Интервью с митр. Кириллом Смоленским
Вариант отредактированный, опубликован.
Интервью с митр. Кириллом Смоленским, взял Яков Кротов в сентябре 1991 года.. Запись отредактированная и опубликованная.
(Расшифровка неотредактированная - более полная - здесь: часть 1, часть 2)
Митрополит Смоленский Кирилл возглавляет Отдел внешних церковных сношений Московского патриархата (здание отдела занимает огромный корпус в Данилове монастыре). В свое время он был самым молодым - тридцати лет! - епископом в Русской Православной Церкви. Не стар и ныне. С середины 1970-годов был ректором Ленинградской Духовной Академии. В 1980 году, участвуя в заграничной церковной конференции, открыто выступил против ввода советских войск в Афганистан.
- Прежде всего, Владыка, я пользуюсь возможностью принести Вам лично извинения, уже высказанные мною печатно, в газете: доверившись источнику информации, который казался мне авторитетным, я заглазно и облыжно обвинил Вас в сочувствии путчистам. Я рад, что оказался неправ, тем более, что ранее именно о Вас слышал много хорошего. Не могли бы Вы вкратце рассказать о себе, о своей семье.
- Главой нашей семьи был дед. Он был механиком железной дороги, и при этом - одним из самых борцов с обновленчеством в Нижегородской епархии. Возглавлял ее тогда митрополит Сергий /Страгородский/. Дед находился в тайном контакте с митрополитом, помогал подавить обновленческий раскол в епархии. За это его и посадили, причем он стал первым "соловчанином" - узником знаменитого лагеря. Он пробыл в лагерях до конца сталинского времени, вернулся из лагеря совершенно несломленным человеком, был рукоположен в дьяконы, потом в священники, и до девяноста лет служил в деревне на Урале. А к митр. Сергию он относился прекрасно! Полностью верил в его порядочность, как человек, который бок о бок с ним трудился. Заявление Сергия 1930 года, бывшее ложью, дед, думаю, воспринимал - хотя мы об этом никогда не говорили - как плату за существование Церкви. Ситуация была сатанинская, без выбора, ибо нельзя назвать выбором альтернативу "быть иль не быть". Была возможность уйти в катакомбы, но ведь скажем прямо - катакомб не было. Общество было как на рентгене. Дед был мужественный человек. Я приехал к нему незадолго до его смерти. Он уже ослеп, лежал в тяжелом состоянии. Единственное, что он мне говорил: "Не имей страха. Помни, что ничего не нужно бояться. Нету такой силы, которой должен бояться человек". И вот я на опыте уже своей, архиерейской жизни убежден, что действительно: нет ничего, чего бы стоило бояться. Бояться нужно только Бога, особенно вступил на путь служения Церкви. Тогда все вторично, а первично призвание и воля Божия, которую ты воспринимаешь своей жизнью. У меня и отец сидел в 30-х, а в 1947 стал священником в Ленинграде. Так что в моей семье не было никаких иллюзий по поводу положения Церкви в нашем обществе, отношения государства к обществу.
- И все же Вы решились на путь, который привел Вас в "аппарат" Церкви, тесно связанный с государственной номенклатурой. Почему?
- Вы знаете, очень большую роль в моем формировании сыграл и владыка митрополит Никодим. Может быть, если бы не встреча с ним, я был бы одним из классических диссидентов. Но митр. Никодим, полностью разделяя убеждения, которые были и в моей семье, сказал мне: "Церковь должна разговаривать с окружающим миром, в том числе и с властью. В этом диалоге побеждает тот, кто внутренне, духовно сильнее."
- Некоторые вполне церковные люди обвиняли митр. Никодима в том, что он был генералом КГБ.
