Акула Додсон и хоббиты-буржуа
Буржуа переписал и историю. Многих героев Средневековья ныне числят подлецами, а бывшие негодяи обряжены в белые чистые одежды. Пошастаешь по Интернет и обязательно наткнешься на восхваление тамплиеров. И кино, про них, родных и положительных снимают, и книжки хвалебные пишут. Почему? Казалось бы христианский «темный» орден?.. Но из истории тамплиеров мы знаем, что они быстро заразились духом буржуазности, приобрели страсть к накоплению, практиковали ростовщичество. Так что своих буржуа не предает.
Автор: Александр Гончаров Красс
Первый шаг всегда труден.
С чего начать?
А, пожалуй, так: «Рассказ у нас пойдет в особенности о хоббитах, и любопытный читатель многое узнает об их нравах и кое-что из истории». Стоп! Это уже было. У Дж. Р. Р.Толкиена. Вот незадача!
А если?
«Лицо Додсона мгновенно изменилось - теперь оно выражало холодную жестокость и неумолимую алчность. Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.
- Пусть платит один восемьдесят пять, - сказал Додсон. - Боливару не снести двоих».
Господи Правый! И сие не подходит. О. Генри. «Дороги, которые мы выбираем».
Запутался. Ну, тогда!..
Жил да был на свете буржуа. Буржуа зомбартовский, «средний европеец» (по К. Н. Леонтьеву), представитель «малого народа» (как у Огюстена Кошена и Игоря Шафаревича), он же «человек массы» Хосе Ортеги-и-Гассета и новый элитарий К. Лэша. Всегда существовал. При любой формации, в рамках всякой цивилизации, а культурно-исторический тип для него и не был важен. Он мог быть смешным, как г. Журден у Мольера, отвратительным, как «Скупой рыцарь» или даже некоторым образом привлекательным, как чеховский Лопахин. Иногда увлекался наукой, литературой и политикой (Б. Франклин приходит на ум), изредка он становился поэтом или бродягой, но всегда в нем доминировала одна страсть… Страсть к накопительству. Однако, ему не были нужны собственные луга и поля (ради обладания или герба). Он не являлся филателистом или нумизматом. Золотые дублоны, «зеленые» доллары, раковины «каури» буржуа требовались ради них же самих. Через деньги он мечтал править уездом, полисом, государством, миром. Но в Древнем мире и в Средневековье ему этого не давали. Земельная аристократия, крестьяне, ремесленники и даже рабы его презирали. Он становился ростовщиком, чтобы почувствовать свое мнимое величие, чтобы отплатить всем насмешникам и недоброжелателям. Деньги у буржуа брали, но при случае старались рассчитаться пинком в podex. Традиционные религии беднягу не поддерживали, а в религиях персонализма его занятия, вообще, проходили по разряду дел презренных.
Впрочем, Акулы Додсоны древности смогли отвести свою душу, занявшись пиратством - несколько опасным способом накопления денег. Но все же это было не то. Хотя и позволяло себя ощутить самодостаточным лицом, не покорившимся жрецам, царям и прочим недоумкам от власти. «Человек-корабль» античности (по М. К. Петрову), пират и ростовщик пытался создавать свою форму власти - демократию, где деньги играли приличную роль. Привлекал для сего благородного дела аристократию, уставшую от надзора за доходами от земли. Но матросня, крестьяне и ремесленники отвечали на подобные властные потуги поддержкой тирании. Борьба шла с переменным успехом…
По настоящему, буржуа дорвался до рычагов власти на излете Римской империи. Он тусовался среди «всадников» и евнухов императора, заседал в Сенате… Пришли варвары… И оборвалась песня буржуа…
В Средние века буржуа потихоньку копил силы. Государства, духу своему подвластные, создавал и различные объединения, разные там Венецианские и Генуэзские республики или Ганзу. Во Франции и Англии буржуа действовал робее, но настойчивее: опять прибег к ростовщичеству, да и земельными спекуляциями не пренебрегал. Звездный час настал в XV веке! Погибла окончательно Византия, закончилась Столетняя война, началась эпоха тотальных изобретений и географических открытий (золото хлынуло в Европу).
Сам буржуа особо изобретательством не баловался, но использовал технические и иные изобретения других. Монахи и крестьяне сумели рас ширить севооборот, буржуа скупал и перепродавал результаты их трудов. Гуттенберг распространять пытался Библию, буржуа же, использовав печатный станок, стал размножать порнографию и книжки, разрушающие традиционное общество.
Договорившись с крупной аристократией, в период «Долгого XVI века» буржуа смял крестьянство и мелкое рыцарство, постепенно подчинил королевскую власть.
Ах, каким же отличным изобретениями стали пушка, мушкет и т. д. Эпоха рыцарства и открытых вооруженных выступлений крестьян ушла в прошлое. Зачем честь? Зачем способность аристократии носить меч, а крестьян бить врагов вилами? Пушка превращает их в месиво, не разбирая чистых и нечистых, благочестивых и не очень. Меч - аристократичен, вилы - демократичны, пушка же - буржуазна. Война стала становиться все более массовой по количеству убийств и все отстраннее и отстраннее: теперь солдат не видел близко лицо врага, не чувствовал его предсмертный хрип, не ощущал, как холодное железо пробивает живое тело. Деньги не имеют физиономии, и война стала безличной. Пиком буржуазности стало изобретение ядерной бомбы в наши времена. Издержек - минимум, но каков результат. И мораль с нравственностью копошатся где-то на задворках сознания…
Чем дальше, тем хлеще.
«Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения, безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывающие человека к его «естественным повелителям» и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана». В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и приобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли» (К. Маркс, Ф. Энгельс).
Буржуа в XIX-XX вв. окончательно приватизировал власть. «Двойные стандарты», за которые мы упрекаем западные державы, для него - норма, возможность получать прибыль и снижать издержки. Честь, совесть и долг - «человек-корабль» давно оставил за бортом, они ведь не описываются в рамках экономических теорий.
