Показалка
- Понимаешь, здесь я бы хотел в показалке сделать что-нибудь такое, японское, с национальным колоритом, чтобы выразить свою любовь и благодарность японским поклонникам. Вот в России я Юнону с Авосем катал для этого же. Понимаешь? - Вейр задумчиво посмотрел в потолок и неопределенно взмахнул рукой с зажатыми в пальцах палочками для суши.
- Понимаю. Ты обратился как раз по адресу, - заверил его Такахаши, прихлебывая сакэ. - У меня такой хореограф! Кенджи. Ой, сколькому я у него уже научился, не поверишь! И я вот уже набросал тебе примерное либретто, сейчас попробуем подобрать под него движения. - Такахаши разложил на столе листочек бумаги и потыкал в него своими палочками. - Вот оно.
- А я успею выучить новые движения в японском стиле? Времени-то всего ничего осталось, - заволновался Вейр, заинтересованно притягивая поближе листок.
- Не беспокойся, все продумано. Мы построим программу на мое либретто из твоих же движений! - торжествовал Такахаши. - Ну что, начнем?
Вейр с готовностью кивнул, быстренько дожевывая суши, и начал читать выданный листочек с либретто:
- «Юный ветерок...» Класс! - восхитился Вейр. - Какая японцы все-таки тонко чувствующая нация! Я буду в образе юного ветерка! Так, «Юный ветерок полюбил нежный лепесток сакуры...» Огоооо!!!.. Хо-хоооо!!!.. - Вейр игриво подмигнул Такахаши.
- Немного провокационности программе не помешает. Это будет как раз в твоем стиле, - важно покивал Такахаши. - А для ветерка ты сможешь из «Юноны и Авося» то движение взять, которым чайку изображал. Ну, руками там помашешь побольше, и хватит.
- Точно! - Вейр тоже удовлетворенно кивнул и продолжил чтение. - «И любовь была его настолько сильна, а стремление быть с любимым настолько непреодолимо...» Оооо, - постонал Вейр, не отрываясь от либретто, - «... что юный ветерок постоянно ласкал нежный лепесток сакуры, и днем, и ночью...», - Вейр довольно сверкнул глазами. - Ты - гений! Я просто вижу это! Вот тут я лягу в мостик и изображу нежный лепесток, ласкаемый юным ветерком!
- Нет, в мостик ты ляжешь чуть позже. На данном этапе ты пока еще ветерок.
- Ага. Тогда на данном этапе я пока еще помашу руками...
- И ногами! - вставил Такахаши.
- Ага, и ногами. И прыгну пару тройных акселей, и сделаю вращение. Ну, как-будто у меня башню от любви снесло и закружило в водовороте страсти.
- Прекрасно! Давай дальше.
- Так. «... и так затрепал его своей любовью, что нежный лепесток отвалился и упал с сакуры вниз...» - Вейр замер и вытаращился на Такахаши. - «Отвалился»?!..
- Это - интрига, - важно кивнул Такахаши. - Как же без нее в драматическом номере? Ты дальше, дальше читай.
Вейр потеребил либретто и настороженно глянул на Такахаши:
- Мда, «затрепал», «отвалился»...
- Но ты же не будешь это с катка декламировать. Ты будешь это танцевать.
- Я буду танцевать, как меня «затрепали» и я «отвалился»? Ты издеваешься? Это уже не драматизм, и даже не эротика получается. Это уже порнография получается.
- Да какая разница, какими словами это описано? И вообще, ты сам говорил, что времени мало, а я тоже торопился, мне некогда было в словесности извращаться. Меня как раз тогда Кенджи на тренировку вызванивал, когда я это писал. Читай!
- «... отвалился...»
- Дальше читай! - строго перебил Такахаши, заметив признаки возрождающегося сомнения на лице Вейра.
- «... и упал, и достался старому снегу...» Ты что?! - взвизгнул Вейр.
- А что? Интрига продолжается, драматизм нарастает, чего тебе еще надо? Самое оно! Что тебя смущает?
