Адепт сокровенных наук Александр Барченко
Александр Васильевич Барченко (1881-1938) - литератор; ученый-естествоиспытатель, парапсихолог и оккультист. Изучал медицину в Казанском (1904) и Юрьевском (1905) университетах. Автор мистических романов («Из мрака», «Доктор Черный»). В 1900-е выдвинул идеи, сходные с тем, что сейчас называют «нейроэнергетикой», ставил опыты с «мозговыми лучами» - передатчиками человеческой мысли. Организовал в Петрограде масонскую ложу под названием «Единое трудовое братство». С 1922 г. сотрудник Института мозга и высшей нервной деятельности в Петрограде. К середине 1920-х создал в Москве кружок по изучению «теории Дюнхор». В 1925-37 возглавлял секретную нейроэнергетическую лабораторию при спецотделе ОГПУ. Арестован 21 мая 1937 г. 25 апреля 1938 г. по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной масонской организации приговорен к ВМН. В тот же день расстрелян. Реабилитирован 3 ноября 1956 года.
Эзотерические темы, вопросы происхождения жизни и человечества, уступают в популярности сегодня, пожалуй, только развлекательным жанрам и боевикам. Наука каждый день ставит под сомнение старое позитивистское знание, за рамки которого так боятся выйти и ученые, и политики, и моралисты. Шамбала, гибель цивилизаций, хранители древней мудрости - это уже общие места повестки дня. А Барченко - одно из имен, чье присутствие обязательно в любом разговоре подобного типа. Это уже предмет нашей национальной гордости - как, к примеру, сюжет с тибетскими экспедициями ОГПУ и СС, Шеффером и Блюмкиным.
Христиане всегда помнили, что евреи пришли с Востока - от египетских пирамид, халдеев Вавилона, садов Семирамиды, библиотек Ниневии, «счастливой Аравии»… И неразрывно связывали их с магами и чародеями древности. Однако, проклиная магию евреев, при необходимости пользовались ею в своих целях. Христиане изготавливали и продавали «еврейские амулеты», футляры-мезузы с вложенными внутрь молитвами. Пушкин носил подарок Воронцовой - перстень-талисман с еврейской надписью. Потом выяснилось, что это была обычная печатка; «Симха, сын Иосифа». С помощью «еврейских заклинаний» искали клады, гадали. В немецком городе Кисинген в ратуше хранилась статуя еврея, который во время тридцатилетней войны, когда город осаждали шведы, отливал пули, всегда попадавшие в цель. А когда в «Век просвещения» заявили о себе хасиды, верившие в силу Кабалы, в волшебные чары своих учителей-ребе, по Европе прокатилась новая волна мистицизма. Мировая война, разрушившая три империи в Европе, переместила на новые квартиры и хасидов. Если до 1917 года в Северной столице проживали в основном евреи светские, либерально-буржуазные, то после переворота их заместили евреи из местечек Украины и Белоруссии - необразованные, напичканные религиозными суевериями. А вслед за ними в столицы потянулись и их наставники-хасиды.
Маген-Давид шестого ребе
11 октября 1925 года, в день празднования Симхат-Тора, к шестому любавичскому ребе Иосифу Ицхаку Шнеерсону, обосновавшемуся в Ленинграде, заявился из Москвы сотрудник ВСНХ Александр Барченко. Он заявил, что занимается «скрытой мудростью, основанной на толковании чисел, чтобы открывать скрытое и узнавать будущее», и, хотя считает себя человеком, достигшим высокого уровня посвящения, хочет обратиться к ребе с просьбой о помощи, ибо ребе -величайший мудрец-кабалист, «от которого ни один секрет не скрыт». Шнеерсон подумал, что к нему пришел умалишенный или провокатор, но гость показал документ «от профессоров Москвы», которые удостоверяли его нормальность. И еще показал удостоверения на свое имя от ВСНХ и ОГПУ. Подозрения вроде были сняты, но осторожный ребе Шнеерсон не стал откровенничать и отговорился тем, что найдет лучших консультантов по данному вопросу. Надо только подождать, пока те приедут из Екатеринослава. Барченко пообещал оплатить дорогу и командировочные расходы знатоков Талмуда и отбыл восвояси. Вскоре из Москвы он прислал в Ленинград несколько сот золотых рублей. Состоялась ли консультация по Кабале, неизвестно. Скорее всего, какой-то ответ Барченко получил. На том курьезная история вроде бы и закончилась. Хасид ни при каких обстоятельствах не мог поставить святую Кабалу на одну доску с «гойским мудрствованием».
Но поздним вечером 14 июня 1927 года на квартиру Шнеерсона явились следователи ленинградского ОГПУ Нахмансон и Лулов - сами из семей хасидов - в сопровождении солдат и председателя домкома и арестовали ребе. Ему вменялось «преподавание малолетним и несовершеннолетним религиозных вероучений», что наказывалось исправительно-трудовыми работами сроком до года. Но это квалифицировали также и как «контрреволюционный саботаж», что влекло за собой лишение свободы от одного года с конфискацией имущества. В качестве крайней меры 14-й пункт 58-й статьи предусматривал расстрел. Шнеерсон потом, в Америке, писал, что власти хотели его расстрелять, но помешала энергичная кампания протеста в России и за рубежом. Сначала расстрел заменили десятью годами на Соловках, а потом приговорили к трехлетней ссылке в Кострому.
Протесты, конечно, были. Бывшая жена Горького Екатерина Пешкова, возглавлявшая Общество помощи политическим ссыльным и заключенным, пошла к членам правительства и Менжинскому, обратилась к начальнику Ленинградского ОГПУ Мессингу. И меньше чем через месяц после ареста коллегия ОГПУ пересмотрела решение и отпустила ребе и его секретаря домой в Ленинград. А после обращения депутатов латвийского парламента, от которых зависело заключение торгового договора с СССР, Шнеерсону был разрешен выезд в Латвию. Он довольно скоро убрался в Польшу, затем, уже при немцах, сумел уйти в Америку.
Но что же все-таки произошло в действительности? Сам Шнеерсон вспоминал потом слова служащей канцелярии в тюрьме: «Двенадцать человек привезли этой ночью… служителей культа. И русских, и немцев, и поляков, одного муллу и одного еврея - это вас. А троих - одного русского, грузина и поляка - провели с охраной через темный коридор… прямо в третий отдел и оттуда - в подвал. Расстреляли без расследования». Что помешало чекистам расстрелять и его в экстренном порядке? В стране поднималась волна репрессий против «церковников», совсем недавно в Варшаве убили советского посла Петра Войкова. Религиозный «авторитет» в «колыбели Октября» был им, как бельмо на глазу.
Сыграло роль совсем, казалось бы, незначительное обстоятельство. Секретарь ребе Либерман, предупрежденный о визите, перед арестом сжег все компрометирующие документы, но нарочно оставил для чекистов переписку с «философом-мистиком» Барченко, который выпытывал у Шнеерсона тайну Маген-Давида. Барченко в тот визит 1925 года сообщил Щнеерсону жуткую вещь: у него есть разрешение на занятия тайной наукой, он организовал для этого специальное общество, «и многие из великих в это общество вошли». Речь шла о спецотделе ОГПУ, который возглавлял Глеб Бокий. Там интересовались тайными обществами, гипнозом, религиозными практиками манипуляции сознанием, сектами и многим другим. Барченко был сотрудником Бокия, который подчинялся напрямую ЦК партии. И расчет Шнеерсона оправдался.
В 1937 году, когда арестовали самого Бокия и Барченко с сотрудниками, на допросе всплыло: Шнеерсона освободили и выслали из СССР под давлением Бокия. Сначала чекисты Ленинграда попытались не заметить контакты Шнеерсона со спецотделом. Но в итоге Мессинг, отказавший самой Пешковой, в 1927 году не посмел спорить с начальником спецотдела. Вероятно, Шнеерсон знал об этом, но умолчал. Общение Барченко с ребе шло через бывшего сотрудника ОГПУ К. Шварца. Даже в Варшаве Шварц поддерживал с ним связь. А Шнеерсон не торопился отказываться от нее. Так продолжалось до 1937 года.