Буржуа переформатировал религии. Удобный божик, поощряющий накопление ему подходит, плюс на церковь в протестантском духе и тратиться не очень надо и длинные молитвы зубрить, и посты соблюдать. Дешевое спасение гарантировано!
Буржуа захватил культуру. Хоббиты во «Властелине колец» Толкиена - это потенциальные буржуа. В известный фильм-трилогию не вошли события в Шире, после прибытия туда Сарумана. Не случайно. Хоббиты, которые любили сладко поесть, погулять по вольным лесам, вдруг превратились в страстных поборников наживы (те же леса отправились под пилу и речки перегородились, ради огромных мельниц). Одним словом, лица новоявленных додсонов мгновенно изменились - теперь они выражали холодную жестокость и неумолимую алчность. Души этих хоббитов проглянули на минуту, как выглядывают иногда лица злодеев из окон почтенного буржуазного дома. Конечно, Фродо со товарищи навели порядок, но они ведь «неправильные» хоббиты, набравшиеся глупых понятий во время странствий. Что стало с Широм при последующих поколениях, об этом Толкиен умалчивает…
Массовая культура - это порождение хотения буржуа. Ничего высокого. Все понятно. Приносит исключительно удовольствие и оплевывает все не буржуазное. Массовая культура не имеет отношения к искусству. Ее функция обслуживать рекламу. А фильмы, музыку, исполнителей «хитов» продвигают не боле как товар, как пылесос или чайник. Человек опущен ниже уровня животного, он стал неодушевленным предметом.
Буржуа переписал и историю. Многих героев Средневековья ныне числят подлецами, а бывшие негодяи обряжены в белые чистые одежды. Пошастаешь по Интернет и обязательно наткнешься на восхваление тамплиеров. И кино, про них, родных и положительных снимают, и книжки хвалебные пишут. Почему? Казалось бы христианский «темный» орден?.. Но из истории тамплиеров мы знаем, что они быстро заразились духом буржуазности, приобрели страсть к накоплению, практиковали ростовщичество. Так что своих буржуа не предает. Как и Иуду Искариота (множество писателей его оправдали сотни раз). Как и братьев-пиратов (любит народ образ Джека Воробья из популярной киношки).
Буржуа не любит буржуазную Россию. Странно. Хотя… До сих пор Россия не обуржуазилась до конца. Есть еще идиоты, которые вспоминают свою историю, а вместо очередного сере-буро-полосатого холодильника покупают книжки. Отстала Россия от цивилизации…
Но остановимся. Тому, кто хоть немножечко знаком с биологией, поведение буржуа наверняка что-то напоминает… Друзья! Перед нами вирус! А капитализм - это инфекционное заболевание, коим страдает все человечество. Насморк - финансовый кризис, кашель - проблемы с экологией, ломота в суставах - духовная стагнация. И температура растет… Но это не что-то страшное, это ОРВИ! А ОРВИ все-таки проходит. Капитализм уходит. Но возможны осложнения, которые хуже самого заболевания. И вирус никуда не денется. Он временно замрет. Такова его природа.
Франсуа Рабле и конец Средневековья
Когда мы на том или ином уровне углубляемся в недра истории, то вольно или невольно связываем дела, вершившиеся много веков назад со временем нашим, ибо только с помощью прошлого познается настоящее.
Таким образом, изучая публицистическое творчество Франсуа Рабле (XVI в.), мы подготавливаем платформу для осознания процессов, протекающих в современной культуре, в образовании и воспитании нынешнего XXI века.
1453-1648 гг. рассматриваются рядом исследователей как кризис «длинного XVI века», в результате которого произошло перерастание феодального общества в капиталистическое. При этом «…90% семей, находившихся у власти в Европе в 1453 году, сохранили свои позиции и в 1648 году. Перед нами системный трансгресс, при котором верхушка прежней системы, трансформируясь, мутируя, создавая (естественно, неосознанно) новую систему, сохраняет свои позиции, устраивая прогресс для себя и регресс для основной массы населения»[10; 174].
После падения Константинополя в 1453 г. из двух проектов развития культуры в рамках европейской цивилизации сохранился всего лишь один. «Византийский проект» умер, «западноевропейский» же занял доминирующие позиции. Перед элитой Европы возникли великолепнейшие условия для захвата «культурной гегемонии» и перестройки экономико-политической системы по своему вкусу. До этого перспективы были отнюдь не блестящими. Естественная цепь исторических событий («Черная смерть», Столетняя война, Реконкиста, Гуситские войны) плюс неустойчивый климат Малого Ледникового периода могли привести к совершенно непредсказуемым последствиям, например, к возникновению экономико-политического союза королевской власти с крестьянством, ремесленниками и частью выходцев из земельной аристократии [9; 206-207].
Война Алой и Белой розы (1455-1485 гг.) в Англии стала, пожалуй, первым этапом борьбы элиты за переход к качественно новому строю организации жизни в Европе.
Политическая и экономическая верхушка изначально обладала немаловажным преимуществом перед крестьянством. Она была единой и космополитичной, а, следовательно, отлично осознающей свои тотальные интересы, как в материальной, так и духовной сферах. Аристократы заключали браки по всей Европе и имели владения в разных странах. Купцы и финансисты (в т. ч. ростовщики) вели свои дела вне зависимости от границ. А интеллигенция легко перемещалась по континенту, используя возможности Католической церкви и государственных структур, причем применяя в качестве общения единый латинский язык, незнакомый простонародью.
На рубеже XV-XVI вв. сложилась парадоксальная ситуация: крестьянство было заинтересовано в сохранении общего Христианского мира, а космополитичная элита, по чисто экономическим соображениям, желала его распада на государства-нации (отсюда и тяга к патриотизму как идеологии и жажда ограничения деятельности Католической церкви). Нам кажется, что нельзя обойти молчанием такой вопиющий факт, что после 1648 г. наиболее раздробленными в Европе остались Италия (оплот католичества) и Германия, доставившая немало волнений верхушке в период Крестьянской войны (1524-1526 гг.): и там, и там государства-нации не сформировались. Вопрос остается открытым: «Случайно ли?»
