Хайбах. Рассказ свидетеля
В преддверии 23 февраля, трагической даты в жизни чеченского народа, хотела бы познакомить вас с рассказами свидетелей трагедии в селении Хайбах. 69 лет минуло с той поры, но люди, которым Всевышний позволил дожить до наших дней, помнят эти события до мельчайших подробностей.
Саламат Гаев, сельский учитель. В Хайбахской топке у него сгорело 14 ближайших родственника, в том числе и два двоюродных брата, которые родились накануне трагедии. Хасану и Хусейну суждено было прожить на этом свете всего один день.
Считаю необходимым самому написать то, что мне стало известно об обстоятельствах расстрела и сожжения моей родни в дни выселения моего народа шайкой Сталина и Берия. Родился я в феврале 1939 года, хотя по документам значится мой год рождения 1942-ой. Ошибка при заполнении документов допущена ввиду неграмотности матери, которая в то время не могла сказать год на русском языке.
Таким образом, в день выселения мне было пять лет. Помню ли я зрительно картины тех лет? Да, помню некоторые из них, они остались в зрительной памяти. Помню скалы, горные пейзажи. Теперь задумываюсь и понимаю то, что тогда ещё не мог понять своим детским умом, почему моя мать так часто меняла места нашего жилья. Зрительно запомнил я, с какой тревогой и заботой смотрела она на нас. О том трудном периоде своей жизни она мне и другим своим детям рассказывала позже.
Как я понял из её рассказов, в день выселения мамы не было дома. Она находилась на ферме на отгонном пастбище. Там же она и узнала о том, что всех чеченцев и ингушей выслали и сейчас тщательно ведутся поиски тех, кто ещё остался в горах. Со слов родственников и знакомых она узнала о жестокостях солдат, проводивших выселение народа.
Мне теперь известно, что было это 27 февраля 1944 г. в селе Хайбах Галанчожского района, где в образцовой конюшне колхоза им. Берия собрали стариков, детей, больных, путников с дорог, отставших от своих семей, а также тех, кто выпасал скот. Всех их сожгли. Среди сожженных и расстрелянных были и мои близкие родственники. Со слов матери я знаю, что там погибли от пуль и сожжены заживо мой дядя в возрасте 110 лет Тута Гаев, жена Туты - Гаева Сарий - 100 лет, Хату Гаева - 108 лет, Марем Гаева - его жена - 90 лет, Алауди Хатуевич Гаев - 50 лет, жена Гаева Алауди, Хеса - 30 лет. Родившиеся в ту ночь близнецы этой женщины - Хасан и Хусейн.
Ночью шёл крупный мокрый снег, была слякоть. На берегу речки Гехинки, столпившись, стояли женщины села Хайбах. Надо же такому случиться: под открытым небом в эту страшную ночь рожала своего четвёртого ребёнка Пайлах Батукаева. Родилась девочка, которую назвали Тоитой. У Тоиты так же, как и у Хасана и Хусейна, это был первый и последний день жизни. Погибли дети самой страшной смертью: они вместе со всеми были сожжены.
Руководителями операции было предположено тем, кто не мог идти в силу болезни, старости и другим причинам, собраться в конюшне для последующей отправки их транспортом. Взяв с собой в узелках самое необходимое, жители окрестных сёл собрались в конюшне, которая была устлана сеном. Собирали в этом месте только тех, кто по болезни и старости не могли без посторонней помощи выехать. Для сопровождения их с ними оставались и здоровые.
Ожидавшие гужевой транспорт люди расположились на отдых на разостланном в конюшне сене. Вдруг по команде начальника они были заперты на засов, после чего строение обложили сеном и подожгли. Предчувствуя смерть от огня, в последний момент люди выбили ворота. Но солдаты их стали расстреливать в упор из автоматов. Завал у входа, образовавшийся из трупов, помешал выйти остальным. Объятая огнём, конюшня рухнула. Все, кто был в ней, погребены крышей. Среди них находились мои близкие родственники. Всё это видели из далека в бинокль Писар Гамаргаев и Саламбек Закриев. Позже мне стало известно, что произошло это на глазах у Дзияудина Габисовича Мальсагова, бывшего ответственного работника ЧИАССР. Мальсагов рассказал мне, что начальник операции сослался на то, что выполняет приказ Берия и Серого. Сам Мальсагов с Громовым, которые попытались воспрепятствовать сожжения людей, были обезоружены и отправлены под конвоем в Малхесты.