В переводе с санскрита слово shambhala означает «место покоя, безмятежного существования», иначе - «счастливая земля». Основной источник сведений о такой земле - книги священного буддийского канона Ганжура. Расположенная на севере мифического материка Джамбудвипа, который современные ученые обычно ассоциируют с Индийским субконтинентом, Шамбала окружена цепью высочайших гор и потому недоступна для людей остального мира. Там царят мир и благоденствие. Ее жители добродетельны и разумны; им неведомы болезни, голод и вообще какие-либо страдания. Большинство из них становятся совершенными существами (буддами) еще при жизни. Сведения о Шамбале проникли в Европу на исходе средних веков благодаря рассказам путешественников. Первыми о загадочной стране поведали португальские миссионеры-иезуиты Эстебан Качелла и Жоао Кабрал. В 1628 г., пытаясь пройти из Бутана в Катай (Cathay), т. е. Китай, они узнали о существовании неведомой им страны - Ксембала (Xembala). Сообщения о Шамбале долгое время оставались достоянием лишь географов и востоковедов. И только на рубеже XIX-XX веков, благодаря учению Е.Блаватской, тибетский миф о «Счастливой земле» становится известным широкой публике.
Турист, рабочий, матрос… и писатель
Барченко объезжал в 1925 году города и веси Советского Союза на предмет «объединения посвященных в Древнюю науку» оккультистов, масонов, суфиев, шаманов, дервишей, старообрядцев «Беловодья», хасидов-кабалистов, просто исследователей паранормальных явлений и умственных «индукций» типа Бернара Кажинского и далее - координации их «работы» с деятельностью Коминтерна. Был и в городе студенческой юности - Казани, и в Уфе, и в Крыму… По сути, идея «съезда» для обсуждения «насущных» проблем родилась в голове ученого закономерно. Ему нужно было «продемонстрировать» правительству размер явления и, соответственно, представить на его суд свои проекты. А тот факт, что задумка глянулась и чекистам, рассчитывавшим на дополнительный контроль за всем этим немарксистским умствованием, даже подпольем, которое нередко имело широкие международные связи, был логичен в лоне государственной науки. Примерно то же самое наблюдалось и в капстранах. Глеб Бокий наделил Барченко громадными полномочиями. И этот взлет вчерашнего дилетанта в оккультизме, этакого «лектора по распространению», многих старожилов и мэтров оккультизма привел в изумление.
Они помнили его по дореволюционным временам главным образом как автора журналов «Мир приключений», «Природа и люди», «Жизнь для всех», «Русский паломник» и др. Сюжеты произведений Барченко были по большей части навеяны его путешествиями или взяты из истории. Индия, Канада, Калифорния… Нельзя сказать, что он стал писателем в силу необходимости. Жизнь была поначалу благополучной и скучной: гимназия в Петербурге, медфак в Казани, Юрьеве… Переворот случился после встречи с приват-доцентом римского права Кривцовым. Он рассказал, что, будучи в Париже в обществе оккультиста Сент-Ив д'Альвейдро, познакомился с какими-то индусами. Эти индусы говорили, что в северо-западном Тибете в доисторические времена существовал очаг величайшей культуры, которой был известен особый, синтетический метод универсального знания, что положения европейской мистики и масонства представляют искаженные перепевы и отголоски древней науки. Надо искать ее! На смену университетским учебникам пришли сочинения мистиков. Поскольку папа-нотариус отказал в материальной поддержке будущему оккультисту, пришлось начать новую жизнь - в качестве туриста, рабочего, матроса. Вернувшись в Россию, Барченко пробовал два года жить «рукогаданием» в Боровичах - с разрешения полиции. Наконец, накопившиеся мысли и впечатления прорвались, и он взялся за сочинительство. Успех сделал его вхожим в салоны, теософские общества, телепатические кружки, редакции трансцендентальных изданий. А «Мир приключений» в 1914 году даже поместил на своих страницах два больших романа плодовитого беллетриста - «Доктор Черный» и «Из мрака».Тут уже было оформившееся буддийское мировоззрение: Гималаи, теософия, махатмы, йога, пещеры, тайное наследие исчезнувших цивилизаций. Автора некоторые уже принимали за мэтра.
Образованная публика шарахалась как от традиционных религий, застрявших в средневековье, так и от плоского и узкого буржуазного позитивизма. Вовсю шли поиски новой религиозно-философской формы. Секты, культы, маленькие кружковые «религии» заселяли столицу.
Очень успешны были буддисты. Еще в 1898 году Агван Доржиев устроил в Париже для международного бомонда показательную «буддийскую мессу». Европейцам, уставшим от агрессивной и напористой претензии священства руководить духовной жизнью народов, было по душе убеждение буддистов в том, что всякая религиозная пропаганда есть насилие над личностью. Удивлял эгоцентристов и альтруизм Востока.
В 1904 году в Тибет вторглись английские отряды, и далай-лама Тубден Чжамцо бежал из страны. В поисках покровителей буддисты обратили взор на Петербург. Здесь было немало англоманов, следовавших лондонской моде на восточную религию. Российскоподданный бурят Доржиев добился даже аудиенции у императора, но помощи тогда не получил - в России опасались осложнения отношений с Англией. Только через три года им разрешили выстроить молельню с общежитием. На открытии корреспонденты петербургских газет были удивлены: ожидали что-то из быта степняков - вышла импозантная пагода в красном финском граните и трехметровый Будда из алебастра. Интерьеры делал Рерих. В общем, северный модерн для европейских буддистов. Освящение прошло в день 300-летия Дома Романовых, в присутствии бомонда.
Очень хотелось быть «посвященным» и приобщенным к такому кругу. Но именитые оккультисты не склонны были пускать в свой круг нищих полуграмотных журналистов, тем более знакомить их с секретами своей кухни и позволять им сочинять с натуры «образы» героев репортажей и очерков. Барченко, которого неодолимо тянуло в «авторитетам», получил жестокий афронт, когда попытался завязать знакомство с Гурджиевым.
В 1912 году в Петербурге появился новый «столп веры» - Георгий Гурджиев, впоследствии приобретший мировую известность. Между прочим, он учился вместе со Сталиным в стенах одной семинарии. Его на эзотерические поиски тайных истин - «из уст в уста, через века» - подвигло маленькое потрясение. Отец пел ему в детстве песни о приключениях чудесного героя Гильгамеша, сравнявшегося с богами. Подросши, Георгий сильно удивился, узнав, что песни повторяли клинописные тексты с глиняных табличек вавилонской Ниневии - задолго до того, как тексты эти расшифровали. Он много странствовал по восточным странам, изучал тамошние мистические практики, знакомился с суфиями, магами, оккультистами. И разработал так называемый четвертый путь - «путь искусного человека», познающего истины без ухода от мира. Первые три - факира-суфия, йога и монаха. Он использовал бесконечную физическую муштру и обязательную для всех трудотерапию. И большинство учеников выполняли все физические задания без особого недовольства. Кроме того, занимались музыкой и танцами, которые Гурджиев без зазрения совести называл «священными плясками суфиев». Некоторые ученические группы довели эту «хореографию» до такого уровня, что впоследствии с большим успехом и за немалые по тем временам деньги выступали на сценах Нью-Йорка, Чикаго и Сан-Франциско... В общем, держал питомцев в состоянии постоянного экстаза в «постоянно осознанном состоянии», что очень нравилось женщинам. Может, так и следовало поступать с заросшими жирком буржуазными сынками и экзальтированными барышнями? Танцевали гурджиевские ученики внутри и по кругу огромной эннеаграммы, которая была нарисована на полу. Священнодействуя с этой рисованной девятиконечной звездой - по девяти египетским богам (Атун, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Осирис, Исида, Сет, Нефтида), ученики Гурджиева какими-то им одним доступными ритмами и телодвижениями выявляли в себе те самые девять типов человеческой личности, каковые в средние века выволакивали на свет Божий из глубин подсознания своих мюридов суфийские мюршиды.
К слову сказать, Платон, ученик Сократа, тоже различал девять типов души. По его классификации, в мире есть души мудрецов, царей, государственных деятелей, врачей, прорицателей, поэтов-художников, ремесленников, софистов и тиранов.
«В сердце Азии, в священном Тибете»
Осенью 1914 года, после того как Германия объявила войну России, Барченко оказался вольноопределяющимся в рядах действующей армии. Правда, ненадолго. Уже в 1915 году после тяжелого ранения он возвращается в Петербург. Вновь берется за перо - пережитое на поле брани подсказывает ему сюжеты «военных рассказов». Однако существование его в эти годы просто нищенское. Оказавшись в госпитале, не будучи аттестован на офицера, он был вынужден буквально клянчить пособие в 30 рублей для оплаты меблированных комнат. Потом новые униженные просьбы - на лечение, на прокормление семейства. Редакции не могли платить гонорары так же регулярно, как до войны. Пришлось выступать с публичными лекциями - «метать бисер перед свиньями».