Элита XVI в. великолепно понимала, что кроме внешних угроз «перестройке» (затеянной ею), таких как сопротивление крестьян (т. е. основной массы населения) и проекта глобальной католической империи императора Карла V, есть еще и существенная проблема абсолютно внутреннего характера: переформатирование образованных слоев общества, способных порождать или сокрушать идеологические системы.
Книга Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533-1564 гг.) появилась на свет весьма своевременно и стала, чуть ли не первой, в наборе инструментов переформатирования (где определенные по ранжиру места заняли: и «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, и целый ряд прочих литературных произведений, созданных авторами: Томасом Мором, Томмазо Кампанеллой, Никколо Макиавелли, Джордано Бруно, Ульрихом фон Гуттеном, Жаном Деперье, представителями «Бригады» (позже «Плеяды») и др.).
Большинство перечисленных нами писателей и публицистов, пользовалось покровительством властных или церковных кланов, а иногда просто находилось на содержании могущественных и богатых элитариев (например, Рабле помогали и король Франции Франциск I, и кардинал Жан дю Белле, Эразму - император Карл V, Деперье - Маргарита Наваррская и т. д.).
Если вспомнить тезисы Антонио Грамши о «гегемонии в культуре» и «органической» интеллигенции [3; 168-170], то вырисовывается прелюбопытная картина. Оказывается, что правящий слой на излете эпохи Ренессанса стихийно создает свою «органическую» интеллигенцию, призванную ослабить редуты традиционной интеллигенции и значительно изменить культурную среду Европы…
«Гаргантюа и Пантагрюэль» сложно отнести к какому-нибудь литературному жанру. В данном случае наблюдается некая гремучая смесь из сатирической народной сказки, рыцарской повести, эпоса, нравственного трактата, памфлета и фельетона. Если бы Франсуа Рабле жил в XX веке, то его смело следовало бы причислить к писателям-постмодернистам.
Однако у Умберто Эко есть высказывание о том, что каждая культурная эпоха строит свой постмодернизм [7; 604]. Рабле же - создатель текста ведет себя как истинный постмодернист. Он разрушает иерархию ценностей [4] и, фактически, путает серьезное со смешным [1; 13-14]. Он карнавализирует мир[2; 485], меняет местами духовное и материальное, «Верх» и «Низ», выворачивает наизнанку христианскую идеологию и открыто издевается над католическим вероучением [5]…
Франсуа Рабле проявляет себя в качестве креатуры элитариев-«перестройщиков». Христианский монастырь - базисный элемент управленческой машины и единица экономической системы Римо-католической церкви подвергается беспощадному осмеянию, при этом выдвигается и альтернативный ему антагонистический идеологический образ - Телемская обитель [5].
Но для того чтобы захватить «культурную гегемонию» необходимо контролировать образование и воспитание. Наш автор и тут обнаруживает свое подлинное лицо. Главный европейский центр образования - Сорбонна становится в книге объектом едких насмешек и открытого глумления. Сорбоннские учителя Гаргантюа награждаются такими именами как Тубал Олоферн и Дурако Простофиль. Результат обучения Рабле описывает в следующих строках: «Между тем отец стал замечать, что сын его, точно, оказывает большие успехи, что от книг его не оторвешь, но что впрок это ему не идет и что к довершению всего он глупеет, тупеет и час от часу становится рассеяннее и бестолковее. Грангузье пожаловался на это дону Филиппу де Маре, вице-королю Папелигосскому, и услышал в ответ, что лучше совсем ничему не учиться, чем учиться по таким книгам под руководством таких наставников, ибо их наука - бредни, а их мудрость - напыщенный вздор, сбивающий с толку лучшие, благороднейшие умы и губящий цвет юношества»[8; 48].
А вот какими эпитетами награждает своих коллег из университета магистр Ианотус: «Ах, подлецы вы этакие, дрянь паршивая! Свет еще не видел таких мерзавцев, как вы. Уж я-то знаю вас как свои пять пальцев, - чего же вы припадаете на ногу перед хромым? Ведь я делал всякие пакости вместе с вами. Вот, отсохни у меня селезенка, донесу я ужо королю о тех страшных беззакониях, которые вы здесь замышляете и творите, и пусть на меня нападет проказа, если он не велит всех вас сжечь живьем, как мужеложцев, злодеев, еретиков и соблазнителей, отверженных самим Богом и добродетелью!»[8; 55-56].
Кроме того «медонский кюре» придает поруганию привычные качественные учебники (из коих целые поколения черпали первоначальные знания) [8; 48] и монастырские библиотеки [8; 133-138].
Новый наставник Гаргантюа - Понократ резко отказывается от традиционных методов воспитания и образования. Жизнь принца из размеренной и неторопливой превращается в строго упорядоченную (в соответствии со специальным расписанием). Религиозный компонент подвергается наиболее серьезной перекройке. Если ранее Гаргантюа «выстаивал от двадцати шести до тридцати месс», «проборматывал все ектеньи» и «прочитывал столько молитв, сколько не могли бы прочитать шестнадцать отшельников» [8;57], то теперь он занимается чтением Священного Писания и прослушиванием религиозных текстов. «Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было непонятно и трудно» [8; 61]. Понократ убирая религиозную практику из процесса воспитания подопечного, замещает ее формированием чисто светских навыков, при этом совершенно не отказывается от принципов обычного обучения будущего феодального властелина [8; 62-64].
