Про безопасность и иллюзию всемогущества
31 декабря у мужа на работе умер напарник. Вот так просто. Покупатели говорят: у вас там продавец за столом спит. Он подходит, а у человека уже губы синие… Только что сидел, играл в игрушку на телефоне, смотрел «Машу и медведи». Наверное, думал, как будет праздновать сегодня новый год… Какое-то мгновение - и всё. Тихо и незаметно.
Человеческая жизнь очень хрупкая.
Это мысль, от которой сжимается всё внутри: хочется свернуться калачиком, закрыть уши, зажмурить глаза, задержать дыхание и трясти головой из стороны в сторону, пытаясь выбросить её из себя.
Особенно, если представить, что с моим ребёнком может что-нибудь случится. Что-то страшное. Непоправимое. Вот сейчас он лежит, сопит рядышком, живой, родной и тёплый. А потом бац… И звенящая тишина.
Разум извращается, рисуя страшные картины, одна чудовищнее другой. Тревога усиливается, зашкаливает. Хочется вцепиться в малыша, обнять покрепче и пообещать, что с ним никогда ничего страшного не произойдёт.
Вот только смогу ли я это выполнить? И какой ценой?
Есть всего один - единственный способ гарантировать полную безопасность ребёнку - не рожать его. В момент рождения все гарантии заканчиваются. Все, кроме одной - он тоже смертен, как и все мы. Невыносимая данность, на которую невозможно повлиять, даже если завязаться в узел и продать душу дьяволу.
В своё время, задолго до рождения сына, меня поразила фраза Януша Корчака. Не помню её точно, но смысл приблизительно такой: если мы любим своих детей, то должны признать и их право на смерть. Лишая их этого права, мы, по сути, лишаем их самой жизни.
Звучит ужасно, правда? Ещё ужаснее то, что это так и есть.
Когда мой сын начал вставать у опоры и, соответственно, падать, бабушка впала в панику. Стоит ему немного пошатнуться, она с громким возгласом хватает его, не давая шагу ступить. На каждую царапину и плач хватается за сердце. На лице постоянная маска испуга и ожидания беды. Ей проще всё время носить его на руках, лишь бы не дать ему повредиться.
Все мои попытки сказать, что ходьба - это управляемое падение, и невозможно научиться ходить, не падая, заканчиваются одной и той же фразой: он у вас инвалидом останется, вот тогда посмотрим, как вы запоёте. Я знаю, что только безмерный страх заставляет её говорить это. Но иногда закрадывается безумная мысль, что она на самом деле этого неосознанно ждёт. По крайней мере, тогда её расплывчатая, неясная тревога приобретёт конкретную форму и воплощение.
Когда моя сестра купила себе автомобиль и позвонила маме, чтобы разделить с ней радость, она услышала: кошмар какой, ещё один повод мне переживать…
Я думаю про всё это и вспоминаю, как однажды священник на отпевании сказал: мы сейчас не только об ушедшем плачем. Каждый из нас плачет о себе.
Вот так ёмко и правдиво. Ведь если позволить себе задуматься и пойти в эту тревогу, в эту панику, которая заставляет нас чрезмерно оберегать детей, то придётся столкнуться с одной из экзистенциальных данностей бытия: мы все смертны. Этого не избежать. Нет способа обмануть природу. Любая мысль о том, что с близкими может что-то случиться, заставляет нас вспоминать, что и мы не вечны. А нам так хочется об этом забыть!
Каждый из нас находит свой способ справляться с этой неизбежностью.
Можно не думать и делать вид, что нас это не коснётся. Можно верить в Бога и загробную жизнь. Можно - в просветление и реинкарнацию. Можно верить в науку и искать чудо - лекарство. Можно - в ЗОЖ и йогу. Выбирать экстремальные виды спорта. Стремиться создавать «бессмертные произведения». Бесконечно заниматься сексом с разными партнёрами. Рожать детей. Совершить суицид, не сумев вынести ожидания…
А можно начать всё контролировать. И верить, что если приложить максимум усилий, если очень-очень постараться, то смерти можно избежать. Обмануть её. Обвести вокруг пальца. Главное, ни на миг не расслабляться. Быть бдительным. Перестраховываться.
Страшная иллюзия, которая отнимает все силы, все ресурсы, парализует всё живое. Прорастает паутиной во все области жизни. Творческое, текучее, гибкое становится ригидным, кособоким и застывшим.
