Парадоксы товарищества, адвокатуры и феминизма
Интервью с Татьяной Стецура
Татьяна, мы хотели бы начать нашу беседу с вопроса о женской дружбе и сестринстве. Надежда назвала вас «соратницей» и «компаньонкой» и это немного нас удивило. Мы все-таки верим в женскую дружбу без предрассудков, что на это скажете Вы?
- Мне кажется странным ваше удивление словам Надежды Низовкиной - почему же мы не соратницы и не компаньонки? Скажу больше, мы никогда не были подругами. Сначала мы были членами одной вузовской команды, которая ездила на конференции в разные города и преследовала одну задачу - занять побольше призовых мест для юрфака. Затем мы вместе занимались правозащитой, организовывали митинги, круглые столы, сельские сходы, вели общие дела в судах. Нас всё время выбирала объективная реальность
: вузовское начальство направляло на конференции, оппозиционная среда заставляла сотрудничать в общих коалициях, следствие - проходить по одному уголовному делу. Реальность всё время соединяла нас в команде, помимо воли, невзирая на симпатии, на различия характеров. Если бы не общие мировоззренческие ценности слишком высокого порядка, мы бы давно не смогли друг друга терпеть из-за отсутствия права на ошибку, но нас связывают не эмоции, а более надёжный базис.
Подруги обычно боятся обидеть, ранить, задеть, сказать откровенность, императивно потребовать изменения характера или привычек. При дружбе нет возможности требовать, приказывать, привлекать к ответственности. Считается даже, и небезосновательно, что отношения субординации и вообще работы в одной организации напрямую разрушают дружбу. Но специфика нашей совместной деятельности заключается, в первую очередь, в соблюдении мер безопасности, сохранении конфиденциальности, точном следовании договорённостям. Любое нарушение этих мер может привести к репрессиям, к нападениям, к провалу мероприятия. А значит, эти нарушения не терпят снисходительности. Тут присутствуют элементы прагматического интереса, обязанностей, субординации: я признаю свою подчинённость Надежде в вышеуказанных аспектах, поскольку являюсь исполнительным лицом в общих проектах. Наша деятельность объективно сформировала такие отношения, в основу которых положены не удовольствия и мелкие элементы взаимопомощи по желанию, а общее дело, и довольно опасное.
Мы хотели не задавать разговоры о политике, но один вопрос вам все-таки решили задать: женщина и политика - насколько эти понятия сегодня в нашем обществе близки и видите ли вы сегодня кого-то из таких женщин? Лучше, если приведете наши местные примеры.
- В дореволюционное время положение женщины в политике определялось её положением в суде. Она не могла быть должностным лицом в судебном аппарате или адвокатуре, а значит, всегда находилась в страдательной роли того, кого обвиняют, защищают, чьи гражданские и семейные интересы представляют мужчины: присяжные поверенные, следователи, судьи, стряпчие. Поэтому участие женщины в политике сводилось к тому, что она стреляла вкакого-нибудь губернатора, а после этого её судили. Легальный путь для женщины в политику и в принятие властных решений практически отсутствовал, за исключением наследования престола, каковых прецедентов в России XIX века уже не было. Теперь же ситуация такова, что у женщины есть два пути в политику: официозный, общественно одобряемый - и нелегальный, общественно порицаемый, преследуемый как экстремизм.
Первый путь иллюстрирует общественно заслуженная дама, выдвинувшаяся по партийным спискам, или занявшая административную должность чиновника, или опять же ставшая судьей. В конечном итоге всю судейскую сферу отдали женщинам, потому что они считаются образцом гуманности, близости к незащищенным категориям населения. Фактически «экстремистки» проложили дорогу «чиновницам». Также сегодня есть путь официозной правозащитницы, сотрудницы некоммерческой организации, легальной и лояльной к государству (например, Уполномоченный по правам человека, член Общественной палаты, Общественной наблюдательнойкомиссии). Здесь, как мне кажется, для женщины не существует сугубо гендерных проблем.
А второй путь, путь радикальной нелегальной особы, как раз и состоит фактически только из гендерных проблем. Поскольку он не выглядит как успешная, поступательная карьера, а часто заключается в самопожертвовании, в отказе от своих прав, от своей свободы, то такую женщину стремятся представить неадекватной и найти причины её политической активности в сексуальной неудовлетворенности, в сублимации.
