"Поля". Поток сознания.
Очень сильно прошу прощения, что пишу бред и тупо поток сознания. Но поделать с этим ничего не могу, потому что меня с вечера пятницы просто разрывает на куски, а времени написать что-то нормально, связно и осмысленно просто нет.
В пятницу мы посмотрели "Поля" два раза за вечер, почти подряд, с перерывом на ужин. И вот теперь и разрывает. Сэм, какое счастье, что ты у меня есть, и что я тебя - совершенно своего артиста - не пропустила мимо.
Интересно, о чем на самом деле был снят, о чем на самом деле рассказывает фильм, в российском прокате обозначенный предельно кратко и безлично - «Поля»?
То есть если под словами «на самом деле» понимать стремление режиссёра рассказать о чем-то своем, донести до зрителя нечто важное для себя - то о чем он?
Или «на самом деле» - это то, что на самом деле произошло в темноте кинозала лично с тобой?
Меня это почему именно на финальных титрах «Полей» так взволновало. Потому что с одной стороны - я же сама всегда повторяю, что читатель (он же зритель и слушатель) - полноправный участник процесса создания любого произведения. По крайней мере, по-настоящему талантливого произведения. С другой стороны, меня что смущает… Либо Вселенная действительно с завидным постоянством, раз за разом подбрасывает мне один и тот же сюжет, необходимый мне, причем подбрасывает именно там и тогда, где у меня нет шансов его не увидеть и не задуматься. Либо это я приписываю свое толкование тем сюжетам, которые в действительности совсем не о том, не про то, и не для того. Почти как в песне обожаемого мной музыканта: «Но ты не о том, да и я не об этом»…
И все-таки я очень хочу рассказать о своих отношениях с этой историей, и будь что будет.
Рискую сейчас поставить под большое сомнение свой интеллект в глазах окружающих, но «Поля» для меня оказались фильмом с абсолютно непредсказуемым финалом.
Нет, речь не о развязке рассказываемой истории, не о том, кто убийца. И даже не о том, кто из жертв будет спасен, а кто, увы, нет. И не о том, будет ли убийца пойман, и в какой именно капкан. Финал для меня в данном случае - это то самое, ради чего мне была рассказана история. О чем она была.
«Поля» ведь для меня стали фильмом о герое Сэма Уортингтона, прежде всего. Не об ужасах серийных убийств, и не об ответственности людей за происходящее вокруг них, хотя и об этом тоже. И не потому, что Сэм так божественно конопат, с ружьем и вообще.
И непредсказуемость финала для меня вот в чем.
Весь фильм меня не покидало ощущение, что главное - оно не просто где-то рядом, оно происходит именно вот за этим божественно конопатым лбом, не в полях и не в трущобах. Но только в последних двух сценах я поняла, чем было это главное. В последних двух, потрясающе, невозможно сыгранных сценах. При этом что важно - когда эти две сцены уже состоялись и фильм завершился - то все становится достаточно очевидным с самого начала. Но только _с начала_ очевидным оно не было… Сэму удалось каким-то образом это очевидное припрятать для меня до самого финала, до той самой предпоследней сцены, когда он молча стоит на коленях и просто смотрит… смотрит… А у тебя ощущение, что под ногами рушится мир и разверзается бездна, а потом - края бездны вдруг стягиваются, и твой мир не просто снова обретает устойчивость, он становится таким, каким должен был быть, но почему-то никогда не был. А может быть, он был таким всегда, просто ты этого не видел. И вот теперь ты наконец это видишь, и все твои кошмары скрылись там, у тебя под ногами, в этой сомкнувшейся бездне, твоей наконец затянувшейся ране.
Я по-прежнему не знаю, как он делает это. Может быть, он и сам этого точно не знает? Может быть, на то он и есть - Божий дар, чтобы быть до конца непостижимым?