Как-то на своей терапии я пожаловалась, что не могу начать делать то, что мне очень хочется. Вот прямо сижу, как привязанная к стулу, и никак не приступаю к работе. Ощущение, как будто меня за плечи кто-то держит. Речь шла о творчестве и создании украшений.
Терапевт предложила мне эксперимент. Я сижу на стуле, она стоит сзади и давит мне на плечи.
Я живо представляю себя в тот момент, когда во мне происходят эти внутренние метания. Вот я дома, смотрю в монитор. Думаю о том, что мне надо сделать заказ. Очень надо. И, главное, я ведь по-настоящему этого хочу. Представляю себе глину в руках - это такой кайф. Создание узора, подбор цветов, рисунок на кулоне. У меня правда очень много стремления и желания, много возбуждения. Но вместо того, чтобы пойти, и начать, я пролистываю ленту в жж, вк, пью чай. Пью чай, пролистываю ленту. И так до бесконечности. Я даю себе ещё десять минут, ещё и ещё… И всё повторяется заново.
Когда я пробую встать со стула, чтобы «начать уже что-то делать», терапевт не даёт, держит меня. А потом мы меняемся местами. Когда я держу «себя» за плечи, мешая встать, я вдруг вслух говорю себе всё то, что неосознанно прокручивается в голове в такие моменты: сиди, куда ты собралась! Сиди, там - опасно. Мир - огромный и страшный. Сейчас всё понятно и предсказуемо. Что будет, когда ты начнёшь действовать - неизвестно. Непонятно, куда приведёт тебя развитие. Движение - это опасно.
Внутренний конфликт, который сопровождает меня всю жизнь. Когда я спрашиваю маму, как же мы выросли, она отвечает, что мы - не падали, потому что, она нам «не позволяла». Боюсь, что если это и преувеличение, то не сильное. У нас с сестрой до сих пор нет права падать, быть не всегда счастливыми, грустить, злиться или испытывать боль - другими словами - расстраивать маму, для которой наши страдания слишком непереносимы. Я много лет ничем серьёзным с ней не делюсь - все мои крупные неудачи и потери прошли мимо неё.
Да, я физически сохранна (чудом, кстати), и это прекрасно. Но мне понадобилось пять лет экспериментов с собственным сознанием, четыре випасанны, 3 года личной терапии, 3 групповой, чтобы начать хоть как-то действовать в этом мире без этого парализующего навязанного страха.
Хочу ли я для своего сына того же? Нет. Готова ли я принести его жизнь на алтарь своего спокойствия? Нет. Хочу ли я, чтобы он в своей жизни упускал возможность за возможностью только потому, что любой шаг предполагает падение как вариант, а любое действие несёт в себе потенциальный риск? И снова нет.
Можно создать сферический вакуум: обклеить стены мягким материалом, убрать все колющие - режущие предметы и острые углы, дезинфицировать воздух, кормить внутривенно, чтобы ни дай бог не подавился, и запретить посетителей. Посадить ребёнка в белых колготочках на устойчивый стульчик в центре. И день за днём рассказывать, какой опасный мир вокруг. Правда, смахивает на тюрьму или реанимацию - зато безопасно.
Но однажды всё - равно что-то случится: землетрясение, цунами, упадёт самолёт на здание, начнётся война. И всё, что останется у малыша - это годы, проведённые взаперти, отсутствие опыта реальной жизни и неумение справляться с трудностями: падать, вставать, переживать неудачи, не разрушаясь, бояться, но не сходить при этом с ума, находить опору и поддержку в среде ровно тогда, когда она необходима.
Мне сложно, правда. Ведь я сама до мозга и костей пропитана этой тревогой. В настройках по умолчанию мне самой страстно хочется максимально обезопасить ребёнка, лишив его движения и спонтанности. Но вместе с этим я понимаю, что именно этим и лишала бы его жизни! Не в каком-то там мифическом «мало ли что», а во вполне реальном здесь-и-сейчас, каждодневно, ежечасно, ежеминутно. Прикрываясь заботой о его сохранности я, на самом деле, забочусь в первую очередь о том, чтобы мне было хорошо, спокойно и комфортно. Чтобы мне не пришлось беспокоиться и переживать, сталкиваясь с его болью. Чтобы я не ощущала собственное бессилие, беспомощность и невозможность ему помочь.
И кажется, что каждый раз, когда я пытаюсь отстоять право сына на синяки, ушибы и собственный опыт, я на самом деле, пытаюсь присвоить это право себе.
