Юбилейное. Окончание
Мне исполнилось 98 лет, пошёл 99-й, а я совершенно не чувствую себя старой. Нисколько, ни чуточки. У меня такое ощущение, что я даже по-настоящему взрослой не стала, не получилось. Я застряла где-то в раннестуденческом возрасте. Те же интересы, те же желания, и те же страсти-мордасти терзают меня. И про любовь я понимаю всё так же, как понимала в молодости. И по-прежнему для меня это самое интересное. Разница заключается только в том, что как бы с игрового поля я перешла на трибуны болельщиков. И если на игровом поле я была игроком весьма средним, то болельщик я выдающийся. Я понимаю всё, что происходит на игровом поле, и могу давать игрокам советы, что я и делаю. Мои юные друзья мне всё о себе рассказывают. В моё время человек сам себе не говорил того, что теперь можно рассказать друзьям. Я их выслушиваю и даю советы, и они потом меня за советы благодарят, говорят, что мои советы им очень пригодились. Я уже ссылалась на Маяковского, который писал: «Надеюсь, верую, во веки не придёт ко мне позорное благоразумье!». Вот он принципиально не хотел, чтобы благоразумие к нему пришло. А я бы очень этого хотела. Но не приходит. Может быть, это потому, что я живу эмоциями. Я ни разу ни одного шага не ступила, ни одного слова не сказала, руководствуясь здравым смыслом. Я всегда во власти эмоций.
Я прожила 98 лет, и я вам уже говорила, что помню себя с раннего возраста, с двух с половиной лет я помню свою жизнь не урывками, а последовательно. И вот сейчас я вспоминаю свою жизнь с 1928-го до 2023-го года. Мир моего детства был совсем не похож на теперешний. Обстоятельства были другими, окружающая среда была другой, и люди были другими. Русский национальный менталитет изменился, почти превратился в свою противоположность, главным образом, за последние 30 лет. Для русского национального менталитета были характерны примат духовного над материальным, примат общего, коллективного над индивидуальным, и примат будущего над настоящим. Брюсов писал «Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три совета, Первый прими - не живи настоящим, Только грядущее - область поэта». Блок о ком-то писал в личном письме: «Они живут настоящим, значит, вообще не живут», цитирую по памяти, но смысл передала совершенно точно. То, что будущее было намного интереснее и важнее настоящего, означало, что ради светлого будущего настоящим можно и пожертвовать. У таких слов, как деньги, богатство, в русском языке была отрицательная эмоциональная окраска. Под подозрением было даже слово «сытость». Говорили о человеке: «Что-то он какой-то сытый», и в этом было неодобрение. В России никогда не было культа золотого тельца, культа денег, и русские не были националистами. Блок писал о русских: «Нам внятно всё, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Достоевский писал: «Широк русский человек, не мешало бы обузить» (цитирую по памяти). Ну, а сегодня мы видим, что деньги стали главным, конечно, не для всех, но для большинства, и что русские стали националистами, я имею в виду русских путинистов.
А у меня сейчас особый период, я стою на пороге перехода в другую жизнь, в вечную, и я готовлюсь к этому переходу. Вспоминаю всю свою жизнь и оцениваю и переоцениваю, и ещё раз вспоминаю и оцениваю, и ещё раз… И всякий раз нахожу в своём прошлом то, чего не заметила раньше. Я подвожу итоги, и итоги не очень утешительны. Я всегда считала себя хорошим человеком. Я никому не сделала зла, ни умышленно, ни случайно. Я никогда никого не ненавидела, не умею ненавидеть. Но это только значит, что я не плохой человек. А быть не плохим - ещё не значит быть хорошим. И вот я терзаюсь всякими сомнениями. И за разрешением этих сомнений мне не к кому обратиться. Когда был жив Игорь Тареев, то я всё могла обсудить с ним. Я смотрелась в него, как в зеркало, и во всём ему доверяла. Он был моей совестью. А сейчас нет никого, кто мне рассказал бы обо мне. У меня есть духовник, вы его знаете, мой любимый Джованни. Выслушивать рассказ о грехах своих духовных чад - вроде бы его прямая обязанность, но он слушать мою исповедь не хочет. Говорит: «Бог нас любит, Он нас простит». Я ему объясняю, что я вспоминаю своё прошлое и сгораю со стыда. А он говорит: «Сгораете со стыда? Значит, вы раскаялись, и Бог вас простит». А я не хочу, чтоб Бог меня прощал. Я хочу ответить за всё. Словом, вышло так, что жизнь кончается, а я ничего о себе не знаю. Такие дела.