Гаргантюа, получив доступ к власти, приближает к себе людей, в полной мере, оторванных от высоких нравственных императивов Средневековья и Ренессанса. Типичным для его окружения является монах - брат Жан. Почему-то известный советский исследователь творчества Рабле - А. Дживелегов считает Жана деревенским плебеем [8; 18-19]. Сам текст произведения вообще не позволяет сделать такого вывода. Единственная фраза, дающая хоть какие-то намеки на крестьянское происхождение этого монаха: «Он трудится, пашет землю…» [8; 89]. Но работами на земле занимались и обыкновенные монастырские насельники и мелкие (часто родовитые) обедневшие дворяне.
Если внимательно прочитать книгу, то можно отметить удивительные черты, характеризующие брата Жана Зубодробителя как выходца из аристократических кругов. Он воспитан на дворянском понятии чести («Живи я во времена Иисуса Христа, - вот как Бог свят, я бы не дал евреям схватить его в Гефсиманском саду! Черт побери, да я бы господам апостолам поджилки перерезал за то, что они испугались и убежали после сытного ужина… Хуже всякой отравы для меня, те люди, которые удирают, когда нужно взяться за ножи. Эх, побыть бы мне французским королем лет этак восемьдесят или сто! Ей-богу, я бы выхолостил всех, кто бежал из-под Павии!.. Разве не лучше, разве не почетнее - умереть, доблестно сражаясь, чем остаться жить, позорно бежав?..» [8; 87]). Он умеет сражаться лично и управлять вооруженным отрядом [8; 101]. Он владеет морской терминологией и навыками судовождения [8; 355-356]. Он любит охоту, охотничьих собак и разбирается в починке охотничьего снаряжения [8; 88-89]. Он не любит образования («Мы в нашем аббатстве ничему не учимся - боимся свинкой заболеть. Наш покойный аббат говорил, что ученый монах - это чудовище…») [8; 87]. И, в конце концов, он хвастает, что имел свой дом в Париже [8; 87]. Хорош «деревенский плебей»! А Телемское аббатство, где брат Жан становится первой фигурой, основывается на государственные деньги, «монахи» мужского и женского пола ведут праздный светский образ жизни, положение же прислуги ни чем не отличается от статуса рабов или крепостных[5]. Телема - идеальное общество, которое бы привело в восторг и «новых русских» [4]!
Наследник Гаргантюа - Пантагрюэль с юных лет получает воспитание «прогрессивное». Поэтому, встретив Панурга (бывшего студента-недоучку), он приходит в восторг от поверхностной образованности последнего.
Панург, по своим качествам, напоминает представителей попсовой медиа-элиты России XXI века. Рабле явно любит этого героя и в отношении его чрезвычайно мягок (смех здесь скорее юмористический, чем сатирический!). «Панурги» (разрушители старой морали!) ведь были очень и очень необходимы европейской элите XVI в.
Любопытен и образ Пантагрюэля, представляемого в виде идеального правителя. Пантагрюэль гуманен, терпим и честен, но только по отношению к лицам своего круга. Когда дело касается врагов, этот государь новой генерации легко переходит к «двойным стандартам» в политике.
Грангузье и Гаргантюа после разгрома Пикрохола отказываются присоединить его владения к своим, ограничиваясь временным контролем над правительством государства-противника. Пантагрюэль же идет гораздо дальше, он, уничтожив воинство Анарха, захватывает всю землю дипсодов. А чуть позже переселяет на оккупированную территорию своих подданных - утопийцев. Естественно, дипсоды (по свидетельству Рабле) от такого мероприятия пришли в восторг и стали затем чище, лучше, добрее и цивилизованнее от общения с переселенцами [8; 208-209]. (Видимо Смердяков из «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского был уроженцем Дипсодии!)
Пантагрюэль раздаривает поместья в чужой стране сподвижникам. Панургу достается во владение кастелянство Рагу. «И так хорошо и так разумно вел хозяйство новый владелец замка, что менее чем в две недели он растранжирил постоянный и непостоянный доход от своего именья на три года вперед… Вырубались леса, сжигались толстенные деревья только для того, чтобы продать золу, деньги забирались вперед, все покупалось втридорога, спускалось по дешевке, - одним словом, хлеб съедался на корню» [8; 211].
«Доброго» же короля поведение Панурга не ввело во гнев, он стал увещевать непутевого владельца Рагу, предлагая изменить способ ведения хозяйства, чтобы стать богатым [8; 211-219]. Пантагрюэля судьба крестьян (к тому же дипсодов!) не волнует, он беспокоится только о своем любимце…
Книга Франсуа Рабле в XVI веке пользовалась популярностью, а в XVII-ом все постепенно начинает меняться [6;102]: раблезианство в чистом виде становится бесполезным, ибо задачи захвата «культурной гегемонии» были решены.
Список литературы
1. Аверинцев, С. С. Бахтин, смех, христианская культура [Текст] / С. С. Аверинцев // М.М. Бахтин как философ. - М.: Наука, 1992. - С. 7-19.
2. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса [Текст] / М. М. Бахтин. - 2-е изд. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.
3. Грамши, А. Искусство и политика: в 2-х т. [Текст] / А. Грамши; пер. с итал. - М.: Искусство, 1991. - Т. 1. - 432 с.
4. Кургинян, С. Кризис и другие… [Текст] / С. Кургинян // Завтра. - 2009. - 11 ноября.
5. Лосев, А. Ф. Эстетика Возрождения [Электронный ресурс] / А. Ф. Лосев.-
6. Пинский, Л.Е. Отзыв о книге М.М.Бахтина «Творчество Рабле и проблема народной культуры средневековья и Ренессанса» [Текст] / Л. Е. Пинский // Диалог. Карнавал. Хронотоп. - 1998. - №4. - С. 102 - 117.
7. Постмодернизм. Энциклопедия [Текст]. - Минск: Интерпрессервис : Книжный Дом, 2001. -1040 с.
8. Рабле, Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль [Текст] / Ф. Рабле; пер. с франц. - М.: Правда, 1981. - 560 с.
