Сторублёвый мой котик
Котя, котенька, коток,
Котя - серенький лобок,
Приди, котя, ночевать,
Нашу деточку качать.
Уж как я тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кусок пирога
И кувшин молока...
Легла вчера спать под утро и так глубоко и крепко заснула, что утратила всякую связь с реальностью - за исключением одной тревожной мысли, от которой, вдруг подхватясь, побежала к входной двери: во сне мне показалось, что не всех кошаков я в дом-то забрала: Чапулика на улице забыла, а вдруг ему там плохо - холодно или страшно?
И лишь затормозив уже перед самой дверью и стоя в коридоре с колотящимся сердцем, я вспомнила, что нет моего котика больше на свете, а тому несчастному умученному тельцу, что лежит теперь под яблоней, не холодно, не страшно, а главное - не больно.
Холодно и больно отныне только мне...
Нина Берберова в написанной ею биографии русского химика и композитора Александра Бородина рассказывала, что мать его очень любила и всегда, обращаясь к нему, приговаривала:
- Моя лапочка, сторублёвый мой котик...
Я купила своего сторублёвого котика за десять купонов в августе 1992 года - я почему-то думала, что на год раньше, и нечаянно прибавляла Чапе год жизни (и как бы он пригодился сейчас, когда в дни его болезни я мечтала подержать его ещё под ласковым солнышком хотя бы часть лета...).
После того как Чапулика не стало - вечером 5 мая - и немного улеглось первое острое горе, я стала уточнять дату его рождения (я купила его примерно в месячном возрасте, значит, он, как и Осюлькин - и как я, - был июльский) - по дате введения украинских купонов, ибо отчётливо помнила, что покупала свою радость жизни за какие-то несерьёзные - и тогда только вводимые - бумажки.
Оказалось - всё-таки в 1992 году, потому что я помню нашу шутку о Чапином независимом характере: мол, что с него возьмёшь, родился уже в незалежной Украине и стал незалежным хохлом...
Итак, было лето 1992 года, мы с Серёжей шли по базару и вдруг увидели двух девочек, уже без всякой надежды державших на руках котят «на продажу» - какая уж тут продажа, обошлось бы без доплаты...
И к тому, что сидел на руках одной из девочек, судорожно вцепившись в неё (отдавая дитятко мне, она еле отодрала его от своей кофты), меня потянуло мощным арканом: я прекрасно знала, что меня выгонят из дому вместе с котёнком, но пройти мимо своей судьбы не могла...
Девочки просили «пятачок», я дала два - это был эквивалент двух поездок на автобусе.
Вот за две таких бумажки я приобрела себе счастье почти на восемнадцать лет
Дома, конечно же, случился грандиозный скандал (как и спустя семь лет с Осиком), и мне вместе с пока безымянным котёнком в корзиночке пришлось уйти к маме, откуда мы были востребованы обратно - в том же комплекте - лишь к вечеру этого дня.
Котейка словно почувствовал, что его не хотят оставлять (а тут ещё и соседка снизу, с четвёртого этажа, захотела его взять себе - и назвать Чарликом... ну уж нет! я решила назвать его Кузей, Кузьмой, - и баста!), и первые дни тихо-тихо спал в своей корзиночке за занавесочкой...
Мы его даже успели сфотографировать чёрно-белым фотиком, однако плёнка, отданная для проявки в фотоателье, пропала.
А вскоре чуть не пропал и котёнок: у него над бровью обнаружилась плешка, я стала её мазать разными мазями, от которых (скорее всего) плешка и стала стремительно увеличиваться.
Когда я понесла ребёнка в городскую клинику (ни о каких частных ветеринарках не могло быть и речи, поскольку их тогда просто не существовало), «врач» - а точнее, живодёр под видом врача сказал равнодушным тоном, глянув на котейку издалека:
- Ой, да это лишай! Сколько их таких нам приносят! Будете оставлять на усыпление?
Я, в ужасе попятившись, пролепетала:
- Не-е-ет...
- Ну, тогда мажьте йодом!
И я мазала, а котейка плакал, а плешка всё увеличивалась...