- Ну конечно - нет! Но опровергнуть это невозможно в принципе. Отец Георгий Эдельштейн, обвинивший меня в сотрудничестве с КГБ, одновременно рассказал о том, как ему приходилось встречаться с сотрудниками КГБ. И из контекста статьи следует, что он при этом занимал благородную позицию, что он встречался не для того, чтобы причинить кому-то вред, а чтобы поводить их за нос и в конце концов, видимо, помочь кому-то. То есть, он как бы противопоставляет себя, положительного героя в этих контактах с государством - каким-то другим людям. Вот он говорит, что от председателя до вахтера все в Отделе внешних церковных сношений сотрудничали с КГБ - так вот мы плохие, а он сотрудничал - и хороший. Митр. Никодима надо судить по делам. А ведь он начал свою деятельность в Ленинграде с того, что добился от властей отмены цензуры на проповеди - да-да, была такая. Он спас от закрытия духовную академию, спас остроумно: создал факультет афро-азиатских студентов. Вижу - смеетесь. Но тогда это был удивительный ход. "Свободолюбивая Африка освобождается от колониального ига". Ей нужно избрать путь развития. Все пропагандисты были направлены на то, чтобы научить Африку, как ей нужно жить. А тут митрополит приглашает из Африки и из Азии студентов для обучения богословию. Согласие властей последовало немедленно. На этом "факультете" обучалось всего пять-шесть человек, из-за них духовная академия не была закрыта. И, наконец, митр. Никодим был глубоко убежден, что Русской Церкви нужно выйти из изоляции, нужно привлечь к ней внимание. И это произошло! Сейчас наши консерваторы говорят: "Нужно порвать все экуменические связи". Но ведь эти связи спасли от полного разгрома нашу Церковь. Потому что Хрущев не мог пойти на разгром, не потеряв перед внешним миром своего лица как демократа.
- Довод на уровне поговорки "Не плюй в колодец...".
- Верно, но я отвечаю на том уровне, на каком идут нападки. Ведь на нас нападают люди, которым безразлична содержательная сторона дела, они мыслят утилитарно, спрашивают: "Ну какая же польза?". В последующие годы, участвуя во Всемирной совете церквей, мы - в том числе и я лично - настаивали, возвращаясь из поездок за рубеж - настаивали в Совете по делам религий, куда я приходил и с чиновниками которого я беседовал, - а ведь в этом сегодня можно меня и обвинить - говорил о постоянной озабоченности Всемирного совета церквей правами человека. И говорил о том, что невозможно этот вопрос решить косметическими методами.
- Каковы принципы деятельности Отдела внешних церковных сношений? Что такое "внешние связи" для Церкви - сношения с другими церквами или с государствами?
- Границы Церкви и границы государства не совпадают. Поэтому неправильно считать, что внешние связи Церкви - это заграничные связи. На нашем отделе - связи, скажем, со старообрядцами, с христианской демократической партией, или с профсоюзами, или с творческими союзами, - то есть со всем тем, что внешне по отношению к Церкви, но с чем Церковь должна иметь диалог.
- Люди слышат, что в Церкви есть экуменизм, что к нам приезжают англикане, католические кардиналы, протестантские чины. И в то же время чаще и больше они слышат, что это все еретики. И у людей начинается растерянность: как же, собственно, относится Православная Церковь к инославным?
- Нынешнее неприятие самого слова "экуменизм" - оттого, что во времена "застоя" экуменическая деятельность относилась к числу деятельности, разрешенной правительством. Для правительства это было выгодно. Церковь появлялась за границей, следовательно - свидетельствовала о факте своего существования, следовательно - косвенно подтверждала, что в социалистическом обществе может существовать Церковь, и это было каким-то пропагандистским наваром. А у нас в Церкви среди большой, значительной части людей это вызывало аллергию: мол, вот - экуменическая работа Церкви становится частью пропагандистского аппарата государства. Одному из моих предшественников на посту председателя Отдела внешних церковных сношений, когда он выступал в Московской духовной академии, какой-то незадачливый студент направил вопрос: "Скажите, владыка, чем экуменизм отличается от коммунизма?". Вот это и отражало такие умонастроения - в сознании людей экуменизм был частью мировой революции. И это очень скомпрометировало экуменизм. А ведь пресса, включая церковную, была подцензурна. И все то, что печаталось об экуменическом движении, было в тех допустимых границах, которые очерчивались цензурой. Это было совершенно неудобочитаемо. У нас люди по-настоящему ничего не знают об экуменизме. Отсюда и еще одно заблуждение: будто мы в экуменическом движении предаем православие. Так вот, для того, чтобы оценить деятельность русских богословов, участвующих в экуменическом движении, чтобы понять, что такое экуменическое движение, нужна о нем полная гласность. Нужны широкие общественные дебаты, и не на уровне лозунгом: "Долой предателей православия!", "Долой молитву с еретиками!", а на серьезном интеллигентном богословском уровне.
