Воспоминания. Часть I. Род и племя. Семья моего отца. Моя тетя Полина.
В семье не без урода, и «уродом» в революционной семье моего отца была старшая дочь Полина. Она была сказочная красавица. Единственная в семье похожа на бабушку. Но мне она нравилась больше бабушки. Бабушкина красота была слишком яркая, бросающая в глаза, вызывающая. Красота тети Поли была мягче, лиричнее. Кроме красоты у нее был удивительно приятный теплый грудной виолончельный голос. Никакой политикой, никаким революциями, ни мировыми, ни локальными, Полина не интересовалась. Как сказал о себе Есенин «… Ни при какой погоде я этих книг конечно не читал». Так и моя тетя не читала ни Маркса, ни Энгельса, ни иже с ними. Она интересовалась нарядами, танцульками, флиртом, веселыми развлечениями. Она рано вышла замуж, родила двоих детей - мальчика и девочку, ушла от мужа, с детьми вернулась к родителям и продолжала свою прежнюю жизнь. Когда я ее видела, она носила красивое черное манто(зимнее теплое пальто, крытое плотным блестящим шелком), боа, и шляпку, из тех, про которые Эраст Гарин сказал в каком-то фильме : «Какие интересные шляпки носила буржуазия». Но все же и тетя Поля оказалась втянутой в комсомольское движение.
В организованном бабушкой комсомольском клубе был самодеятельный театр. А это была эпоха самодеятельности. Телевизора, понятно, еще не было. Приемник был редкостью. Радиолюбители мастерили себе детекторные приемники, и вокруг них собирался народ. Даже репродукторы были не в каждом доме(у нас не было). На улицах на столбах висели большие громкоговорители, и вокруг стояли люди и слушали радио. Так что, если ты хотел послушать музыку, ты должен был сам ее сыграть и сплясать. А если ты хотел посмотреть спектакль, ты должен был его сам поставить. К самодеятельности относились серьезно. И на самодеятельные представления ходили, как в театры и концерты. Мою тетю Полю за ее красоту, голос и очевидный артистизм пригласили, попросили, уговорили сыграть главную роль, не знаю в какой пьесе, в театре комсомольского клуба. Она согласилась. Успех был ошеломляющий. После такого успеха со сцены не уходят. И Полина осталась в комсомольском театре. Там встретила она своею любовь. Вот посмотрели друг на друга и пропали пропадом. Его звали Митя. Это был простой парнишка из рабочей среды, среднего роста, русые волосы с рыжинкой и зеленые глаза. Была такая песенка:
Я Сеньку встретила на клубной вечериночке,
Картину ставили тогда «Багдадский вор».
Глаза зеленые и желтые ботиночки
Зажгли в душе моей пылающий костер.
Мне казалось, что эта песня про тетю Полю. А костер запылал нешуточный. Все были молодые, все были одухотворены временем, миссией, великими ожиданиями, все были влюблены, но к этой паре относились особо. С особым уважением, особо бережно, как чему-то ценному. Также к этому относилась и бабушка. Я видела их вместе один раз. Мы каждое лето приезжали в Днепропетровск к бабушке и повидать всех своих - родных и друзей. Мне тогда было восемь лет. Я знала наизусть всего Евгения Онегина и большую часть русской классической поэзии. Это был мой мир.
В большой бабушкиной «зале» было много народу. Все разбились на группы «по интересам» и оживленно общались. Среди них были Поля и Митя. Они были в разных концах комнаты, в разных группах, но когда они встречались глазами, а они искали этих встреч, что-то происходило , какой-то разряд. И я вдруг поняла о чем написаны стихи, которые я знаю наизусть и постоянно бормочу. Я до тех пор считала, что каждый настоящий человек должен посвятить всю свою жизнь борьбе за мировую революцию. А на что еще нужна жизнь настоящему человеку? И вдруг я увидела нечто такое, чему человек может посвятить жизнь и это достойно уважения, и это не мировая революция. Но все-таки я очень сомневалась. Ведь мировая революция - это для всех, а то, что с Полей и Митей, только для двоих. Все это свалилось на меня неожиданно, и мысли были очень непривычные. Но ведь стихи, которые об этом пишут - для всех, а не только для двоих. Значит, это может быть тоже очень важно, хотя не имеет отношения к революции, вообще совсем другое.
Но как мы знаем из Шекспира и не только, любовь Ромео и Джульетты не бывает ни долгой, ни счастливой. Поля и Митя пробыли вместе два года. Тетя Поля умерла. То ли от родов, то ли от аборта, от чего-то, связанного с любовью. Мы приехали попрощаться с нею. Тогда принято было прощаться с человеком, когда он еще жив. Человек умирал окруженный близкими.