В книгах, найденных в библиотеке (ни о каком инете речи тоже не было), о стригущем и прочих лишаях говорилось лаконично: «Заболевшее животное подлежит уничтожению».
Пока наконец бог не прислал Аню, которая сказала, глядя на меня, обливавшую слезами «Кузю»:
- Ну слушай, ну есть же у нас ветаптека в городе, давай туда сходим, может, они посоветуют какую-нибудь мазь?
Нам дали мазь - с названием «Ям», и через две недели котёныш начал играть слабой лапкой с бумажечкой, привязанной к ниточке.
Я искупала его в отваре из череды и ромашки, выстригла колтуны с остатками мази, и вскоре котик стал расти, опять пушистеть и набирать вес.
Но он никак не хотел отзываться ни на Кузю, ни на Тамино! (Это был такой принц в опере Моцарта «Волшебная флейта», откуда мне всё-таки спустя четыре года удалось протащить другого персонажа из искусства в жизнь: среди найденных мной четырёх оперных собак один был мальчик, который умер от переохлаждения в первые же сутки, а трёх девиц я назвала соответственно: Памина - из «Волшебной флейты», Имоджена - из беллиниевского «Пирата», и Азучена - из «Трубадура» Верди.)
Мы уходили на работу, дома с котёнком оставалась свекровь - и вскоре выяснилось, что малыш сам выбрал себе имя: незадолго до его приобретения мы съездили в Одессу в гости к родственникам мужа, у которых дома жила кошка Чапа - как мы шутили, вернувшись и рассказывая о её причудах (например, она любила спать на краю умывальной раковины в ванной, смешно свесив лапы и хвост), - «Чапа из Одессы» (произносится так: Чапа - из Адэсы).
Свекровь перебирала разные имена - котейка молчал, а на Чапу сразу отозвался.
Делать было нечего - раз ребёнок сам выбрал имя, так тому и быть.
Прощайте, Чарлик, Кузя и Тамино...
А вскоре Чапулик опять заболел: на сей раз неудачно спрыгнул с подоконника и вывихнул лапку.
После посещения клиники (теперь уже новооткрытой частной) дважды в день можно было наблюдать картину: я держу Чапу в руках, задняя лапа его опущена в банку с тёплой солёной водой, а муж вертит перед Чапиной мордочкой руками и трясёт разными предметами, отвлекая его внимание, чтобы он не вырывался и не нарушал предписаний врачей (нам было велено укреплять кости соляными ванночками).
(Видно, мало мы тогда соли сыпали, потому что в последние годы Чапик всё сильнее и сильнее хромал - наверное, потому он и в детстве то и дело подвихивал лапки, спрыгивая с не очень большой высоты, что они у него от рождения были слабые, - и сердце кровью обливалось при виде его ковыляний.)
Потом было ещё падение со стиральной машинки - уже спустя какое-то количество времени.
Я как раз лежала в больнице, и однажды утром, звоня из автомата домой (какие там мобильники? начало девяностых...), услышала в трубке панический голос мужа:
- Приезжай скорее, Чапа умирает!
С похолодевшими внутренностями спрашиваю, что случилось.
- Да сказали врачи - заворот кишок!
Бросив все процедуры, приезжаю немедленно на маршрутке домой - Чапа лежит на боку неподвижно, однако вращая ясными зелёными глазами (у него были - как говорила моя мама - «совиные» глаза: круглые с чёрной обводкой - почти изумрудного цвета), на умирающего совсем не похоже...
Оказывается, накануне вечером он бесился, залез на стиральную машинку, где стояла коробка с моими лекарствами и шприцами, упал и свалил на себя коробку, которая углом ушибла ему животик (я потом нашла синюю ссадину).
Нежный котик заплакал от боли, муж дал ему обезболивающее, от анальгина пошла пена изо рта, врач спросил: при падении шла пена? - Шла, - ответил муж, не уточнив истинной «этиологии пенообразования». - Ну, значит, заворот кишок, - вынес вердикт врач. - Дайте слабительное и слушайте живот: если будет перистальтика - значит, выживет. Если нет - то нет...
И вот мы, как два дурака, сидим и через каждые несколько минут прикладываем фонендоскоп к белому пушистому кошачьему животу (пух у Чапы на пузике всегда завивался мелкими колечками, теперь так у Миши и Лаптоши) - в ожидании перистальтики...