Подконтрольная пресса сразу начинает обсуждать её половую жизнь с позиции внешней непривлекательности, невостребованности у мужчин и отсутствия семейных обязанностей. Проблемы не ограничиваются прессой, потому что сотрудники ФСБ и Центра «Э» тоже начинают организовывать спецоперации интимного характера, производить унижающие действия с позиции своей мужской силы и даже прямые физические нападения, которые потом легко назвать бытовыми сексуальными домогательствами и не более того.
Относительно местных политических персон могу назвать Наталью Филонову - редактора петровск-забайкальской районной газеты, недавно переехавшую в Улан-Удэ. У неё есть неплохие шансы по нескольким параметрам: большой опыт депутатства, участия в выборах, закалённость в судах, высокие коммуникативные способности - она легко находит общий язык с простым народом. И ей как раз не грозит дискриминация по семейному и детородному признаку - она замужем, имеет несколько детей и внуков.
Все мы, наверное, помним интервью с Толоконниковой и Алёхиной о том, что происходит в российских тюрьмах. Недавно был опубликован отчет нашего бурятского омбудсмена Юлии Жамбаловой о том, что и в женских колониях нарушаются права. А те женщины, которые освобождаются из тюрем, остаются не нужными обществу, мало того, это общество к ним безжалостно. На ваш взгляд, есть ли какие-то пути решения, что нам со всем этим делать?
- В интервью Толоконниковой и Алёхиной мало раскрыт как раз половой вопрос, который интересует почему-то администрацию тюремного учреждения. Во время тюремного обследования врача-гинеколога сугубо интересовали причины отсутствия у меня половой жизни. Поскольку я все равно находилась в одиночной камере, то не могла даже никого заразить. Очевидно, вопрос имел оперативный интерес с видом на будущее, имел значение и для психолога, который тоже проводил свои отдельные тесты на уровень лояльности. У лица, не ведущего половую жизнь, меньше управляемости, выше уровень самодостаточности, что может свидетельствовать и о независимости в отношениях с администрацией. Если ты сохранила неприкосновенность своего тела, то, может, сохранишь и независимость духа?
Исходя из пережитого мной, главной реформой в сфере лишения свободы женщин может быть категорический запрет на медицинское вмешательство без согласия пациента в его половую жизнь, тем более там, где её быть не может. А с целью предотвращения возможных заражений, да и возможного насилия, считаю необходимым обеспечить всем одиночное заключение, а также возможность одиночного принятия гигиенических процедур.
Считаю нужным ввести квоты для освободившихся из мест лишения свободы на рабочих местах во всех сферах, в том числе интеллектуальных и связанных с решением властных задач, исключительно при наличии к этому способностей. Тогда работодателям всех сфер и уровней будет экономически выгодно не дискриминировать бывших заключенных, а трудоустраивать, и не только на низкоквалифицированные места. Я имею ввиду сферы образования, искусства, науки, государственного управления, стратегической промышленности. Для этого в местах лишения свободы должны проводиться определенные базовые курсы, в частности, по менеджменту, по основам госуправления, правоведению, психологии, педагогике, искусствоведению, дизайну, точным наукам. Каждой женщине должен быть предоставлен выбор направления для обучения. Тюремные библиотеки должны содержать в обязательном порядке научную литературу для специальной подготовки, чтобы заключенные выходилина свободу, уже повысив свой образовательный уровень, а значит, и свое положение на рынке труда.
Вас можно назвать достаточно успешной адвокатессой и правозащитницей, что даже раздражало нашу власть, отсюда и лишение «корочки», уголовное дело и т.д. Что вам помогало сохранить уверенность в своих силах и осознание того, что Вы все делаете правильно?
- В нашем уголовном деле, которое задумывалось как публичное опорочивание публичных лиц, подразумевалось, что в процессе будет говорить не подсудимый, а его адвокат. С этой целью меня и лишили адвокатского статуса - чтобы обезвредить дальнейшие публичные выступления и процессуальные действия, их должен был производить адвокат, а не я сама.
Преступление, которое нам вменялось, относилось к преступлению небольшой тяжести, присутствие в нём адвоката было необязательно по закону. Но предоставлять мне процессуальную свободу спецслужбам было не выгодно, потому что нужно было, чтобы адвокат помимо моей воли мог за меня подать позорную кассационную жалобу, ходатайство, челобитную от моего имени, как мой защитник.
Ещё за три года до возбуждения дела главная обвиняемая Надежда Низовкина выступала на конференциях с анализом тогдашней судебной практики как раз по антиэкстремистским статьям УК РФ. Она первая среагировала на принудительное назначение нам адвокатов и добилась их отстранения. Однако потом, когда нас арестовали, вопрос об адвокатах встал вторично. Тогда в адвокатуру был подан судейский запрос для подтверждения того, что я больше не имею статуса адвоката. Ровно в день ареста, 31 декабря 2010 года, меня его лишили. Мало того, что судью оторвали от праздничного стола, так еще и всех адвокатов пришлось собирать на заседание Адвокатской палаты.