Тетя Поля лежала на кровати, такая же красивая, как всегда, только очень бледная с огромными глазищами. Митя стоял на коленях у ее кровати, лица его не было видно, оно было погружено в тетю Полю. Но в его спине, во всей позе, даже в складках рубахи была такая пронзительная скорбь, что смотреть было невозможно. Тетина рука была погружена в его волосы и тетя повторяла очень тихим слабым голосом: «Митя, не плачь, Митя, не плачь, я ни о чем не жалею». Вокруг все плакали , жалели Полю, но больше говорили о Мите. «Что будет с Митей? » «Не оставляйте Митю». «С Мити нужно глаз не спускать». «Он сказал, что без Поли жить не будет, и он не будет, он такой».
Любовь тети Поли сыграла большую роль в моей жизни. В понимании жизни, в отношении к ней, даже в мировоззрении. И так как мировой революции на мою долю не досталось, то моя жизнь пошла по тети-полиному пути. Только мне досталась роль Мити. Между прочим, Митя - мое любимое мужское имя, именно в этой форме, ни в коем случае не Дима.
Дети тети Поли - старший мальчик, его звали Матвей, и младшая девочка Рая жили с бабушкой, она заменила им мать , очень их любила и очень о них заботилась. От своей матери дети унаследовали красоту и музыкальность. Мотя играл на всех музыкальных инструментах. Тогда во Дворце пионеров всему можно было научиться бесплатно. Мотя был любимцем Дворца пионеров и музыкальные инструменты ему разрешали брать домой. Дом был завален всевозможными струнными инструментами, включая редкие. Мотя очень любил играть на бандуре и петь украинские «думы». Во Дворце пионеров была также и театральная студия, и мои двоюродные участвовали в ее работе. В советских пьесах о Гражданской войне Моте обычно играл белых офицеров. Это было его амплуа как у Кайдановского . Нечего и говорить, что он пользовался успехом у девочек. Я очень любила этих своих двоюродных, и с Мотей у меня были отношения может быть не совсем «братские», хотя мы этого не понимали. В первые дни войны он пошел в военкомат, не дожидаясь повестки, и сразу оказался на фронте. Все знают, что такое были первые дни войны. Мальчишка, ничему не обученный, я не сомневаюсь, что он в первые дни и погиб. Похоронку прислать было некуда, дома уже не было.
Рая добралась до Урала и там разыскала дядю Гришу. Она кончила музыкальное училище, преподавала в школе, а потом стала хормейстер. Ее хор был известным на Урале, получал какие-то премии на каких-то конкурсах. У нее две дочери - тоже поют и трое внуков. Когда приезжали к нам в Москву, то накупили гору нот и пели дни и ночи напролет. У нас было ощущение, что мы на Венецианском карнавале.
В организованном бабушкой комсомольском клубе был самодеятельный театр. А это была эпоха самодеятельности. Телевизора, понятно, еще не было. Приемник был редкостью. Радиолюбители мастерили себе детекторные приемники, и вокруг них собирался народ. Даже репродукторы были не в каждом доме(у нас не было). На улицах на столбах висели большие громкоговорители, и вокруг стояли люди и слушали радио. Так что, если ты хотел послушать музыку, ты должен был сам ее сыграть и сплясать. А если ты хотел посмотреть спектакль, ты должен был его сам поставить. К самодеятельности относились серьезно. И на самодеятельные представления ходили, как в театры и концерты. Мою тетю Полю за ее красоту, голос и очевидный артистизм пригласили, попросили, уговорили сыграть главную роль, не знаю в какой пьесе, в театре комсомольского клуба. Она согласилась. Успех был ошеломляющий. После такого успеха со сцены не уходят. И Полина осталась в комсомольском театре. Там встретила она своею любовь. Вот посмотрели друг на друга и пропали пропадом. Его звали Митя. Это был простой парнишка из рабочей среды, среднего роста, русые волосы с рыжинкой и зеленые глаза. Была такая песенка:
Я Сеньку встретила на клубной вечериночке,
Картину ставили тогда «Багдадский вор».
Глаза зеленые и желтые ботиночки
Зажгли в душе моей пылающий костер.