В общем-то, Сэм не впервые решает на экране задачи повышенной сложности - сыграть одновременно два образа, снаружи и внутри одного и того же человека. Оговорюсь - речь не совсем о тех случаях, когда истинное лицо персонажа раскрывается для зрителя в рамках развития сюжета, так сказать, «по ходу пьесы». Ну вот, скажем, представлялся ты всем в начале истории козел козлом, а потом, постепенно, глядя на твои благородные поступки и всяческие подвиги, зритель проникается осознанием, что ты на самом деле вовсе не козел, а светлой души человек. А все на твой счет просто ошибались.
И не о тех, когда персонаж скорее не раскрывается, а развивается - то есть был реально козел, однако же в результате трепания этого козла жизнью он становится почти что святым.
Нет, Сэму подвластны, и мы это знаем, и более тонкие материи: когда за внешним обликом, манерами, поведением и всей повадкой истинное лицо - словно просвечивает, безо всякого раскрытия и развития. Его герой еще «ничего не сделал, только вошел» (с) - а ты уже, в общем-то, все про него знаешь. Он ничего еще не успел сделать или сказать, а ты уже все про него понимаешь. И не потому, что он держится и ведет себя так, как должен держаться и вести себя этот «человек внутри». Держится и ведет себя он как раз прямо противоположным образом. Повторюсь, я не знаю, как он делает это. Я не знаю, как он дает нам увидеть, что его бешеный Маркус - хороший и надежный, что его мягкий улыбчивый Барри - человек с железной волей.
Но увиденное в «Полях» - это я в исполнении Сэма видела впервые.
Попробуйте сыграть героя совершенно явно положительного, абсолютно точно хорошего парня, убежденного такого борца с окружающей мерзостью - который с самого начала, совершая абсолютно оправданные (пусть и не всегда профессионально правильные) поступки, глухо раздражает и от которого не сильно, но ощутимо и постоянно подташнивает. Понимаете, без каких-либо явных на то причин. То есть задолго до очевидных поводов для отвращения - вроде стеба над верой напарника. Причем желательно сыграть все это так, чтобы мне, зрителю, до самого конца было далеко не очевидно: от чего же, собственно, меня тошнит, и что же меня так в этом парне раздражает. И почему мне при этом его очень, очень жалко - тоже без явных причин. И особенно жалко тогда, когда он начинает вести себя особенно гнусно. Понимаете - ты до конца не знаешь, не чувствуешь в полной мере - кто же он? Какой он? И почему, черт возьми, именно это так важно?
Какой он, Маркус - мы чувствуем ясно и сразу. Какой он, конопатый техасский полицейский - нет. Сэм не дает нам этого сделать. Хотя, казалось бы, что на свете может быть проще и понятнее, чем техасский полицейский, с точки зрения архетипов кинематографа.
Странный, раздражающий, хороший и неприятный человек, надежный напарник, на которого не хочется полагаться.
И да, не забудьте еще сыграть финал так, чтобы понимание и сопереживание ударило зрителя точно кирпичом по голове. Без слов. Почти без жестов.
Сцена у бара «Браконьер».
- Ты помнишь, как бывал здесь с отцом?
- Ну конечно, помню, ха-ха. Как вы тут напивались в говно, а потом блевали друг на друга, ха-ха.
- А ты потом еще вез своего отца домой, помнишь? Сколько тебе было тогда, лет двенадцать, ха-ха?
- Мне было одиннадцать, ха-ха. ОДИННАДЦАТЬ!!!