- Как я буду «старый снег» танцевать?!! - заорал Вейр, которому проехались по больному мозолю словом «старый», и смял либретто дрожащими пальцами.
- Да ты его и не будешь танцевать!! - тоже заорал в ответ Такахаши, неумолимо теряя фирменное национальное беспредельное спокойствие и пытаясь отобрать убиваемое на его глазах им же выстраданное либретто. - Ты будешь танцевать отвалившийся...
Вейр предельно напрягся.
- ... то есть, красиво опадающий нежнейший лепесток прекраснейшей сакуры в Японии! - на одном дыхании выдал поспешно исправившийся Такахаши и ловко выхватил многострадальное либретто из рук отвлекшегося на тираду Вейра. - Национальная экзотика, как ты и хотел! Вот как раз когда ты отвалишься...
Вейр дернулся, как от удара током.
- ... то есть, красиво опадешь! То есть, не ты, а лепесток! От большой любви, между прочим! Вот тогда в мостик и ляжешь, и даже два раза.
У Вейра отвисла челюсть.
- Сначала в один конец катка, а потом обратно во второй, - быстро заговаривал Вейра Такахаши, наглядно показывая руками и ногами, насколько позволял стол в суши-баре, куда и как нужно будет ехать враскорячку.
- Зачем два раза? - прошептал Вейр.
- Потому что лепесток - нежнейший, легчайший и отваливается... Опадает!!! - нервно исправился Такахаши. - Опадает медленно. И красиво. И это самое "красиво" длится очень долго! Кстати, пора и о костюмах подумать, - Такахаши предпринял хитрый маневр, призванный отвлечь Вейра от набирающей все более опасные обороты очень нежелательной дискуссии. - У меня есть для тебя шикарный японский веер, как раз для образа юного ветерка! Ты будешь размахивать веером по всему катку, устраивая сквозняк на стадионе. Да зрители эту экспрессию шкурой почувствуют, даже под куртками!
- И у меня есть бело-коричневое кимоно... - подозрительно меланхолично сообщил Вейр.
- Прекрасно! - Такахаши не расслаблялся.
- Но это вряд ли подойдет... - так же меланхолично продолжил Вейр.
- Подойдет-подойдет! - Такахаши, как мог, пытался сконцентрировать беседу в безопасном направлении. - Почему же не подойдет?
- А потому что образ козла в твоем либретто окажется несколько неполиткорректным, - неожиданно рыкнул Вейр, выдрал из рук немного утратившего бдительность Такахаши либретто и ткнул пальцем в один из абзацев. - Где ты видел козла в кимоно, пусть даже и в Японии?!! Нет, я, конечно, видел, было дело, это когда мы как-то на шоу к вам приезжали, там многие из наших в кимоно были, но я же не могу на это так явно намекать!!
- Где?! - глаза Такахаши округлились и максимально приблизились к европейскому стандарту. - Где у меня козел?!
- Ну как же, вот тут вот: «И юный ветерок от горя исчез...» Как я исчезну на... - Вейр сверился с либретто, - на три секунды с катка во время проката?!! Куда?!!! Разве что козлом за бортик сигать!!!
- Отличная идея! - просиял Такахаши. - А я-то все не мог придумать, что тут сделать! Значит так. Ты в нужный момент, это когда юный ветерок по сюжету исчезает, вышвыриваешь веер за бортик, символизируя улет ветерка...
- Улет... - пробормотал Вейр.
- Но! - увлеченно продолжал креативить Такахаши. - Поближе к калитке, где выходят на лед, травмы из-за сигания через бортик нам не нужны, правда же? - Такахаши строго посмотрел на Вейра. - Я себе, как постановщик номера, этого не прощу, так и знай! В данном моменте пожертвуем образностью, так уж и быть. Выскочишь через калитку, и не спорь! И таким образом, у тебя как раз есть три секунды, чтобы «исчезнуть», то есть выбраться за бортик, забрать веер и вернуться обратно...
- Полный улет...