Мне казалось, что эта песня про тетю Полю. А костер запылал нешуточный. Все были молодые, все были одухотворены временем, миссией, великими ожиданиями, все были влюблены, но к этой паре относились особо. С особым уважением, особо бережно, как чему-то ценному. Также к этому относилась и бабушка. Я видела их вместе один раз. Мы каждое лето приезжали в Днепропетровск к бабушке и повидать всех своих - родных и друзей. Мне тогда было восемь лет. Я знала наизусть всего Евгения Онегина и большую часть русской классической поэзии. Это был мой мир.
В большой бабушкиной «зале» было много народу. Все разбились на группы «по интересам» и оживленно общались. Среди них были Поля и Митя. Они были в разных концах комнаты, в разных группах, но когда они встречались глазами, а они искали этих встреч, что-то происходило , какой-то разряд. И я вдруг поняла о чем написаны стихи, которые я знаю наизусть и постоянно бормочу. Я до тех пор считала, что каждый настоящий человек должен посвятить всю свою жизнь борьбе за мировую революцию. А на что еще нужна жизнь настоящему человеку? И вдруг я увидела нечто такое, чему человек может посвятить жизнь и это достойно уважения, и это не мировая революция. Но все-таки я очень сомневалась. Ведь мировая революция - это для всех, а то, что с Полей и Митей, только для двоих. Все это свалилось на меня неожиданно, и мысли были очень непривычные. Но ведь стихи, которые об этом пишут - для всех, а не только для двоих. Значит, это может быть тоже очень важно, хотя не имеет отношения к революции, вообще совсем другое.
Но как мы знаем из Шекспира и не только, любовь Ромео и Джульетты не бывает ни долгой, ни счастливой. Поля и Митя пробыли вместе два года. Тетя Поля умерла. То ли от родов, то ли от аборта, от чего-то, связанного с любовью. Мы приехали попрощаться с нею. Тогда принято было прощаться с человеком, когда он еще жив. Человек умирал окруженный близкими.
Тетя Поля лежала на кровати, такая же красивая, как всегда, только очень бледная с огромными глазищами. Митя стоял на коленях у ее кровати, лица его не было видно, оно было погружено в тетю Полю. Но в его спине, во всей позе, даже в складках рубахи была такая пронзительная скорбь, что смотреть было невозможно. Тетина рука была погружена в его волосы и тетя повторяла очень тихим слабым голосом: «Митя, не плачь, Митя, не плачь, я ни о чем не жалею». Вокруг все плакали , жалели Полю, но больше говорили о Мите. «Что будет с Митей? » «Не оставляйте Митю». «С Мити нужно глаз не спускать». «Он сказал, что без Поли жить не будет, и он не будет, он такой».
Любовь тети Поли сыграла большую роль в моей жизни. В понимании жизни, в отношении к ней, даже в мировоззрении. И так как мировой революции на мою долю не досталось, то моя жизнь пошла по тети-полиному пути. Только мне досталась роль Мити. Между прочим, Митя - мое любимое мужское имя, именно в этой форме, ни в коем случае не Дима.
Дети тети Поли - старший мальчик, его звали Матвей, и младшая девочка Рая жили с бабушкой, она заменила им мать , очень их любила и очень о них заботилась. От своей матери дети унаследовали красоту и музыкальность. Мотя играл на всех музыкальных инструментах. Тогда во Дворце пионеров всему можно было научиться бесплатно. Мотя был любимцем Дворца пионеров и музыкальные инструменты ему разрешали брать домой. Дом был завален всевозможными струнными инструментами, включая редкие. Мотя очень любил играть на бандуре и петь украинские «думы». Во Дворце пионеров была также и театральная студия, и мои двоюродные участвовали в ее работе. В советских пьесах о Гражданской войне Моте обычно играл белых офицеров. Это было его амплуа как у Кайдановского . Нечего и говорить, что он пользовался успехом у девочек. Я очень любила этих своих двоюродных, и с Мотей у меня были отношения может быть не совсем «братские», хотя мы этого не понимали. В первые дни войны он пошел в военкомат, не дожидаясь повестки, и сразу оказался на фронте. Все знают, что такое были первые дни войны. Мальчишка, ничему не обученный, я не сомневаюсь, что он в первые дни и погиб. Похоронку прислать было некуда, дома уже не было.
Рая добралась до Урала и там разыскала дядю Гришу. Она кончила музыкальное училище, преподавала в школе, а потом стала хормейстер. Ее хор был известным на Урале, получал какие-то премии на каких-то конкурсах. У нее две дочери - тоже поют и трое внуков. Когда приезжали к нам в Москву, то накупили гору нот и пели дни и ночи напролет. У нас было ощущение, что мы на Венецианском карнавале.