Когда смотришь фильм в первый раз - в этот момент тебе еще просто страшно. Ты еще не осознаешь до конца, что в этот момент происходит, и что значит эта сцена для героя Сэма и его истории. Только после финальных сцен ты понимаешь, что в этот момент криком кричит от боли внутри взрослого мужика с ружьем тот одиннадцатилетний мальчик, который все еще здесь. Этот мальчик живет точно такой же жизнью, и теми же глазами маленького старичка смотрит на мир, что и героиня Хлои Морец. Джейк - плоть от плоти того мира, который для него есть место безысходности, отчаяния и неверия ни во что и никому. Мертвые деревья и грязная жижа под ногами. Место, где - снова вспомню нашего любимого музыканта - «не поранься, не убейся, не ищи в беде спасенья…». Ведь у Бога просто нет на тебя времени (с). Понимаете, если бы эта девочка просто сказала, что не верит в Бога - это было бы не страшно. Страшно - именно потому что «я сама поняла, что все вокруг только и просят - дай мне то, дай это… так что у него просто нет на меня времени». Сразу оговорюсь, что Бог в контексте этой истории - это совсем не обязательно тот конкретный Бог, которому молится старший напарник Сэма. Это может быть любой другой Бог на ваш выбор. Бог как ощущение, что Вселенная все-таки «присматривает за тобой», и можно искать в беде спасенья. Что миру на тебя не наплевать. Что в этом мире есть еще что-то, кроме… Кроме того, что составляет твою повседневную жизнь.
«Ты что, еще не понял, куда попал? Здесь кругом один только хаос».
«Никто не поможет. Ни полиция, ни твои молитвы. Тело ее уже волки едят».
Никто не поможет. Тому, кто сюда попал, никто не поможет. Здесь все «блюют друг на друга».
Оказывается, бывает и так: воин света в полицейской форме против воина тьмы в очочках, а между ними несчастный ребенок во взрослом теле, который ненавидит тьму, но не видит света, да и не верит в его существование. Поэтому он просто ненавидит, ненавидит, ненавидит… И хотя ненавидит он совершенно достойные ненависти вещи - с ним всем вокруг тяжело. И на людей, которых он формально спасает - ему по большому счету наплевать. Он не особенно всматривается им внутрь, он их по-настоящему не видит, потому что все равно никакого просвета нет, и маленькой девочке, которую гонит из дома пьяная шлюха-мать - «хуже ей уже не будет».
Мог ли у этого человека быть счастливый брак? Мог ли с ним нормально ужиться кто-то еще, кроме собаки, которая всегда любит тебя таким, какой ты есть?
Напарник Сэма - он ведь живет в том же самом мире. И в то же время - совсем в другом. Он «знает, ради чего он здесь». Герой Сэма - здесь не ради чего-то, его сюда просто забросило в момент рождения, как в нескончаемый кошмар.
В первой из двух финальных сцен это кошмар наконец исчезает из глаз Джейка. Актёрская магия конопатого австралийского каменщика - перед нами, на крылечке неухоженного дома, в течение нескольких секунд сменяют друг друга три ипостаси одной личности. Холодная ненависть с ружьем, которая хочет только одного - убить, растоптать, раздавить, уничтожить. Растерянность с поразительно беззащитным лицом - человек, отводящий ружье и устало опускающийся на колени - он как будто бы только что появился на свет. И приходящее на смену им успокоение, примирение с собой и с миром, где все-таки кто-то присматривает за тобой и воздает всем по делам их. Где можно победить, не убив. Не потому, что убивать плохо - а потому что это уже не нужно, потому что это ты властвуешь над своей ненавистью и болью, а не они над тобой.
Посмотрите в этой сцене внимательно за тем, как зеркально сменяется выражение глаз полицейского и убийцы. Как выражение пойманного зверя появляется в глазах убийцы именно тогда, когда исчезает из глаз Сэма. Когда оно исчезает - герой Сэма молчит. Но, кажется, вполне мог бы повторить за другим героем: «У тебя нет надо мной власти!»
И потом - лошадки в стеклянном кубе, символ свободы… Безошибочно увиденные как самое дорогое человеку, вещи которого ты собираешь в коробку, бережно уложенные - увидел бы ты их раньше, заметил ли вообще? И взгляд, полный понимания, заботы и надежды на лучшее будущее - умел ли ты так смотреть раньше? Впрочем, однажды в фильме ты так смотрел - на свою собаку. И это, наверное, очень правильно - потому что собака - это и есть свет, радость и чистая любовь, особенно для того одинокого ребенка, которым ты был. Наверное, не случайно, что именно пес остался тем единственным «нашим», что осталось таковым, когда сломалась любовь.