Уже потом, когда опасность миновала, я сопоставила события и поняла, что просто был сильный ушиб и шок от неожиданности «котокрушения» с невысокой (ещё таким узким цилиндром с отжимными валиками) стиральной машины...
...Но ещё очень долго приходилось носить их величество на руках в туалетный лоток.
Однажды, уже благополучно ходя, Чапа проковылял из спальни мимо туалета и ванной на кухню к свекрови - чтобы та отнесла его на ручках в туалет.
Вообще с переходом Чапы с натурального на сухой корм сумская ветеринария сильно обеднела: то у него был гастрит, мочекаменная болезнь, запоры, дерматиты, печень и почки - а то враз все болячки исчезли, и последние лет десять Чапинька счастливо жил без врачей, а врачи без наших последних рубах, штанов и шкуры, снятых во имя лечения любимого дитяти.
Много шуток было придумано нами в то благословенное время, когда мы были молоды, а Чапа юн и резв: и про купленного рабовладельца, и про вечерний экспресс «Голубой Дунай» - так муж называл Чапины вечерние пробежки-бесива из комнаты в комнату, а также «проезды»: на спине с одного поддиванного конца в другой - быстро-быстро перебирая лапками, - как фуникулёр, - и «аварии» на пути следования: во время этих пробежек Чапа постоянно стукался головешкой о ножки стульев, шкафов или дверные коробки. Услышав очередной стук, муж изрекал философски-удовлетворённо: «были бы мозги - было бы сотрясение...».
А вот молока Чапик не пил - только уже потом, к старости, пенку или сливочки, - и вообще не ел ничего белого: как увидит издалека, что в тарелке что-то белеется, так сразу оскорблённо отворачивается и поспешно ретируется, брезгливо отряхая на ходу все четыре лапы...
А рыбку, мясо и желточек любил до самозабвения: когда - после его избавления от «лишая» в детстве - к свекрови пришла её подруга и принесла выздоравливающему гостинец - маленькую рыбку, Чапулик, не зная, как её есть (но очень желая), уселся на попу, поднял вверх голову, закрыл глаза и жалобно заголосил:
- А-а-а-а...
Уже тогда слава о Чапе прошла по всей великой Руси, а когда я стала водить его на прогулки на поводке, то однажды нижний сосед, увидев нас выходящими из-за угла, благожелательно спросил:
- На охоту?
А другой притворно-осторожно осведомился:
- Нэ порвэ? (Не разорвёт?)
А ещё однажды на Чапу пришлось опять сильно разориться, теперь уже в другой универсально-конвертируемой валюте: испугавшись пыхтящего рефрижератора, засипевшего особо грозно, Чапа рванулся, выскочил из импровизированных шлеек, сооружённых мной из старых подтяжек и капроновых чулок, и залез на дерево неподалёку от дома, как раз возле заводской столовой.
И так сидел там и сорок минут, и час, удобно подставив под попу толстый сук и обхватив ствол лапами - и периодически издавая жалобные вопли.
А все проходящие внизу люди (идущие в столовую обедать) поднимали вверх голову и восхищённо восклицали:
- Какая красивая кошечка!
И сидела бы эта красивая кошечка на суку неизвестно сколько ещё времени, но нам удалось уговорить одного из пришедших на обед мужичков, и тот за бутылку водки и три пачки папирос (это было время выдачи оных дефицитов по талонам, а поскольку в доме у нас никто не пил и не курил, бесценная валюта и скапливалась в нужных для таких вот экстренных случаев количествах).
Я всё думала: как же мужик спасёт Чапу, ведь тот испугается незнакомца и залезет ещё выше (хотя куда уж выше: этот ближайший сук начинался метрах в трёх от земли)? Да куда там - пошёл на ручки, а потом и уселся на плечо, крепко вцепившись в ткань пиджака, - как миленький...
У Чапы была любимая жена, и много раз бывали котята от неё.
