Воспоминания 1951. Тоталитарная история. Продолжение - 3
В Киев из Станислава приехала Оксана Петровна - преподаватель инфекционных болезней в Станиславском мединституте. Приехала по делу, немного похожему на мое. Она писала диссертацию на тему: «Скарлатина, как вирусное заболевание». Возбудитель скарлатины не был найден, не знаю, найден ли он теперь, а вирусы тогда были в большой моде. Если помните, брат Вениамина Александровича Каверина, советский иммунолог и вирусолог (создатель советской школы медицинской вирусологии Лев Зильбер, который трижды был арестован и работал в шарашке), выдвинул тогда вирусную теорию рака, она и теперь не опровергнута. Скарлатина тогда свирепствовала, и летальные исходы были тогда не редкостью. Оксана Петровна увлеченно работала и вдруг тему ей закрыли. Оказалось, что эта тема «со звездочкой» и ей занимается какой-то республиканский НИИ. Тема «со звездочкой» - приоритетная тема. И тогда был такой порядок, что разрабатывать тему мог только один научный коллектив, дублирование не допускалось. Мне это кажется неправильным, если тема важна, то пусть как можно больше народу над ней работают, скорее найдут решение, но это было жесткое правило. Оксана Петровна надеялась в Министерстве здравоохранения получить разрешение на продолжение работы над своей темой и еще она собиралась пойти в НИИ и, если получится, договориться с ними о совместной работе. Приехала она с 8-ми летним сыном, оставить мальчика было не с кем, отца у него не было. Приехав в Киев, она, как и я, тотчас разыскала Степана Тимофеевича, чтобы посоветоваться с ним, что ей делать. Разыскать его ей было легче, чем мне, в институте были его координаты. Придя в общежитие, она застала там меня. Степан ей меня представил как сестру Феликса Березина. С моим братом у нее, так же как у Степана, сложились отношения любимого учителя и любимого ученика. Феликс даже ей посвятил стихотворение, которое называлось «Туберкулёзный менингит». Все стихотворение наизусть не помню, а последние строчки были такие:
«И ко всему привычный врач сказал
Конец. Туберкулёзный менингит».
Оксана Петровна была красивая молодая женщина, высокая, стройная, с правильными строгими чертами лица голубыми очами и золотыми волосами, заплетенными в косу. Коса была толщиной в руку и длиной ниже ягодиц. Я таких никогда не видела. Я потом спросила у нее, как она моет свою косу, она сказала, что дело это сложное и моет она косу два раза в год - перед Новым годом и в июне. Но коса сияла чистотой. Мы со Степаном объяснили Оксане, зачем я здесь нахожусь и какая у меня сложная ситуация с жильем. Степану приходится прятать меня в общежитии ВПШ, а это рискованно. Оксана сказала, что сняла коморку и что пока она в Киеве, я могу пожить у нее. Я очень обрадовалась, думаю, Степан тоже, и уехала с ней. В каморке были кровать, диван и кушетка, так что мы удобно разместились. И конечно, мы с Оксаной разговаривали чуть ли не всю ночь. Много говорили о Степане. Оксана сказала, что когда вошла в комнату и увидела нас со Степаном за столом, то подумала про меня, что это кто-то родной, стала вспоминать, не было ли известно, что у Степана есть взрослая дочь. Спросила: «Как это ты ухитрилась за короткий срок стать ему такой близкой?» Я сказала, что общая беда сближает. Еще она спросила, между прочим: «А как тебе Степан как мужчина?» Я очень удивилась и сказала, что с этой точки зрения никогда на него не смотрела. Она сказала: «А я, всякий раз как его вижу, думаю, попасть бы в эти руки». Я сказала, что может быть нужно дать ему это заметить, и тогда ее мечты сбудутся. Она сказала: «Да что ты! Он же идейный, принципиальный, с устоями. Разве он может изменить жене? Он ей верен, не даром же она в больницу с инфарктом попала». Я сказала, что не понимаю, какая связь между верностью и инфарктом. Она сказала: «Связь очень простая: затрахал ее до полусмерти. Разве обыкновенная женщина может соответствовать его требованиям, его возможностям?».
Оксане Петровне в Киеве ничего добиться не удалось. В Министерстве ее и слушать не стали, а в НИИ зав. лабораторией посмотрела все, что Оксана сделала и сказала, что она все это опубликует. Это все, что она для Оксаны может сделать и это очень щедрое предложение. А в дальнейшем, работать над темой ни самостоятельно, ни совместно с их лабораторией, Оксана не должна.
Оксана уехала, а я вернулась в общежитие ВПШ. Теперь мы действительно могли говорить шепотом, почти на ухо друг другу. И мы говорили. Иногда Степан засыпал, а я после этих разговоров долго лежала без сна и ворочала в голове трудные мысли. Часто героями этих мыслей были двое мужчин, нуждавшихся в моей помощи, Феликс и Степан. Как-то Степан сказал: «Я чувствовал ночью, как ты меня гладила, осторожно-осторожно, почти не прикасаясь, как будто тебе меня очень жалко». Так оно и было, но конечно я скрывала жалость. Кто я такая, чтобы его жалеть. Мне жалеть такого как он, это просто нахальство.