- Но являются ли сейчас Католическая Церковь или протестантские номинации еретическими?
- Ересь - это учение, которое осуждено собором и сознательно опровергает один из догматов. После разделения церквей в 1054 году на православную и католическую, тем более после возникновения в XVI веке реформатских церквей никаких вселенских соборов не собиралось. Значит, формально ни один вселенский собор не осудил существующие конфессии как еретические. Есть богословы, в учении которых присутствует ересь - то есть, то, что противоречит учению древней неразделенной Церкви. Но права говорить о Католической Церкви в целом как о ереси, у нас нет.
- А Армянская Церковь, о которой в учебниках церковной истории всегда писали, что она еретическая?
- Между нами различия - в терминологии, а не в сути вероучения. Сейчас закончился официальный диалог, и обе стороны заявили о полном православии другой стороны. В следующем году, видимо, будет собрано Всеправославное совещание именно по этому вопросу. И в настоящий момент, в случае крайней нужды, смертельной нужды можно причастить армянина, он не является еретиком. Но иметь нормальное евхаристическое общение до общецерковного примерения, - рано.
- Можно ли надеяться на столь же успешные переговоры с другими церквами, не только с армянскою?
- Сейчас в экуменическом движении кризис. И источником кризиса являются те православные богословы, которых наша внутренняя консервативная православная же оппозиция обвиняет в предательстве православия. Ведь мы заявили, что настало время коренных перемен в экуменизме. Ведь нет реального сдвига в плане богословского диалога, сближения позиций. А униатское наступление на Западной Украине перечеркнуло весь наш диалог с Римом. Началась межконфессиональная война. Кто говорит в таких условиях о необходимости продолжать диалог, является в глазах православных пособником католиков. Но на самом деле, хотим мы или не хотим - другого пути нет. Только война - но это не путь, а война.
Источник
Интервью с митр. Кириллом Смоленским, взял Яков Кротов в сентябре 1991 года.. Запись отредактированная и опубликованная.
(Расшифровка неотредактированная - более полная - здесь: часть 1, часть 2)
Митрополит Смоленский Кирилл возглавляет Отдел внешних церковных сношений Московского патриархата (здание отдела занимает огромный корпус в Данилове монастыре). В свое время он был самым молодым - тридцати лет! - епископом в Русской Православной Церкви. Не стар и ныне. С середины 1970-годов был ректором Ленинградской Духовной Академии. В 1980 году, участвуя в заграничной церковной конференции, открыто выступил против ввода советских войск в Афганистан.
- Прежде всего, Владыка, я пользуюсь возможностью принести Вам лично извинения, уже высказанные мною печатно, в газете: доверившись источнику информации, который казался мне авторитетным, я заглазно и облыжно обвинил Вас в сочувствии путчистам. Я рад, что оказался неправ, тем более, что ранее именно о Вас слышал много хорошего. Не могли бы Вы вкратце рассказать о себе, о своей семье.
- Главой нашей семьи был дед. Он был механиком железной дороги, и при этом - одним из самых борцов с обновленчеством в Нижегородской епархии. Возглавлял ее тогда митрополит Сергий /Страгородский/. Дед находился в тайном контакте с митрополитом, помогал подавить обновленческий раскол в епархии. За это его и посадили, причем он стал первым "соловчанином" - узником знаменитого лагеря. Он пробыл в лагерях до конца сталинского времени, вернулся из лагеря совершенно несломленным человеком, был рукоположен в дьяконы, потом в священники, и до девяноста лет служил в деревне на Урале. А к митр. Сергию он относился прекрасно! Полностью верил в его порядочность, как человек, который бок о бок с ним трудился. Заявление Сергия 1930 года, бывшее ложью, дед, думаю, воспринимал - хотя мы об этом никогда не говорили - как плату за существование Церкви. Ситуация была сатанинская, без выбора, ибо нельзя назвать выбором альтернативу "быть иль не быть". Была возможность уйти в катакомбы, но ведь скажем прямо - катакомб не было. Общество было как на рентгене. Дед был мужественный человек. Я приехал к нему незадолго до его смерти. Он уже ослеп, лежал в тяжелом состоянии. Единственное, что он мне говорил: "Не имей страха. Помни, что ничего не нужно бояться. Нету такой силы, которой должен бояться человек". И вот я на опыте уже своей, архиерейской жизни убежден, что действительно: нет ничего, чего бы стоило бояться. Бояться нужно только Бога, особенно вступил на путь служения Церкви. Тогда все вторично, а первично призвание и воля Божия, которую ты воспринимаешь своей жизнью. У меня и отец сидел в 30-х, а в 1947 стал священником в Ленинграде. Так что в моей семье не было никаких иллюзий по поводу положения Церкви в нашем обществе, отношения государства к обществу.