Мы называли его и Джесси (кошку нашей Марии Тимофеевны, вахтёрши в театре, в котором я тогда работала завлитом) Чеховым и Книппер: точно так же они жили порознь и редко виделись, но помнили и любили друг друга сквозь расстояния: стоило только в присутствии кого-то из них сказать: Чапа - или Джесси, - как тут же животное необыкновенно воодушевлялось, начинало ходить по комнатам в поисках любимого существа и призывно мяукать...
А потом у Чапы появилась постоянная жена - Маша, до последних Чапиных дней нежно любившая его и выделявшая из всех (так она любила ещё свою няньку Осика).
С переездом в домрайсад у Чапы обнаружилось множество доселе скрытых свойств: он полюбил гулять по двору, защищая свой клан от посягательств чужих котов, но не трогая своих детей (о кровавых драках с чужими котами я изумлённо рассказала по телефону Ане, на что она отреагировала словами: «Вот видишь, столько лет у тебя жил бойцовский кот, а ты об этом и не подозревала...»), а в последние дни - будучи всегда отшельником и мизантропом (а может, одиноким поэтом?) по отношению к другим животным, - полюбил сидеть вместе со всеми в загородке и греться на солнышке...
Когда я ушла из семьи, то, следуя расхожему утверждению о том, что кошки привыкают к месту, а не к человеку, оставила его на месте, тем более что мне на первых порах и взять-то его было некуда, но периодически приходила проведывать, как Анна Каренина своего Серёжу. Чапа ненадолго выходил ко мне, а потом скрывался в эмиграцию - под диван (он любил уединяться, как это делают многие кошки: залезал в шкафы, за занавески на подоконники, или под диваны или шифоньеры, мы это называли уходом в эмиграцию: а где Чапа? - Чапа в эмиграции, под диваном, шкафом или на стуле под скатертью).
Я долгое время думала, что он от меня отвык и потому так быстро прекращает свидания, но когда я наконец забрала его в новокупленную малосемеечку, Чапа с удовольствием там поселился - оказалось, он просто очень обижался на меня за - нечаянное - предательство...
У него было много любимых занятий - постигать философские основы естествознания, разоблачать грязных политиков, лежать на травке, обходить дозором по периметру двор, отмечая в записках события и впечатления, - и разговаривать со мной: будучи говорящим котом, Чапулик всегда рассказывал мне что-нибудь новое.
Он был кот-мурлыка: ни Маша, ни почти никто из детей практически не мурлычут, а вот Лаптошкин, унаследовавший от Чапы и внешний облик, - рокочет, как трактор (и Мишу уже научил), и точно такие же у него все другие повадки...
У меня остались Чапины дети: Миша, Пусик и Дусенька - и практически полный Чапочкин клон Лаптопыч (о происхождении Маняшки и Светланиной Тимуси «история умалчивает»: тогда Миша и Пусик ещё не были кастрированы, и кто из троих котов «стал счастливым отцом», мне неизвестно. Но всё равно это Чапины отпрыски: дети или внуки).
С Лаптошкой
И с семьёй
Но такого красивого, умного и любимого котика у меня не будет уже никогда: очень гармонично сложённого, с небольшим и ладным тельцем, с очень красивым и милым личиком, совершенным интеллектом, гордым и независимым, но ласковым характером, - самого дорогого - тысячерублёвого - котика на свете...
...Теперь он в тех садах, за огненной рекой,
Где с воробьём Катулл и с ласточкой Державин.
О, хороши сады за огненной рекой,
Где черни подлой нет, где в благодатной лени
Вкушают вечности заслуженный покой
Поэтов и зверей возлюбленные тени!
Когда ж и я туда? Ускорить не хочу
Мой срок, положенный земному лихолетью,
Но к тем, кто выловлен таинственною сетью,
Всё чаще я мечтой приверженной лечу.
Отцвели уж давно ирисы и пионы в нашем саду, и расцветают розы и формируют бутоны мальвы, и уже выпрямилась трава на любимом Чапином месте - на клумбе напротив крыльца.
Я смотрю на плывущие в небе облака с белыми пуховыми завитками - и верю, что у Чапулика наконец перестали болеть лапки, у Осика сердечко, а у меня совсем скоро перестанет болеть и плакать по ним душа.