9. Фурсов, Андрей. Капитал(изм) и Модерн - схватка скелетов над пропастью [Текст] / Андрей Фурсов // Наш современник. - 2009. - №8. - С. 188 - 213.
10. Фурсов, Андрей. Накануне «Бури Тысячелетия» [Текст] / Андрей Фурсов // Москва. - 2007. - № 1. - С. 173 - 202.
Источник.
Автор: Александр Гончаров Красс
Первый шаг всегда труден.
С чего начать?
А, пожалуй, так: «Рассказ у нас пойдет в особенности о хоббитах, и любопытный читатель многое узнает об их нравах и кое-что из истории». Стоп! Это уже было. У Дж. Р. Р.Толкиена. Вот незадача!
А если?
«Лицо Додсона мгновенно изменилось - теперь оно выражало холодную жестокость и неумолимую алчность. Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.
- Пусть платит один восемьдесят пять, - сказал Додсон. - Боливару не снести двоих».
Господи Правый! И сие не подходит. О. Генри. «Дороги, которые мы выбираем».
Запутался. Ну, тогда!..
Жил да был на свете буржуа. Буржуа зомбартовский, «средний европеец» (по К. Н. Леонтьеву), представитель «малого народа» (как у Огюстена Кошена и Игоря Шафаревича), он же «человек массы» Хосе Ортеги-и-Гассета и новый элитарий К. Лэша. Всегда существовал. При любой формации, в рамках всякой цивилизации, а культурно-исторический тип для него и не был важен. Он мог быть смешным, как г. Журден у Мольера, отвратительным, как «Скупой рыцарь» или даже некоторым образом привлекательным, как чеховский Лопахин. Иногда увлекался наукой, литературой и политикой (Б. Франклин приходит на ум), изредка он становился поэтом или бродягой, но всегда в нем доминировала одна страсть… Страсть к накопительству. Однако, ему не были нужны собственные луга и поля (ради обладания или герба). Он не являлся филателистом или нумизматом. Золотые дублоны, «зеленые» доллары, раковины «каури» буржуа требовались ради них же самих. Через деньги он мечтал править уездом, полисом, государством, миром. Но в Древнем мире и в Средневековье ему этого не давали. Земельная аристократия, крестьяне, ремесленники и даже рабы его презирали. Он становился ростовщиком, чтобы почувствовать свое мнимое величие, чтобы отплатить всем насмешникам и недоброжелателям. Деньги у буржуа брали, но при случае старались рассчитаться пинком в podex. Традиционные религии беднягу не поддерживали, а в религиях персонализма его занятия, вообще, проходили по разряду дел презренных.
Впрочем, Акулы Додсоны древности смогли отвести свою душу, занявшись пиратством - несколько опасным способом накопления денег. Но все же это было не то. Хотя и позволяло себя ощутить самодостаточным лицом, не покорившимся жрецам, царям и прочим недоумкам от власти. «Человек-корабль» античности (по М. К. Петрову), пират и ростовщик пытался создавать свою форму власти - демократию, где деньги играли приличную роль. Привлекал для сего благородного дела аристократию, уставшую от надзора за доходами от земли. Но матросня, крестьяне и ремесленники отвечали на подобные властные потуги поддержкой тирании. Борьба шла с переменным успехом…
По настоящему, буржуа дорвался до рычагов власти на излете Римской империи. Он тусовался среди «всадников» и евнухов императора, заседал в Сенате… Пришли варвары… И оборвалась песня буржуа…
В Средние века буржуа потихоньку копил силы. Государства, духу своему подвластные, создавал и различные объединения, разные там Венецианские и Генуэзские республики или Ганзу. Во Франции и Англии буржуа действовал робее, но настойчивее: опять прибег к ростовщичеству, да и земельными спекуляциями не пренебрегал. Звездный час настал в XV веке! Погибла окончательно Византия, закончилась Столетняя война, началась эпоха тотальных изобретений и географических открытий (золото хлынуло в Европу).
Сам буржуа особо изобретательством не баловался, но использовал технические и иные изобретения других. Монахи и крестьяне сумели рас ширить севооборот, буржуа скупал и перепродавал результаты их трудов. Гуттенберг распространять пытался Библию, буржуа же, использовав печатный станок, стал размножать порнографию и книжки, разрушающие традиционное общество.
Договорившись с крупной аристократией, в период «Долгого XVI века» буржуа смял крестьянство и мелкое рыцарство, постепенно подчинил королевскую власть.
Ах, каким же отличным изобретениями стали пушка, мушкет и т. д. Эпоха рыцарства и открытых вооруженных выступлений крестьян ушла в прошлое. Зачем честь? Зачем способность аристократии носить меч, а крестьян бить врагов вилами? Пушка превращает их в месиво, не разбирая чистых и нечистых, благочестивых и не очень. Меч - аристократичен, вилы - демократичны, пушка же - буржуазна. Война стала становиться все более массовой по количеству убийств и все отстраннее и отстраннее: теперь солдат не видел близко лицо врага, не чувствовал его предсмертный хрип, не ощущал, как холодное железо пробивает живое тело. Деньги не имеют физиономии, и война стала безличной. Пиком буржуазности стало изобретение ядерной бомбы в наши времена. Издержек - минимум, но каков результат. И мораль с нравственностью копошатся где-то на задворках сознания…
Чем дальше, тем хлеще.
«Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения, безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывающие человека к его «естественным повелителям» и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана». В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и приобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли» (К. Маркс, Ф. Энгельс).
Буржуа в XIX-XX вв. окончательно приватизировал власть. «Двойные стандарты», за которые мы упрекаем западные державы, для него - норма, возможность получать прибыль и снижать издержки. Честь, совесть и долг - «человек-корабль» давно оставил за бортом, они ведь не описываются в рамках экономических теорий.
Буржуа переформатировал религии. Удобный божик, поощряющий накопление ему подходит, плюс на церковь в протестантском духе и тратиться не очень надо и длинные молитвы зубрить, и посты соблюдать. Дешевое спасение гарантировано!