Нашла недавно у Иры Млодик: «Безопасность - по большей части суеверие. Ее не существует в природе, и сыны человеческие никогда не испытывают ее. В конечном счете, уклоняться от опасности не более безопасно, чем встретиться с ней лицом к лицу. Жизнь - это либо дерзкое приключение, либо ничто». Хеллен Келлер из книги Джессики Уотсон «Сила мечты».
Человеческая жизнь очень хрупкая.
Это мысль, от которой сжимается всё внутри: хочется свернуться калачиком, закрыть уши, зажмурить глаза, задержать дыхание и трясти головой из стороны в сторону, пытаясь выбросить её из себя.
Особенно, если представить, что с моим ребёнком может что-нибудь случится. Что-то страшное. Непоправимое. Вот сейчас он лежит, сопит рядышком, живой, родной и тёплый. А потом бац… И звенящая тишина.
Разум извращается, рисуя страшные картины, одна чудовищнее другой. Тревога усиливается, зашкаливает. Хочется вцепиться в малыша, обнять покрепче и пообещать, что с ним никогда ничего страшного не произойдёт.
Вот только смогу ли я это выполнить? И какой ценой?
Есть всего один - единственный способ гарантировать полную безопасность ребёнку - не рожать его. В момент рождения все гарантии заканчиваются. Все, кроме одной - он тоже смертен, как и все мы. Невыносимая данность, на которую невозможно повлиять, даже если завязаться в узел и продать душу дьяволу.
В своё время, задолго до рождения сына, меня поразила фраза Януша Корчака. Не помню её точно, но смысл приблизительно такой: если мы любим своих детей, то должны признать и их право на смерть. Лишая их этого права, мы, по сути, лишаем их самой жизни.
Звучит ужасно, правда? Ещё ужаснее то, что это так и есть.
Когда мой сын начал вставать у опоры и, соответственно, падать, бабушка впала в панику. Стоит ему немного пошатнуться, она с громким возгласом хватает его, не давая шагу ступить. На каждую царапину и плач хватается за сердце. На лице постоянная маска испуга и ожидания беды. Ей проще всё время носить его на руках, лишь бы не дать ему повредиться.
Все мои попытки сказать, что ходьба - это управляемое падение, и невозможно научиться ходить, не падая, заканчиваются одной и той же фразой: он у вас инвалидом останется, вот тогда посмотрим, как вы запоёте. Я знаю, что только безмерный страх заставляет её говорить это. Но иногда закрадывается безумная мысль, что она на самом деле этого неосознанно ждёт. По крайней мере, тогда её расплывчатая, неясная тревога приобретёт конкретную форму и воплощение.
Когда моя сестра купила себе автомобиль и позвонила маме, чтобы разделить с ней радость, она услышала: кошмар какой, ещё один повод мне переживать…
Я думаю про всё это и вспоминаю, как однажды священник на отпевании сказал: мы сейчас не только об ушедшем плачем. Каждый из нас плачет о себе.
Вот так ёмко и правдиво. Ведь если позволить себе задуматься и пойти в эту тревогу, в эту панику, которая заставляет нас чрезмерно оберегать детей, то придётся столкнуться с одной из экзистенциальных данностей бытия: мы все смертны. Этого не избежать. Нет способа обмануть природу. Любая мысль о том, что с близкими может что-то случиться, заставляет нас вспоминать, что и мы не вечны. А нам так хочется об этом забыть!
Каждый из нас находит свой способ справляться с этой неизбежностью.
Можно не думать и делать вид, что нас это не коснётся. Можно верить в Бога и загробную жизнь. Можно - в просветление и реинкарнацию. Можно верить в науку и искать чудо - лекарство. Можно - в ЗОЖ и йогу. Выбирать экстремальные виды спорта. Стремиться создавать «бессмертные произведения». Бесконечно заниматься сексом с разными партнёрами. Рожать детей. Совершить суицид, не сумев вынести ожидания…
А можно начать всё контролировать. И верить, что если приложить максимум усилий, если очень-очень постараться, то смерти можно избежать. Обмануть её. Обвести вокруг пальца. Главное, ни на миг не расслабляться. Быть бдительным. Перестраховываться.
Страшная иллюзия, которая отнимает все силы, все ресурсы, парализует всё живое. Прорастает паутиной во все области жизни. Творческое, текучее, гибкое становится ригидным, кособоким и застывшим.
Как-то на своей терапии я пожаловалась, что не могу начать делать то, что мне очень хочется. Вот прямо сижу, как привязанная к стулу, и никак не приступаю к работе. Ощущение, как будто меня за плечи кто-то держит. Речь шла о творчестве и создании украшений.
Терапевт предложила мне эксперимент. Я сижу на стуле, она стоит сзади и давит мне на плечи.
