Конрад Лоренц «Агрессия. Так называемое зло». Или еще раз о вреде стереотипов
Вместо предисловия. В начале года с удивлением узнала, что держать в одной клетке - даже большой - 2 хомячков нельзя, как и 2-3 кроликов. Нет, не потому, что они будут размножаться в геометрической прогрессии. Это, по-моему, ни для кого ни новость. А потому, что один из милых звериков с большой долей вероятности убьет другого. А уж если хомяки или кроли одного пола - вообще пиши пропало! Чуть не доглядишь и, как в том кино, «в один присест сильный слабого съест». Ну, не буквально, конечно, но вы поняли. Это я все к чему? Теперь я знаю, почему так происходит у хомячков, и не происходит, например, у живущих в одной квартире кошек, хотя они тоже животные территориальные. Кому интересно - приглашаю под кат.
Забыла сказать: книжка не только - и, пожалуй, даже не столько - про агрессию у животных, сколько про нее же у людей. А и как могло быть иначе, если книга вышла в 1963 году, не сразу, конечно, но вскоре после Второй Мировой войны, которую автор пережил.
И вот ведь что интересно: казалось бы, сколько всего думано/писано/сказано про агрессию после той жуткой войны, сколько страшных, но очень важных открытий, касающихся агрессии было сделано… а все мимо! И сегодня большинство из нас либо категорически осуждают агрессию как явление, силясь искоренить ее у себя и окружающих под ноль (а не получается - получается только подавить и спрятать и то хреново - «уши торчат»), либо легко и с удовольствием впадают в приступы агрессии в самой ее примитивной, кстати, форме: от хамства (срач в комментах - сюда же) до рукоприкладства.
А между прочим, любой грамотный психолог, даже не шибко сведущий в биологии и этологии, вам скажет: агрессия не безусловное зло, а необходимость, правда не всякая, а 1) целесообразная 2) контролируемая. Азарт, спортивная злость, настойчивость... - это вообще-то тоже агрессия. Но у Лоренца, как у этолога, про агрессию вышло интереснее, чем у психологов. Потому что он на примере разных видов показал, если можно так выразиться, эволюция агрессивных инстинктов, логично и обоснованно сделав, например, вывод, что именно агрессия лежит в основе личных привязанностей: дружбы и любви. У неагрессивных видов личных уз не возникает. Пересказывать логическую цепочку Лоренца я тут не буду - смысл? Кто захочет, прочтет книгу, в которой помимо этого найдет еще немало интересных мыслей на самые разные темы: от зарождения ритуалов и культурных традиций до природы гомосексуализма.
А я скажу вот что. Как человек, любящий животных, почему-то имела предубеждение перед трудами серьезных биологов-этологов. Я не из тех, кто «чем больше узнает людей, тем больше любит животных». Я вообще-то человек, если что ;-), а ненависть и презрение к собственному биологическому виду - это-таки патология. Но животных я люблю. Очень. + Я верю своим глазам. Потому разговоры, которые ведут все, кому не лень, про то, что мы, люди, одни из всей живой природы - уникальные личности с богатейшей эмоциональной палитрой, раздражают и нагоняют тоску. Достаточно небольшого опыта общения, скажем, с кошками, чтобы понять а) палитра эмоций у них очень богатая; б) двух одинаковых животных нет - у каждого свой характер. В общем, отчего-то мне казалось, что ноги у сей чудной точки зрения на животное как на этакого примитивного биоробота, растут из научной среды... Иногда разочароваться в своих ожиданиях очень приятно.
За одну только фразу: «Когда мне возражают, что животное - это не личность, то я отвечаю, что личность начинается именно там, где каждое из двух существ играет в жизни другого существа такую роль, которую не может сразу взять на себя ни один из остальных сородичей. Другими словами, личность начинается там, где впервые возникает личная дружба.» я австрийского этолога уже люблю. ;-)
Те, кто животных не любит, могут прочесть три последних главы книги (12-14) - там люди-люди-люди. Правда, боюсь, в таком чтении мало смысла: без предыдущих глав некоторые выводы автора, скорее всего, будут казаться неясными и необоснованными.
Да и... насчет нелюбви к и нежелания знать ничего про животных, цитирую автора: «Один сентиментальный мизантроп изрёк часто повторяемый афоризм: «Познав людей, я полюбил зверей». Я утверждаю обратное: кто по-настоящему знает животных, в том числе высших и наиболее родственных нам, и притом имеет хоть какое-то понятие об истории развития животного мира, только тот может по достоинству оценить уникальность человека.»
Резюмирую: очень интересная книга, убедительно рассказывающая, в частности, о том, что инстинкт - вещь не столь примитивная, какой мы ее привыкли считать. И да, о том, что только понимание механизмов агрессии дает возможность ее контролировать.
PS Причем тут хомячки (про которых Лоренц, кстати, не пишет)?
А очень просто: «механизмы [торможения агрессии] наиболее важны и потому наиболее развиты у тех животных, которые в состоянии легко убить существо примерно своего размера. Ворон может выбить другому глаз одним ударом клюва, волк может одним единственным укусом вспороть другому яремную вену. Если бы надёжные запреты не предотвращали этого - давно не стало бы ни воронов, ни волков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии убить себе подобного одним-единственным ударом или укусом. К тому же добавляется способность к бегству, развитая у таких не слишком вооружённых существ настолько, что позволяет им уходить даже от «профессиональных» хищников, которые в преследовании и в убийстве более сильны, чем любой, даже самый быстрый и сильный сородич. Поэтому... нет селекционного давления, которое бы вырабатывало запреты убийства. Если тот, кто держит животных, к своей беде и к беде своих питомцев, не принимает всерьёз внутривидовую борьбу совершенно «безобидных тварей» - он убеждается, что таких запретов действительно не существует. В неестественных условиях неволи, где побеждённый не может спастись бегством, постоянно происходит одно и то же: победитель старательно добивает его - медленно и ужасно.»