Через несколько дней Мальсагов и Громов, возвращаясь из Хайбаха в Грозный, наткнулись возле сгоревшей конюшни на Жандара Гаева, который с Рукманом Эльгакаевым, Эльбертом Хамзатовым, Саламбеком Закриевым, Сайд-Хасаном Ампукаевым, Писаром Гамаргаевым и другими попытался найти останки погибших и похоронить их по мусульманскому обычаю. При появлении Мальсагова и его товарища они бросились бежать врассыпную. Мальсагов окликнул их на чеченском языке, попросил подойти и затем сам разговаривал с Жандаром. Он узнал от Жандара, что в этот день они похоронили 132 трупа. Через несколько лет при встрече в Казахстане с Жандаром Гаевым Мальсагов узнал, что в Хайбахе было захоронено всего 147 мертвецов. Останки остальных сгорели дотла. Эти же факты были известны и моей матери, которая в то время вместе с четырьмя детьми 3 - 12 лет скрывалась в недоступных для солдат местах. С её лов мне известно, что, скрываясь от жестокости людей, она познала доброту медведя, который ночью не зашёл в свою берлогу, оставил на снегу следы и ушёл. Мне помнится, что в течение двух месяцев и одиннадцати дней скрываясь в горах, мы не ели горячую пищу.
Жандар Гаев мне рассказывал, что во время захоронения останков погибших родственников ими были расставлены кругом посты для того, чтобы предупредить друг друга при появлении солдат. Хоронили они и ночью, зажигая огни в палатке, чтобы солдаты не заметили огня.
После возвращения из высылки в 1957 и в последующие годы Жандар, Ясу, Шапа Новрузов, Селам Алихаджиев и моя мать были живы. Я в свободное от учёбы время часто посещал место трагедии, слушал рассказы очевидцев и свидетелей, сопоставлял их, пытался узнать причину столь жестокого отношения солдат к мирным жителям. Мысленно сравнивал всё это с фашизмом, со зверствами карательных отрядов оккупантов в Белоруссии и на Украине, преследованием Гитлером евреев. Однако по сегодняшний день я не нашёл причину чудовищного глумления над беззащитными старцами, детьми, женщинами.
Жандар и Ясу Гаевы пасли своих овец в горах, в том самом Хайбахе. Я навещал их, слушал рассказы о выселении, задавал интересующие меня вопросы, пытался восполнить пробелы в своей памяти, и они помогли мне в этом. Поэтому сегодня я могу описывать эту трагедию. Уверенно я могу добавить теперь, и это подтвердят очевидцы, военные отравляли в горах водоёмы, ставили минные ловушки для оставшихся в живых. Уничтожали скот и птицу, отравляли оставшуюся пищу.
По рассказу жителя села Самашки (его звали Чока Хожаев), я узнал, что он и двое его товарищей употребили найденную соль, - она была отравлена. В результате чего один из них умер, а другие чудом остались живы, так как приняли противоядие - семена варибуса. Соль была перемешана мышьяком и подброшена для умерщвления людей. В 1944 году именно от такой же отравы умер и Эдалбек Гаев, в своё время друживший с Чокой. Он употребил в пищу подброшенные сухари. А его брат Эдалха Гаев погиб, наткнувшись на минную ловушку, устроенную военными в горах. Во время высылки солдаты отсекали мертвецам головы и уносили их с собой. За это получали соответствующие награды. На территории села Нашха мы нашли несколько безголовых тел, утверждал Села Алихаджиев. Среди убитых Саламбек Алихаджиев - учитель Иби Довтаев, колхозники - Мусит Мусостов, Халид Алиев и другие.