- ... обратно, когда начнется следующая музыкальная тема «Но юный ветерок не смог нести бремя своей любви один. И он вернулся за любимым...» Вот ты и вернешься. С веером. Слушай, это будет переворот в ФК. Да Кенджи никогда до такого не додумается! - ликовал Такахаши.
Вейр мрачно смотрел на него:
- Да уж, Кенджи не додумается, это точно. Изображать скачущего козла в кимоно посреди облетающей сакуры... Это креатив, конечно.
Такахаши вздохнул, прекрасно понимая, что вейровское упрямство не переупрямишь, и попытался найти выход:
- Не козла. Это второстепенный персонаж, самурайский конь. Ну представь! Японская весна приходит и вынуждает пылкого японского коня искать пылкую японскую кобылицу. Это же параллельная тема любви, которая подчеркивает основную - любовь юного ветерка и нежного лепестка сакуры! Кстати, пока не забыл: когда будешь выпрыгивать с катка и запрыгивать обратно - радостно заржешь, как конь. Ну ты же умеешь ржать, сам эту тему доработаешь, я в тебя верю. Тем более, что и для коня на три секунды мы запросто наскребем движений из твоей программы «Король шахмат». Там, где ты на Капе валишься на ровном месте. Вот и вывалишься красиво за бортик. Главное - ржи! Ну, как тогда после того проката.
- Где валюсь, говоришь... Тогда, может, я лучше буду пылкой японской кобылицей? Пылкий конь тогда из меня плохо же получился.
- Нет. Кобылицы, они стоят и ждут, пока конь наржется и заметит их. А как же ты веер из-за бортика достанешь, если ты будешь в образе кобылицы? Ну сам подумай! Кстати, касательно костюма... - глубоко задумался Такахаши, одновременно еще и прикидывая, дискантом или басом должен согласно образу ржать вываливающийся за бортик катка раззадоренный наступлением японской весны призывающий японскую кобылицу японский конь. - Думаю, надо все, как у тебя обычно: справа - костюм символизирует юный ветерок, и веер в руке, слева - изображает нежный лепесток сакуры, безвременно покинувший нас из-за несчастной любви.
- А «японская весна» каким образом будет отображена в моем костюме?
- Где «японская весна»? Какая весна? - тряхнул головой Такахаши в попытке выбраться из глубокого креативного транса.
Вейр демонстративно перевернул листок с либретто обратной стороной:
- «Ветерок долго-долго искал своего любимого среди многих цветов сакуры, обрывая их, нежных и слабых, трепещущих перед ним, жестокий в своей боли и тоске, но так больше никогда и не нашел его, своего единственного. Так наступила в Японии весна». Вооот. А у меня в костюме где апофеоз действия будет отображаться?
- Я б тебе сказал где, но ты же сам изначально против порнографии в этом номере был, - процедил Такахаши. - У тебя апофеоз действия всегда отображается в момент подъезда тылом к трибунам, где твои Ангелы сидят. Они потом повально покурить выходят. Но ты ж не будешь в этом месте костюма весну изображать.
- Я б тебе тоже сказал кое-что, - сквозь зубы парировал Вейр, - но нет нужды. Достаточно того, что тебя официально объявят постановщиком этого моего номера. И не раз. Ой! - вдруг встрепенулся он.
- Что?
- Я знаю, где весна будет!
- Где?
- На груди!! Я сделаю такую же отстегивающуюся тряпочку, как в «Аве Мария», и в нужный момент она распахнется...
- ... и откроется голая грудь, а на ней татуировка японского иероглифа, обозначающего приход весны!.. - восхищенно подхватил Такахаши. - Такая огромная, выразительная, от самой шеи и аж до пупа, чтоб на последних рядах трибун было видно! Отпад!! Молодец!!!
Вейр поперхнулся:
- Вообще-то, как раз о татуировке я и не думал... - он настороженно глянул на Такахаши. - А давай мы ее на костюме нарисуем, а не на мне, а? А за это я весну изображать буду на груди, а не на... И черт с ними, с Ангелами. А?..
- Ну ладно, давай на костюме, - с сожалением согласился Такахаши и спохватился, - а за это ты меня постановщиком объявлять не будешь, ладЫ? - Такахаши поднял свое сакэ.
