписи. Никто из статистиков не рискнул ему возразить. Опрашивалось население в возрасте 16 лет и старше.
Какими соображениями руководствовался Сталин, когда ставил этот вопрос, мы знать не можем, но в массовой широкой печати был заведомо разрекламирован тезис о "сплошном атеизме населения", который должна была подтвердить перепись. Однако такого рода ожидания не оправдались.
Перепись состоялась в ночь с 5 на 6 января и была доброжелательно встречена населением, люди охотно отвечали на все вопросы. Исключением был вопрос о религии. Во многих районах, особенно в сельской местности, он вызвал переполох. Нетрудно понять причины этого, если вспомнить обстановку тех лет в стране (насильственные переселения раскулаченных, нараставшую волну репрессий и т.д.), а также официальное отношение к религиозным убеждениям как "пережитку прошлого в сознании отсталых людей". Респонденты были поставлены в сложное положение. С одной стороны, они боялись за себя и за своих родных и близких, а с другой - "кары Божией" за отречение от Веры.
Во многих районах начали распространяться всякого рода тревожные слухи, а с мест понеслись донесения особой секретности из местных органов учета и статистики в ЦК ВКП(б) и правительство. До нас дошли такого рода донесения из Свердловской области, Белоруссии, а также, что особенно важно, обобщающая записка начальника Центрального управления народнохозяйственного учета СССР И.А.Краваля в ЦК ВКП(б) по донесениям из всех районов страны в целом.
Судя по этим материалам, распространявшиеся тогда слухи были типичными для того времени. Например, самым массовым было опасение, что верующих "будут ссылать, а их детей выгонят из школы"1 (Красноярский край), что на верующих "будут смотреть как на кулаков"2 (Московская область), верующих "будут лишать продовольствия и вышлют"3 (БССР, Орша, Богушевск) и т.д. Боялись, что с верующих будут брать "особые налоги" (Московская область), "выбросят из колхоза", "снимут со снабжения в кооперации"4 (Киевская обл. Украины). Распространился даже зловещий слух о предстоящей с 5 на 6 января "варфоломеевской ночи"5 (Свердловская область). В связи с этим появились и "агитаторы" из верующих, которые ходили из села в село и советовали ответов на этот вопрос не давать. Такие агитаторы были замечены в Татарии, Сталинградской области, Узбекской ССР, Западно-Сибирском крае и в других районах страны6.
Сектанты (евангелисты и баптисты) давали обет на вопрос о религии не отвечать. Одни из них демонстративно закладывали платок в рот и молчали, другие - скрылись в лесу (Свердловская область, Западно-Сибирский край и т. д.). Некоторых из них переписчикам удалось вернуть из лесов и уговорить ответить на вопросы.
Но были и другого рода слухи. В связи с принятием Конституции СССР в 1936 г., по которой священники получили право голоса, верующие надеялись, что если они не будут скрывать своих убеждений, то правительство вынуждено будет открыть закрытые церкви и вернуть сосланных священников. "Пишитесь верующими, тогда откроют церкви",7 - передавали из уст в уста крестьяне в Сталинградской области. Некоторые из них отстаивали свое право на совершение религиозных обрядов, "приходили к председателю РИК и спрашивали, когда освободят церковь от клуба"8. Надеялись в этом случае даже на помощь международных организаций: "Перепись пойдет на рассмотрение Лиги наций, а Лига наций спросит у т. Литвинова, почему мы закрыли церкви, когда у нас много верующих" (Милославицкий сельсовет, Климовический район БССР)9.
Как сказано в документах, многие священники с церковного амвона призывали верующих ответить откровенно на вопрос о религии, так как тоже надеялись на открытие церквей10. Их призывы были расценены местными органами власти как "провокационные", "направленные на срыв переписи". В тех случаях, когда священники занимались такой "агитацией" не в церкви, а ходили по домам, с ними разбирались "соответствующие органы"11.
Не обошлось и без конъюнктурных соображений со стороны населения: лучше записаться неверующим, тогда в кооперативах больше товаров дадут; или надо записываться верующими, так как в случае войны и победы гитлеровской Германии неверующих расстреляют (западные области УССР, БССР)12.
