Диалог длиной в тридцать лет
Текст, который вы прочтете, написан двадцать лет назад - в сентябре 1995 года. Сделано это было по призыву радио "Эхо Москвы", которое попросило своих слушателей написать сочинение о том, как изменилась их жизнь за последние 10 лет. У меня рассказ получился в форме диалога двух Я - из 1985 года и из 1995 года. Что стало с ним на Эхе Москвы, я не знаю, а вот второй экземпляр двадцать лет лежал в дебрях моего стола, пропадал и находился. Первая страница так и исчезла безвозвратно, а остальные пять уцелели.
К двадцатилетию написания я наконец нашла в себе силы перевести текст в электронный вид, исправив опечатки и преодолев соблазн изменить что-то еще. Было много мыслей и эмоций, но я не буду пока их озвучивать, скажу лишь, что мне очень хотелось бы поговорить о нем с читателями блога.
Итак, беседуют двое - Я (воображаемая) из 1985 года и Я (реальная, автор текста) из 1995 года. И их внимательнейшим образом слушает третья Я - из года 2015-го.
На исчезнувшей первой странице они обсуждали в основном дела семейные. А дальше - им слово.
- Я-95. Ладно, попробуем начать с другой стороны. Ты насчет прелестей загнивающего капитализма многое помнишь?
- Я-85. Что-то читала, что-то от знакомых слышала, которые за границу ездят.
- Ну вот, а теперь напряги свою фантазию и представь все это в своем доме, на своей улице, в ближайшем магазине.
- Напрягла. Не получается. Этого не может быть.
- Но это есть. Яркие витрины, набитые магазины, красиво одетые женщины и дети, пестрая реклама, куча вещей и предметов, о которых ты не имеешь ни малейшего представления, а скажем моя маленькая дочь в них прекрасно разбирается.
- А очереди?
- Нет их. И дефицита нет. И блата нет (во всяком случае, в том, что касается покупок). Наоборот, все только и делают, что пытаются тебе всё продать. Дочь избаловалась совершенно. Киви есть не желает, персики не желает. Ей Сникерсы подавай.
- Послушай, я почти ничего не поняла. Что такое киви?
- Фрукт такой. По виду похоже на картошку, а по вкусу - на землянику. Ах да, я забыла, они же действительно не так давно у нас появились.
- А ананасы у вас есть? Я их ела в жизни раза два.
- Пожалуйста, сколько угодно.
- А что такое Сникерсы?
- Шоколадки такие, голландские.
- Вкусные?
- Да ничего. Лично мне уже поднадоели.
- Слушай, я больше не могу. Кончай о еде.
- Ладно, кончаю. Я просто сама еще к этому не до конца привыкла. Ведь было и другое - очереди за продуктами 500-600 человек, магазины, где нет ничего, кроме хмели-сунели.
- Это мне представить легче
- Тогда представь еще пожалуйста, что у тебя дочь, такая маленькая, что ты еще не можешь ей объяснить ничего, если вдруг нечего будет есть. А страх, вдруг завтра уже не будет совсем ничего, преследует постоянно… Ну да ладно, вернемся к нынешнему времени. Слушай дальше. Представь, что всей атмосферы лжи и недоговорок, двоемыслия (помнишь тамиздатовский 1984?) - ничего этого нет. Политзанятий, общественных нагрузок, характеристик, за которые все дрожат, нет. Партии нет.
- Как нет, куда же она делась?
- Ну, то есть, есть какие-то там партии, их много, но дела до них почти никому нет. А вот всесильной Партии нет.
- А генсек?
- Нет его. Президент у нас. Сами выбирали. По-настоящему. У одной нашей знакомой даже сердечный приступ случился - спорила с приятельницей, за кого голосовать.
- Ну и как президент?
- Знаешь, давай замнем для ясности. Хоть у нас и свобода, а пережитки прошлого дают себя знать - не могу я тебе сказать все, что я о нем думаю. Бог с ним, с президентом. Зато книги - любые, весь «самиздат» давно издали. Газеты пишут обо всем прямо, без намеков. Фильмы по телевихору - любые, даже те, что я годами мечтала посмотреть и не надеялась. Телевизор у нас, кстати, японский.
- Это такой, как сейчас у тех, кто за границу ездит?
- Ну да. А теперь я обошла пять магазинов поблизости, чтобы выбрать, где подешевле.
- А что, разве в разных магазинах цены разные?
- Конечно, а как же еще? Ах да, я уже все позабыла… Так вот, о загранице. Ехать туда можно без всяких проблем. Мама ездила - сдала деньги, паспорт, заполнила анкету - и все.