Февральскую революцию Барченко встретил с энтузиазмом. Октябрьский переворот вызвал у него неприятие. Однако, когда первый шок прошел и обнаружилось, что конкурентное поле очистилось - многие «учителя» уехали подальше от «хамов», он начал рассматривать революцию в более позитивном свете - как «некоторую возможность для осуществления христианских идеалов» в противоположность «идеалам классовой борьбы и диктатуры пролетариата».
Как ни странно, не один он не спешил убраться из России. Было множество «кружков», под прикрытием которых одни кляли большевиков, другие обсуждали обострение религиозно-философских проблем. В «Сфинксе» Барченко пришлось однажды вступить в острую полемику с критиками Октябрьской революции, однако его «христианско-пацифистское выступление» не встретило понимания у присутствовавших, и он покинул собрание. Зато там же он легко сошелся с известным в Петрограде психографологом Константином Владимировым. Их познакомил знаменитый философ Лев Карсавин. Спектр эзотерических интересов Владимирова был необычайно широк: астрология, Кабала, карты Таро, розенкрейцерство, йога, герметизм, телепатия, магия. Он начал захаживать на квартиру к своему новому знакомому, один или с кем-нибудь из друзей, проявлял интерес к исследованиями в области «Древней науки». Потом Барченко вызвали в ЧК: кто-то донес о его «контрреволюционных высказываниях». Допрашивали два следователя, которые вели себя странно, совсем не по-чекистски: говорили, что не верят доносу, чрезвычайно интересовались его работой и даже просили разрешения бывать у него. Это были Эдуард Отто и Александр Рикс, товарищи Владимирова по службе. Впрочем, их скоро уволили из ЧК «за антисемитские настроения»: они вели дело поэта-террориста Леонида Каннегисера, убийцы Урицкого, и считали, что убийство - дело рук сионистов.
И когда Барченко под влиянием книги Сент-Ив д'Альвейдра о стране Агарта загорелся идеей отправиться в Центральную Азию - в Монголию и Тибет, чекисты поддержали его. Владимиров даже отвез лично проект в Наркоминдел. В некотором смысле чекисты хотели быть первыми в этом перспективном проекте и утереть нос НКИД.
К разработке планов экспедиции в Шамбалу-Агарту Барченко приступил весной 1920 года. Состав участников экспедиции намечался таким: два основных члена и шесть человек «прислуги», или конвоя. Затраты на свою экспедицию Барченко оценил в 79 тысяч рублей золотом. Отправиться в путь собирался осенью 1920 года. Однако проект отправили под сукно. Летом руководство рассматривало иной план. «Они больше всего желали бы устроить в Лхасе радиостанцию» - так характеризовали ученые люди планы большевиков.
Впрочем, Барченко всегда работал по нескольким направлениям. Посильную для него задачу - и рабочее место с жалованьем - в 1920 году предоставил Институт изучения мозга, организованный В.Бехтеревым. Его давно занимали опыты парапсихологического свойства по передаче мыслей на расстояние, которыми Барченко увлекся еще в 1911 году. Институт мозга на два года командировал Барченко на побережье Ледовитого океана в Мурман и в Лапландию «для обследования явления под названием мерячение». Бехтерева с юношеских лет интересовали массовые психозы у животных и людей. Он изучал связь между рационом питания (в частности, черным «кислым» хлебом, испеченным из муки, пораженной галлюциногенным грибком ржи) и средневековыми общественными движениями. Была мысль рассматривать любое, начиная с секты, социальное возмущение как результат психической заразы, распространяемой сильными индукторами-вожаками. А меряченье ученые полагали чем-то средним между припадком истерии и шаманским трансом. Особенно часто оно наблюдалось в то время среди коренного населения Крайнего Севера и Сибири, а также у малайцев, называвших его «прыгучкой», что позволяло говорить о мерячении как о «первобытном психоневрозе».
Далее Барченко отправился вглубь Кольского полуострова. Экспедиция эта, снаряженная уже по инициативе Мурманского губернского экономического совещания, началась в августе 1922 года. Потом его рассказы в прессе Петрограда о священном озеро Сейд - с «остатками колоссальных священных изображений, доисторическими просеками в девственной тайболе-чаще, полуобвалившимися подземными ходами-траншеями» - принесли ему огромную популярность и славу. Она не слишком померкла даже после экспедиций, сделавших прямо противоположные выводы «о следах так наз. «древней цивилизации в Лапландии». Сколько бы с той поры ни писали о «галлюцинациях» энтузиастов, отряды поисковиков каждый сезон заполняют берега озер Гипербореи.
В начале 1923 года, по возвращении из Мурмана, Барченко выступил в Институте мозга с докладом, в котором представил результаты своих наблюдений над явлением «мерячения». После этого Бехтерев включил Барченко в состав комиссии мысленного внушения при институте. А специальная комиссия Главнауки признала его исследования о «Древней науке» и приняла решение «углубить и поддержать исследования тов. Барченко путем немедленного предоставления ему из кредитов Главнауки средств на организацию биофизической лаборатории».
Лаборатория Главнауки
Размещалась лаборатория в здании Политехнического музея в Москве. Барченко главным образом был занят поверкой древней науки «универсальной схемой» - на соответствие современным знаниям. Исследования распространялись на все области: астрономию, химию, физику, минералогию, геологию, медицину, биологию, ботанику, архитектуру, историю, теорию музыки, морских и воздушных течений. И всюду применялась «универсальная схема». С ее помощью определили на глобусе местоположение центров «доисторической культуры». Эту же схему они «наложили» на рисунок внутренних органов человека и выявили их связь с определенными минералами и металлами. При «наложении» УС на снимок фасада Реймского собора выяснилось, что схема была хорошо известна средневековым зодчим в Западной Европе. Доподлинно неизвестно, что собой представляла эта схема. Но, скорей всего, это был «археометр» Сент-Ива - устройство, состоящее из подвижных концентрических окружностей, в которые вписаны различные «элементы соответствий» - буквы древних алфавитов, ноты, цвета, знаки планет и другие символы. Над созданием этого загадочного инструмента, ключа к «синтетическим знаниям» древних, Сент-Ив трудился около 15 лет.
Древние знали, утверждает Сент-Ив, о вращении Земли вокруг Солнца, о законах всемирного тяготения и морских приливов. Они умели пользоваться телескопом, микроскопом и маятником. Они открыли применение камеры обскуры и оптических устройств. Им были известны способы обработки металлов и стекла. И т. д., и т. п. «Древние» - это, по определению Сент-Ива, представители многих, последовательно сменявших друг друга на земле цивилизаций, предшествовавших появлению нынешней цивилизации. Почему их знания не сохранились до нашего времени, спрашивает он, и почему мы обретаем их вновь столь медленно и трудно? Исчезновение совершенной «Древней науки» Сент-Ив объясняет тремя причинами: апокалипсической гибелью цивилизаций в результате геопланетарных катастроф, уничтожением многих документов варварами и инквизицией, умышленным сокрытием «синтеза своих знаний» древними корпорациями ученых в священных текстах, символических легендах, геометрических чертежах, с тем чтобы в будущем ими могли воспользоваться достойные представители новой духовной элиты.
Сотрудники расчертили поверхность земного шара «по универсальной схеме» и получил сетку из правильных пятиугольников - пентасистему. «По граням легли горные хребты; окружностям подчинились морские и воздушные течения. Некоторые точки указали на центры древней культуры». Сегодня пишут так: «…наша планета - пентасистема. По последним представлениям, Земля - это кристалл, имеющий форму додэкаэдра, вложенного в косаэдр. Наиболее близкой моделью Земли является футбольный мяч, покрышка которого состоит из пятиугольников. Впервые эта гипотеза была высказана одним советским геологом в конце 20-х годов. По осям этого гипотетического кристалла должны концентрироваться полезные ископаемые, наблюдаться геофизические аномалии: может быть, здесь прячется разгадка тайн Бермудского треугольника, расположение древних цивилизаций и т. п.»
