Коль стала б легкой боль, чтоб это было,
Коль б стала малой скорбь, что б это было,
Когда б здесь лекарь или друг стоял
Я говорил бы с ним, что б это было…
Из восточной поэзии
перевод Феликса Березина с украинского подстрочника
Дорогие френды, этот текст я написала в понедельник, 28 августа, а поставить получается только сегодня.
Два года назад, в августе 2015-го, не стало моего любимого брата Феликса Березина. Он был моложе меня, и я не думала, что мне придется его пережить. Он ушел совсем недавно, и боль утраты еще очень остра, и об этом трудно говорить, но я все-таки хочу его вспомнить, уж как получится.
Феликс моложе меня на 4,5 года, когда ему было 3,5 года, мне было 8 лет, и я была уже взрослой. Родители наши были очень занятые люди, и мы их мало видели. С 1932 по 1935 год мама вообще жила не с нами, а в Дзержинске близ Нижнего Новгорода, куда ее направили после окончания Военно-химической академии. Мы жили с папой и домработницей, деревенской девчонкой, мотались по стране. Папа уходил из дома рано и возвращался поздно, когда мы уже спали, а выходных у него вообще не было. Феликсом занималась я. Он был моим братом и моим ребенком. Мы были очень привязаны друг к другу. Я хотела сказать, что были так близки, как могут быть близки два человека, но мне кажется, что мы не были два человека, мы были один человек, один организм, единая система, и так было всегда,
До 1951 года (моих 26 лет, а его 22 лет) мы жили вместе, не расставались ни на один день. У нас были общие интересы, и круг этих интересов был очень широк. Мы были единомышленниками во всем, у нас были одинаковые вкусы. Мы оба очень любили стихи, это нам досталось от отца. Только Феликс и писал стихи, а со мной этого не случалось. Нам друг с другом никогда не было скучно. Мы могли разговаривать часами и ночами напролет.
А жизнь нам досталась непростая. В 1937 году был репрессирован наш отец, мы стали ЧСВН (члены семьи врага народа), впрочем, я об этому уже рассказывала. Потом была война, бомбежки в Киеве, эвакуация, тяжелые годы непосильного труда, голод, впрочем, как у всех в те годы. И после возвращения из эвакуации еще некоторое время продолжалось неустроенность и бездомье. Наконец мы осели в Станиславе, у нас появился дом, Феликс поступил в институт, и вроде бы жизнь наладилась. Но вскоре грянуло «дело врачей», и Феликс попал под этот каток. Об этом я подробно рассказывала в нашем ЖЖ, в постах, которые назывались «Тоталитарная история». Если бы мы не были такими дружными, сплоченными, то наверное не выстояли бы , сломались. Я об этом всем писала в нашем ЖЖ в разное время. Феликс стал врачом-психиатром, учёным, доктором наук, профессором, человеком, как говориться, широко известным в узких кругах. Но для меня он всегда оставался младшим братом, моим Феличкой.
В прошлую субботу, в годовщину смерти отца, ко мне приехала дочь Феликса, моя любимая племянница Марина Березина. В воскресенье она была у меня и осталась ночевать, уехала только в понедельник во второй половине дня. Нам было хорошо вместе, и жалко было расставаться, но дома ее ждали неотложные дела. Я была нездорова, Марина привезла мне какие-то хорошие лекарства, и возилась со мной. Она вспоминала, как она возилась с больным папой, и говорила, что с папой было проще, он давал указания, а она их исполняла, а со мной она не знает, что делать, и правильно было бы вызвать скорую помощь. Скорую помощь я вызывать не захотела, и мы связались с моей дочерью Леной, которая была на даче, и выполняли ее указания.
Вообще все эти три дня мы вспоминали и говорили о Феликсе. Я рассказывала Марине о нашем с ним детстве и случаи из его жизни, которые Марина не знала. В частности я рассказала ей случай, который хочу рассказать и вам, потому что он для Феликса очень типичный.
Дело было в 1947 году, весной, во время экзаменационной сессии. Феликс не пришел домой ночевать. Мы с мамой волновались, но не очень. Феликс готовился к экзаменам со своими однокурсниками в общежитии, и мы решили, что он там заночевал. Утром он пришел домой избитый, в разорванной рубашке. Скула была рассечена, глаз заплыл, губы были разбиты в кровь, но зубы все целы. И вот что он нам рассказал.
Ночью он возвращался домой через пионерский садик, это в Станиславе на Галицкой улице. Не знаю, как называется этот садик теперь, и сохранился ли он. Вот он шел через садик и увидел, что два дюжих солдата тащат в кусты девушку. Испуганная девушка слабо пытается отбиваться, плачет и повторяет только два слова «проше паны, проше паны…». Феликс бросился на солдат, девушка убежала, а солдаты, разъяренные тем, что добыча ушла, избили Феликса. Подробности он не помнил, потому что сознание потерял сразу. Утром он очнулся в кустах и с трудом доковылял до дома. И таким он был всегда. Бросался на защиту, не рассчитывая сил и не думая о последствиях.
А теперь я вам предлагаю прочесть Феликсов перевод стихотворения Рильке «Одиночество». Я его очень люблю. Мне кажется, что Феликс, когда его переводил, был конгениален самому Рильке. Одиночество - это вообще сквозная тема Феликса. И он выбрал для перевода именно это стихотворение, потому что оно выражало его собственное чувство, да и мысли. Это стихотворение уже было в нашем ЖЖ, но я предлагаю вам прочесть его ещё раз.
Одиночество очень похоже на дождь.
Оно поднимается с моря тёплыми вечерами,
С полей, орошённых ключевою журчащей водой,
И всегда собирается в небе облаками-горами.
Только когда переполнятся белые горы,
Небо кропит одиночеством город.
Моросит одиночество глухо и гулко,
Когда навстречу рассвету встают переулки,
Когда ничего не найдя в закоулках ласк,
Безнадёжно и грустно оставляют друг друга тела.
Когда, ненавидя друг друга, люди должны
В одной постели смотреть рассветные сны.
Оно заполняет желоба водосточных труб
И печальной рекою стекает вдоль улиц к утру.