А люди мы с ним были очень разные, разные характеры, противоположные. Он был человек строгий до суровости. Предъявлял высокие требования к себе и к другим такие же. И мне он поблажек не делал. Еcли я делала что-нибудь не так или просто проявляла слабость, у него сразу становилось чужое лицо и голос неприятный. Я его побаивалась. А я была отпетая богема, и окружение мое в Москве было богемным. Я старалась при нем особенно свою богемность не проявлять, но разве это скроешь. Я думала, он меня за это осуждает. Но как-то он сказал: «У богемы нам есть чему поучиться». Это было неожиданно. Я спросила: «Чему?» Он сказал: «Человечности и терпимости». Значит, понимал, что человечности им не хватает, но вот что он терпимость считает достоинством, я себе не представляла.
Степан был равнодушен к поэзии, стихов не читал, его любимым поэтом был Крылов, но наши отношения он называл «Ночевала тучка золотая на груди утёса-великана». Не знаю как насчет золотой тучки, но про утес-великан точно. И дальше было тоже про нас:
«Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщинеa
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне», - только это нам еще предстояло.
Продолжение следует.
«И ко всему привычный врач сказал
Конец. Туберкулёзный менингит».
Оксана Петровна была красивая молодая женщина, высокая, стройная, с правильными строгими чертами лица голубыми очами и золотыми волосами, заплетенными в косу. Коса была толщиной в руку и длиной ниже ягодиц. Я таких никогда не видела. Я потом спросила у нее, как она моет свою косу, она сказала, что дело это сложное и моет она косу два раза в год - перед Новым годом и в июне. Но коса сияла чистотой. Мы со Степаном объяснили Оксане, зачем я здесь нахожусь и какая у меня сложная ситуация с жильем. Степану приходится прятать меня в общежитии ВПШ, а это рискованно. Оксана сказала, что сняла коморку и что пока она в Киеве, я могу пожить у нее. Я очень обрадовалась, думаю, Степан тоже, и уехала с ней. В каморке были кровать, диван и кушетка, так что мы удобно разместились. И конечно, мы с Оксаной разговаривали чуть ли не всю ночь. Много говорили о Степане. Оксана сказала, что когда вошла в комнату и увидела нас со Степаном за столом, то подумала про меня, что это кто-то родной, стала вспоминать, не было ли известно, что у Степана есть взрослая дочь. Спросила: «Как это ты ухитрилась за короткий срок стать ему такой близкой?» Я сказала, что общая беда сближает. Еще она спросила, между прочим: «А как тебе Степан как мужчина?» Я очень удивилась и сказала, что с этой точки зрения никогда на него не смотрела. Она сказала: «А я, всякий раз как его вижу, думаю, попасть бы в эти руки». Я сказала, что может быть нужно дать ему это заметить, и тогда ее мечты сбудутся. Она сказала: «Да что ты! Он же идейный, принципиальный, с устоями. Разве он может изменить жене? Он ей верен, не даром же она в больницу с инфарктом попала». Я сказала, что не понимаю, какая связь между верностью и инфарктом. Она сказала: «Связь очень простая: затрахал ее до полусмерти. Разве обыкновенная женщина может соответствовать его требованиям, его возможностям?».
Оксане Петровне в Киеве ничего добиться не удалось. В Министерстве ее и слушать не стали, а в НИИ зав. лабораторией посмотрела все, что Оксана сделала и сказала, что она все это опубликует. Это все, что она для Оксаны может сделать и это очень щедрое предложение. А в дальнейшем, работать над темой ни самостоятельно, ни совместно с их лабораторией, Оксана не должна.
Оксана уехала, а я вернулась в общежитие ВПШ. Теперь мы действительно могли говорить шепотом, почти на ухо друг другу. И мы говорили. Иногда Степан засыпал, а я после этих разговоров долго лежала без сна и ворочала в голове трудные мысли. Часто героями этих мыслей были двое мужчин, нуждавшихся в моей помощи, Феликс и Степан. Как-то Степан сказал: «Я чувствовал ночью, как ты меня гладила, осторожно-осторожно, почти не прикасаясь, как будто тебе меня очень жалко». Так оно и было, но конечно я скрывала жалость. Кто я такая, чтобы его жалеть. Мне жалеть такого как он, это просто нахальство.
А люди мы с ним были очень разные, разные характеры, противоположные. Он был человек строгий до суровости. Предъявлял высокие требования к себе и к другим такие же. И мне он поблажек не делал. Еcли я делала что-нибудь не так или просто проявляла слабость, у него сразу становилось чужое лицо и голос неприятный. Я его побаивалась. А я была отпетая богема, и окружение мое в Москве было богемным. Я старалась при нем особенно свою богемность не проявлять, но разве это скроешь. Я думала, он меня за это осуждает. Но как-то он сказал: «У богемы нам есть чему поучиться». Это было неожиданно. Я спросила: «Чему?» Он сказал: «Человечности и терпимости». Значит, понимал, что человечности им не хватает, но вот что он терпимость считает достоинством, я себе не представляла.
Степан был равнодушен к поэзии, стихов не читал, его любимым поэтом был Крылов, но наши отношения он называл «Ночевала тучка золотая на груди утёса-великана». Не знаю как насчет золотой тучки, но про утес-великан точно. И дальше было тоже про нас:
«Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщинеa
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне», - только это нам еще предстояло.
Продолжение следует.