Одни писали по поводу их изысканий, что «это революция в науке», другие, вроде секретаря Академии наук Ольденбурга, были настроены куда более скептически. Правда, критикуя Барченко на публике, тот же Ольденбург в кулуарах расточал ему комплименты и говорил: «Этого нельзя опубликовать». Барченко устраивал семинары-совещания для ученых и чиновников. У него был план: познакомить с достижениями «Древней науки» высшее советское руководство и побудить к установлению контактов с главным центром доисторической культуры на Востоке - с Шамбалой. Барченко, видимо, хотел прямого контакта с первыми лицами. Своими планами он делился с Доржиевым, с крупнейшими ориенталистами-буддологами, рассчитывая при их протекции получить доступ в высшие правительственные сферы. Однако те, видя в нем конкурента на экспедиционные деньги и внимание начальства, отнеслись к затее неодобрительно и постарались от нее отмежеваться.
ЕТБ
Барченко понял, что действовать надо через своих друзей-«чекушников». Те живо откликнулись и решили свести его с начальником спецотдела ОГПУ Глебом Бокием. Барченко написал письмо Дзержинскому, в котором рассказал о себе и своей работе. Друзья отвезли его на Лубянку, связались с Бокием. Скоро в Ленинграде появился заведующий секретно-политическим отделом ОГПУ Агранов, который встретился с Барченко на одной из чекистских квартир. Агранову понравился план установления контактов с «замкнутым научным коллективом на Тибете». Предстояло представление проекта на коллегии ОГПУ в Москве.
Из записок Барченко: «Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Бокий специально поставил вопрос в самый конец повестки. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова удалось добиться благоприятного решения о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую-либо пользу, сделать это». К середине апреля Бокию удалось решить главную проблему, связанную с финансированием экспедиции. Средства, выделенные ОГПУ, составили весьма внушительную сумму - 100 тысяч рублей золотом, или 600 тысяч долларов. Совершенно очевидно, что Дзержинский и ГПУ связывали с экспедицией далеко идущие собственные планы. Наконец-то Барченко попал на настоящую интригу мирового масштаба. Он и новое престижное место работы в 1925 году, после разрыва с Ольденбургом, приобрел - научно-технический отдел ВСНХ.
Лев Разгон, зять Бокия и сотрудник спецотдела, вспоминал, что у Бокия трудились бывшие гадалки, спиритуалисты, сотрудники охранки, которые расшифровывали переписку революционеров и немецких шпионов, изобретатели спецбумаги для тяжеленных шифровальных книг, гарантировавшие мгновенное уничтожение секретных книг… Здесь изучалось все, имеющее хотя бы оттенок аномального или таинственного. Когда после доклада на коллегии Барченко и Бокий разговорились, ученый сказал фразу, изменившую жизнь обоих собеседников: «...контакт с Шамбалой способен вывести человечество из кровавого тупика безумия, той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет».
Нет ничего удивительного, что вскоре на конспиративной квартире, указанной Бокием, в обстановке строгой секретности собрались люди, близкие лично ему, чтобы создать московский центр «Единого трудового братства». Барченко поставил вопрос ребром. Прошла страшная, разрушительная революция, и почти сразу после нее ввели НЭП. Значит ли это, что все жертвы были впустую? Что - впереди новые революции? Докладчик объявил, что ключ к решению проблем находится в Шамбале-Агарти, этом конспиративном очаге, где сохраняются остатки знаний и опыта того общества, которое находилось на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем общество современное. А поскольку это так, необходимо выяснить пути в Шамбалу и установить с нею связь. Главным для этого могли бы быть люди, свободные от привязанности к вещам, личного обогащения, от эгоизма. В качестве постулатов для родившегося тогда кружка приняли отрицание классовой борьбы, уважение религиозных культов.
Барченко разрабатывает методику выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов. В таких ситуациях даже проводились спиритические сеансы. Ученый выступает консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, медиумов и гипнотизеров, которых в конце 20-х годов активно использует в своей работе спецотдел. Для проверки этих деятелей оборудовали «черную комнату» в здании ГПУ.
Скоро Барченко стал читать сотрудникам отдела курс лекций по оккультизму. Вне стен ОГПУ к слушателям присоединялись член ЦК партии Москвин, заместитель народного комиссара иностранных дел Стомоняков, курировавший в своем ведомстве направление Синьцзян-Тибет, даже Ягода там бывал. Среди других поручений, которые давал начальник спецотдела Александру Барченко, была, например, подготовка большой операции по привлечению на сторону Советской власти различных оккультных организаций.
По-настоящему большим проектом из тех, которыми руководил Барченко, стала организация «экспедиции от ВСНХ» в Шамбалу, которая, согласно планам ЕТБ, должна была отправиться в Афганистан и Синьцзян в конце лета 1925 года. Но эта затея провалилась. Чичерин, поначалу вполне благожелательный к идее, разозлился, когда узнал, что его собеседники из ГПУ обратились в афганское посольство, минуя отдел виз Наркоминдела. И отозвал положительное заключение из ЦК. Потом он стал разрабатывать проект по линии своего ведомства. Интриговали против Бокия и начальник иностранной разведки ГПУ Трилиссер с заместителем председателя Ягодой. А в 1926 году умер Дзержинский, главная надежда Бокия и Барченко.
Можно заключить, что просвещение вождей посредством эзотерического знания и попытка связать их с духовными водителями мира, обитающими в Шамбале, были заведомо провальными. Не могли партийные функционеры откликнуться на это. Но можно связать это с выступлением зиновьевско-троцкистской оппозиции, с брожением в партийных рядах, с возможным присутствием в сюжете Троцкого, который критиковал сталинскую политику в Китае. Барченко был связан в Москве с женой Троцкого. Рано или поздно его должны были «прихватить».
В 1927 году защитил Бокий. Владимиров, с изумлением узнавший, что состоит в английских шпионах через свою подружку 1919 года Фриду Лесман, погиб в 1928 году. Барченко и его товарищ Шварц еще пытались напрямую встретиться с Ворошиловым, добиться приема у Сталина.
В мае 1937 года арестовали Бокия. Он покаялся в организовации в 1925 году вместе с Барченко масонской ложи. «Органы» отреагировали на последнее заявление Бокия серией арестов. Обвинительная формула Барченко звучала совершенно стандартно: создание «масонской контрреволюционной террористической организации Единое Трудовое Братство». Следователи присвоили московскому кружку Барченко особое название - «Шамбала-Дюнхор», что, по-видимому, должно было говорить о «маскировке» шпионской работы «лже-научной деятельностью». В ходе следствия по делу Барченко был сфабрикован новый миф о Шамбале как некой конспиративно-заговорщической организации восточных мистиков-масонов, используемой Англией для подрыва мощи СССР.
Две жены, ученицы, коммуна
Пожив для опыта в буддистском общежитии, Барченко организовал коммуну в петроградской квартире. Отдали родственникам дорогую мебель, себе оставили железные кровати из людской, несколько стульев и пианино. Скоро и от них избавились - спали прямо на полу, на войлоке, пока Барченко, прекрасный плотник, не наделал топчанов и лавок.
Единственной собственностью Александра Васильевича были книги, готовальня и пишущая машинка. Ходил он в старом полушубке, туго подпоясанном ремнем, старой офицерской фуражке без кокарды и в хороших хромовых сапогах, всегда идеально начищенных. Обручальные кольца - свое и жены Ольги - «отдал в ночлежку на покупку гостинцев для ребят на елку». Вообще Барченко часто заглядывал в городские ночлежки - каждый год беспризорным детям «устраивал елку с гостинцем». Приводил с улицы беспризорников и оставлял на какое-то время у себя, в квартире-коммуне. Потом гаврошей устраивали в детдом или в интернат.
Широкоплечий, довольно высокого роста, с копной седеющих волос и неизменным пенсне на носу, Барченко был прирожденным лидером, и все беспрекословно подчинялись ему… Он часто уезжал, а когда возвращался, сразу же начинал наводить порядок. Распределял обязанности, устанавливал часы для работы, для отдыха, для бесед - все жестко регламентировано.
Барченко решил научить женщин ткацкому ремеслу. И они ходили к частной ткачихе, у которой дома был ткацкий станок. Но самим купить станок не удалось, и дело заглохло. Пробовали женщины, опять же по подсказке Барченко, заниматься и швейным делом, для чего поступили на курсы кройки и шитья. Правда, и здесь как-то не заладилось. Обучал Барченко своих учеников и учениц и плотницкому делу.