Буржуа захватил культуру. Хоббиты во «Властелине колец» Толкиена - это потенциальные буржуа. В известный фильм-трилогию не вошли события в Шире, после прибытия туда Сарумана. Не случайно. Хоббиты, которые любили сладко поесть, погулять по вольным лесам, вдруг превратились в страстных поборников наживы (те же леса отправились под пилу и речки перегородились, ради огромных мельниц). Одним словом, лица новоявленных додсонов мгновенно изменились - теперь они выражали холодную жестокость и неумолимую алчность. Души этих хоббитов проглянули на минуту, как выглядывают иногда лица злодеев из окон почтенного буржуазного дома. Конечно, Фродо со товарищи навели порядок, но они ведь «неправильные» хоббиты, набравшиеся глупых понятий во время странствий. Что стало с Широм при последующих поколениях, об этом Толкиен умалчивает…
Массовая культура - это порождение хотения буржуа. Ничего высокого. Все понятно. Приносит исключительно удовольствие и оплевывает все не буржуазное. Массовая культура не имеет отношения к искусству. Ее функция обслуживать рекламу. А фильмы, музыку, исполнителей «хитов» продвигают не боле как товар, как пылесос или чайник. Человек опущен ниже уровня животного, он стал неодушевленным предметом.
Буржуа переписал и историю. Многих героев Средневековья ныне числят подлецами, а бывшие негодяи обряжены в белые чистые одежды. Пошастаешь по Интернет и обязательно наткнешься на восхваление тамплиеров. И кино, про них, родных и положительных снимают, и книжки хвалебные пишут. Почему? Казалось бы христианский «темный» орден?.. Но из истории тамплиеров мы знаем, что они быстро заразились духом буржуазности, приобрели страсть к накоплению, практиковали ростовщичество. Так что своих буржуа не предает. Как и Иуду Искариота (множество писателей его оправдали сотни раз). Как и братьев-пиратов (любит народ образ Джека Воробья из популярной киношки).
Буржуа не любит буржуазную Россию. Странно. Хотя… До сих пор Россия не обуржуазилась до конца. Есть еще идиоты, которые вспоминают свою историю, а вместо очередного сере-буро-полосатого холодильника покупают книжки. Отстала Россия от цивилизации…
Но остановимся. Тому, кто хоть немножечко знаком с биологией, поведение буржуа наверняка что-то напоминает… Друзья! Перед нами вирус! А капитализм - это инфекционное заболевание, коим страдает все человечество. Насморк - финансовый кризис, кашель - проблемы с экологией, ломота в суставах - духовная стагнация. И температура растет… Но это не что-то страшное, это ОРВИ! А ОРВИ все-таки проходит. Капитализм уходит. Но возможны осложнения, которые хуже самого заболевания. И вирус никуда не денется. Он временно замрет. Такова его природа.
Франсуа Рабле и конец Средневековья
Когда мы на том или ином уровне углубляемся в недра истории, то вольно или невольно связываем дела, вершившиеся много веков назад со временем нашим, ибо только с помощью прошлого познается настоящее.
Таким образом, изучая публицистическое творчество Франсуа Рабле (XVI в.), мы подготавливаем платформу для осознания процессов, протекающих в современной культуре, в образовании и воспитании нынешнего XXI века.
1453-1648 гг. рассматриваются рядом исследователей как кризис «длинного XVI века», в результате которого произошло перерастание феодального общества в капиталистическое. При этом «…90% семей, находившихся у власти в Европе в 1453 году, сохранили свои позиции и в 1648 году. Перед нами системный трансгресс, при котором верхушка прежней системы, трансформируясь, мутируя, создавая (естественно, неосознанно) новую систему, сохраняет свои позиции, устраивая прогресс для себя и регресс для основной массы населения»[10; 174].
После падения Константинополя в 1453 г. из двух проектов развития культуры в рамках европейской цивилизации сохранился всего лишь один. «Византийский проект» умер, «западноевропейский» же занял доминирующие позиции. Перед элитой Европы возникли великолепнейшие условия для захвата «культурной гегемонии» и перестройки экономико-политической системы по своему вкусу. До этого перспективы были отнюдь не блестящими. Естественная цепь исторических событий («Черная смерть», Столетняя война, Реконкиста, Гуситские войны) плюс неустойчивый климат Малого Ледникового периода могли привести к совершенно непредсказуемым последствиям, например, к возникновению экономико-политического союза королевской власти с крестьянством, ремесленниками и частью выходцев из земельной аристократии [9; 206-207].
Война Алой и Белой розы (1455-1485 гг.) в Англии стала, пожалуй, первым этапом борьбы элиты за переход к качественно новому строю организации жизни в Европе.
Политическая и экономическая верхушка изначально обладала немаловажным преимуществом перед крестьянством. Она была единой и космополитичной, а, следовательно, отлично осознающей свои тотальные интересы, как в материальной, так и духовной сферах. Аристократы заключали браки по всей Европе и имели владения в разных странах. Купцы и финансисты (в т. ч. ростовщики) вели свои дела вне зависимости от границ. А интеллигенция легко перемещалась по континенту, используя возможности Католической церкви и государственных структур, причем применяя в качестве общения единый латинский язык, незнакомый простонародью.
На рубеже XV-XVI вв. сложилась парадоксальная ситуация: крестьянство было заинтересовано в сохранении общего Христианского мира, а космополитичная элита, по чисто экономическим соображениям, желала его распада на государства-нации (отсюда и тяга к патриотизму как идеологии и жажда ограничения деятельности Католической церкви). Нам кажется, что нельзя обойти молчанием такой вопиющий факт, что после 1648 г. наиболее раздробленными в Европе остались Италия (оплот католичества) и Германия, доставившая немало волнений верхушке в период Крестьянской войны (1524-1526 гг.): и там, и там государства-нации не сформировались. Вопрос остается открытым: «Случайно ли?»