Бонусы:
к сторублёвому котику
к посту о старой деве
Музыкальный киоск
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
Котя - серенький лобок,
Приди, котя, ночевать,
Нашу деточку качать.
Уж как я тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кусок пирога
И кувшин молока...
Легла вчера спать под утро и так глубоко и крепко заснула, что утратила всякую связь с реальностью - за исключением одной тревожной мысли, от которой, вдруг подхватясь, побежала к входной двери: во сне мне показалось, что не всех кошаков я в дом-то забрала: Чапулика на улице забыла, а вдруг ему там плохо - холодно или страшно?
И лишь затормозив уже перед самой дверью и стоя в коридоре с колотящимся сердцем, я вспомнила, что нет моего котика больше на свете, а тому несчастному умученному тельцу, что лежит теперь под яблоней, не холодно, не страшно, а главное - не больно.
Холодно и больно отныне только мне...
Нина Берберова в написанной ею биографии русского химика и композитора Александра Бородина рассказывала, что мать его очень любила и всегда, обращаясь к нему, приговаривала:
- Моя лапочка, сторублёвый мой котик...
Я купила своего сторублёвого котика за десять купонов в августе 1992 года - я почему-то думала, что на год раньше, и нечаянно прибавляла Чапе год жизни (и как бы он пригодился сейчас, когда в дни его болезни я мечтала подержать его ещё под ласковым солнышком хотя бы часть лета...).
После того как Чапулика не стало - вечером 5 мая - и немного улеглось первое острое горе, я стала уточнять дату его рождения (я купила его примерно в месячном возрасте, значит, он, как и Осюлькин - и как я, - был июльский) - по дате введения украинских купонов, ибо отчётливо помнила, что покупала свою радость жизни за какие-то несерьёзные - и тогда только вводимые - бумажки.
Оказалось - всё-таки в 1992 году, потому что я помню нашу шутку о Чапином независимом характере: мол, что с него возьмёшь, родился уже в незалежной Украине и стал незалежным хохлом...
Итак, было лето 1992 года, мы с Серёжей шли по базару и вдруг увидели двух девочек, уже без всякой надежды державших на руках котят «на продажу» - какая уж тут продажа, обошлось бы без доплаты...
И к тому, что сидел на руках одной из девочек, судорожно вцепившись в неё (отдавая дитятко мне, она еле отодрала его от своей кофты), меня потянуло мощным арканом: я прекрасно знала, что меня выгонят из дому вместе с котёнком, но пройти мимо своей судьбы не могла...
Девочки просили «пятачок», я дала два - это был эквивалент двух поездок на автобусе.
Вот за две таких бумажки я приобрела себе счастье почти на восемнадцать лет
Дома, конечно же, случился грандиозный скандал (как и спустя семь лет с Осиком), и мне вместе с пока безымянным котёнком в корзиночке пришлось уйти к маме, откуда мы были востребованы обратно - в том же комплекте - лишь к вечеру этого дня.
Котейка словно почувствовал, что его не хотят оставлять (а тут ещё и соседка снизу, с четвёртого этажа, захотела его взять себе - и назвать Чарликом... ну уж нет! я решила назвать его Кузей, Кузьмой, - и баста!), и первые дни тихо-тихо спал в своей корзиночке за занавесочкой...
Мы его даже успели сфотографировать чёрно-белым фотиком, однако плёнка, отданная для проявки в фотоателье, пропала.
А вскоре чуть не пропал и котёнок: у него над бровью обнаружилась плешка, я стала её мазать разными мазями, от которых (скорее всего) плешка и стала стремительно увеличиваться.
Когда я понесла ребёнка в городскую клинику (ни о каких частных ветеринарках не могло быть и речи, поскольку их тогда просто не существовало), «врач» - а точнее, живодёр под видом врача сказал равнодушным тоном, глянув на котейку издалека:
- Ой, да это лишай! Сколько их таких нам приносят! Будете оставлять на усыпление?
Я, в ужасе попятившись, пролепетала:
- Не-е-ет...
- Ну, тогда мажьте йодом!
И я мазала, а котейка плакал, а плешка всё увеличивалась...
В книгах, найденных в библиотеке (ни о каком инете речи тоже не было), о стригущем и прочих лишаях говорилось лаконично: «Заболевшее животное подлежит уничтожению».