- Мама!? Но ей же уже за шестьдесят, а сколько она ни пробовала - ни разу ее не выпускали.
- Ну а сейчас она была и в Европе, и в Америке, и в Азии…
- То, что ты рассказываешь, прямо какая-то чудесная сказка. Я просто завидую тебе.
- А я иногда тебе завидую.
- Но почему?
- Чудеса ведь бывают только в сказках. Цену за все, что я тебе рассказала, мы заплатили немалую. Я уж не буду тебе описывать, сколько мы пережили за эти годы, а то ты совсем запутаешься. Иногда мне кажется, что я старше тебя не на 10 лет, а на все 20, а может и больше. Давай все-таки о дне сегодняшнем. К примеру, какая у тебя зарплата?
- 190 рублей.
- У меня под 300. Если платят (а платят не всегда). Только не рублей, а тысяч.
- …?
- Это все инфляция накрутила нули. А денег на науку у государства не хватает.
- Ну и как это, много 300 тысяч?
- На эти деньги я могу купить три единых проездных билета. Или заплатить за квартиру за два месяца.
- А что же останется на еду?
- Ничего.
- Но как же ты живешь?
- На государственную зарплату не живет никто. Сама понимаешь - невозможно. Все как-то выкручиваются - одни лучше, другие хуже. Возможностей для этого многое, гораздо больше, чем в твое время. Нашей семье в общем повезло. А то бы я тебе описывала не изобилие вокруг, а то, как все дорого. Те, кому хуже, чем нам, практически ни о чем другом говорить и думать не могут.
- А те, кому лучше, чем вам, есть?
- Сколько угодно. Вот к примеру, Алешка.
- Это с которым мы дрались в детстве? Да он же ни на одной работе дольше полугода продержаться не может, даже если полы моет!
- Сейчас у него своя фирма, дома строит и продает. Имеет коттедж за городом, Мерседес - это машина такая, безумно дорогая, наверное еще много чего.
- Ну и как он, сильно изменился?
- Не знаю, с тех пор, как он пошел в гору, я его видела один раз. И так со многими, у кого круто изменилась жизнь - у них другие интересы, другое окружение. А ведь таких, полностью изменивших свою судьбу, среди моих сверстников и тех, кто помоложе - большинство. Ведь то, что было престижно и устойчиво - скажем, научная карьера, - не нужно теперь никому и не приносит денег даже на то, чтобы не умереть с голоду. Я тоже бываю на работе пару раз в неделю по полдня, в основном пью чай и сплетничаю.
- Как же шеф терпит такое?
- Он тоже озабочен не работой, а личным обогащением.
- Послушай, но я люблю свою работу!
- Мало ли кто что любит…
- Но почему в таком случае ты не уходишь в другие сферы, как другие, о ком ты говорила?
- Не знаю… Спроси что-нибудь полегче
- Ну хорошо, а с кем ты сейчас общаешься?
- Кроме семьи и родственников, практически ни с кем
- Знаешь, мне даже не верится, что ты - это я через 10 лет. Мы с тобой столько разговариваем - и почти все о еде, барахле, деньгах. Вокруг тебя столько интересного, рассказал бы о кино, о книгах, о людях в конце концов!
- Ну теперь ты наконец поняла, почему я иногда завидую тебе? Да, я стала жестче, практичней, меркантильней. Та духовная жизнь, без которой ты себя не мыслишь, для меня в прошлом. После рождения дочери я прочла, наверное, не больше десятка приличных книг. Зато смотрю уйму дурацких телевизионных викторин. Если с кем-то общаюсь, то все сводится к стандартному набору тем: политика, что сколько стоит, кто сколько получает.
- Но ты говоришь, сейчас всюду можно ездить. Неужели ты и это разлюбила?
- Нет, не разлюбила, временами горы снятся так, что после этих снов плакать хочется. Просто поездки безумно дороги, да и ребенок сдерживает. Так что недавний трехдневный визит в Ленинград (правда он теперь уже не Ленинград) - самое дальнее путешествие за последние семь лет.
- Но неужели нельзя поехать на тот же Кавказ? Это не так уж далеко, но так здорово. Я ведь только что оттуда, седьмой раз ездила.
- Подожди секундочку, я сейчас соберусь с духом рассказать. Это - самое страшное. Помнишь Сухуми, Цхинвали?
- Конечно, такие зеленые, цветущие, спокойные города.
- Их сейчас практически нет. Разрушены гражданской войной. А Ереван помнишь?