- И все же Вы решились на путь, который привел Вас в "аппарат" Церкви, тесно связанный с государственной номенклатурой. Почему?
- Вы знаете, очень большую роль в моем формировании сыграл и владыка митрополит Никодим. Может быть, если бы не встреча с ним, я был бы одним из классических диссидентов. Но митр. Никодим, полностью разделяя убеждения, которые были и в моей семье, сказал мне: "Церковь должна разговаривать с окружающим миром, в том числе и с властью. В этом диалоге побеждает тот, кто внутренне, духовно сильнее."
- Некоторые вполне церковные люди обвиняли митр. Никодима в том, что он был генералом КГБ.
- Ну конечно - нет! Но опровергнуть это невозможно в принципе. Отец Георгий Эдельштейн, обвинивший меня в сотрудничестве с КГБ, одновременно рассказал о том, как ему приходилось встречаться с сотрудниками КГБ. И из контекста статьи следует, что он при этом занимал благородную позицию, что он встречался не для того, чтобы причинить кому-то вред, а чтобы поводить их за нос и в конце концов, видимо, помочь кому-то. То есть, он как бы противопоставляет себя, положительного героя в этих контактах с государством - каким-то другим людям. Вот он говорит, что от председателя до вахтера все в Отделе внешних церковных сношений сотрудничали с КГБ - так вот мы плохие, а он сотрудничал - и хороший. Митр. Никодима надо судить по делам. А ведь он начал свою деятельность в Ленинграде с того, что добился от властей отмены цензуры на проповеди - да-да, была такая. Он спас от закрытия духовную академию, спас остроумно: создал факультет афро-азиатских студентов. Вижу - смеетесь. Но тогда это был удивительный ход. "Свободолюбивая Африка освобождается от колониального ига". Ей нужно избрать путь развития. Все пропагандисты были направлены на то, чтобы научить Африку, как ей нужно жить. А тут митрополит приглашает из Африки и из Азии студентов для обучения богословию. Согласие властей последовало немедленно. На этом "факультете" обучалось всего пять-шесть человек, из-за них духовная академия не была закрыта. И, наконец, митр. Никодим был глубоко убежден, что Русской Церкви нужно выйти из изоляции, нужно привлечь к ней внимание. И это произошло! Сейчас наши консерваторы говорят: "Нужно порвать все экуменические связи". Но ведь эти связи спасли от полного разгрома нашу Церковь. Потому что Хрущев не мог пойти на разгром, не потеряв перед внешним миром своего лица как демократа.
- Довод на уровне поговорки "Не плюй в колодец...".
- Верно, но я отвечаю на том уровне, на каком идут нападки. Ведь на нас нападают люди, которым безразлична содержательная сторона дела, они мыслят утилитарно, спрашивают: "Ну какая же польза?". В последующие годы, участвуя во Всемирной совете церквей, мы - в том числе и я лично - настаивали, возвращаясь из поездок за рубеж - настаивали в Совете по делам религий, куда я приходил и с чиновниками которого я беседовал, - а ведь в этом сегодня можно меня и обвинить - говорил о постоянной озабоченности Всемирного совета церквей правами человека. И говорил о том, что невозможно этот вопрос решить косметическими методами.