Примечателен для тех времён рассказ Яхиева Эльберда, проживающего в с. Нестеровка. В те времена, т. е. после февраля 1944 года, он пас овец в горах вместе со своими братьями. Узнав, что выселили всех чеченцев и ингушей, он пробрался на территорию Грузии. Там жил до 1947 года, тогда же был арестован и находился в Грозненском следственном изоляторе. Для опознания ему были предъявлены бальзамированные головы знакомых и незнакомых ему людей. Он удивлялся тому, что голова его знакомого так хорошо сохранилась. И сделал акцент на том, что голова была как живая со шрамом. Из его рассказа я сделал вывод, что в 1947 г. для опознания предъявлялись не фотографии, а хранившиеся с 1944 г. бальзамированные головы.
Этот же факт подтверждали Ваха Раисов, Ахмед Тушаев, Абухажи Батукаев, Юса Муртазалиев, которые привлекались для борьбы с «бандитами» с мая 1948 года. Кроме Ю. Муртазалиева все они проживали в с. Гехи-Чу. Мне с ними многократно приходилось беседовать по поводу выселения. Рассказ Саламбека Закриева из с. Гехи-Чу тоже характерен для тех времён и достаточно убедительно подтверждает жестокость карательного отряда НКВД. Он рассказывал мне о пожилой женщине Сусуркаевой, застрелянной с находившимся у неё за спиной шестилетним мальчиком. Автоматная очередь была произведена в спину мальчика: внутренности мальчика находились на спине бабушки.
О том, как обошлись с семьёй Саламбека Закриева. Многие знают: его жену Сациту (ей было 21 год) застрелили. Маленький Сайхан, обессиленный, лежал рядом с трупом матери и сосал её грудь, через несколько месяцев мальчик умер в Казахстане. Остальные подробности жестокости в отношении мирного населения может рассказать сам Саламбек Закриев, называя при этом имена погибших, места их захоронения, обстоятельства при которых эти люди были убиты.
Эти же факты достаточно подробно описаны в газете «Комсомольское племя», вышедшей 24 августа 1989 года.
Пи сборе данного материала непосредственное участие со мной принимал писатель Ахмед Сулейманов. Материалы об этих событиях содержатся в газетах «Заветы Ильича» от 7 октября 1989 г., «Ленинская правда» от 25 октября 1989 г., «Грозненский рабочий» от 5 марта 1989 г., «Медицинская правда» от 10 октября 1989 г., «Голос Чечено-Ингушетии» от 2 сентября 1990 года, газета «Даймохк» от 5 сентября 1990 г.
В краеведческом музее находится переданная нами тетрадь с описанием тех же событий. Под каждой строчкой названных документов я могу подписаться, убеждённый в истинности и достоверности их содержания. Сведения, содержащиеся в этих документах, собраны нами в результате длительного кропотливого труда. Предварительно этот материал подвергся аналитической проверки и только после этого был передан для публикации.
Задумываясь над фактом выселения целого народа, я задаю сам себе вопросы и пытаюсь на них ответить. Не знаю, сможет ли на эти вопросы ответить прокуратура, а также суд истории. Кто виноват в выселении целого народа? Какую цель ставили при этом руководители государства? Для облегчения какой задачи было переселено в конце войны, в феврале 1944 г.? Если ставилась какая-то задача, то была ли она известна ответственным работникам коренной национальности? Знали ли эти работники о предстоящем выселении их народа? Если знали, то, как они, каждый поимённо отреагировали на это? Какими своими действиями воспрепятствовали этому? Поскольку в данном деле решаются вопросы истории, желал бы, чтобы была произведена видеозапись показаний ещё пока живых свидетелей. До сих пор имеются свидетели, которые видели, как солдаты стреляли в мирных выселяемых граждан только за то, что последние не могли идти быстро в силу своей беспомощности и болезни, не могли покинуть родные места. Теперь мне известно, что палач М. М. Гвешиани после этой операции дослужился до генерал-лейтенанта КГБ, получил награды за то, что беспощадно сжёг безвинных, беззащитных, беспомощных детей, женщин и стариков. И умер своей смертью в 1966 г., будучи помилован после расстрела Берия. Сын его Гвешиани был женат на дочери А. Косыгина. Не здесь ли кроется тайна помилования этого вояки?