Элита XVI в. великолепно понимала, что кроме внешних угроз «перестройке» (затеянной ею), таких как сопротивление крестьян (т. е. основной массы населения) и проекта глобальной католической империи императора Карла V, есть еще и существенная проблема абсолютно внутреннего характера: переформатирование образованных слоев общества, способных порождать или сокрушать идеологические системы.
Книга Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533-1564 гг.) появилась на свет весьма своевременно и стала, чуть ли не первой, в наборе инструментов переформатирования (где определенные по ранжиру места заняли: и «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, и целый ряд прочих литературных произведений, созданных авторами: Томасом Мором, Томмазо Кампанеллой, Никколо Макиавелли, Джордано Бруно, Ульрихом фон Гуттеном, Жаном Деперье, представителями «Бригады» (позже «Плеяды») и др.).
Большинство перечисленных нами писателей и публицистов, пользовалось покровительством властных или церковных кланов, а иногда просто находилось на содержании могущественных и богатых элитариев (например, Рабле помогали и король Франции Франциск I, и кардинал Жан дю Белле, Эразму - император Карл V, Деперье - Маргарита Наваррская и т. д.).
Если вспомнить тезисы Антонио Грамши о «гегемонии в культуре» и «органической» интеллигенции [3; 168-170], то вырисовывается прелюбопытная картина. Оказывается, что правящий слой на излете эпохи Ренессанса стихийно создает свою «органическую» интеллигенцию, призванную ослабить редуты традиционной интеллигенции и значительно изменить культурную среду Европы…
«Гаргантюа и Пантагрюэль» сложно отнести к какому-нибудь литературному жанру. В данном случае наблюдается некая гремучая смесь из сатирической народной сказки, рыцарской повести, эпоса, нравственного трактата, памфлета и фельетона. Если бы Франсуа Рабле жил в XX веке, то его смело следовало бы причислить к писателям-постмодернистам.
Однако у Умберто Эко есть высказывание о том, что каждая культурная эпоха строит свой постмодернизм [7; 604]. Рабле же - создатель текста ведет себя как истинный постмодернист. Он разрушает иерархию ценностей [4] и, фактически, путает серьезное со смешным [1; 13-14]. Он карнавализирует мир[2; 485], меняет местами духовное и материальное, «Верх» и «Низ», выворачивает наизнанку христианскую идеологию и открыто издевается над католическим вероучением [5]…
Франсуа Рабле проявляет себя в качестве креатуры элитариев-«перестройщиков». Христианский монастырь - базисный элемент управленческой машины и единица экономической системы Римо-католической церкви подвергается беспощадному осмеянию, при этом выдвигается и альтернативный ему антагонистический идеологический образ - Телемская обитель [5].
Но для того чтобы захватить «культурную гегемонию» необходимо контролировать образование и воспитание. Наш автор и тут обнаруживает свое подлинное лицо. Главный европейский центр образования - Сорбонна становится в книге объектом едких насмешек и открытого глумления. Сорбоннские учителя Гаргантюа награждаются такими именами как Тубал Олоферн и Дурако Простофиль. Результат обучения Рабле описывает в следующих строках: «Между тем отец стал замечать, что сын его, точно, оказывает большие успехи, что от книг его не оторвешь, но что впрок это ему не идет и что к довершению всего он глупеет, тупеет и час от часу становится рассеяннее и бестолковее. Грангузье пожаловался на это дону Филиппу де Маре, вице-королю Папелигосскому, и услышал в ответ, что лучше совсем ничему не учиться, чем учиться по таким книгам под руководством таких наставников, ибо их наука - бредни, а их мудрость - напыщенный вздор, сбивающий с толку лучшие, благороднейшие умы и губящий цвет юношества»[8; 48].
А вот какими эпитетами награждает своих коллег из университета магистр Ианотус: «Ах, подлецы вы этакие, дрянь паршивая! Свет еще не видел таких мерзавцев, как вы. Уж я-то знаю вас как свои пять пальцев, - чего же вы припадаете на ногу перед хромым? Ведь я делал всякие пакости вместе с вами. Вот, отсохни у меня селезенка, донесу я ужо королю о тех страшных беззакониях, которые вы здесь замышляете и творите, и пусть на меня нападет проказа, если он не велит всех вас сжечь живьем, как мужеложцев, злодеев, еретиков и соблазнителей, отверженных самим Богом и добродетелью!»[8; 55-56].
Кроме того «медонский кюре» придает поруганию привычные качественные учебники (из коих целые поколения черпали первоначальные знания) [8; 48] и монастырские библиотеки [8; 133-138].
Новый наставник Гаргантюа - Понократ резко отказывается от традиционных методов воспитания и образования. Жизнь принца из размеренной и неторопливой превращается в строго упорядоченную (в соответствии со специальным расписанием). Религиозный компонент подвергается наиболее серьезной перекройке. Если ранее Гаргантюа «выстаивал от двадцати шести до тридцати месс», «проборматывал все ектеньи» и «прочитывал столько молитв, сколько не могли бы прочитать шестнадцать отшельников» [8;57], то теперь он занимается чтением Священного Писания и прослушиванием религиозных текстов. «Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было непонятно и трудно» [8; 61]. Понократ убирая религиозную практику из процесса воспитания подопечного, замещает ее формированием чисто светских навыков, при этом совершенно не отказывается от принципов обычного обучения будущего феодального властелина [8; 62-64].
Гаргантюа, получив доступ к власти, приближает к себе людей, в полной мере, оторванных от высоких нравственных императивов Средневековья и Ренессанса. Типичным для его окружения является монах - брат Жан. Почему-то известный советский исследователь творчества Рабле - А. Дживелегов считает Жана деревенским плебеем [8; 18-19]. Сам текст произведения вообще не позволяет сделать такого вывода. Единственная фраза, дающая хоть какие-то намеки на крестьянское происхождение этого монаха: «Он трудится, пашет землю…» [8; 89]. Но работами на земле занимались и обыкновенные монастырские насельники и мелкие (часто родовитые) обедневшие дворяне.