Оказавшись в столь сложной ситуации, верующие повели себя по-разному. Однако большая часть их не стала скрывать своих убеждений. Счетчики приводят типичные ответы в Пермском районе: "Сколько нас не спрашивай о религии, нас не убедишь, пиши верующий", или: "Хоть и говорят, что всех верующих будут увольнять со стройки, но пиши нас верующими"13. Замечен случай, когда все семь женщин, проживавших в одной комнате общежития фабрики "Промодежда" (г. Пермь), записались верующими14. Такой же случай отмечен и в общежитии УВС, где двенадцать женщин в возрасте от 17 до 29 лет заявили о том, что они верующие15. В отдельных районах в верующие записывались целыми колхозами. Под влиянием слухов и страхов в некоторых случаях люди "переписывали" себя верующими или неверующими по нескольку раз. Однако таких случаев было замечено мало. Больше было людей, которые столкнулись с необходимостью определиться впервые. Типичен, например, следующий ответ: "Кто его знает, верую я или нет - не знаю, но в душе что-то есть, что свыше нас, чего-то есть, какая-то сила; хотя я Богу не молюсь давно, а все же пиши верующий"16. Другие решали этот вопрос совсем иначе: "...Раз работаю на стройке, то, значит, неверующий"17.
При анализе данных переписи необходимо учитывать, что принцип самоопределения не всегда срабатывал. В донесениях отмечалось, что "члены семьи, безусловно, оказывали влияние на колеблющиеся, нестойкие элементы в вопросе о религии"18. Этот вопрос часто вызывал серьезные семейные конфликты. В одном случае жена заявила, что уйдет от мужа, если он запишется неверующим, в другом - дочь ругала отца за то, что он записался верующим, в третьем - мать заявила, что проклянет сына, если тот запишется неверующим19. Не обошлось без семейных драк и побоев. В этой ситуации не все настаивали на своих убеждениях, некоторые предпочли ответа не давать.
Как бы то ни было, но 80 % опрошенного населения ответили на вопрос о религии20. Лишь 1 млн человек предпочли отмолчаться, ссылаясь на то, что "ответственны только перед Богом" или что "Богу известно, верующий я или нет". Значительную часть отказавшихся от ответа составляли раскольники-старообрядцы и сектанты.
По данным переписи, в СССР верующих среди лиц в возрасте 16 лет и старше оказалось больше, чем неверующих: 55,3 млн против 42,2 млн, или 56,7% против 43,3 % от всех выразивших свое отношение к религии21. В действительности верующих было, конечно, еще больше. Часть ответов могла быть неискренной. Кроме того, с большей долей вероятности можно предположить, что в основном не ответившие на вопрос о религии были верующими.
РЕЛИГИОЗНОСТЬ НАРОДА В 1937 ГОДУ
Но мы-то знаем, что в Войну победили одни атеисты без 56% населения.
Послесловие
Встретила интересный пост с статистикой предвоенной эпохи о соотношении атеистов и верующих в советском обществе в 1937-м году.
Аналитика сложной мотивации голосования интересна и скорее всего, верная.
Результат - 56,7%/43,3 % в пользу верующих.
И надо сказать, что это для 20-и лет советской власти результат очень хороший, революции 20 лет, а Союзу и вообще 15.
Не знаю возрастной статистики, но по логике к этому времени численность людей, родившихся в 1900 и ранее, мироаоззрение которых сформировалось до революции, когда религия автоматически встрпивалась в сознание в семье и школе, было многократно больше тех, кто родился после певолюции и участвовал в опросе.
Надо ещё учитывать то, что всегда число верующих женщин превосходит число верующих мужчин, особенно это характерно для России, об этом можно судить по дореволюционной русской литературе, это же подтверждается и нынешним вероренессансом.
Если судить не по столичным церквям, где церковонаполнение является процессом полиьтизированным, а по периферийным, а лучще по сельской церкви, то туда ходят исключительно женщигы пожилого и старщего возраста, мужчины там не бывают.
Это я к тому заключительному аккорду поста, ставящего под сомнение тезис, что в войне победили атеисты.
Я дадека от того, чтобы отрицать роль в победе воевавших верующих, безусловно их было дастаточно, в призывной возраст входил большой процент родившихся до революции, но к войне также подошло поколение, родившееся после неё и получившее полноценное советское образование.