Исчез мир, где «никто не поможет», где ничего нельзя изменить. Кажется, теперь твоя душа тоже «знает, ради чего она здесь».
«Ты готова?»
В пятницу мы посмотрели "Поля" два раза за вечер, почти подряд, с перерывом на ужин. И вот теперь и разрывает. Сэм, какое счастье, что ты у меня есть, и что я тебя - совершенно своего артиста - не пропустила мимо.
Интересно, о чем на самом деле был снят, о чем на самом деле рассказывает фильм, в российском прокате обозначенный предельно кратко и безлично - «Поля»?
То есть если под словами «на самом деле» понимать стремление режиссёра рассказать о чем-то своем, донести до зрителя нечто важное для себя - то о чем он?
Или «на самом деле» - это то, что на самом деле произошло в темноте кинозала лично с тобой?
Меня это почему именно на финальных титрах «Полей» так взволновало. Потому что с одной стороны - я же сама всегда повторяю, что читатель (он же зритель и слушатель) - полноправный участник процесса создания любого произведения. По крайней мере, по-настоящему талантливого произведения. С другой стороны, меня что смущает… Либо Вселенная действительно с завидным постоянством, раз за разом подбрасывает мне один и тот же сюжет, необходимый мне, причем подбрасывает именно там и тогда, где у меня нет шансов его не увидеть и не задуматься. Либо это я приписываю свое толкование тем сюжетам, которые в действительности совсем не о том, не про то, и не для того. Почти как в песне обожаемого мной музыканта: «Но ты не о том, да и я не об этом»…
И все-таки я очень хочу рассказать о своих отношениях с этой историей, и будь что будет.
Рискую сейчас поставить под большое сомнение свой интеллект в глазах окружающих, но «Поля» для меня оказались фильмом с абсолютно непредсказуемым финалом.
Нет, речь не о развязке рассказываемой истории, не о том, кто убийца. И даже не о том, кто из жертв будет спасен, а кто, увы, нет. И не о том, будет ли убийца пойман, и в какой именно капкан. Финал для меня в данном случае - это то самое, ради чего мне была рассказана история. О чем она была.
«Поля» ведь для меня стали фильмом о герое Сэма Уортингтона, прежде всего. Не об ужасах серийных убийств, и не об ответственности людей за происходящее вокруг них, хотя и об этом тоже. И не потому, что Сэм так божественно конопат, с ружьем и вообще.
И непредсказуемость финала для меня вот в чем.
Весь фильм меня не покидало ощущение, что главное - оно не просто где-то рядом, оно происходит именно вот за этим божественно конопатым лбом, не в полях и не в трущобах. Но только в последних двух сценах я поняла, чем было это главное. В последних двух, потрясающе, невозможно сыгранных сценах. При этом что важно - когда эти две сцены уже состоялись и фильм завершился - то все становится достаточно очевидным с самого начала. Но только _с начала_ очевидным оно не было… Сэму удалось каким-то образом это очевидное припрятать для меня до самого финала, до той самой предпоследней сцены, когда он молча стоит на коленях и просто смотрит… смотрит… А у тебя ощущение, что под ногами рушится мир и разверзается бездна, а потом - края бездны вдруг стягиваются, и твой мир не просто снова обретает устойчивость, он становится таким, каким должен был быть, но почему-то никогда не был. А может быть, он был таким всегда, просто ты этого не видел. И вот теперь ты наконец это видишь, и все твои кошмары скрылись там, у тебя под ногами, в этой сомкнувшейся бездне, твоей наконец затянувшейся ране.
Я по-прежнему не знаю, как он делает это. Может быть, он и сам этого точно не знает? Может быть, на то он и есть - Божий дар, чтобы быть до конца непостижимым?
В общем-то, Сэм не впервые решает на экране задачи повышенной сложности - сыграть одновременно два образа, снаружи и внутри одного и того же человека. Оговорюсь - речь не совсем о тех случаях, когда истинное лицо персонажа раскрывается для зрителя в рамках развития сюжета, так сказать, «по ходу пьесы». Ну вот, скажем, представлялся ты всем в начале истории козел козлом, а потом, постепенно, глядя на твои благородные поступки и всяческие подвиги, зритель проникается осознанием, что ты на самом деле вовсе не козел, а светлой души человек. А все на твой счет просто ошибались.