Почему вопрос представительства наших интересов адвокатами был столь важен? Как раз потому, что это уголовное дело было нашим сознательным выбором, мы поставили перед собой задачу пройти этот процесс от начала и до конца в качестве подсудимых, чтобы вскрыть его методику, публично осудить методы преследования по 282 статье УК РФ. Для этого, разумеется, каждой из нас потребовалось намеренно идти на возбуждение дела, на ухудшение своего положения, на арест, отказываться дать подписку о невыезде и не перепоручать никому свою защиту.
Думаю, что власть раздражало, в первую очередь, именно это, а меня, в свою очередь, именно это и поддерживало - осознание того, что я в этих репрессиях не пассивно страдающая подзащитная, а самостоятельный игрок, активный деятель, преследующий далеко идущие общественные цели. Если бы не эти цели, то в тот момент, когда мы находились в Москве на пресс-конференции по своему уголовному делу, самой выгодной партией для нас была эмиграция с прекрасным безбедным проживанием и заслуженным статусом политбеженцев. Тогда вопрос стоял прямо: либо мы возвращаемся в Бурятию и попадаем в СИЗО, либо летим за границу. Известные лидеры правозащитного движения - Людмила Алексеева, Лев Пономарев, Валерия Новодворская - предлагали нам уладить дело миром, используя их высокие связи, или уверяли, что достаточно их звонка Уполномоченному по правам человека, чтобы преследование прекратили. Но это было бы ничем не лучше, чем перепоручать свою процессуальную независимость адвокатам в суде. Я понимала, от скольких возможностей мы уже отказались, и это укрепляло мой дух.
Не так давно в интернете прошел флэшмоб #Янебоюсьсказать. Улан-удэнские женщины тоже высказались на эту тему, но нам показалось, что этого все равно мало. Ведь это не значит, что у нас в городе такого нет - это сигнал о том, что мы все еще не готовыговорить об этом открыто, пусть даже в социальных сетях, у себя на страничке.
- К сожалению, не только изнасилования являются ярким примером конфликтов, возникающих на половой почве. Часто конфликты с элементами насилия возникают как месть за отказ, за расставание, за измену, или же, наоборот, в результате «навязывания». Когда женщина стремится добиться ясности в уже сложившихся отношениях, это может вызвать уеё партнера желание от неё избавиться. Когда она побуждает его жениться или развестись с прежней женой, часто это провоцирует агрессивную реакцию со стороны мужчины, который не готов разрешить эту ситуацию цивилизованно. Такие примеры в моей практике были, но часто они не доходят до суда, потому что женщины не идут до конца. Таким образом, эти преступления имеют столь же высокую латентность, как и сами изнасилования.
Помимо изнасилований, существует и такой метод политического запугивания, с которым мне приходилось сталкиваться лично - угроза изнасилованием. Такие угрозы звучат в СМИ, в публичных комментариях, в письмах и по телефону, а также во время задержаний или иных репрессивных действий со стороны сотрудников правоохранительных органов. Жаль, что такого состава, как угроза изнасилованием, в нашем уголовном кодексе нет.
Приходилось ли вам в своей адвокатской практике защищать права девушек, столкнувшихся с насилием? Чтобы Вы могли им посоветовать, куда пойти, к кому обратиться, что делать?
- В своей практике я сталкивалась с ситуациями превышения пределов необходимой самообороны. Например, был случай уголовного дела против жертвы несостоявшегося изнасилования. Очевидно, втыкая нож в ногу насильнику, девушка преследовала цель самозащиты, а не его убийства. Но доказать факт покушения на изнасилование не представлялось возможным при отсутствии свидетелей, а потерпевший умер в результате неоказания медицинской помощи и случайного повреждения жизненно важных артерий. Все женщины находятся в группе риска, как самих изнасилований, так и будущих уголовных процессов, в которых их самих могут привлечь в качестве обвиняемых за самооборону.
Могу посоветовать всем заранее повышать свою правовую грамотность, в первую очередь рассчитывать на себя. Иметь базовые знания о том, как подавать исковые заявления в районный суд, сообщения о преступлении в полицию, всегда требовать талон-уведомление в дежурной части при подаче сообщения, внимательно перечитывать протоколы и вносить в них исправления перед подписью, либо не подписывать в случае отказа в ознакомлении. Не соглашаться на возможные уговоры должностных лиц, на отказ принять заявление. Не затягивать с медицинским освидетельствованием. Не стоит ждать, пока этой проблемой займутся правозащитные организации или СМИ, потому что их может это и не заинтересовать, а первичные юридические действия необходимо произвести безотлагательно.