Я живо представляю себя в тот момент, когда во мне происходят эти внутренние метания. Вот я дома, смотрю в монитор. Думаю о том, что мне надо сделать заказ. Очень надо. И, главное, я ведь по-настоящему этого хочу. Представляю себе глину в руках - это такой кайф. Создание узора, подбор цветов, рисунок на кулоне. У меня правда очень много стремления и желания, много возбуждения. Но вместо того, чтобы пойти, и начать, я пролистываю ленту в жж, вк, пью чай. Пью чай, пролистываю ленту. И так до бесконечности. Я даю себе ещё десять минут, ещё и ещё… И всё повторяется заново.
Когда я пробую встать со стула, чтобы «начать уже что-то делать», терапевт не даёт, держит меня. А потом мы меняемся местами. Когда я держу «себя» за плечи, мешая встать, я вдруг вслух говорю себе всё то, что неосознанно прокручивается в голове в такие моменты: сиди, куда ты собралась! Сиди, там - опасно. Мир - огромный и страшный. Сейчас всё понятно и предсказуемо. Что будет, когда ты начнёшь действовать - неизвестно. Непонятно, куда приведёт тебя развитие. Движение - это опасно.
Внутренний конфликт, который сопровождает меня всю жизнь. Когда я спрашиваю маму, как же мы выросли, она отвечает, что мы - не падали, потому что, она нам «не позволяла». Боюсь, что если это и преувеличение, то не сильное. У нас с сестрой до сих пор нет права падать, быть не всегда счастливыми, грустить, злиться или испытывать боль - другими словами - расстраивать маму, для которой наши страдания слишком непереносимы. Я много лет ничем серьёзным с ней не делюсь - все мои крупные неудачи и потери прошли мимо неё.
Да, я физически сохранна (чудом, кстати), и это прекрасно. Но мне понадобилось пять лет экспериментов с собственным сознанием, четыре випасанны, 3 года личной терапии, 3 групповой, чтобы начать хоть как-то действовать в этом мире без этого парализующего навязанного страха.
Хочу ли я для своего сына того же? Нет. Готова ли я принести его жизнь на алтарь своего спокойствия? Нет. Хочу ли я, чтобы он в своей жизни упускал возможность за возможностью только потому, что любой шаг предполагает падение как вариант, а любое действие несёт в себе потенциальный риск? И снова нет.
Можно создать сферический вакуум: обклеить стены мягким материалом, убрать все колющие - режущие предметы и острые углы, дезинфицировать воздух, кормить внутривенно, чтобы ни дай бог не подавился, и запретить посетителей. Посадить ребёнка в белых колготочках на устойчивый стульчик в центре. И день за днём рассказывать, какой опасный мир вокруг. Правда, смахивает на тюрьму или реанимацию - зато безопасно.
Но однажды всё - равно что-то случится: землетрясение, цунами, упадёт самолёт на здание, начнётся война. И всё, что останется у малыша - это годы, проведённые взаперти, отсутствие опыта реальной жизни и неумение справляться с трудностями: падать, вставать, переживать неудачи, не разрушаясь, бояться, но не сходить при этом с ума, находить опору и поддержку в среде ровно тогда, когда она необходима.
Мне сложно, правда. Ведь я сама до мозга и костей пропитана этой тревогой. В настройках по умолчанию мне самой страстно хочется максимально обезопасить ребёнка, лишив его движения и спонтанности. Но вместе с этим я понимаю, что именно этим и лишала бы его жизни! Не в каком-то там мифическом «мало ли что», а во вполне реальном здесь-и-сейчас, каждодневно, ежечасно, ежеминутно. Прикрываясь заботой о его сохранности я, на самом деле, забочусь в первую очередь о том, чтобы мне было хорошо, спокойно и комфортно. Чтобы мне не пришлось беспокоиться и переживать, сталкиваясь с его болью. Чтобы я не ощущала собственное бессилие, беспомощность и невозможность ему помочь.
И кажется, что каждый раз, когда я пытаюсь отстоять право сына на синяки, ушибы и собственный опыт, я на самом деле, пытаюсь присвоить это право себе.
Нашла недавно у Иры Млодик: «Безопасность - по большей части суеверие. Ее не существует в природе, и сыны человеческие никогда не испытывают ее. В конечном счете, уклоняться от опасности не более безопасно, чем встретиться с ней лицом к лицу. Жизнь - это либо дерзкое приключение, либо ничто». Хеллен Келлер из книги Джессики Уотсон «Сила мечты».