В коммуну входили две жены Барченко, бывшая и новая, ученицы, соратники-мужчины. Жили по образцам, опробованным народниками лет за сорок до них. Все было общее. Женщины дежурили по хозяйству в очередь по неделе. За столом часто разбирали поведение того или другого, его ошибки, дурные поступки. По вечерам за столом Александр Васильевич иногда читал стихи Некрасова, Пушкина, Есенина.
…О Барченко можно всяко судить, но отрицать его морально-этическую последовательность невозможно. Провозглашая что-либо, он был готов с того же момента соответствовать этому и в жизни.
Андрей Крючков
("Элита Татарстана", Казань)
Эзотерические темы, вопросы происхождения жизни и человечества, уступают в популярности сегодня, пожалуй, только развлекательным жанрам и боевикам. Наука каждый день ставит под сомнение старое позитивистское знание, за рамки которого так боятся выйти и ученые, и политики, и моралисты. Шамбала, гибель цивилизаций, хранители древней мудрости - это уже общие места повестки дня. А Барченко - одно из имен, чье присутствие обязательно в любом разговоре подобного типа. Это уже предмет нашей национальной гордости - как, к примеру, сюжет с тибетскими экспедициями ОГПУ и СС, Шеффером и Блюмкиным.
Христиане всегда помнили, что евреи пришли с Востока - от египетских пирамид, халдеев Вавилона, садов Семирамиды, библиотек Ниневии, «счастливой Аравии»… И неразрывно связывали их с магами и чародеями древности. Однако, проклиная магию евреев, при необходимости пользовались ею в своих целях. Христиане изготавливали и продавали «еврейские амулеты», футляры-мезузы с вложенными внутрь молитвами. Пушкин носил подарок Воронцовой - перстень-талисман с еврейской надписью. Потом выяснилось, что это была обычная печатка; «Симха, сын Иосифа». С помощью «еврейских заклинаний» искали клады, гадали. В немецком городе Кисинген в ратуше хранилась статуя еврея, который во время тридцатилетней войны, когда город осаждали шведы, отливал пули, всегда попадавшие в цель. А когда в «Век просвещения» заявили о себе хасиды, верившие в силу Кабалы, в волшебные чары своих учителей-ребе, по Европе прокатилась новая волна мистицизма. Мировая война, разрушившая три империи в Европе, переместила на новые квартиры и хасидов. Если до 1917 года в Северной столице проживали в основном евреи светские, либерально-буржуазные, то после переворота их заместили евреи из местечек Украины и Белоруссии - необразованные, напичканные религиозными суевериями. А вслед за ними в столицы потянулись и их наставники-хасиды.
Маген-Давид шестого ребе
11 октября 1925 года, в день празднования Симхат-Тора, к шестому любавичскому ребе Иосифу Ицхаку Шнеерсону, обосновавшемуся в Ленинграде, заявился из Москвы сотрудник ВСНХ Александр Барченко. Он заявил, что занимается «скрытой мудростью, основанной на толковании чисел, чтобы открывать скрытое и узнавать будущее», и, хотя считает себя человеком, достигшим высокого уровня посвящения, хочет обратиться к ребе с просьбой о помощи, ибо ребе -величайший мудрец-кабалист, «от которого ни один секрет не скрыт». Шнеерсон подумал, что к нему пришел умалишенный или провокатор, но гость показал документ «от профессоров Москвы», которые удостоверяли его нормальность. И еще показал удостоверения на свое имя от ВСНХ и ОГПУ. Подозрения вроде были сняты, но осторожный ребе Шнеерсон не стал откровенничать и отговорился тем, что найдет лучших консультантов по данному вопросу. Надо только подождать, пока те приедут из Екатеринослава. Барченко пообещал оплатить дорогу и командировочные расходы знатоков Талмуда и отбыл восвояси. Вскоре из Москвы он прислал в Ленинград несколько сот золотых рублей. Состоялась ли консультация по Кабале, неизвестно. Скорее всего, какой-то ответ Барченко получил. На том курьезная история вроде бы и закончилась. Хасид ни при каких обстоятельствах не мог поставить святую Кабалу на одну доску с «гойским мудрствованием».
Но поздним вечером 14 июня 1927 года на квартиру Шнеерсона явились следователи ленинградского ОГПУ Нахмансон и Лулов - сами из семей хасидов - в сопровождении солдат и председателя домкома и арестовали ребе. Ему вменялось «преподавание малолетним и несовершеннолетним религиозных вероучений», что наказывалось исправительно-трудовыми работами сроком до года. Но это квалифицировали также и как «контрреволюционный саботаж», что влекло за собой лишение свободы от одного года с конфискацией имущества. В качестве крайней меры 14-й пункт 58-й статьи предусматривал расстрел. Шнеерсон потом, в Америке, писал, что власти хотели его расстрелять, но помешала энергичная кампания протеста в России и за рубежом. Сначала расстрел заменили десятью годами на Соловках, а потом приговорили к трехлетней ссылке в Кострому.
Протесты, конечно, были. Бывшая жена Горького Екатерина Пешкова, возглавлявшая Общество помощи политическим ссыльным и заключенным, пошла к членам правительства и Менжинскому, обратилась к начальнику Ленинградского ОГПУ Мессингу. И меньше чем через месяц после ареста коллегия ОГПУ пересмотрела решение и отпустила ребе и его секретаря домой в Ленинград. А после обращения депутатов латвийского парламента, от которых зависело заключение торгового договора с СССР, Шнеерсону был разрешен выезд в Латвию. Он довольно скоро убрался в Польшу, затем, уже при немцах, сумел уйти в Америку.
Но что же все-таки произошло в действительности? Сам Шнеерсон вспоминал потом слова служащей канцелярии в тюрьме: «Двенадцать человек привезли этой ночью… служителей культа. И русских, и немцев, и поляков, одного муллу и одного еврея - это вас. А троих - одного русского, грузина и поляка - провели с охраной через темный коридор… прямо в третий отдел и оттуда - в подвал. Расстреляли без расследования». Что помешало чекистам расстрелять и его в экстренном порядке? В стране поднималась волна репрессий против «церковников», совсем недавно в Варшаве убили советского посла Петра Войкова. Религиозный «авторитет» в «колыбели Октября» был им, как бельмо на глазу.
Сыграло роль совсем, казалось бы, незначительное обстоятельство. Секретарь ребе Либерман, предупрежденный о визите, перед арестом сжег все компрометирующие документы, но нарочно оставил для чекистов переписку с «философом-мистиком» Барченко, который выпытывал у Шнеерсона тайну Маген-Давида. Барченко в тот визит 1925 года сообщил Щнеерсону жуткую вещь: у него есть разрешение на занятия тайной наукой, он организовал для этого специальное общество, «и многие из великих в это общество вошли». Речь шла о спецотделе ОГПУ, который возглавлял Глеб Бокий. Там интересовались тайными обществами, гипнозом, религиозными практиками манипуляции сознанием, сектами и многим другим. Барченко был сотрудником Бокия, который подчинялся напрямую ЦК партии. И расчет Шнеерсона оправдался.
В 1937 году, когда арестовали самого Бокия и Барченко с сотрудниками, на допросе всплыло: Шнеерсона освободили и выслали из СССР под давлением Бокия. Сначала чекисты Ленинграда попытались не заметить контакты Шнеерсона со спецотделом. Но в итоге Мессинг, отказавший самой Пешковой, в 1927 году не посмел спорить с начальником спецотдела. Вероятно, Шнеерсон знал об этом, но умолчал. Общение Барченко с ребе шло через бывшего сотрудника ОГПУ К. Шварца. Даже в Варшаве Шварц поддерживал с ним связь. А Шнеерсон не торопился отказываться от нее. Так продолжалось до 1937 года.
В переводе с санскрита слово shambhala означает «место покоя, безмятежного существования», иначе - «счастливая земля». Основной источник сведений о такой земле - книги священного буддийского канона Ганжура. Расположенная на севере мифического материка Джамбудвипа, который современные ученые обычно ассоциируют с Индийским субконтинентом, Шамбала окружена цепью высочайших гор и потому недоступна для людей остального мира. Там царят мир и благоденствие. Ее жители добродетельны и разумны; им неведомы болезни, голод и вообще какие-либо страдания. Большинство из них становятся совершенными существами (буддами) еще при жизни. Сведения о Шамбале проникли в Европу на исходе средних веков благодаря рассказам путешественников. Первыми о загадочной стране поведали португальские миссионеры-иезуиты Эстебан Качелла и Жоао Кабрал. В 1628 г., пытаясь пройти из Бутана в Катай (Cathay), т. е. Китай, они узнали о существовании неведомой им страны - Ксембала (Xembala). Сообщения о Шамбале долгое время оставались достоянием лишь географов и востоковедов. И только на рубеже XIX-XX веков, благодаря учению Е.Блаватской, тибетский миф о «Счастливой земле» становится известным широкой публике.