Если внимательно прочитать книгу, то можно отметить удивительные черты, характеризующие брата Жана Зубодробителя как выходца из аристократических кругов. Он воспитан на дворянском понятии чести («Живи я во времена Иисуса Христа, - вот как Бог свят, я бы не дал евреям схватить его в Гефсиманском саду! Черт побери, да я бы господам апостолам поджилки перерезал за то, что они испугались и убежали после сытного ужина… Хуже всякой отравы для меня, те люди, которые удирают, когда нужно взяться за ножи. Эх, побыть бы мне французским королем лет этак восемьдесят или сто! Ей-богу, я бы выхолостил всех, кто бежал из-под Павии!.. Разве не лучше, разве не почетнее - умереть, доблестно сражаясь, чем остаться жить, позорно бежав?..» [8; 87]). Он умеет сражаться лично и управлять вооруженным отрядом [8; 101]. Он владеет морской терминологией и навыками судовождения [8; 355-356]. Он любит охоту, охотничьих собак и разбирается в починке охотничьего снаряжения [8; 88-89]. Он не любит образования («Мы в нашем аббатстве ничему не учимся - боимся свинкой заболеть. Наш покойный аббат говорил, что ученый монах - это чудовище…») [8; 87]. И, в конце концов, он хвастает, что имел свой дом в Париже [8; 87]. Хорош «деревенский плебей»! А Телемское аббатство, где брат Жан становится первой фигурой, основывается на государственные деньги, «монахи» мужского и женского пола ведут праздный светский образ жизни, положение же прислуги ни чем не отличается от статуса рабов или крепостных[5]. Телема - идеальное общество, которое бы привело в восторг и «новых русских» [4]!
Наследник Гаргантюа - Пантагрюэль с юных лет получает воспитание «прогрессивное». Поэтому, встретив Панурга (бывшего студента-недоучку), он приходит в восторг от поверхностной образованности последнего.
Панург, по своим качествам, напоминает представителей попсовой медиа-элиты России XXI века. Рабле явно любит этого героя и в отношении его чрезвычайно мягок (смех здесь скорее юмористический, чем сатирический!). «Панурги» (разрушители старой морали!) ведь были очень и очень необходимы европейской элите XVI в.
Любопытен и образ Пантагрюэля, представляемого в виде идеального правителя. Пантагрюэль гуманен, терпим и честен, но только по отношению к лицам своего круга. Когда дело касается врагов, этот государь новой генерации легко переходит к «двойным стандартам» в политике.
Грангузье и Гаргантюа после разгрома Пикрохола отказываются присоединить его владения к своим, ограничиваясь временным контролем над правительством государства-противника. Пантагрюэль же идет гораздо дальше, он, уничтожив воинство Анарха, захватывает всю землю дипсодов. А чуть позже переселяет на оккупированную территорию своих подданных - утопийцев. Естественно, дипсоды (по свидетельству Рабле) от такого мероприятия пришли в восторг и стали затем чище, лучше, добрее и цивилизованнее от общения с переселенцами [8; 208-209]. (Видимо Смердяков из «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского был уроженцем Дипсодии!)
Пантагрюэль раздаривает поместья в чужой стране сподвижникам. Панургу достается во владение кастелянство Рагу. «И так хорошо и так разумно вел хозяйство новый владелец замка, что менее чем в две недели он растранжирил постоянный и непостоянный доход от своего именья на три года вперед… Вырубались леса, сжигались толстенные деревья только для того, чтобы продать золу, деньги забирались вперед, все покупалось втридорога, спускалось по дешевке, - одним словом, хлеб съедался на корню» [8; 211].
«Доброго» же короля поведение Панурга не ввело во гнев, он стал увещевать непутевого владельца Рагу, предлагая изменить способ ведения хозяйства, чтобы стать богатым [8; 211-219]. Пантагрюэля судьба крестьян (к тому же дипсодов!) не волнует, он беспокоится только о своем любимце…
Книга Франсуа Рабле в XVI веке пользовалась популярностью, а в XVII-ом все постепенно начинает меняться [6;102]: раблезианство в чистом виде становится бесполезным, ибо задачи захвата «культурной гегемонии» были решены.
Список литературы
1. Аверинцев, С. С. Бахтин, смех, христианская культура [Текст] / С. С. Аверинцев // М.М. Бахтин как философ. - М.: Наука, 1992. - С. 7-19.
2. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса [Текст] / М. М. Бахтин. - 2-е изд. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.
3. Грамши, А. Искусство и политика: в 2-х т. [Текст] / А. Грамши; пер. с итал. - М.: Искусство, 1991. - Т. 1. - 432 с.
4. Кургинян, С. Кризис и другие… [Текст] / С. Кургинян // Завтра. - 2009. - 11 ноября.
5. Лосев, А. Ф. Эстетика Возрождения [Электронный ресурс] / А. Ф. Лосев.-
6. Пинский, Л.Е. Отзыв о книге М.М.Бахтина «Творчество Рабле и проблема народной культуры средневековья и Ренессанса» [Текст] / Л. Е. Пинский // Диалог. Карнавал. Хронотоп. - 1998. - №4. - С. 102 - 117.
7. Постмодернизм. Энциклопедия [Текст]. - Минск: Интерпрессервис : Книжный Дом, 2001. -1040 с.
8. Рабле, Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль [Текст] / Ф. Рабле; пер. с франц. - М.: Правда, 1981. - 560 с.
9. Фурсов, Андрей. Капитал(изм) и Модерн - схватка скелетов над пропастью [Текст] / Андрей Фурсов // Наш современник. - 2009. - №8. - С. 188 - 213.
10. Фурсов, Андрей. Накануне «Бури Тысячелетия» [Текст] / Андрей Фурсов // Москва. - 2007. - № 1. - С. 173 - 202.
Источник.