Пока наконец бог не прислал Аню, которая сказала, глядя на меня, обливавшую слезами «Кузю»:
- Ну слушай, ну есть же у нас ветаптека в городе, давай туда сходим, может, они посоветуют какую-нибудь мазь?
Нам дали мазь - с названием «Ям», и через две недели котёныш начал играть слабой лапкой с бумажечкой, привязанной к ниточке.
Я искупала его в отваре из череды и ромашки, выстригла колтуны с остатками мази, и вскоре котик стал расти, опять пушистеть и набирать вес.
Но он никак не хотел отзываться ни на Кузю, ни на Тамино! (Это был такой принц в опере Моцарта «Волшебная флейта», откуда мне всё-таки спустя четыре года удалось протащить другого персонажа из искусства в жизнь: среди найденных мной четырёх оперных собак один был мальчик, который умер от переохлаждения в первые же сутки, а трёх девиц я назвала соответственно: Памина - из «Волшебной флейты», Имоджена - из беллиниевского «Пирата», и Азучена - из «Трубадура» Верди.)
Мы уходили на работу, дома с котёнком оставалась свекровь - и вскоре выяснилось, что малыш сам выбрал себе имя: незадолго до его приобретения мы съездили в Одессу в гости к родственникам мужа, у которых дома жила кошка Чапа - как мы шутили, вернувшись и рассказывая о её причудах (например, она любила спать на краю умывальной раковины в ванной, смешно свесив лапы и хвост), - «Чапа из Одессы» (произносится так: Чапа - из Адэсы).
Свекровь перебирала разные имена - котейка молчал, а на Чапу сразу отозвался.
Делать было нечего - раз ребёнок сам выбрал имя, так тому и быть.
Прощайте, Чарлик, Кузя и Тамино...
А вскоре Чапулик опять заболел: на сей раз неудачно спрыгнул с подоконника и вывихнул лапку.
После посещения клиники (теперь уже новооткрытой частной) дважды в день можно было наблюдать картину: я держу Чапу в руках, задняя лапа его опущена в банку с тёплой солёной водой, а муж вертит перед Чапиной мордочкой руками и трясёт разными предметами, отвлекая его внимание, чтобы он не вырывался и не нарушал предписаний врачей (нам было велено укреплять кости соляными ванночками).
(Видно, мало мы тогда соли сыпали, потому что в последние годы Чапик всё сильнее и сильнее хромал - наверное, потому он и в детстве то и дело подвихивал лапки, спрыгивая с не очень большой высоты, что они у него от рождения были слабые, - и сердце кровью обливалось при виде его ковыляний.)
Потом было ещё падение со стиральной машинки - уже спустя какое-то количество времени.
Я как раз лежала в больнице, и однажды утром, звоня из автомата домой (какие там мобильники? начало девяностых...), услышала в трубке панический голос мужа:
- Приезжай скорее, Чапа умирает!
С похолодевшими внутренностями спрашиваю, что случилось.
- Да сказали врачи - заворот кишок!
Бросив все процедуры, приезжаю немедленно на маршрутке домой - Чапа лежит на боку неподвижно, однако вращая ясными зелёными глазами (у него были - как говорила моя мама - «совиные» глаза: круглые с чёрной обводкой - почти изумрудного цвета), на умирающего совсем не похоже...
Оказывается, накануне вечером он бесился, залез на стиральную машинку, где стояла коробка с моими лекарствами и шприцами, упал и свалил на себя коробку, которая углом ушибла ему животик (я потом нашла синюю ссадину).
Нежный котик заплакал от боли, муж дал ему обезболивающее, от анальгина пошла пена изо рта, врач спросил: при падении шла пена? - Шла, - ответил муж, не уточнив истинной «этиологии пенообразования». - Ну, значит, заворот кишок, - вынес вердикт врач. - Дайте слабительное и слушайте живот: если будет перистальтика - значит, выживет. Если нет - то нет...
И вот мы, как два дурака, сидим и через каждые несколько минут прикладываем фонендоскоп к белому пушистому кошачьему животу (пух у Чапы на пузике всегда завивался мелкими колечками, теперь так у Миши и Лаптоши) - в ожидании перистальтики...