Турист, рабочий, матрос… и писатель
Барченко объезжал в 1925 году города и веси Советского Союза на предмет «объединения посвященных в Древнюю науку» оккультистов, масонов, суфиев, шаманов, дервишей, старообрядцев «Беловодья», хасидов-кабалистов, просто исследователей паранормальных явлений и умственных «индукций» типа Бернара Кажинского и далее - координации их «работы» с деятельностью Коминтерна. Был и в городе студенческой юности - Казани, и в Уфе, и в Крыму… По сути, идея «съезда» для обсуждения «насущных» проблем родилась в голове ученого закономерно. Ему нужно было «продемонстрировать» правительству размер явления и, соответственно, представить на его суд свои проекты. А тот факт, что задумка глянулась и чекистам, рассчитывавшим на дополнительный контроль за всем этим немарксистским умствованием, даже подпольем, которое нередко имело широкие международные связи, был логичен в лоне государственной науки. Примерно то же самое наблюдалось и в капстранах. Глеб Бокий наделил Барченко громадными полномочиями. И этот взлет вчерашнего дилетанта в оккультизме, этакого «лектора по распространению», многих старожилов и мэтров оккультизма привел в изумление.
Они помнили его по дореволюционным временам главным образом как автора журналов «Мир приключений», «Природа и люди», «Жизнь для всех», «Русский паломник» и др. Сюжеты произведений Барченко были по большей части навеяны его путешествиями или взяты из истории. Индия, Канада, Калифорния… Нельзя сказать, что он стал писателем в силу необходимости. Жизнь была поначалу благополучной и скучной: гимназия в Петербурге, медфак в Казани, Юрьеве… Переворот случился после встречи с приват-доцентом римского права Кривцовым. Он рассказал, что, будучи в Париже в обществе оккультиста Сент-Ив д'Альвейдро, познакомился с какими-то индусами. Эти индусы говорили, что в северо-западном Тибете в доисторические времена существовал очаг величайшей культуры, которой был известен особый, синтетический метод универсального знания, что положения европейской мистики и масонства представляют искаженные перепевы и отголоски древней науки. Надо искать ее! На смену университетским учебникам пришли сочинения мистиков. Поскольку папа-нотариус отказал в материальной поддержке будущему оккультисту, пришлось начать новую жизнь - в качестве туриста, рабочего, матроса. Вернувшись в Россию, Барченко пробовал два года жить «рукогаданием» в Боровичах - с разрешения полиции. Наконец, накопившиеся мысли и впечатления прорвались, и он взялся за сочинительство. Успех сделал его вхожим в салоны, теософские общества, телепатические кружки, редакции трансцендентальных изданий. А «Мир приключений» в 1914 году даже поместил на своих страницах два больших романа плодовитого беллетриста - «Доктор Черный» и «Из мрака».Тут уже было оформившееся буддийское мировоззрение: Гималаи, теософия, махатмы, йога, пещеры, тайное наследие исчезнувших цивилизаций. Автора некоторые уже принимали за мэтра.
Образованная публика шарахалась как от традиционных религий, застрявших в средневековье, так и от плоского и узкого буржуазного позитивизма. Вовсю шли поиски новой религиозно-философской формы. Секты, культы, маленькие кружковые «религии» заселяли столицу.
Очень успешны были буддисты. Еще в 1898 году Агван Доржиев устроил в Париже для международного бомонда показательную «буддийскую мессу». Европейцам, уставшим от агрессивной и напористой претензии священства руководить духовной жизнью народов, было по душе убеждение буддистов в том, что всякая религиозная пропаганда есть насилие над личностью. Удивлял эгоцентристов и альтруизм Востока.
В 1904 году в Тибет вторглись английские отряды, и далай-лама Тубден Чжамцо бежал из страны. В поисках покровителей буддисты обратили взор на Петербург. Здесь было немало англоманов, следовавших лондонской моде на восточную религию. Российскоподданный бурят Доржиев добился даже аудиенции у императора, но помощи тогда не получил - в России опасались осложнения отношений с Англией. Только через три года им разрешили выстроить молельню с общежитием. На открытии корреспонденты петербургских газет были удивлены: ожидали что-то из быта степняков - вышла импозантная пагода в красном финском граните и трехметровый Будда из алебастра. Интерьеры делал Рерих. В общем, северный модерн для европейских буддистов. Освящение прошло в день 300-летия Дома Романовых, в присутствии бомонда.
Очень хотелось быть «посвященным» и приобщенным к такому кругу. Но именитые оккультисты не склонны были пускать в свой круг нищих полуграмотных журналистов, тем более знакомить их с секретами своей кухни и позволять им сочинять с натуры «образы» героев репортажей и очерков. Барченко, которого неодолимо тянуло в «авторитетам», получил жестокий афронт, когда попытался завязать знакомство с Гурджиевым.
В 1912 году в Петербурге появился новый «столп веры» - Георгий Гурджиев, впоследствии приобретший мировую известность. Между прочим, он учился вместе со Сталиным в стенах одной семинарии. Его на эзотерические поиски тайных истин - «из уст в уста, через века» - подвигло маленькое потрясение. Отец пел ему в детстве песни о приключениях чудесного героя Гильгамеша, сравнявшегося с богами. Подросши, Георгий сильно удивился, узнав, что песни повторяли клинописные тексты с глиняных табличек вавилонской Ниневии - задолго до того, как тексты эти расшифровали. Он много странствовал по восточным странам, изучал тамошние мистические практики, знакомился с суфиями, магами, оккультистами. И разработал так называемый четвертый путь - «путь искусного человека», познающего истины без ухода от мира. Первые три - факира-суфия, йога и монаха. Он использовал бесконечную физическую муштру и обязательную для всех трудотерапию. И большинство учеников выполняли все физические задания без особого недовольства. Кроме того, занимались музыкой и танцами, которые Гурджиев без зазрения совести называл «священными плясками суфиев». Некоторые ученические группы довели эту «хореографию» до такого уровня, что впоследствии с большим успехом и за немалые по тем временам деньги выступали на сценах Нью-Йорка, Чикаго и Сан-Франциско... В общем, держал питомцев в состоянии постоянного экстаза в «постоянно осознанном состоянии», что очень нравилось женщинам. Может, так и следовало поступать с заросшими жирком буржуазными сынками и экзальтированными барышнями? Танцевали гурджиевские ученики внутри и по кругу огромной эннеаграммы, которая была нарисована на полу. Священнодействуя с этой рисованной девятиконечной звездой - по девяти египетским богам (Атун, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Осирис, Исида, Сет, Нефтида), ученики Гурджиева какими-то им одним доступными ритмами и телодвижениями выявляли в себе те самые девять типов человеческой личности, каковые в средние века выволакивали на свет Божий из глубин подсознания своих мюридов суфийские мюршиды.
К слову сказать, Платон, ученик Сократа, тоже различал девять типов души. По его классификации, в мире есть души мудрецов, царей, государственных деятелей, врачей, прорицателей, поэтов-художников, ремесленников, софистов и тиранов.
«В сердце Азии, в священном Тибете»
Осенью 1914 года, после того как Германия объявила войну России, Барченко оказался вольноопределяющимся в рядах действующей армии. Правда, ненадолго. Уже в 1915 году после тяжелого ранения он возвращается в Петербург. Вновь берется за перо - пережитое на поле брани подсказывает ему сюжеты «военных рассказов». Однако существование его в эти годы просто нищенское. Оказавшись в госпитале, не будучи аттестован на офицера, он был вынужден буквально клянчить пособие в 30 рублей для оплаты меблированных комнат. Потом новые униженные просьбы - на лечение, на прокормление семейства. Редакции не могли платить гонорары так же регулярно, как до войны. Пришлось выступать с публичными лекциями - «метать бисер перед свиньями».
Февральскую революцию Барченко встретил с энтузиазмом. Октябрьский переворот вызвал у него неприятие. Однако, когда первый шок прошел и обнаружилось, что конкурентное поле очистилось - многие «учителя» уехали подальше от «хамов», он начал рассматривать революцию в более позитивном свете - как «некоторую возможность для осуществления христианских идеалов» в противоположность «идеалам классовой борьбы и диктатуры пролетариата».