Саламат Гаев, сельский учитель. В Хайбахской топке у него сгорело 14 ближайших родственника, в том числе и два двоюродных брата, которые родились накануне трагедии. Хасану и Хусейну суждено было прожить на этом свете всего один день.
Считаю необходимым самому написать то, что мне стало известно об обстоятельствах расстрела и сожжения моей родни в дни выселения моего народа шайкой Сталина и Берия. Родился я в феврале 1939 года, хотя по документам значится мой год рождения 1942-ой. Ошибка при заполнении документов допущена ввиду неграмотности матери, которая в то время не могла сказать год на русском языке.
Таким образом, в день выселения мне было пять лет. Помню ли я зрительно картины тех лет? Да, помню некоторые из них, они остались в зрительной памяти. Помню скалы, горные пейзажи. Теперь задумываюсь и понимаю то, что тогда ещё не мог понять своим детским умом, почему моя мать так часто меняла места нашего жилья. Зрительно запомнил я, с какой тревогой и заботой смотрела она на нас. О том трудном периоде своей жизни она мне и другим своим детям рассказывала позже.
Как я понял из её рассказов, в день выселения мамы не было дома. Она находилась на ферме на отгонном пастбище. Там же она и узнала о том, что всех чеченцев и ингушей выслали и сейчас тщательно ведутся поиски тех, кто ещё остался в горах. Со слов родственников и знакомых она узнала о жестокостях солдат, проводивших выселение народа.
Мне теперь известно, что было это 27 февраля 1944 г. в селе Хайбах Галанчожского района, где в образцовой конюшне колхоза им. Берия собрали стариков, детей, больных, путников с дорог, отставших от своих семей, а также тех, кто выпасал скот. Всех их сожгли. Среди сожженных и расстрелянных были и мои близкие родственники. Со слов матери я знаю, что там погибли от пуль и сожжены заживо мой дядя в возрасте 110 лет Тута Гаев, жена Туты - Гаева Сарий - 100 лет, Хату Гаева - 108 лет, Марем Гаева - его жена - 90 лет, Алауди Хатуевич Гаев - 50 лет, жена Гаева Алауди, Хеса - 30 лет. Родившиеся в ту ночь близнецы этой женщины - Хасан и Хусейн.
Ночью шёл крупный мокрый снег, была слякоть. На берегу речки Гехинки, столпившись, стояли женщины села Хайбах. Надо же такому случиться: под открытым небом в эту страшную ночь рожала своего четвёртого ребёнка Пайлах Батукаева. Родилась девочка, которую назвали Тоитой. У Тоиты так же, как и у Хасана и Хусейна, это был первый и последний день жизни. Погибли дети самой страшной смертью: они вместе со всеми были сожжены.
Руководителями операции было предположено тем, кто не мог идти в силу болезни, старости и другим причинам, собраться в конюшне для последующей отправки их транспортом. Взяв с собой в узелках самое необходимое, жители окрестных сёл собрались в конюшне, которая была устлана сеном. Собирали в этом месте только тех, кто по болезни и старости не могли без посторонней помощи выехать. Для сопровождения их с ними оставались и здоровые.
Ожидавшие гужевой транспорт люди расположились на отдых на разостланном в конюшне сене. Вдруг по команде начальника они были заперты на засов, после чего строение обложили сеном и подожгли. Предчувствуя смерть от огня, в последний момент люди выбили ворота. Но солдаты их стали расстреливать в упор из автоматов. Завал у входа, образовавшийся из трупов, помешал выйти остальным. Объятая огнём, конюшня рухнула. Все, кто был в ней, погребены крышей. Среди них находились мои близкие родственники. Всё это видели из далека в бинокль Писар Гамаргаев и Саламбек Закриев. Позже мне стало известно, что произошло это на глазах у Дзияудина Габисовича Мальсагова, бывшего ответственного работника ЧИАССР. Мальсагов рассказал мне, что начальник операции сослался на то, что выполняет приказ Берия и Серого. Сам Мальсагов с Громовым, которые попытались воспрепятствовать сожжения людей, были обезоружены и отправлены под конвоем в Малхесты.
