Честно сочинить чужое
Согласно Вайскопфу, карикатурные малевания кузнеца Вакулы из "Ночи перед Рождеством" реализуют собой "тему победы над адом", которая, в свою очередь, "восходит, при посредстве средневековых церковных преданий, школьной драмы, старых рождественских обрядов и т.д., к отреченному Евангелию Никодима и родственным апокрифам, сыгравшим, как известно, огромную роль в становлении богомильского миросозерцания" (Михаил Вайскопф "Сюжет Гоголя. Морфология, идеология, контекст"). Несчастный Гоголь, стоящий в дальнем конце этого бесконечного сломанного телефончика, нечувствительно для себя самого превращается в богомила (надеюсь, об этом не узнала его маменька).
Охо-хонюшки!
За что не люблю сравнительное литературоведение, так это за безосновательную, но упорную уверенность в том, что писатели и целые культуры вместе с образами, сюжетами, метафорами и прочими формальными изысками обязательно заимствуют у своего "донора" всю его идеологию целиком. Отсюда два шага до совсем уж нелепого представления о том, что любая культура-реципиент является пустым местом, заимствующим без разбору чужое по каким-то смутным эстетическим причинам и решительно не способным противостоять идеологическому содержанию заимствованного. Использование бокового сюжета, отдалённо напоминающего богомильскую легенду, моментально становится свидетельством влияния на мировоззрение Гоголя средневековых ересей (тут для вящего пафоса должны быть заглавные буквы и восклицательные знаки после каждого слова, но во избежание вящего пафоса не будет ни того, ни другого).
А ещё этот бесконечный поиск доказательств того, что Гоголь (имя автора подставить), вероятно, имел возможность как-нибудь ознакомиться с тем или иным произведением - и значит, это произведение совершенно точно не могло не быть его несомненным, абсолютным, безусловным литературным источником, это кропотливое сличение дат и языков изначально оставляет за кадром возможность того, что автор просто честно сочинил чужое. Тот, кто не знает, как часто это случается с авторами, скорее всего, сам никогда не пробовал сочинять.
А тот, кто не пробовал, - зачем он берётся судить о том, чего не знает? Не даёт ответа.
Охо-хонюшки!
За что не люблю сравнительное литературоведение, так это за безосновательную, но упорную уверенность в том, что писатели и целые культуры вместе с образами, сюжетами, метафорами и прочими формальными изысками обязательно заимствуют у своего "донора" всю его идеологию целиком. Отсюда два шага до совсем уж нелепого представления о том, что любая культура-реципиент является пустым местом, заимствующим без разбору чужое по каким-то смутным эстетическим причинам и решительно не способным противостоять идеологическому содержанию заимствованного. Использование бокового сюжета, отдалённо напоминающего богомильскую легенду, моментально становится свидетельством влияния на мировоззрение Гоголя средневековых ересей (тут для вящего пафоса должны быть заглавные буквы и восклицательные знаки после каждого слова, но во избежание вящего пафоса не будет ни того, ни другого).
А ещё этот бесконечный поиск доказательств того, что Гоголь (имя автора подставить), вероятно, имел возможность как-нибудь ознакомиться с тем или иным произведением - и значит, это произведение совершенно точно не могло не быть его несомненным, абсолютным, безусловным литературным источником, это кропотливое сличение дат и языков изначально оставляет за кадром возможность того, что автор просто честно сочинил чужое. Тот, кто не знает, как часто это случается с авторами, скорее всего, сам никогда не пробовал сочинять.
А тот, кто не пробовал, - зачем он берётся судить о том, чего не знает? Не даёт ответа.