Так что, проецировать статистику 37-го на военные годы, на мой взгляд, некорректно.
И обращусь к собственным ощущениям.
Я не раз говорила, что никогда не встречала в советский период верующих людей, никогда не слышала разговоров об этом, никогда не видела икон в квартирах, возможно они были в комнатах бабушек, но в быту это никак не отражалось.
Наверняка иконы были в частных домах на окраинах города, где семейная память сохранялась более бережно, независимо от мировоззрения, чем в современных квартирах, где быт постоянно претерпевал модернизацию.
У нас в городе после войны было две действующих церкви и они наполнялись только на большие праздники, тогда около них стояло множество старушек в платочках, в обычное время там было пусто.
Это было наше пространство, в средних классах, в середине 50-х мы часто туда ходили как в музей, разглядывали роспись, мы в то время очегь много читали и художественный музей не всё мог проиллюстрировать, пробелы восполняла церковная роспись.
Ведь русская церковная живопись, на мой взгляд, не имеет мировых аналогов и находится на вершине мирового наследия, а в тверской школе иконописи вообще можно найти истоки европейских модернистских течений.
Но это к слоау, просто я хочу сказать, что в послевоенные годы церковь неуклонно двигалась к естественному переходу в статус исторического культурного наследия.
Ситуация изменидась с приходом к власти Хрущёва.
Во второй половине 50-х открылась семинария и среди ребят, не надеявшихся поступить в вуз и не желавших идти в армию, завелись разговоры о "религиозной карьере", это было очень лицемерно, но это было.
Началась подготовка к перестройке, а для этого следовало реанимировать церковь, поскольку вписаться в капиталистический запад с повальным атеизмом было невозможно, невозможно и при грядущем капитализме управлять социумом без помощи церкви.
Этот процесс "воцерковления атеистов" был долго бесплодным и только после перестройки с формированием олигархов и братков, двух сторон одной медали, он сдвинулся с мёртвой точки с медийной поддержкой "белопатриотических" СМИ.
В первой переписи России 1897 г. ставился вопрос о вероисповедании, которое определялось либо по родителям, либо по этническому признаку. В переписи же 1937 г. респонденты должны были сначала определить свое отношение к религии, а затем верующие - назвать сами свое вероисповедание. Вопрос о религии был введен в переписной лист лично Сталиным, который редактировал последний вариант анкеты в канун переписи. Никто из статистиков не рискнул ему возразить. Опрашивалось население в возрасте 16 лет и старше.
Какими соображениями руководствовался Сталин, когда ставил этот вопрос, мы знать не можем, но в массовой широкой печати был заведомо разрекламирован тезис о "сплошном атеизме населения", который должна была подтвердить перепись. Однако такого рода ожидания не оправдались.
Перепись состоялась в ночь с 5 на 6 января и была доброжелательно встречена населением, люди охотно отвечали на все вопросы. Исключением был вопрос о религии. Во многих районах, особенно в сельской местности, он вызвал переполох. Нетрудно понять причины этого, если вспомнить обстановку тех лет в стране (насильственные переселения раскулаченных, нараставшую волну репрессий и т.д.), а также официальное отношение к религиозным убеждениям как "пережитку прошлого в сознании отсталых людей". Респонденты были поставлены в сложное положение. С одной стороны, они боялись за себя и за своих родных и близких, а с другой - "кары Божией" за отречение от Веры.
Во многих районах начали распространяться всякого рода тревожные слухи, а с мест понеслись донесения особой секретности из местных органов учета и статистики в ЦК ВКП(б) и правительство. До нас дошли такого рода донесения из Свердловской области, Белоруссии, а также, что особенно важно, обобщающая записка начальника Центрального управления народнохозяйственного учета СССР И.А.Краваля в ЦК ВКП(б) по донесениям из всех районов страны в целом.
Судя по этим материалам, распространявшиеся тогда слухи были типичными для того времени. Например, самым массовым было опасение, что верующих "будут ссылать, а их детей выгонят из школы"1 (Красноярский край), что на верующих "будут смотреть как на кулаков"2 (Московская область), верующих "будут лишать продовольствия и вышлют"3 (БССР, Орша, Богушевск) и т.д. Боялись, что с верующих будут брать "особые налоги" (Московская область), "выбросят из колхоза", "снимут со снабжения в кооперации"4 (Киевская обл. Украины). Распространился даже зловещий слух о предстоящей с 5 на 6 января "варфоломеевской ночи"5 (Свердловская область). В связи с этим появились и "агитаторы" из верующих, которые ходили из села в село и советовали ответов на этот вопрос не давать. Такие агитаторы были замечены в Татарии, Сталинградской области, Узбекской ССР, Западно-Сибирском крае и в других районах страны6.