- Как, и он?!
- Нет, слава богу цел. Но там уже несколько зим нет отопления и электричества, голод, холод и разруха. Правда теперь это другая страна и мы мало что о ней знаем. Знаю только, что там уже много лет война.
- С кем?
- С Азербайджаном.
- Господи, но из-за чего?!
- Какая теперь разница? А в Баку - помнишь Баку? - убивали детей и стариков, убивали в своих квартирах, а как убивали - прости, я не могу тебе этого повторять. А Грозный помнишь?
- Плохо помню, скорее замечательные горы вокруг.
- И там сейчас война смерть и развалины. И несет этот ужас наша собственная армия. А ты говоришь - на Кавказ…
- Нет, не могу себе все это представить.
- Честно говоря, я тоже. Сейчас все к этому привыкли. Если это не касается кого-то лично, то по большому счету ему и дела до этого нет. Просто постоянно с этим ужасом живем.
- То, что ты говоришь, ужасно. Но это все-таки далеко. А как вокруг, рядом?
- Сложно сказать. Помнишь Диму? Впрочем, я задаю дурацкий вопрос, ты же с ним ежедневно на работе видишься. Так вот, с нашей работы он ушел, занялся недвижимостью.
- А что это такое?
- Толком не знаю, но на этом можно сделать большие деньги. В общем, его ударили по голове так, что он чудом остался жив, пролежал полгода в больнице и до сих пор не до конца оправился.
- Какой ужас, кто и зачем это сделал?
- Никто не найден. Это называется «разборка», и в таких случаях милиция почти и не старается найти виновных.
- Ну а если не заниматься денежными делами?
- От беды не застрахован никто. Большинство наших знакомых молодых людей становились жертвами избиений. Десятилетнюю внучку маминой сослуживицы пытались изнасиловать у дверей собственной квартиры. Возможно, и рядом с тобой все это есть, но ты ничего не знаешь. А теперь все газеты полны леденящими душу подробностями. Так что живем мы с ощущением: в любой момент может случиться все, что угодно. Слишком много страшного вокруг, чтобы питать надежду на лучшее. Слишком больно власть имущие обманули нас, чтобы хоть чуточку верить в какую-то защиту.
- А уехать из этой ужасной страны можно?
- Это довольно легко. Я не буду перечислять уехавших, и очень много. Правда и за границей для наших жизнь не сахар, там свои проблемы.
- А ты значит осталась?
- Получается, что так.
- Не жалеешь?
- Об этом надо было бы спросить ту, что будет жить через 10 лет. Или через 20 - мою дочь.
К двадцатилетию написания я наконец нашла в себе силы перевести текст в электронный вид, исправив опечатки и преодолев соблазн изменить что-то еще. Было много мыслей и эмоций, но я не буду пока их озвучивать, скажу лишь, что мне очень хотелось бы поговорить о нем с читателями блога.
Итак, беседуют двое - Я (воображаемая) из 1985 года и Я (реальная, автор текста) из 1995 года. И их внимательнейшим образом слушает третья Я - из года 2015-го.
На исчезнувшей первой странице они обсуждали в основном дела семейные. А дальше - им слово.
- Я-95. Ладно, попробуем начать с другой стороны. Ты насчет прелестей загнивающего капитализма многое помнишь?
- Я-85. Что-то читала, что-то от знакомых слышала, которые за границу ездят.
- Ну вот, а теперь напряги свою фантазию и представь все это в своем доме, на своей улице, в ближайшем магазине.
- Напрягла. Не получается. Этого не может быть.
- Но это есть. Яркие витрины, набитые магазины, красиво одетые женщины и дети, пестрая реклама, куча вещей и предметов, о которых ты не имеешь ни малейшего представления, а скажем моя маленькая дочь в них прекрасно разбирается.
- А очереди?
- Нет их. И дефицита нет. И блата нет (во всяком случае, в том, что касается покупок). Наоборот, все только и делают, что пытаются тебе всё продать. Дочь избаловалась совершенно. Киви есть не желает, персики не желает. Ей Сникерсы подавай.
- Послушай, я почти ничего не поняла. Что такое киви?
- Фрукт такой. По виду похоже на картошку, а по вкусу - на землянику. Ах да, я забыла, они же действительно не так давно у нас появились.
- А ананасы у вас есть? Я их ела в жизни раза два.
- Пожалуйста, сколько угодно.
- А что такое Сникерсы?
- Шоколадки такие, голландские.
- Вкусные?
- Да ничего. Лично мне уже поднадоели.