- Каковы принципы деятельности Отдела внешних церковных сношений? Что такое "внешние связи" для Церкви - сношения с другими церквами или с государствами?
- Границы Церкви и границы государства не совпадают. Поэтому неправильно считать, что внешние связи Церкви - это заграничные связи. На нашем отделе - связи, скажем, со старообрядцами, с христианской демократической партией, или с профсоюзами, или с творческими союзами, - то есть со всем тем, что внешне по отношению к Церкви, но с чем Церковь должна иметь диалог.
- Люди слышат, что в Церкви есть экуменизм, что к нам приезжают англикане, католические кардиналы, протестантские чины. И в то же время чаще и больше они слышат, что это все еретики. И у людей начинается растерянность: как же, собственно, относится Православная Церковь к инославным?
- Нынешнее неприятие самого слова "экуменизм" - оттого, что во времена "застоя" экуменическая деятельность относилась к числу деятельности, разрешенной правительством. Для правительства это было выгодно. Церковь появлялась за границей, следовательно - свидетельствовала о факте своего существования, следовательно - косвенно подтверждала, что в социалистическом обществе может существовать Церковь, и это было каким-то пропагандистским наваром. А у нас в Церкви среди большой, значительной части людей это вызывало аллергию: мол, вот - экуменическая работа Церкви становится частью пропагандистского аппарата государства. Одному из моих предшественников на посту председателя Отдела внешних церковных сношений, когда он выступал в Московской духовной академии, какой-то незадачливый студент направил вопрос: "Скажите, владыка, чем экуменизм отличается от коммунизма?". Вот это и отражало такие умонастроения - в сознании людей экуменизм был частью мировой революции. И это очень скомпрометировало экуменизм. А ведь пресса, включая церковную, была подцензурна. И все то, что печаталось об экуменическом движении, было в тех допустимых границах, которые очерчивались цензурой. Это было совершенно неудобочитаемо. У нас люди по-настоящему ничего не знают об экуменизме. Отсюда и еще одно заблуждение: будто мы в экуменическом движении предаем православие. Так вот, для того, чтобы оценить деятельность русских богословов, участвующих в экуменическом движении, чтобы понять, что такое экуменическое движение, нужна о нем полная гласность. Нужны широкие общественные дебаты, и не на уровне лозунгом: "Долой предателей православия!", "Долой молитву с еретиками!", а на серьезном интеллигентном богословском уровне.
- Но являются ли сейчас Католическая Церковь или протестантские номинации еретическими?
- Ересь - это учение, которое осуждено собором и сознательно опровергает один из догматов. После разделения церквей в 1054 году на православную и католическую, тем более после возникновения в XVI веке реформатских церквей никаких вселенских соборов не собиралось. Значит, формально ни один вселенский собор не осудил существующие конфессии как еретические. Есть богословы, в учении которых присутствует ересь - то есть, то, что противоречит учению древней неразделенной Церкви. Но права говорить о Католической Церкви в целом как о ереси, у нас нет.
- А Армянская Церковь, о которой в учебниках церковной истории всегда писали, что она еретическая?
- Между нами различия - в терминологии, а не в сути вероучения. Сейчас закончился официальный диалог, и обе стороны заявили о полном православии другой стороны. В следующем году, видимо, будет собрано Всеправославное совещание именно по этому вопросу. И в настоящий момент, в случае крайней нужды, смертельной нужды можно причастить армянина, он не является еретиком. Но иметь нормальное евхаристическое общение до общецерковного примерения, - рано.
- Можно ли надеяться на столь же успешные переговоры с другими церквами, не только с армянскою?
- Сейчас в экуменическом движении кризис. И источником кризиса являются те православные богословы, которых наша внутренняя консервативная православная же оппозиция обвиняет в предательстве православия. Ведь мы заявили, что настало время коренных перемен в экуменизме. Ведь нет реального сдвига в плане богословского диалога, сближения позиций. А униатское наступление на Западной Украине перечеркнуло весь наш диалог с Римом. Началась межконфессиональная война. Кто говорит в таких условиях о необходимости продолжать диалог, является в глазах православных пособником католиков. Но на самом деле, хотим мы или не хотим - другого пути нет. Только война - но это не путь, а война.
Источник