Как ни странно, не один он не спешил убраться из России. Было множество «кружков», под прикрытием которых одни кляли большевиков, другие обсуждали обострение религиозно-философских проблем. В «Сфинксе» Барченко пришлось однажды вступить в острую полемику с критиками Октябрьской революции, однако его «христианско-пацифистское выступление» не встретило понимания у присутствовавших, и он покинул собрание. Зато там же он легко сошелся с известным в Петрограде психографологом Константином Владимировым. Их познакомил знаменитый философ Лев Карсавин. Спектр эзотерических интересов Владимирова был необычайно широк: астрология, Кабала, карты Таро, розенкрейцерство, йога, герметизм, телепатия, магия. Он начал захаживать на квартиру к своему новому знакомому, один или с кем-нибудь из друзей, проявлял интерес к исследованиями в области «Древней науки». Потом Барченко вызвали в ЧК: кто-то донес о его «контрреволюционных высказываниях». Допрашивали два следователя, которые вели себя странно, совсем не по-чекистски: говорили, что не верят доносу, чрезвычайно интересовались его работой и даже просили разрешения бывать у него. Это были Эдуард Отто и Александр Рикс, товарищи Владимирова по службе. Впрочем, их скоро уволили из ЧК «за антисемитские настроения»: они вели дело поэта-террориста Леонида Каннегисера, убийцы Урицкого, и считали, что убийство - дело рук сионистов.
И когда Барченко под влиянием книги Сент-Ив д'Альвейдра о стране Агарта загорелся идеей отправиться в Центральную Азию - в Монголию и Тибет, чекисты поддержали его. Владимиров даже отвез лично проект в Наркоминдел. В некотором смысле чекисты хотели быть первыми в этом перспективном проекте и утереть нос НКИД.
К разработке планов экспедиции в Шамбалу-Агарту Барченко приступил весной 1920 года. Состав участников экспедиции намечался таким: два основных члена и шесть человек «прислуги», или конвоя. Затраты на свою экспедицию Барченко оценил в 79 тысяч рублей золотом. Отправиться в путь собирался осенью 1920 года. Однако проект отправили под сукно. Летом руководство рассматривало иной план. «Они больше всего желали бы устроить в Лхасе радиостанцию» - так характеризовали ученые люди планы большевиков.
Впрочем, Барченко всегда работал по нескольким направлениям. Посильную для него задачу - и рабочее место с жалованьем - в 1920 году предоставил Институт изучения мозга, организованный В.Бехтеревым. Его давно занимали опыты парапсихологического свойства по передаче мыслей на расстояние, которыми Барченко увлекся еще в 1911 году. Институт мозга на два года командировал Барченко на побережье Ледовитого океана в Мурман и в Лапландию «для обследования явления под названием мерячение». Бехтерева с юношеских лет интересовали массовые психозы у животных и людей. Он изучал связь между рационом питания (в частности, черным «кислым» хлебом, испеченным из муки, пораженной галлюциногенным грибком ржи) и средневековыми общественными движениями. Была мысль рассматривать любое, начиная с секты, социальное возмущение как результат психической заразы, распространяемой сильными индукторами-вожаками. А меряченье ученые полагали чем-то средним между припадком истерии и шаманским трансом. Особенно часто оно наблюдалось в то время среди коренного населения Крайнего Севера и Сибири, а также у малайцев, называвших его «прыгучкой», что позволяло говорить о мерячении как о «первобытном психоневрозе».
Далее Барченко отправился вглубь Кольского полуострова. Экспедиция эта, снаряженная уже по инициативе Мурманского губернского экономического совещания, началась в августе 1922 года. Потом его рассказы в прессе Петрограда о священном озеро Сейд - с «остатками колоссальных священных изображений, доисторическими просеками в девственной тайболе-чаще, полуобвалившимися подземными ходами-траншеями» - принесли ему огромную популярность и славу. Она не слишком померкла даже после экспедиций, сделавших прямо противоположные выводы «о следах так наз. «древней цивилизации в Лапландии». Сколько бы с той поры ни писали о «галлюцинациях» энтузиастов, отряды поисковиков каждый сезон заполняют берега озер Гипербореи.
В начале 1923 года, по возвращении из Мурмана, Барченко выступил в Институте мозга с докладом, в котором представил результаты своих наблюдений над явлением «мерячения». После этого Бехтерев включил Барченко в состав комиссии мысленного внушения при институте. А специальная комиссия Главнауки признала его исследования о «Древней науке» и приняла решение «углубить и поддержать исследования тов. Барченко путем немедленного предоставления ему из кредитов Главнауки средств на организацию биофизической лаборатории».
Лаборатория Главнауки
Размещалась лаборатория в здании Политехнического музея в Москве. Барченко главным образом был занят поверкой древней науки «универсальной схемой» - на соответствие современным знаниям. Исследования распространялись на все области: астрономию, химию, физику, минералогию, геологию, медицину, биологию, ботанику, архитектуру, историю, теорию музыки, морских и воздушных течений. И всюду применялась «универсальная схема». С ее помощью определили на глобусе местоположение центров «доисторической культуры». Эту же схему они «наложили» на рисунок внутренних органов человека и выявили их связь с определенными минералами и металлами. При «наложении» УС на снимок фасада Реймского собора выяснилось, что схема была хорошо известна средневековым зодчим в Западной Европе. Доподлинно неизвестно, что собой представляла эта схема. Но, скорей всего, это был «археометр» Сент-Ива - устройство, состоящее из подвижных концентрических окружностей, в которые вписаны различные «элементы соответствий» - буквы древних алфавитов, ноты, цвета, знаки планет и другие символы. Над созданием этого загадочного инструмента, ключа к «синтетическим знаниям» древних, Сент-Ив трудился около 15 лет.
Древние знали, утверждает Сент-Ив, о вращении Земли вокруг Солнца, о законах всемирного тяготения и морских приливов. Они умели пользоваться телескопом, микроскопом и маятником. Они открыли применение камеры обскуры и оптических устройств. Им были известны способы обработки металлов и стекла. И т. д., и т. п. «Древние» - это, по определению Сент-Ива, представители многих, последовательно сменявших друг друга на земле цивилизаций, предшествовавших появлению нынешней цивилизации. Почему их знания не сохранились до нашего времени, спрашивает он, и почему мы обретаем их вновь столь медленно и трудно? Исчезновение совершенной «Древней науки» Сент-Ив объясняет тремя причинами: апокалипсической гибелью цивилизаций в результате геопланетарных катастроф, уничтожением многих документов варварами и инквизицией, умышленным сокрытием «синтеза своих знаний» древними корпорациями ученых в священных текстах, символических легендах, геометрических чертежах, с тем чтобы в будущем ими могли воспользоваться достойные представители новой духовной элиты.
Сотрудники расчертили поверхность земного шара «по универсальной схеме» и получил сетку из правильных пятиугольников - пентасистему. «По граням легли горные хребты; окружностям подчинились морские и воздушные течения. Некоторые точки указали на центры древней культуры». Сегодня пишут так: «…наша планета - пентасистема. По последним представлениям, Земля - это кристалл, имеющий форму додэкаэдра, вложенного в косаэдр. Наиболее близкой моделью Земли является футбольный мяч, покрышка которого состоит из пятиугольников. Впервые эта гипотеза была высказана одним советским геологом в конце 20-х годов. По осям этого гипотетического кристалла должны концентрироваться полезные ископаемые, наблюдаться геофизические аномалии: может быть, здесь прячется разгадка тайн Бермудского треугольника, расположение древних цивилизаций и т. п.»
Одни писали по поводу их изысканий, что «это революция в науке», другие, вроде секретаря Академии наук Ольденбурга, были настроены куда более скептически. Правда, критикуя Барченко на публике, тот же Ольденбург в кулуарах расточал ему комплименты и говорил: «Этого нельзя опубликовать». Барченко устраивал семинары-совещания для ученых и чиновников. У него был план: познакомить с достижениями «Древней науки» высшее советское руководство и побудить к установлению контактов с главным центром доисторической культуры на Востоке - с Шамбалой. Барченко, видимо, хотел прямого контакта с первыми лицами. Своими планами он делился с Доржиевым, с крупнейшими ориенталистами-буддологами, рассчитывая при их протекции получить доступ в высшие правительственные сферы. Однако те, видя в нем конкурента на экспедиционные деньги и внимание начальства, отнеслись к затее неодобрительно и постарались от нее отмежеваться.