- ЛадЫ! - Вейр поднял свое сакэ и незаметно вздохнул, глядя в либретто. - Лады.
- Понимаю. Ты обратился как раз по адресу, - заверил его Такахаши, прихлебывая сакэ. - У меня такой хореограф! Кенджи. Ой, сколькому я у него уже научился, не поверишь! И я вот уже набросал тебе примерное либретто, сейчас попробуем подобрать под него движения. - Такахаши разложил на столе листочек бумаги и потыкал в него своими палочками. - Вот оно.
- А я успею выучить новые движения в японском стиле? Времени-то всего ничего осталось, - заволновался Вейр, заинтересованно притягивая поближе листок.
- Не беспокойся, все продумано. Мы построим программу на мое либретто из твоих же движений! - торжествовал Такахаши. - Ну что, начнем?
Вейр с готовностью кивнул, быстренько дожевывая суши, и начал читать выданный листочек с либретто:
- «Юный ветерок...» Класс! - восхитился Вейр. - Какая японцы все-таки тонко чувствующая нация! Я буду в образе юного ветерка! Так, «Юный ветерок полюбил нежный лепесток сакуры...» Огоооо!!!.. Хо-хоооо!!!.. - Вейр игриво подмигнул Такахаши.
- Немного провокационности программе не помешает. Это будет как раз в твоем стиле, - важно покивал Такахаши. - А для ветерка ты сможешь из «Юноны и Авося» то движение взять, которым чайку изображал. Ну, руками там помашешь побольше, и хватит.
- Точно! - Вейр тоже удовлетворенно кивнул и продолжил чтение. - «И любовь была его настолько сильна, а стремление быть с любимым настолько непреодолимо...» Оооо, - постонал Вейр, не отрываясь от либретто, - «... что юный ветерок постоянно ласкал нежный лепесток сакуры, и днем, и ночью...», - Вейр довольно сверкнул глазами. - Ты - гений! Я просто вижу это! Вот тут я лягу в мостик и изображу нежный лепесток, ласкаемый юным ветерком!
- Нет, в мостик ты ляжешь чуть позже. На данном этапе ты пока еще ветерок.
- Ага. Тогда на данном этапе я пока еще помашу руками...
- И ногами! - вставил Такахаши.
- Ага, и ногами. И прыгну пару тройных акселей, и сделаю вращение. Ну, как-будто у меня башню от любви снесло и закружило в водовороте страсти.
- Прекрасно! Давай дальше.
- Так. «... и так затрепал его своей любовью, что нежный лепесток отвалился и упал с сакуры вниз...» - Вейр замер и вытаращился на Такахаши. - «Отвалился»?!..
- Это - интрига, - важно кивнул Такахаши. - Как же без нее в драматическом номере? Ты дальше, дальше читай.
Вейр потеребил либретто и настороженно глянул на Такахаши:
- Мда, «затрепал», «отвалился»...
- Но ты же не будешь это с катка декламировать. Ты будешь это танцевать.
- Я буду танцевать, как меня «затрепали» и я «отвалился»? Ты издеваешься? Это уже не драматизм, и даже не эротика получается. Это уже порнография получается.
- Да какая разница, какими словами это описано? И вообще, ты сам говорил, что времени мало, а я тоже торопился, мне некогда было в словесности извращаться. Меня как раз тогда Кенджи на тренировку вызванивал, когда я это писал. Читай!
- «... отвалился...»
- Дальше читай! - строго перебил Такахаши, заметив признаки возрождающегося сомнения на лице Вейра.
- «... и упал, и достался старому снегу...» Ты что?! - взвизгнул Вейр.
- А что? Интрига продолжается, драматизм нарастает, чего тебе еще надо? Самое оно! Что тебя смущает?
- Как я буду «старый снег» танцевать?!! - заорал Вейр, которому проехались по больному мозолю словом «старый», и смял либретто дрожащими пальцами.
