К вопросу о конституции
Мама обижалась: «Ну почему ты думаешь, что я такая дурочка?».
И почти тут же проговаривалась - вода из попы выливалась.
Эти черты передались маме от её отца - моего дедушки Павлика, выступавшего у нас в семье символом патологического простодушия, бесхитростности и доверчивости.
Особенно меня всегда предупреждали: «Тома, не будь дедушкой Павликом!» - или укоряли: «Ты совсем как дедушка Павлик!». Для дедушки не существовало второго, а тем более третьего плана ситуации: все коммуникативные модели, даже фатические, он воспринимал буквально, не учитывая прагматики (кто, при каких обстоятельствах и - главное - из каких побудительных причин говорит те или иные слова). Если они с бабушкой были в гостях и сидели за столом, и хозяева предлагали ему взять лучший кусочек или положить в тарелку ещё порцию, он так и делал. Ему и в голову не приходило, что угощать можно из вежливости, выказывая радушие, в тайной надежде на то, что гость откажется...
Видя такое дело, бабушка обычно дедушку тихонько - толк ногой под столом! А дедушка удивлённо: «Чего ты меня толкаешь?». Положение обычно спасала хозяйка, одна из бабушкиных закадычных подруг: «И правда, кума, чего ты его толкаешь? Пусть берёт, жалко, что ли? Бери, кум, ешь, не стесняйся!».
Воспитательный момент приходилось откладывать до возвращения из гостей - но и дома «политбеседа» тоже заканчивалась провалом:
- Ну чего ты такой у нас простой? - недоумевала бабушка. - Люди предложили из вежливости, а тебе нужно было отказаться или взять кусочек похуже... Да ещё и позоришь меня - я тебя тихонько и под столом ногой толкнула, чтобы люди не заметили, а ты тут же и объявил на всю ивановскую...
- А чего ты меня толкала? Они же сами говорили: бери, кум, угощайся...
- Так то они говорили из вежливости, а ты из вежливости должен был отказаться...
- А я откуда знаю? - сердился-огорчался дедушка. - В следующий раз вообще не пойду, что, у нас дома еды нет, что ли?
Наверное, потому дедушка всегда больше молчал, чем говорил: не умея приспособиться в этом мире «кажимостей» и условностей, «договорных формул» и «китайских церемоний», он предпочитал роль пассивного участника коммуникации. И правда: лучший способ избежать «подрыва» на минном поле - просто сидеть на месте и никуда не двигаться.
При этом дедушка не был глупым или интеллектуально ущербным человеком: он чуть ли не наизусть знал Библию, мог вести теософские беседы - и мог разговаривать с близкими людьми в условиях, где фатика не требовалась. Он мог сообщать и «считывать» только «релевантную» информацию, априорно полагая, что все вокруг столь же искренни, сколь и он сам, и если человек сказал так-то, значит, он так и думает. (Продолжая «додумывать» эту логику уже много лет спустя, я поняла, что распознать ложь могут только люди, имеющие личный опыт лганья, - и надобно сказать, что лет до 25 в этом плане я продолжала оставаться «дедушкой Павликом»; смысл же библейского греха познания имеет обратную зависимость: не «знание=прегрешение», а «прегрешение=знание»).
Да и сама бабушка была ничем не лучше (а точнее - не хуже) мамы: знала ведь, что у мамы «вода не держится», вот и молчала бы. Ан нет - рассказывала всё-таки! Потому что, думается мне, «попа» у бабушки была аналогичной конструкции - неприспособленной для держания воды и прочих чужеродных веществ.
Смолчать, поддакнуть, притвориться - это не для нас. И хотелось бы, наверное, научиться фатике - ведь сколько пользы это могло принести в жизни! - да ничего не попишешь, против природы не попрёшь - не та конституция...
Бабушка Маруся и дедушка Павлик со своими детьми -
моими дядей Толей и мамой
Моя бабушка со своими детьми
Из всех из них жив (дай бог, чтобы подольше!) только дядя Толя.
Я посвящаю моим бабушке и дедушке, мамочке и папочке мой любимейший
Концерт для флейты с оркестром соль минор «Ночь» Антонио Вивальди - Часть IV. Allegro
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами или плагиаторами (что, в принципе, одно и то же).