Уже потом, когда опасность миновала, я сопоставила события и поняла, что просто был сильный ушиб и шок от неожиданности «котокрушения» с невысокой (ещё таким узким цилиндром с отжимными валиками) стиральной машины...
...Но ещё очень долго приходилось носить их величество на руках в туалетный лоток.
Однажды, уже благополучно ходя, Чапа проковылял из спальни мимо туалета и ванной на кухню к свекрови - чтобы та отнесла его на ручках в туалет.
Вообще с переходом Чапы с натурального на сухой корм сумская ветеринария сильно обеднела: то у него был гастрит, мочекаменная болезнь, запоры, дерматиты, печень и почки - а то враз все болячки исчезли, и последние лет десять Чапинька счастливо жил без врачей, а врачи без наших последних рубах, штанов и шкуры, снятых во имя лечения любимого дитяти.
Много шуток было придумано нами в то благословенное время, когда мы были молоды, а Чапа юн и резв: и про купленного рабовладельца, и про вечерний экспресс «Голубой Дунай» - так муж называл Чапины вечерние пробежки-бесива из комнаты в комнату, а также «проезды»: на спине с одного поддиванного конца в другой - быстро-быстро перебирая лапками, - как фуникулёр, - и «аварии» на пути следования: во время этих пробежек Чапа постоянно стукался головешкой о ножки стульев, шкафов или дверные коробки. Услышав очередной стук, муж изрекал философски-удовлетворённо: «были бы мозги - было бы сотрясение...».
А вот молока Чапик не пил - только уже потом, к старости, пенку или сливочки, - и вообще не ел ничего белого: как увидит издалека, что в тарелке что-то белеется, так сразу оскорблённо отворачивается и поспешно ретируется, брезгливо отряхая на ходу все четыре лапы...
А рыбку, мясо и желточек любил до самозабвения: когда - после его избавления от «лишая» в детстве - к свекрови пришла её подруга и принесла выздоравливающему гостинец - маленькую рыбку, Чапулик, не зная, как её есть (но очень желая), уселся на попу, поднял вверх голову, закрыл глаза и жалобно заголосил:
- А-а-а-а...
Уже тогда слава о Чапе прошла по всей великой Руси, а когда я стала водить его на прогулки на поводке, то однажды нижний сосед, увидев нас выходящими из-за угла, благожелательно спросил:
- На охоту?
А другой притворно-осторожно осведомился:
- Нэ порвэ? (Не разорвёт?)
А ещё однажды на Чапу пришлось опять сильно разориться, теперь уже в другой универсально-конвертируемой валюте: испугавшись пыхтящего рефрижератора, засипевшего особо грозно, Чапа рванулся, выскочил из импровизированных шлеек, сооружённых мной из старых подтяжек и капроновых чулок, и залез на дерево неподалёку от дома, как раз возле заводской столовой.
И так сидел там и сорок минут, и час, удобно подставив под попу толстый сук и обхватив ствол лапами - и периодически издавая жалобные вопли.
А все проходящие внизу люди (идущие в столовую обедать) поднимали вверх голову и восхищённо восклицали:
- Какая красивая кошечка!
И сидела бы эта красивая кошечка на суку неизвестно сколько ещё времени, но нам удалось уговорить одного из пришедших на обед мужичков, и тот за бутылку водки и три пачки папирос (это было время выдачи оных дефицитов по талонам, а поскольку в доме у нас никто не пил и не курил, бесценная валюта и скапливалась в нужных для таких вот экстренных случаев количествах).
Я всё думала: как же мужик спасёт Чапу, ведь тот испугается незнакомца и залезет ещё выше (хотя куда уж выше: этот ближайший сук начинался метрах в трёх от земли)? Да куда там - пошёл на ручки, а потом и уселся на плечо, крепко вцепившись в ткань пиджака, - как миленький...
У Чапы была любимая жена, и много раз бывали котята от неё.