Через несколько дней Мальсагов и Громов, возвращаясь из Хайбаха в Грозный, наткнулись возле сгоревшей конюшни на Жандара Гаева, который с Рукманом Эльгакаевым, Эльбертом Хамзатовым, Саламбеком Закриевым, Сайд-Хасаном Ампукаевым, Писаром Гамаргаевым и другими попытался найти останки погибших и похоронить их по мусульманскому обычаю. При появлении Мальсагова и его товарища они бросились бежать врассыпную. Мальсагов окликнул их на чеченском языке, попросил подойти и затем сам разговаривал с Жандаром. Он узнал от Жандара, что в этот день они похоронили 132 трупа. Через несколько лет при встрече в Казахстане с Жандаром Гаевым Мальсагов узнал, что в Хайбахе было захоронено всего 147 мертвецов. Останки остальных сгорели дотла. Эти же факты были известны и моей матери, которая в то время вместе с четырьмя детьми 3 - 12 лет скрывалась в недоступных для солдат местах. С её лов мне известно, что, скрываясь от жестокости людей, она познала доброту медведя, который ночью не зашёл в свою берлогу, оставил на снегу следы и ушёл. Мне помнится, что в течение двух месяцев и одиннадцати дней скрываясь в горах, мы не ели горячую пищу.
Жандар Гаев мне рассказывал, что во время захоронения останков погибших родственников ими были расставлены кругом посты для того, чтобы предупредить друг друга при появлении солдат. Хоронили они и ночью, зажигая огни в палатке, чтобы солдаты не заметили огня.
После возвращения из высылки в 1957 и в последующие годы Жандар, Ясу, Шапа Новрузов, Селам Алихаджиев и моя мать были живы. Я в свободное от учёбы время часто посещал место трагедии, слушал рассказы очевидцев и свидетелей, сопоставлял их, пытался узнать причину столь жестокого отношения солдат к мирным жителям. Мысленно сравнивал всё это с фашизмом, со зверствами карательных отрядов оккупантов в Белоруссии и на Украине, преследованием Гитлером евреев. Однако по сегодняшний день я не нашёл причину чудовищного глумления над беззащитными старцами, детьми, женщинами.
Жандар и Ясу Гаевы пасли своих овец в горах, в том самом Хайбахе. Я навещал их, слушал рассказы о выселении, задавал интересующие меня вопросы, пытался восполнить пробелы в своей памяти, и они помогли мне в этом. Поэтому сегодня я могу описывать эту трагедию. Уверенно я могу добавить теперь, и это подтвердят очевидцы, военные отравляли в горах водоёмы, ставили минные ловушки для оставшихся в живых. Уничтожали скот и птицу, отравляли оставшуюся пищу.
По рассказу жителя села Самашки (его звали Чока Хожаев), я узнал, что он и двое его товарищей употребили найденную соль, - она была отравлена. В результате чего один из них умер, а другие чудом остались живы, так как приняли противоядие - семена варибуса. Соль была перемешана мышьяком и подброшена для умерщвления людей. В 1944 году именно от такой же отравы умер и Эдалбек Гаев, в своё время друживший с Чокой. Он употребил в пищу подброшенные сухари. А его брат Эдалха Гаев погиб, наткнувшись на минную ловушку, устроенную военными в горах. Во время высылки солдаты отсекали мертвецам головы и уносили их с собой. За это получали соответствующие награды. На территории села Нашха мы нашли несколько безголовых тел, утверждал Села Алихаджиев. Среди убитых Саламбек Алихаджиев - учитель Иби Довтаев, колхозники - Мусит Мусостов, Халид Алиев и другие.