И почти тут же проговаривалась - вода из попы выливалась.
Эти черты передались маме от её отца - моего дедушки Павлика, выступавшего у нас в семье символом патологического простодушия, бесхитростности и доверчивости.
Особенно меня всегда предупреждали: «Тома, не будь дедушкой Павликом!» - или укоряли: «Ты совсем как дедушка Павлик!». Для дедушки не существовало второго, а тем более третьего плана ситуации: все коммуникативные модели, даже фатические, он воспринимал буквально, не учитывая прагматики (кто, при каких обстоятельствах и - главное - из каких побудительных причин говорит те или иные слова). Если они с бабушкой были в гостях и сидели за столом, и хозяева предлагали ему взять лучший кусочек или положить в тарелку ещё порцию, он так и делал. Ему и в голову не приходило, что угощать можно из вежливости, выказывая радушие, в тайной надежде на то, что гость откажется...
Видя такое дело, бабушка обычно дедушку тихонько - толк ногой под столом! А дедушка удивлённо: «Чего ты меня толкаешь?». Положение обычно спасала хозяйка, одна из бабушкиных закадычных подруг: «И правда, кума, чего ты его толкаешь? Пусть берёт, жалко, что ли? Бери, кум, ешь, не стесняйся!».
Воспитательный момент приходилось откладывать до возвращения из гостей - но и дома «политбеседа» тоже заканчивалась провалом:
- Ну чего ты такой у нас простой? - недоумевала бабушка. - Люди предложили из вежливости, а тебе нужно было отказаться или взять кусочек похуже... Да ещё и позоришь меня - я тебя тихонько и под столом ногой толкнула, чтобы люди не заметили, а ты тут же и объявил на всю ивановскую...
- А чего ты меня толкала? Они же сами говорили: бери, кум, угощайся...
- Так то они говорили из вежливости, а ты из вежливости должен был отказаться...
- А я откуда знаю? - сердился-огорчался дедушка. - В следующий раз вообще не пойду, что, у нас дома еды нет, что ли?
Наверное, потому дедушка всегда больше молчал, чем говорил: не умея приспособиться в этом мире «кажимостей» и условностей, «договорных формул» и «китайских церемоний», он предпочитал роль пассивного участника коммуникации. И правда: лучший способ избежать «подрыва» на минном поле - просто сидеть на месте и никуда не двигаться.
При этом дедушка не был глупым или интеллектуально ущербным человеком: он чуть ли не наизусть знал Библию, мог вести теософские беседы - и мог разговаривать с близкими людьми в условиях, где фатика не требовалась. Он мог сообщать и «считывать» только «релевантную» информацию, априорно полагая, что все вокруг столь же искренни, сколь и он сам, и если человек сказал так-то, значит, он так и думает. (Продолжая «додумывать» эту логику уже много лет спустя, я поняла, что распознать ложь могут только люди, имеющие личный опыт лганья, - и надобно сказать, что лет до 25 в этом плане я продолжала оставаться «дедушкой Павликом»; смысл же библейского греха познания имеет обратную зависимость: не «знание=прегрешение», а «прегрешение=знание»).
Да и сама бабушка была ничем не лучше (а точнее - не хуже) мамы: знала ведь, что у мамы «вода не держится», вот и молчала бы. Ан нет - рассказывала всё-таки! Потому что, думается мне, «попа» у бабушки была аналогичной конструкции - неприспособленной для держания воды и прочих чужеродных веществ.
Смолчать, поддакнуть, притвориться - это не для нас. И хотелось бы, наверное, научиться фатике - ведь сколько пользы это могло принести в жизни! - да ничего не попишешь, против природы не попрёшь - не та конституция...
Бабушка Маруся и дедушка Павлик со своими детьми -
моими дядей Толей и мамой
Моя бабушка со своими детьми
Из всех из них жив (дай бог, чтобы подольше!) только дядя Толя.
Я посвящаю моим бабушке и дедушке, мамочке и папочке мой любимейший
Концерт для флейты с оркестром соль минор «Ночь» Антонио Вивальди - Часть IV. Allegro
Click to view© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами или плагиаторами (что, в принципе, одно и то же).