И не о тех, когда персонаж скорее не раскрывается, а развивается - то есть был реально козел, однако же в результате трепания этого козла жизнью он становится почти что святым.
Нет, Сэму подвластны, и мы это знаем, и более тонкие материи: когда за внешним обликом, манерами, поведением и всей повадкой истинное лицо - словно просвечивает, безо всякого раскрытия и развития. Его герой еще «ничего не сделал, только вошел» (с) - а ты уже, в общем-то, все про него знаешь. Он ничего еще не успел сделать или сказать, а ты уже все про него понимаешь. И не потому, что он держится и ведет себя так, как должен держаться и вести себя этот «человек внутри». Держится и ведет себя он как раз прямо противоположным образом. Повторюсь, я не знаю, как он делает это. Я не знаю, как он дает нам увидеть, что его бешеный Маркус - хороший и надежный, что его мягкий улыбчивый Барри - человек с железной волей.
Но увиденное в «Полях» - это я в исполнении Сэма видела впервые.
Попробуйте сыграть героя совершенно явно положительного, абсолютно точно хорошего парня, убежденного такого борца с окружающей мерзостью - который с самого начала, совершая абсолютно оправданные (пусть и не всегда профессионально правильные) поступки, глухо раздражает и от которого не сильно, но ощутимо и постоянно подташнивает. Понимаете, без каких-либо явных на то причин. То есть задолго до очевидных поводов для отвращения - вроде стеба над верой напарника. Причем желательно сыграть все это так, чтобы мне, зрителю, до самого конца было далеко не очевидно: от чего же, собственно, меня тошнит, и что же меня так в этом парне раздражает. И почему мне при этом его очень, очень жалко - тоже без явных причин. И особенно жалко тогда, когда он начинает вести себя особенно гнусно. Понимаете - ты до конца не знаешь, не чувствуешь в полной мере - кто же он? Какой он? И почему, черт возьми, именно это так важно?
Какой он, Маркус - мы чувствуем ясно и сразу. Какой он, конопатый техасский полицейский - нет. Сэм не дает нам этого сделать. Хотя, казалось бы, что на свете может быть проще и понятнее, чем техасский полицейский, с точки зрения архетипов кинематографа.
Странный, раздражающий, хороший и неприятный человек, надежный напарник, на которого не хочется полагаться.
И да, не забудьте еще сыграть финал так, чтобы понимание и сопереживание ударило зрителя точно кирпичом по голове. Без слов. Почти без жестов.
Сцена у бара «Браконьер».
- Ты помнишь, как бывал здесь с отцом?
- Ну конечно, помню, ха-ха. Как вы тут напивались в говно, а потом блевали друг на друга, ха-ха.
- А ты потом еще вез своего отца домой, помнишь? Сколько тебе было тогда, лет двенадцать, ха-ха?
- Мне было одиннадцать, ха-ха. ОДИННАДЦАТЬ!!!
Когда смотришь фильм в первый раз - в этот момент тебе еще просто страшно. Ты еще не осознаешь до конца, что в этот момент происходит, и что значит эта сцена для героя Сэма и его истории. Только после финальных сцен ты понимаешь, что в этот момент криком кричит от боли внутри взрослого мужика с ружьем тот одиннадцатилетний мальчик, который все еще здесь. Этот мальчик живет точно такой же жизнью, и теми же глазами маленького старичка смотрит на мир, что и героиня Хлои Морец. Джейк - плоть от плоти того мира, который для него есть место безысходности, отчаяния и неверия ни во что и никому. Мертвые деревья и грязная жижа под ногами. Место, где - снова вспомню нашего любимого музыканта - «не поранься, не убейся, не ищи в беде спасенья…». Ведь у Бога просто нет на тебя времени (с). Понимаете, если бы эта девочка просто сказала, что не верит в Бога - это было бы не страшно. Страшно - именно потому что «я сама поняла, что все вокруг только и просят - дай мне то, дай это… так что у него просто нет на меня времени». Сразу оговорюсь, что Бог в контексте этой истории - это совсем не обязательно тот конкретный Бог, которому молится старший напарник Сэма. Это может быть любой другой Бог на ваш выбор. Бог как ощущение, что Вселенная все-таки «присматривает за тобой», и можно искать в беде спасенья. Что миру на тебя не наплевать. Что в этом мире есть еще что-то, кроме… Кроме того, что составляет твою повседневную жизнь.