Примечателен для тех времён рассказ Яхиева Эльберда, проживающего в с. Нестеровка. В те времена, т. е. после февраля 1944 года, он пас овец в горах вместе со своими братьями. Узнав, что выселили всех чеченцев и ингушей, он пробрался на территорию Грузии. Там жил до 1947 года, тогда же был арестован и находился в Грозненском следственном изоляторе. Для опознания ему были предъявлены бальзамированные головы знакомых и незнакомых ему людей. Он удивлялся тому, что голова его знакомого так хорошо сохранилась. И сделал акцент на том, что голова была как живая со шрамом. Из его рассказа я сделал вывод, что в 1947 г. для опознания предъявлялись не фотографии, а хранившиеся с 1944 г. бальзамированные головы.
Этот же факт подтверждали Ваха Раисов, Ахмед Тушаев, Абухажи Батукаев, Юса Муртазалиев, которые привлекались для борьбы с «бандитами» с мая 1948 года. Кроме Ю. Муртазалиева все они проживали в с. Гехи-Чу. Мне с ними многократно приходилось беседовать по поводу выселения. Рассказ Саламбека Закриева из с. Гехи-Чу тоже характерен для тех времён и достаточно убедительно подтверждает жестокость карательного отряда НКВД. Он рассказывал мне о пожилой женщине Сусуркаевой, застрелянной с находившимся у неё за спиной шестилетним мальчиком. Автоматная очередь была произведена в спину мальчика: внутренности мальчика находились на спине бабушки.
О том, как обошлись с семьёй Саламбека Закриева. Многие знают: его жену Сациту (ей было 21 год) застрелили. Маленький Сайхан, обессиленный, лежал рядом с трупом матери и сосал её грудь, через несколько месяцев мальчик умер в Казахстане. Остальные подробности жестокости в отношении мирного населения может рассказать сам Саламбек Закриев, называя при этом имена погибших, места их захоронения, обстоятельства при которых эти люди были убиты.
Эти же факты достаточно подробно описаны в газете «Комсомольское племя», вышедшей 24 августа 1989 года.
Пи сборе данного материала непосредственное участие со мной принимал писатель Ахмед Сулейманов. Материалы об этих событиях содержатся в газетах «Заветы Ильича» от 7 октября 1989 г., «Ленинская правда» от 25 октября 1989 г., «Грозненский рабочий» от 5 марта 1989 г., «Медицинская правда» от 10 октября 1989 г., «Голос Чечено-Ингушетии» от 2 сентября 1990 года, газета «Даймохк» от 5 сентября 1990 г.
В краеведческом музее находится переданная нами тетрадь с описанием тех же событий. Под каждой строчкой названных документов я могу подписаться, убеждённый в истинности и достоверности их содержания. Сведения, содержащиеся в этих документах, собраны нами в результате длительного кропотливого труда. Предварительно этот материал подвергся аналитической проверки и только после этого был передан для публикации.
Задумываясь над фактом выселения целого народа, я задаю сам себе вопросы и пытаюсь на них ответить. Не знаю, сможет ли на эти вопросы ответить прокуратура, а также суд истории. Кто виноват в выселении целого народа? Какую цель ставили при этом руководители государства? Для облегчения какой задачи было переселено в конце войны, в феврале 1944 г.? Если ставилась какая-то задача, то была ли она известна ответственным работникам коренной национальности? Знали ли эти работники о предстоящем выселении их народа? Если знали, то, как они, каждый поимённо отреагировали на это? Какими своими действиями воспрепятствовали этому? Поскольку в данном деле решаются вопросы истории, желал бы, чтобы была произведена видеозапись показаний ещё пока живых свидетелей. До сих пор имеются свидетели, которые видели, как солдаты стреляли в мирных выселяемых граждан только за то, что последние не могли идти быстро в силу своей беспомощности и болезни, не могли покинуть родные места. Теперь мне известно, что палач М. М. Гвешиани после этой операции дослужился до генерал-лейтенанта КГБ, получил награды за то, что беспощадно сжёг безвинных, беззащитных, беспомощных детей, женщин и стариков. И умер своей смертью в 1966 г., будучи помилован после расстрела Берия. Сын его Гвешиани был женат на дочери А. Косыгина. Не здесь ли кроется тайна помилования этого вояки?