- Слушай, я больше не могу. Кончай о еде.
- Ладно, кончаю. Я просто сама еще к этому не до конца привыкла. Ведь было и другое - очереди за продуктами 500-600 человек, магазины, где нет ничего, кроме хмели-сунели.
- Это мне представить легче
- Тогда представь еще пожалуйста, что у тебя дочь, такая маленькая, что ты еще не можешь ей объяснить ничего, если вдруг нечего будет есть. А страх, вдруг завтра уже не будет совсем ничего, преследует постоянно… Ну да ладно, вернемся к нынешнему времени. Слушай дальше. Представь, что всей атмосферы лжи и недоговорок, двоемыслия (помнишь тамиздатовский 1984?) - ничего этого нет. Политзанятий, общественных нагрузок, характеристик, за которые все дрожат, нет. Партии нет.
- Как нет, куда же она делась?
- Ну, то есть, есть какие-то там партии, их много, но дела до них почти никому нет. А вот всесильной Партии нет.
- А генсек?
- Нет его. Президент у нас. Сами выбирали. По-настоящему. У одной нашей знакомой даже сердечный приступ случился - спорила с приятельницей, за кого голосовать.
- Ну и как президент?
- Знаешь, давай замнем для ясности. Хоть у нас и свобода, а пережитки прошлого дают себя знать - не могу я тебе сказать все, что я о нем думаю. Бог с ним, с президентом. Зато книги - любые, весь «самиздат» давно издали. Газеты пишут обо всем прямо, без намеков. Фильмы по телевихору - любые, даже те, что я годами мечтала посмотреть и не надеялась. Телевизор у нас, кстати, японский.
- Это такой, как сейчас у тех, кто за границу ездит?
- Ну да. А теперь я обошла пять магазинов поблизости, чтобы выбрать, где подешевле.
- А что, разве в разных магазинах цены разные?
- Конечно, а как же еще? Ах да, я уже все позабыла… Так вот, о загранице. Ехать туда можно без всяких проблем. Мама ездила - сдала деньги, паспорт, заполнила анкету - и все.
- Мама!? Но ей же уже за шестьдесят, а сколько она ни пробовала - ни разу ее не выпускали.
- Ну а сейчас она была и в Европе, и в Америке, и в Азии…
- То, что ты рассказываешь, прямо какая-то чудесная сказка. Я просто завидую тебе.
- А я иногда тебе завидую.
- Но почему?
- Чудеса ведь бывают только в сказках. Цену за все, что я тебе рассказала, мы заплатили немалую. Я уж не буду тебе описывать, сколько мы пережили за эти годы, а то ты совсем запутаешься. Иногда мне кажется, что я старше тебя не на 10 лет, а на все 20, а может и больше. Давай все-таки о дне сегодняшнем. К примеру, какая у тебя зарплата?
- 190 рублей.
- У меня под 300. Если платят (а платят не всегда). Только не рублей, а тысяч.
- …?
- Это все инфляция накрутила нули. А денег на науку у государства не хватает.
- Ну и как это, много 300 тысяч?
- На эти деньги я могу купить три единых проездных билета. Или заплатить за квартиру за два месяца.
- А что же останется на еду?
- Ничего.
- Но как же ты живешь?
- На государственную зарплату не живет никто. Сама понимаешь - невозможно. Все как-то выкручиваются - одни лучше, другие хуже. Возможностей для этого многое, гораздо больше, чем в твое время. Нашей семье в общем повезло. А то бы я тебе описывала не изобилие вокруг, а то, как все дорого. Те, кому хуже, чем нам, практически ни о чем другом говорить и думать не могут.
- А те, кому лучше, чем вам, есть?
- Сколько угодно. Вот к примеру, Алешка.
- Это с которым мы дрались в детстве? Да он же ни на одной работе дольше полугода продержаться не может, даже если полы моет!
- Сейчас у него своя фирма, дома строит и продает. Имеет коттедж за городом, Мерседес - это машина такая, безумно дорогая, наверное еще много чего.
- Ну и как он, сильно изменился?
- Не знаю, с тех пор, как он пошел в гору, я его видела один раз. И так со многими, у кого круто изменилась жизнь - у них другие интересы, другое окружение. А ведь таких, полностью изменивших свою судьбу, среди моих сверстников и тех, кто помоложе - большинство. Ведь то, что было престижно и устойчиво - скажем, научная карьера, - не нужно теперь никому и не приносит денег даже на то, чтобы не умереть с голоду. Я тоже бываю на работе пару раз в неделю по полдня, в основном пью чай и сплетничаю.