Забыла сказать: книжка не только - и, пожалуй, даже не столько - про агрессию у животных, сколько про нее же у людей. А и как могло быть иначе, если книга вышла в 1963 году, не сразу, конечно, но вскоре после Второй Мировой войны, которую автор пережил.
И вот ведь что интересно: казалось бы, сколько всего думано/писано/сказано про агрессию после той жуткой войны, сколько страшных, но очень важных открытий, касающихся агрессии было сделано… а все мимо! И сегодня большинство из нас либо категорически осуждают агрессию как явление, силясь искоренить ее у себя и окружающих под ноль (а не получается - получается только подавить и спрятать и то хреново - «уши торчат»), либо легко и с удовольствием впадают в приступы агрессии в самой ее примитивной, кстати, форме: от хамства (срач в комментах - сюда же) до рукоприкладства.
А между прочим, любой грамотный психолог, даже не шибко сведущий в биологии и этологии, вам скажет: агрессия не безусловное зло, а необходимость, правда не всякая, а 1) целесообразная 2) контролируемая. Азарт, спортивная злость, настойчивость... - это вообще-то тоже агрессия. Но у Лоренца, как у этолога, про агрессию вышло интереснее, чем у психологов. Потому что он на примере разных видов показал, если можно так выразиться, эволюция агрессивных инстинктов, логично и обоснованно сделав, например, вывод, что именно агрессия лежит в основе личных привязанностей: дружбы и любви. У неагрессивных видов личных уз не возникает. Пересказывать логическую цепочку Лоренца я тут не буду - смысл? Кто захочет, прочтет книгу, в которой помимо этого найдет еще немало интересных мыслей на самые разные темы: от зарождения ритуалов и культурных традиций до природы гомосексуализма.
А я скажу вот что. Как человек, любящий животных, почему-то имела предубеждение перед трудами серьезных биологов-этологов. Я не из тех, кто «чем больше узнает людей, тем больше любит животных». Я вообще-то человек, если что ;-), а ненависть и презрение к собственному биологическому виду - это-таки патология. Но животных я люблю. Очень. + Я верю своим глазам. Потому разговоры, которые ведут все, кому не лень, про то, что мы, люди, одни из всей живой природы - уникальные личности с богатейшей эмоциональной палитрой, раздражают и нагоняют тоску. Достаточно небольшого опыта общения, скажем, с кошками, чтобы понять а) палитра эмоций у них очень богатая; б) двух одинаковых животных нет - у каждого свой характер. В общем, отчего-то мне казалось, что ноги у сей чудной точки зрения на животное как на этакого примитивного биоробота, растут из научной среды... Иногда разочароваться в своих ожиданиях очень приятно.
За одну только фразу: «Когда мне возражают, что животное - это не личность, то я отвечаю, что личность начинается именно там, где каждое из двух существ играет в жизни другого существа такую роль, которую не может сразу взять на себя ни один из остальных сородичей. Другими словами, личность начинается там, где впервые возникает личная дружба.» я австрийского этолога уже люблю. ;-)
Те, кто животных не любит, могут прочесть три последних главы книги (12-14) - там люди-люди-люди. Правда, боюсь, в таком чтении мало смысла: без предыдущих глав некоторые выводы автора, скорее всего, будут казаться неясными и необоснованными.
Да и... насчет нелюбви к и нежелания знать ничего про животных, цитирую автора: «Один сентиментальный мизантроп изрёк часто повторяемый афоризм: «Познав людей, я полюбил зверей». Я утверждаю обратное: кто по-настоящему знает животных, в том числе высших и наиболее родственных нам, и притом имеет хоть какое-то понятие об истории развития животного мира, только тот может по достоинству оценить уникальность человека.»
Резюмирую: очень интересная книга, убедительно рассказывающая, в частности, о том, что инстинкт - вещь не столь примитивная, какой мы ее привыкли считать. И да, о том, что только понимание механизмов агрессии дает возможность ее контролировать.
PS Причем тут хомячки (про которых Лоренц, кстати, не пишет)?
А очень просто: «механизмы [торможения агрессии] наиболее важны и потому наиболее развиты у тех животных, которые в состоянии легко убить существо примерно своего размера. Ворон может выбить другому глаз одним ударом клюва, волк может одним единственным укусом вспороть другому яремную вену. Если бы надёжные запреты не предотвращали этого - давно не стало бы ни воронов, ни волков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии убить себе подобного одним-единственным ударом или укусом. К тому же добавляется способность к бегству, развитая у таких не слишком вооружённых существ настолько, что позволяет им уходить даже от «профессиональных» хищников, которые в преследовании и в убийстве более сильны, чем любой, даже самый быстрый и сильный сородич. Поэтому... нет селекционного давления, которое бы вырабатывало запреты убийства. Если тот, кто держит животных, к своей беде и к беде своих питомцев, не принимает всерьёз внутривидовую борьбу совершенно «безобидных тварей» - он убеждается, что таких запретов действительно не существует. В неестественных условиях неволи, где побеждённый не может спастись бегством, постоянно происходит одно и то же: победитель старательно добивает его - медленно и ужасно.»