- Да ты его и не будешь танцевать!! - тоже заорал в ответ Такахаши, неумолимо теряя фирменное национальное беспредельное спокойствие и пытаясь отобрать убиваемое на его глазах им же выстраданное либретто. - Ты будешь танцевать отвалившийся...
Вейр предельно напрягся.
- ... то есть, красиво опадающий нежнейший лепесток прекраснейшей сакуры в Японии! - на одном дыхании выдал поспешно исправившийся Такахаши и ловко выхватил многострадальное либретто из рук отвлекшегося на тираду Вейра. - Национальная экзотика, как ты и хотел! Вот как раз когда ты отвалишься...
Вейр дернулся, как от удара током.
- ... то есть, красиво опадешь! То есть, не ты, а лепесток! От большой любви, между прочим! Вот тогда в мостик и ляжешь, и даже два раза.
У Вейра отвисла челюсть.
- Сначала в один конец катка, а потом обратно во второй, - быстро заговаривал Вейра Такахаши, наглядно показывая руками и ногами, насколько позволял стол в суши-баре, куда и как нужно будет ехать враскорячку.
- Зачем два раза? - прошептал Вейр.
- Потому что лепесток - нежнейший, легчайший и отваливается... Опадает!!! - нервно исправился Такахаши. - Опадает медленно. И красиво. И это самое "красиво" длится очень долго! Кстати, пора и о костюмах подумать, - Такахаши предпринял хитрый маневр, призванный отвлечь Вейра от набирающей все более опасные обороты очень нежелательной дискуссии. - У меня есть для тебя шикарный японский веер, как раз для образа юного ветерка! Ты будешь размахивать веером по всему катку, устраивая сквозняк на стадионе. Да зрители эту экспрессию шкурой почувствуют, даже под куртками!
- И у меня есть бело-коричневое кимоно... - подозрительно меланхолично сообщил Вейр.
- Прекрасно! - Такахаши не расслаблялся.
- Но это вряд ли подойдет... - так же меланхолично продолжил Вейр.
- Подойдет-подойдет! - Такахаши, как мог, пытался сконцентрировать беседу в безопасном направлении. - Почему же не подойдет?
- А потому что образ козла в твоем либретто окажется несколько неполиткорректным, - неожиданно рыкнул Вейр, выдрал из рук немного утратившего бдительность Такахаши либретто и ткнул пальцем в один из абзацев. - Где ты видел козла в кимоно, пусть даже и в Японии?!! Нет, я, конечно, видел, было дело, это когда мы как-то на шоу к вам приезжали, там многие из наших в кимоно были, но я же не могу на это так явно намекать!!
- Где?! - глаза Такахаши округлились и максимально приблизились к европейскому стандарту. - Где у меня козел?!
- Ну как же, вот тут вот: «И юный ветерок от горя исчез...» Как я исчезну на... - Вейр сверился с либретто, - на три секунды с катка во время проката?!! Куда?!!! Разве что козлом за бортик сигать!!!
- Отличная идея! - просиял Такахаши. - А я-то все не мог придумать, что тут сделать! Значит так. Ты в нужный момент, это когда юный ветерок по сюжету исчезает, вышвыриваешь веер за бортик, символизируя улет ветерка...
- Улет... - пробормотал Вейр.
- Но! - увлеченно продолжал креативить Такахаши. - Поближе к калитке, где выходят на лед, травмы из-за сигания через бортик нам не нужны, правда же? - Такахаши строго посмотрел на Вейра. - Я себе, как постановщик номера, этого не прощу, так и знай! В данном моменте пожертвуем образностью, так уж и быть. Выскочишь через калитку, и не спорь! И таким образом, у тебя как раз есть три секунды, чтобы «исчезнуть», то есть выбраться за бортик, забрать веер и вернуться обратно...
- Полный улет...
- ... обратно, когда начнется следующая музыкальная тема «Но юный ветерок не смог нести бремя своей любви один. И он вернулся за любимым...» Вот ты и вернешься. С веером. Слушай, это будет переворот в ФК. Да Кенджи никогда до такого не додумается! - ликовал Такахаши.