- Как же шеф терпит такое?
- Он тоже озабочен не работой, а личным обогащением.
- Послушай, но я люблю свою работу!
- Мало ли кто что любит…
- Но почему в таком случае ты не уходишь в другие сферы, как другие, о ком ты говорила?
- Не знаю… Спроси что-нибудь полегче
- Ну хорошо, а с кем ты сейчас общаешься?
- Кроме семьи и родственников, практически ни с кем
- Знаешь, мне даже не верится, что ты - это я через 10 лет. Мы с тобой столько разговариваем - и почти все о еде, барахле, деньгах. Вокруг тебя столько интересного, рассказал бы о кино, о книгах, о людях в конце концов!
- Ну теперь ты наконец поняла, почему я иногда завидую тебе? Да, я стала жестче, практичней, меркантильней. Та духовная жизнь, без которой ты себя не мыслишь, для меня в прошлом. После рождения дочери я прочла, наверное, не больше десятка приличных книг. Зато смотрю уйму дурацких телевизионных викторин. Если с кем-то общаюсь, то все сводится к стандартному набору тем: политика, что сколько стоит, кто сколько получает.
- Но ты говоришь, сейчас всюду можно ездить. Неужели ты и это разлюбила?
- Нет, не разлюбила, временами горы снятся так, что после этих снов плакать хочется. Просто поездки безумно дороги, да и ребенок сдерживает. Так что недавний трехдневный визит в Ленинград (правда он теперь уже не Ленинград) - самое дальнее путешествие за последние семь лет.
- Но неужели нельзя поехать на тот же Кавказ? Это не так уж далеко, но так здорово. Я ведь только что оттуда, седьмой раз ездила.
- Подожди секундочку, я сейчас соберусь с духом рассказать. Это - самое страшное. Помнишь Сухуми, Цхинвали?
- Конечно, такие зеленые, цветущие, спокойные города.
- Их сейчас практически нет. Разрушены гражданской войной. А Ереван помнишь?
- Как, и он?!
- Нет, слава богу цел. Но там уже несколько зим нет отопления и электричества, голод, холод и разруха. Правда теперь это другая страна и мы мало что о ней знаем. Знаю только, что там уже много лет война.
- С кем?
- С Азербайджаном.
- Господи, но из-за чего?!
- Какая теперь разница? А в Баку - помнишь Баку? - убивали детей и стариков, убивали в своих квартирах, а как убивали - прости, я не могу тебе этого повторять. А Грозный помнишь?
- Плохо помню, скорее замечательные горы вокруг.
- И там сейчас война смерть и развалины. И несет этот ужас наша собственная армия. А ты говоришь - на Кавказ…
- Нет, не могу себе все это представить.
- Честно говоря, я тоже. Сейчас все к этому привыкли. Если это не касается кого-то лично, то по большому счету ему и дела до этого нет. Просто постоянно с этим ужасом живем.
- То, что ты говоришь, ужасно. Но это все-таки далеко. А как вокруг, рядом?
- Сложно сказать. Помнишь Диму? Впрочем, я задаю дурацкий вопрос, ты же с ним ежедневно на работе видишься. Так вот, с нашей работы он ушел, занялся недвижимостью.
- А что это такое?
- Толком не знаю, но на этом можно сделать большие деньги. В общем, его ударили по голове так, что он чудом остался жив, пролежал полгода в больнице и до сих пор не до конца оправился.
- Какой ужас, кто и зачем это сделал?
- Никто не найден. Это называется «разборка», и в таких случаях милиция почти и не старается найти виновных.
- Ну а если не заниматься денежными делами?
- От беды не застрахован никто. Большинство наших знакомых молодых людей становились жертвами избиений. Десятилетнюю внучку маминой сослуживицы пытались изнасиловать у дверей собственной квартиры. Возможно, и рядом с тобой все это есть, но ты ничего не знаешь. А теперь все газеты полны леденящими душу подробностями. Так что живем мы с ощущением: в любой момент может случиться все, что угодно. Слишком много страшного вокруг, чтобы питать надежду на лучшее. Слишком больно власть имущие обманули нас, чтобы хоть чуточку верить в какую-то защиту.
- А уехать из этой ужасной страны можно?
- Это довольно легко. Я не буду перечислять уехавших, и очень много. Правда и за границей для наших жизнь не сахар, там свои проблемы.
- А ты значит осталась?
- Получается, что так.
- Не жалеешь?
- Об этом надо было бы спросить ту, что будет жить через 10 лет. Или через 20 - мою дочь.