Сектанты (евангелисты и баптисты) давали обет на вопрос о религии не отвечать. Одни из них демонстративно закладывали платок в рот и молчали, другие - скрылись в лесу (Свердловская область, Западно-Сибирский край и т. д.). Некоторых из них переписчикам удалось вернуть из лесов и уговорить ответить на вопросы.
Но были и другого рода слухи. В связи с принятием Конституции СССР в 1936 г., по которой священники получили право голоса, верующие надеялись, что если они не будут скрывать своих убеждений, то правительство вынуждено будет открыть закрытые церкви и вернуть сосланных священников. "Пишитесь верующими, тогда откроют церкви",7 - передавали из уст в уста крестьяне в Сталинградской области. Некоторые из них отстаивали свое право на совершение религиозных обрядов, "приходили к председателю РИК и спрашивали, когда освободят церковь от клуба"8. Надеялись в этом случае даже на помощь международных организаций: "Перепись пойдет на рассмотрение Лиги наций, а Лига наций спросит у т. Литвинова, почему мы закрыли церкви, когда у нас много верующих" (Милославицкий сельсовет, Климовический район БССР)9.
Как сказано в документах, многие священники с церковного амвона призывали верующих ответить откровенно на вопрос о религии, так как тоже надеялись на открытие церквей10. Их призывы были расценены местными органами власти как "провокационные", "направленные на срыв переписи". В тех случаях, когда священники занимались такой "агитацией" не в церкви, а ходили по домам, с ними разбирались "соответствующие органы"11.
Не обошлось и без конъюнктурных соображений со стороны населения: лучше записаться неверующим, тогда в кооперативах больше товаров дадут; или надо записываться верующими, так как в случае войны и победы гитлеровской Германии неверующих расстреляют (западные области УССР, БССР)12.
Оказавшись в столь сложной ситуации, верующие повели себя по-разному. Однако большая часть их не стала скрывать своих убеждений. Счетчики приводят типичные ответы в Пермском районе: "Сколько нас не спрашивай о религии, нас не убедишь, пиши верующий", или: "Хоть и говорят, что всех верующих будут увольнять со стройки, но пиши нас верующими"13. Замечен случай, когда все семь женщин, проживавших в одной комнате общежития фабрики "Промодежда" (г. Пермь), записались верующими14. Такой же случай отмечен и в общежитии УВС, где двенадцать женщин в возрасте от 17 до 29 лет заявили о том, что они верующие15. В отдельных районах в верующие записывались целыми колхозами. Под влиянием слухов и страхов в некоторых случаях люди "переписывали" себя верующими или неверующими по нескольку раз. Однако таких случаев было замечено мало. Больше было людей, которые столкнулись с необходимостью определиться впервые. Типичен, например, следующий ответ: "Кто его знает, верую я или нет - не знаю, но в душе что-то есть, что свыше нас, чего-то есть, какая-то сила; хотя я Богу не молюсь давно, а все же пиши верующий"16. Другие решали этот вопрос совсем иначе: "...Раз работаю на стройке, то, значит, неверующий"17.
При анализе данных переписи необходимо учитывать, что принцип самоопределения не всегда срабатывал. В донесениях отмечалось, что "члены семьи, безусловно, оказывали влияние на колеблющиеся, нестойкие элементы в вопросе о религии"18. Этот вопрос часто вызывал серьезные семейные конфликты. В одном случае жена заявила, что уйдет от мужа, если он запишется неверующим, в другом - дочь ругала отца за то, что он записался верующим, в третьем - мать заявила, что проклянет сына, если тот запишется неверующим19. Не обошлось без семейных драк и побоев. В этой ситуации не все настаивали на своих убеждениях, некоторые предпочли ответа не давать.