ЕТБ
Барченко понял, что действовать надо через своих друзей-«чекушников». Те живо откликнулись и решили свести его с начальником спецотдела ОГПУ Глебом Бокием. Барченко написал письмо Дзержинскому, в котором рассказал о себе и своей работе. Друзья отвезли его на Лубянку, связались с Бокием. Скоро в Ленинграде появился заведующий секретно-политическим отделом ОГПУ Агранов, который встретился с Барченко на одной из чекистских квартир. Агранову понравился план установления контактов с «замкнутым научным коллективом на Тибете». Предстояло представление проекта на коллегии ОГПУ в Москве.
Из записок Барченко: «Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Бокий специально поставил вопрос в самый конец повестки. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова удалось добиться благоприятного решения о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую-либо пользу, сделать это». К середине апреля Бокию удалось решить главную проблему, связанную с финансированием экспедиции. Средства, выделенные ОГПУ, составили весьма внушительную сумму - 100 тысяч рублей золотом, или 600 тысяч долларов. Совершенно очевидно, что Дзержинский и ГПУ связывали с экспедицией далеко идущие собственные планы. Наконец-то Барченко попал на настоящую интригу мирового масштаба. Он и новое престижное место работы в 1925 году, после разрыва с Ольденбургом, приобрел - научно-технический отдел ВСНХ.
Лев Разгон, зять Бокия и сотрудник спецотдела, вспоминал, что у Бокия трудились бывшие гадалки, спиритуалисты, сотрудники охранки, которые расшифровывали переписку революционеров и немецких шпионов, изобретатели спецбумаги для тяжеленных шифровальных книг, гарантировавшие мгновенное уничтожение секретных книг… Здесь изучалось все, имеющее хотя бы оттенок аномального или таинственного. Когда после доклада на коллегии Барченко и Бокий разговорились, ученый сказал фразу, изменившую жизнь обоих собеседников: «...контакт с Шамбалой способен вывести человечество из кровавого тупика безумия, той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет».
Нет ничего удивительного, что вскоре на конспиративной квартире, указанной Бокием, в обстановке строгой секретности собрались люди, близкие лично ему, чтобы создать московский центр «Единого трудового братства». Барченко поставил вопрос ребром. Прошла страшная, разрушительная революция, и почти сразу после нее ввели НЭП. Значит ли это, что все жертвы были впустую? Что - впереди новые революции? Докладчик объявил, что ключ к решению проблем находится в Шамбале-Агарти, этом конспиративном очаге, где сохраняются остатки знаний и опыта того общества, которое находилось на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем общество современное. А поскольку это так, необходимо выяснить пути в Шамбалу и установить с нею связь. Главным для этого могли бы быть люди, свободные от привязанности к вещам, личного обогащения, от эгоизма. В качестве постулатов для родившегося тогда кружка приняли отрицание классовой борьбы, уважение религиозных культов.
Барченко разрабатывает методику выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов. В таких ситуациях даже проводились спиритические сеансы. Ученый выступает консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, медиумов и гипнотизеров, которых в конце 20-х годов активно использует в своей работе спецотдел. Для проверки этих деятелей оборудовали «черную комнату» в здании ГПУ.
Скоро Барченко стал читать сотрудникам отдела курс лекций по оккультизму. Вне стен ОГПУ к слушателям присоединялись член ЦК партии Москвин, заместитель народного комиссара иностранных дел Стомоняков, курировавший в своем ведомстве направление Синьцзян-Тибет, даже Ягода там бывал. Среди других поручений, которые давал начальник спецотдела Александру Барченко, была, например, подготовка большой операции по привлечению на сторону Советской власти различных оккультных организаций.
По-настоящему большим проектом из тех, которыми руководил Барченко, стала организация «экспедиции от ВСНХ» в Шамбалу, которая, согласно планам ЕТБ, должна была отправиться в Афганистан и Синьцзян в конце лета 1925 года. Но эта затея провалилась. Чичерин, поначалу вполне благожелательный к идее, разозлился, когда узнал, что его собеседники из ГПУ обратились в афганское посольство, минуя отдел виз Наркоминдела. И отозвал положительное заключение из ЦК. Потом он стал разрабатывать проект по линии своего ведомства. Интриговали против Бокия и начальник иностранной разведки ГПУ Трилиссер с заместителем председателя Ягодой. А в 1926 году умер Дзержинский, главная надежда Бокия и Барченко.
Можно заключить, что просвещение вождей посредством эзотерического знания и попытка связать их с духовными водителями мира, обитающими в Шамбале, были заведомо провальными. Не могли партийные функционеры откликнуться на это. Но можно связать это с выступлением зиновьевско-троцкистской оппозиции, с брожением в партийных рядах, с возможным присутствием в сюжете Троцкого, который критиковал сталинскую политику в Китае. Барченко был связан в Москве с женой Троцкого. Рано или поздно его должны были «прихватить».
В 1927 году защитил Бокий. Владимиров, с изумлением узнавший, что состоит в английских шпионах через свою подружку 1919 года Фриду Лесман, погиб в 1928 году. Барченко и его товарищ Шварц еще пытались напрямую встретиться с Ворошиловым, добиться приема у Сталина.
В мае 1937 года арестовали Бокия. Он покаялся в организовации в 1925 году вместе с Барченко масонской ложи. «Органы» отреагировали на последнее заявление Бокия серией арестов. Обвинительная формула Барченко звучала совершенно стандартно: создание «масонской контрреволюционной террористической организации Единое Трудовое Братство». Следователи присвоили московскому кружку Барченко особое название - «Шамбала-Дюнхор», что, по-видимому, должно было говорить о «маскировке» шпионской работы «лже-научной деятельностью». В ходе следствия по делу Барченко был сфабрикован новый миф о Шамбале как некой конспиративно-заговорщической организации восточных мистиков-масонов, используемой Англией для подрыва мощи СССР.
Две жены, ученицы, коммуна
Пожив для опыта в буддистском общежитии, Барченко организовал коммуну в петроградской квартире. Отдали родственникам дорогую мебель, себе оставили железные кровати из людской, несколько стульев и пианино. Скоро и от них избавились - спали прямо на полу, на войлоке, пока Барченко, прекрасный плотник, не наделал топчанов и лавок.
Единственной собственностью Александра Васильевича были книги, готовальня и пишущая машинка. Ходил он в старом полушубке, туго подпоясанном ремнем, старой офицерской фуражке без кокарды и в хороших хромовых сапогах, всегда идеально начищенных. Обручальные кольца - свое и жены Ольги - «отдал в ночлежку на покупку гостинцев для ребят на елку». Вообще Барченко часто заглядывал в городские ночлежки - каждый год беспризорным детям «устраивал елку с гостинцем». Приводил с улицы беспризорников и оставлял на какое-то время у себя, в квартире-коммуне. Потом гаврошей устраивали в детдом или в интернат.
Широкоплечий, довольно высокого роста, с копной седеющих волос и неизменным пенсне на носу, Барченко был прирожденным лидером, и все беспрекословно подчинялись ему… Он часто уезжал, а когда возвращался, сразу же начинал наводить порядок. Распределял обязанности, устанавливал часы для работы, для отдыха, для бесед - все жестко регламентировано.
Барченко решил научить женщин ткацкому ремеслу. И они ходили к частной ткачихе, у которой дома был ткацкий станок. Но самим купить станок не удалось, и дело заглохло. Пробовали женщины, опять же по подсказке Барченко, заниматься и швейным делом, для чего поступили на курсы кройки и шитья. Правда, и здесь как-то не заладилось. Обучал Барченко своих учеников и учениц и плотницкому делу.
В коммуну входили две жены Барченко, бывшая и новая, ученицы, соратники-мужчины. Жили по образцам, опробованным народниками лет за сорок до них. Все было общее. Женщины дежурили по хозяйству в очередь по неделе. За столом часто разбирали поведение того или другого, его ошибки, дурные поступки. По вечерам за столом Александр Васильевич иногда читал стихи Некрасова, Пушкина, Есенина.
…О Барченко можно всяко судить, но отрицать его морально-этическую последовательность невозможно. Провозглашая что-либо, он был готов с того же момента соответствовать этому и в жизни.
Андрей Крючков
("Элита Татарстана", Казань)