Мы называли его и Джесси (кошку нашей Марии Тимофеевны, вахтёрши в театре, в котором я тогда работала завлитом) Чеховым и Книппер: точно так же они жили порознь и редко виделись, но помнили и любили друг друга сквозь расстояния: стоило только в присутствии кого-то из них сказать: Чапа - или Джесси, - как тут же животное необыкновенно воодушевлялось, начинало ходить по комнатам в поисках любимого существа и призывно мяукать...
А потом у Чапы появилась постоянная жена - Маша, до последних Чапиных дней нежно любившая его и выделявшая из всех (так она любила ещё свою няньку Осика).
С переездом в домрайсад у Чапы обнаружилось множество доселе скрытых свойств: он полюбил гулять по двору, защищая свой клан от посягательств чужих котов, но не трогая своих детей (о кровавых драках с чужими котами я изумлённо рассказала по телефону Ане, на что она отреагировала словами: «Вот видишь, столько лет у тебя жил бойцовский кот, а ты об этом и не подозревала...»), а в последние дни - будучи всегда отшельником и мизантропом (а может, одиноким поэтом?) по отношению к другим животным, - полюбил сидеть вместе со всеми в загородке и греться на солнышке...
Когда я ушла из семьи, то, следуя расхожему утверждению о том, что кошки привыкают к месту, а не к человеку, оставила его на месте, тем более что мне на первых порах и взять-то его было некуда, но периодически приходила проведывать, как Анна Каренина своего Серёжу. Чапа ненадолго выходил ко мне, а потом скрывался в эмиграцию - под диван (он любил уединяться, как это делают многие кошки: залезал в шкафы, за занавески на подоконники, или под диваны или шифоньеры, мы это называли уходом в эмиграцию: а где Чапа? - Чапа в эмиграции, под диваном, шкафом или на стуле под скатертью).
Я долгое время думала, что он от меня отвык и потому так быстро прекращает свидания, но когда я наконец забрала его в новокупленную малосемеечку, Чапа с удовольствием там поселился - оказалось, он просто очень обижался на меня за - нечаянное - предательство...
У него было много любимых занятий - постигать философские основы естествознания, разоблачать грязных политиков, лежать на травке, обходить дозором по периметру двор, отмечая в записках события и впечатления, - и разговаривать со мной: будучи говорящим котом, Чапулик всегда рассказывал мне что-нибудь новое.
Он был кот-мурлыка: ни Маша, ни почти никто из детей практически не мурлычут, а вот Лаптошкин, унаследовавший от Чапы и внешний облик, - рокочет, как трактор (и Мишу уже научил), и точно такие же у него все другие повадки...
У меня остались Чапины дети: Миша, Пусик и Дусенька - и практически полный Чапочкин клон Лаптопыч (о происхождении Маняшки и Светланиной Тимуси «история умалчивает»: тогда Миша и Пусик ещё не были кастрированы, и кто из троих котов «стал счастливым отцом», мне неизвестно. Но всё равно это Чапины отпрыски: дети или внуки).
С Лаптошкой
И с семьёй
Но такого красивого, умного и любимого котика у меня не будет уже никогда: очень гармонично сложённого, с небольшим и ладным тельцем, с очень красивым и милым личиком, совершенным интеллектом, гордым и независимым, но ласковым характером, - самого дорогого - тысячерублёвого - котика на свете...
...Теперь он в тех садах, за огненной рекой,
Где с воробьём Катулл и с ласточкой Державин.
О, хороши сады за огненной рекой,
Где черни подлой нет, где в благодатной лени
Вкушают вечности заслуженный покой
Поэтов и зверей возлюбленные тени!
Когда ж и я туда? Ускорить не хочу
Мой срок, положенный земному лихолетью,
Но к тем, кто выловлен таинственною сетью,
Всё чаще я мечтой приверженной лечу.
Отцвели уж давно ирисы и пионы в нашем саду, и расцветают розы и формируют бутоны мальвы, и уже выпрямилась трава на любимом Чапином месте - на клумбе напротив крыльца.
Я смотрю на плывущие в небе облака с белыми пуховыми завитками - и верю, что у Чапулика наконец перестали болеть лапки, у Осика сердечко, а у меня совсем скоро перестанет болеть и плакать по ним душа.
Бонусы:
к сторублёвому котику
к посту о старой деве
Музыкальный киоск
Click to view© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.