«Ты что, еще не понял, куда попал? Здесь кругом один только хаос».
«Никто не поможет. Ни полиция, ни твои молитвы. Тело ее уже волки едят».
Никто не поможет. Тому, кто сюда попал, никто не поможет. Здесь все «блюют друг на друга».
Оказывается, бывает и так: воин света в полицейской форме против воина тьмы в очочках, а между ними несчастный ребенок во взрослом теле, который ненавидит тьму, но не видит света, да и не верит в его существование. Поэтому он просто ненавидит, ненавидит, ненавидит… И хотя ненавидит он совершенно достойные ненависти вещи - с ним всем вокруг тяжело. И на людей, которых он формально спасает - ему по большому счету наплевать. Он не особенно всматривается им внутрь, он их по-настоящему не видит, потому что все равно никакого просвета нет, и маленькой девочке, которую гонит из дома пьяная шлюха-мать - «хуже ей уже не будет».
Мог ли у этого человека быть счастливый брак? Мог ли с ним нормально ужиться кто-то еще, кроме собаки, которая всегда любит тебя таким, какой ты есть?
Напарник Сэма - он ведь живет в том же самом мире. И в то же время - совсем в другом. Он «знает, ради чего он здесь». Герой Сэма - здесь не ради чего-то, его сюда просто забросило в момент рождения, как в нескончаемый кошмар.
В первой из двух финальных сцен это кошмар наконец исчезает из глаз Джейка. Актёрская магия конопатого австралийского каменщика - перед нами, на крылечке неухоженного дома, в течение нескольких секунд сменяют друг друга три ипостаси одной личности. Холодная ненависть с ружьем, которая хочет только одного - убить, растоптать, раздавить, уничтожить. Растерянность с поразительно беззащитным лицом - человек, отводящий ружье и устало опускающийся на колени - он как будто бы только что появился на свет. И приходящее на смену им успокоение, примирение с собой и с миром, где все-таки кто-то присматривает за тобой и воздает всем по делам их. Где можно победить, не убив. Не потому, что убивать плохо - а потому что это уже не нужно, потому что это ты властвуешь над своей ненавистью и болью, а не они над тобой.
Посмотрите в этой сцене внимательно за тем, как зеркально сменяется выражение глаз полицейского и убийцы. Как выражение пойманного зверя появляется в глазах убийцы именно тогда, когда исчезает из глаз Сэма. Когда оно исчезает - герой Сэма молчит. Но, кажется, вполне мог бы повторить за другим героем: «У тебя нет надо мной власти!»
И потом - лошадки в стеклянном кубе, символ свободы… Безошибочно увиденные как самое дорогое человеку, вещи которого ты собираешь в коробку, бережно уложенные - увидел бы ты их раньше, заметил ли вообще? И взгляд, полный понимания, заботы и надежды на лучшее будущее - умел ли ты так смотреть раньше? Впрочем, однажды в фильме ты так смотрел - на свою собаку. И это, наверное, очень правильно - потому что собака - это и есть свет, радость и чистая любовь, особенно для того одинокого ребенка, которым ты был. Наверное, не случайно, что именно пес остался тем единственным «нашим», что осталось таковым, когда сломалась любовь.
Исчез мир, где «никто не поможет», где ничего нельзя изменить. Кажется, теперь твоя душа тоже «знает, ради чего она здесь».
«Ты готова?»