Как бы то ни было, но 80 % опрошенного населения ответили на вопрос о религии20. Лишь 1 млн человек предпочли отмолчаться, ссылаясь на то, что "ответственны только перед Богом" или что "Богу известно, верующий я или нет". Значительную часть отказавшихся от ответа составляли раскольники-старообрядцы и сектанты.
По данным переписи, в СССР верующих среди лиц в возрасте 16 лет и старше оказалось больше, чем неверующих: 55,3 млн против 42,2 млн, или 56,7% против 43,3 % от всех выразивших свое отношение к религии21. В действительности верующих было, конечно, еще больше. Часть ответов могла быть неискренной. Кроме того, с большей долей вероятности можно предположить, что в основном не ответившие на вопрос о религии были верующими.
РЕЛИГИОЗНОСТЬ НАРОДА В 1937 ГОДУ
Но мы-то знаем, что в Войну победили одни атеисты без 56% населения.
Послесловие
Встретила интересный пост с статистикой предвоенной эпохи о соотношении атеистов и верующих в советском обществе в 1937-м году.
Аналитика сложной мотивации голосования интересна и скорее всего, верная.
Результат - 56,7%/43,3 % в пользу верующих.
И надо сказать, что это для 20-и лет советской власти результат очень хороший, революции 20 лет, а Союзу и вообще 15.
Не знаю возрастной статистики, но по логике к этому времени численность людей, родившихся в 1900 и ранее, мироаоззрение которых сформировалось до революции, когда религия автоматически встрпивалась в сознание в семье и школе, было многократно больше тех, кто родился после певолюции и участвовал в опросе.
Надо ещё учитывать то, что всегда число верующих женщин превосходит число верующих мужчин, особенно это характерно для России, об этом можно судить по дореволюционной русской литературе, это же подтверждается и нынешним вероренессансом.
Если судить не по столичным церквям, где церковонаполнение является процессом полиьтизированным, а по периферийным, а лучще по сельской церкви, то туда ходят исключительно женщигы пожилого и старщего возраста, мужчины там не бывают.
Это я к тому заключительному аккорду поста, ставящего под сомнение тезис, что в войне победили атеисты.
Я дадека от того, чтобы отрицать роль в победе воевавших верующих, безусловно их было дастаточно, в призывной возраст входил большой процент родившихся до революции, но к войне также подошло поколение, родившееся после неё и получившее полноценное советское образование.
Так что, проецировать статистику 37-го на военные годы, на мой взгляд, некорректно.
И обращусь к собственным ощущениям.
Я не раз говорила, что никогда не встречала в советский период верующих людей, никогда не слышала разговоров об этом, никогда не видела икон в квартирах, возможно они были в комнатах бабушек, но в быту это никак не отражалось.
Наверняка иконы были в частных домах на окраинах города, где семейная память сохранялась более бережно, независимо от мировоззрения, чем в современных квартирах, где быт постоянно претерпевал модернизацию.
У нас в городе после войны было две действующих церкви и они наполнялись только на большие праздники, тогда около них стояло множество старушек в платочках, в обычное время там было пусто.
Это было наше пространство, в средних классах, в середине 50-х мы часто туда ходили как в музей, разглядывали роспись, мы в то время очегь много читали и художественный музей не всё мог проиллюстрировать, пробелы восполняла церковная роспись.
Ведь русская церковная живопись, на мой взгляд, не имеет мировых аналогов и находится на вершине мирового наследия, а в тверской школе иконописи вообще можно найти истоки европейских модернистских течений.
Но это к слоау, просто я хочу сказать, что в послевоенные годы церковь неуклонно двигалась к естественному переходу в статус исторического культурного наследия.
Ситуация изменидась с приходом к власти Хрущёва.
Во второй половине 50-х открылась семинария и среди ребят, не надеявшихся поступить в вуз и не желавших идти в армию, завелись разговоры о "религиозной карьере", это было очень лицемерно, но это было.
Началась подготовка к перестройке, а для этого следовало реанимировать церковь, поскольку вписаться в капиталистический запад с повальным атеизмом было невозможно, невозможно и при грядущем капитализме управлять социумом без помощи церкви.
Этот процесс "воцерковления атеистов" был долго бесплодным и только после перестройки с формированием олигархов и братков, двух сторон одной медали, он сдвинулся с мёртвой точки с медийной поддержкой "белопатриотических" СМИ.