Вейр мрачно смотрел на него:
- Да уж, Кенджи не додумается, это точно. Изображать скачущего козла в кимоно посреди облетающей сакуры... Это креатив, конечно.
Такахаши вздохнул, прекрасно понимая, что вейровское упрямство не переупрямишь, и попытался найти выход:
- Не козла. Это второстепенный персонаж, самурайский конь. Ну представь! Японская весна приходит и вынуждает пылкого японского коня искать пылкую японскую кобылицу. Это же параллельная тема любви, которая подчеркивает основную - любовь юного ветерка и нежного лепестка сакуры! Кстати, пока не забыл: когда будешь выпрыгивать с катка и запрыгивать обратно - радостно заржешь, как конь. Ну ты же умеешь ржать, сам эту тему доработаешь, я в тебя верю. Тем более, что и для коня на три секунды мы запросто наскребем движений из твоей программы «Король шахмат». Там, где ты на Капе валишься на ровном месте. Вот и вывалишься красиво за бортик. Главное - ржи! Ну, как тогда после того проката.
- Где валюсь, говоришь... Тогда, может, я лучше буду пылкой японской кобылицей? Пылкий конь тогда из меня плохо же получился.
- Нет. Кобылицы, они стоят и ждут, пока конь наржется и заметит их. А как же ты веер из-за бортика достанешь, если ты будешь в образе кобылицы? Ну сам подумай! Кстати, касательно костюма... - глубоко задумался Такахаши, одновременно еще и прикидывая, дискантом или басом должен согласно образу ржать вываливающийся за бортик катка раззадоренный наступлением японской весны призывающий японскую кобылицу японский конь. - Думаю, надо все, как у тебя обычно: справа - костюм символизирует юный ветерок, и веер в руке, слева - изображает нежный лепесток сакуры, безвременно покинувший нас из-за несчастной любви.
- А «японская весна» каким образом будет отображена в моем костюме?
- Где «японская весна»? Какая весна? - тряхнул головой Такахаши в попытке выбраться из глубокого креативного транса.
Вейр демонстративно перевернул листок с либретто обратной стороной:
- «Ветерок долго-долго искал своего любимого среди многих цветов сакуры, обрывая их, нежных и слабых, трепещущих перед ним, жестокий в своей боли и тоске, но так больше никогда и не нашел его, своего единственного. Так наступила в Японии весна». Вооот. А у меня в костюме где апофеоз действия будет отображаться?
- Я б тебе сказал где, но ты же сам изначально против порнографии в этом номере был, - процедил Такахаши. - У тебя апофеоз действия всегда отображается в момент подъезда тылом к трибунам, где твои Ангелы сидят. Они потом повально покурить выходят. Но ты ж не будешь в этом месте костюма весну изображать.
- Я б тебе тоже сказал кое-что, - сквозь зубы парировал Вейр, - но нет нужды. Достаточно того, что тебя официально объявят постановщиком этого моего номера. И не раз. Ой! - вдруг встрепенулся он.
- Что?
- Я знаю, где весна будет!
- Где?
- На груди!! Я сделаю такую же отстегивающуюся тряпочку, как в «Аве Мария», и в нужный момент она распахнется...
- ... и откроется голая грудь, а на ней татуировка японского иероглифа, обозначающего приход весны!.. - восхищенно подхватил Такахаши. - Такая огромная, выразительная, от самой шеи и аж до пупа, чтоб на последних рядах трибун было видно! Отпад!! Молодец!!!
Вейр поперхнулся:
- Вообще-то, как раз о татуировке я и не думал... - он настороженно глянул на Такахаши. - А давай мы ее на костюме нарисуем, а не на мне, а? А за это я весну изображать буду на груди, а не на... И черт с ними, с Ангелами. А?..
- Ну ладно, давай на костюме, - с сожалением согласился Такахаши и спохватился, - а за это ты меня постановщиком объявлять не будешь, ладЫ? - Такахаши поднял свое сакэ.
- ЛадЫ! - Вейр поднял свое сакэ и незаметно вздохнул, глядя в либретто. - Лады.