Интервью с Татьяной Стецура (часть 2)
Наше сегодняшнее российское общество просто переполнено ксенофобией, предрассудками и стереотипами, это особенно касается вопросов, связанных с феминизмом. Поделитесь своим собственным опытом, сталкивались ли вы с таким отношением лично?
- С темой унижения по половому признаку я сталкивалась всю свою жизнь, но это был синтез гендерной дискриминации, эйджизма и лукизма, связанный с телосложением. Любая гардеробщица обязательно позволит себе парочку пренебрежительных оборотов с невысокой девушкой хрупкой фигуры и никогда себе этого не позволит с крупногабаритной дамой даже меньшего возраста.
Крупная дама воспринимается как реализовавшая себя детородным образом, лишний вес воспринимается как следствие родов, хотя в наше время часто это всего лишь следствие неправильного питания и малоподвижного образа жизни. Но с древних времен осталось прежнее интуитивное восприятие, когда все эти признаки были однозначным свидетельством многодетности. Кроме того, от такой дамы ожидается более грубая реакция на оскорбления, фактически мужеподобная. Как правило, это обладательница более низкого голоса, что тоже ближе к мужскому по тембру. Весь этот комплекс признаков воспринимается как более опасный на инстинктивном уровне, а в социальном смысле - как более высокий статус, как более уважаемый тип в иерархии.
Можете ли вы назвать себя феминисткой? Если да, то интересно, как вы впервые познакомились с феминизмом.
- Мои убеждения расходятся в существенных вопросах с большинством распространенных идеологий. Например, я являюсь православной по крещению и соблюдаю многие каноны этого вероисповедания. Но не считаю справедливымицерковные гонения на сектантов, на творческие арт-проекты с антирелигиозной тематикой, равно уважаю представителей иных религий, сект и атеистов, в том числе защищая их публично. Я не разделяю христианскую патриархальную теорию. Если бы я стояла в храме и там стали выступать девушки с песней политического содержания, я стала бы защищать выступающих, а не церковных бабушек с их ущемленными религиозными чувствами. Превыше всего я ценю свободу слова, творчества и самовыражения, поэтому подчиниться какой-либо идеологии у меня не получается.
Примерно в такой же степени я могу назвать себя феминисткой. Поскольку феминизм в своей теории устанавливает очень жесткие постулаты, которые нельзя критиковать, то я не могу полностью отнести себя к феминисткам. Я имею собственную позицию в вопросах аборта, выступаю за официальные браки и брачные договоры, потому что считаю, что именно это способствует юридической защищённости женщин, считаю неправильным отказ от критического обсуждения этих проблем с разных сторон.
Вместе с тем я, безусловно, поддерживаю необходимость борьбы за политическое, общественное и семейное раскрепощение женщин. О теме феминизма я задумалась тогда, когда некоторые мои радикальные акции стали связывать с выступлениями группы «Femen», начали советовать мне сжигать лифчики на площади. Эти высказывания я расценила как дискриминационные, поскольку мои политические действия никогда не были связаны с демонстрацией сексуальности, с эксгибиционизмом. Однако после этого я стала интересоваться самой темой феминизма.
Ваше персональное обращение к девушкам, к подписчицам, к читательницам и не только.
- Стремитесь к творчеству! Не избегайте возможностей вложить свою индивидуальность в окружающий мир. Творчество раскрепощает личность, позволяет преодолеть многие комплексы, почувствовать себя действующим лицом, вывести женщину из круговорота половой востребованности. Как ни странно, именно творческие способности высоко ценились при выборе невесты в домостроевские времена - как она шьёт, печет пироги, или играет на пианино.
Сейчас этого всего женщине уметь не нужно для прагматических целей: и одежда, и еда, и музыка есть в готовом варианте - пусть не у всех, но при минимуме благосостояния. Однако из-за политических репрессий я переживала разные времена, поэтому до сих пор люблю готовить, выращивать овощи и зелень, что-то создавать своими руками. Так что я желаю всем вам, в любом возрасте, научиться творить что-то из сферы кулинарии, садоводства, дизайна, чтобы не зависеть от модных бутиков, от пищевой промышленности, от кризиса в целом и уметь себя обеспечивать плодами собственного труда. В конечном итоге это украсит всё наше общество и сделает его творчески самобытным, разнообразным и экологичным.