К сожалению, о методах розыска, которые применял Поллаки в дополнение к публикациям объявлений в газетах, практически ничего не известно. Частные детективы вообще не стремились раскрывать их широкой публике. Но из редких упоминаний в прессе можно утверждать, что их методы мало чем отличались от полицейских: наружное наблюдение, опросы свидетелей, собственные агенты в криминальной и околокриминальной среде. Это не удивительно, коль уж костяк частных детективов составляли бывшие полицейские. Однако частные детективы позволяли себе заходить в своих розысках значительно дальше, чем это было доступно полиции. Майор Артур Гриффит вспоминал о деле, возникшем как следствие бракоразводного процесса, в котором было вынесено условно-окончательное постановление о расторжении брака, которое вступало в силу по прошествии трех месяцев, если не будет отменено по соглашению сторон. Жена была признана виновной в прелюбодеянии и лишена права опекунства над единственным ребенком от брака, но, заранее предполагая такой исход процесса, она привлекла своего друга, который ожидал решения в суде. Как только было зачитано постановление о разводе, тот вскочил в хэнсомский кэб и помчался к леди домой, где взял ребенка и доставил его на вокзал Виктория как раз к вечернему почтовому поезду на континент, которым мать с дитем отправились на юг Франции. Известная адвокатская фирма, представлявшая интересы мужа, тотчас наняла частного детектива и пустила его в погоню за беглецами с поручением во что бы то ни стало возвратить ребенка. Детектив очень скоро напал на след сбежавшей жены - она не поехала дальше Монте-Карло. Однако сыщик счел невозможным похищать ребенка, вместо этого он сумел подружиться с матерью, все ближе сходясь с ней, и в конечном счете женился на ней. Теперь у него, как писал Гриффит, «не было никаких трудностей с завершением своего поручения, и - возможно, с полного согласия дамы, - он вскоре отослал ребенка домой.»
В анонимной статье «Политические шпионы», опубликованной в журнале «Корнхилл Мэгэзин» в декабре 1881 года, приводился отрывок из воспоминания нашего соотечественника, выпустившего «несколько лет назад в Женеве» томик воспоминаний под псевдонимом «Николай Зарубов», в которых тот описывает, как частная сыскная контора помогла ему в похищении нескольких русских подданных и в доставлении их из Англии вопреки всем законам.
Частный сыщик-консультант Шерлок Холмс за работой. Рисунок Сидни Паджета к рассказу "Тайна Боскомской долины"
Журнал "Стрэнд", 1891
Описанное Зарубовым дело состояло в следующем: случился в 1874 году в высшем петербургском обществе скандал. Некий молодой князь, тесно связанный со двором, настолько был очарован одной дамой, что доверил ей кое-какие важные государственные бумаги. Дама, не будь дура, попробовала воспользоваться столь удачным стечением обстоятельств, чтобы добиться для своего мужа высокого поста. Однако она не догадалась оповестить кого-либо, что бумаги у нее, и потерпела фиаско, после чего тайно сбежала с мужем в Лондон. Разочаровавшийся в своей любовнице князь признался шефу русской полиции (надо полагать, это был шеф жандармов Дубельт, бывший также главноначальствующим III отделения), какое опасное оружие он вложил в ее руки. Зарубова отправили преследовать беглецов, поскольку опасались, что те намерены продать бумаги британскому правительству. Зарубов прибыл в Лондон спустя два дня после них и сразу связался с частной сыскной конторой, в которой нанял четырех детективов или скорее четырех головорезов. Задача Зарубова состояла в том, чтобы любым образом вернуть государственные бумаги, а также, если удастся, и сбежавшую пару. Выяснив, в какой гостинице поселилась пара, он хладнокровно отправился туда с четырьмя помощниками и пожелал видеть управляющего, которому заявил, что он явился с ордером об экстрадиции арестовать двух человек, виновных в большом грабеже драгоценностей за границей. Говоря это, Зарубов показал бумагу, которая была похожа на ордер, подписанный английским судьей, и объявил о намерении доставить преступников в Скотланд-Ярд. Управляющий, кажется, ни на минуту не усомнился в рассказанной истории и показал им сразу частную комнату, где обедали русские. Увидев Зарубова, беглецы вскочили, но, к несчастью для них, он мог говорить, хоть и немного, по-английски, а их неистовые протесты на французском были истолкованы неправильно. Пока они протестовали, что Англия была свободной страной и что они не делали ничего дурного, на их запястьях были защелкнуты наручники, а управляющий, казалось, полагал, что это просто обычное поведение обнаруженных воров. Его больше беспокоил неоплаченный счет, поэтому когда Зарубов предложил уладить это дело, он бросился из комнаты, говоря, что он возвратится со счетом через пять минут. Как только управляющий ушел, карманы русской пары были обысканы, после чего Зарубов вошел в смежную спальню, где перерыл багаж, пока не нашел чемодан, в котором находились разыскиваемые важные бумаги. Дама обладала значительно большим присутствием духа, чем ее муж, она кричала и боролась, пока в рот ей не запихали салфетку. Муж опустился на стул, дрожащий и бледный как смерть, и мог только стонать по-французски: «Mercy, mercy». Когда Зарубов заполучил бумаги, он позвал одного из головорезов в спальню, чтобы тот помог ему связать и запереть различные коробки; по возвращении управляющего было послано за парой четырехколесных кэбов, и арестованные, вместе с их багажом, были спущены вниз. Дама продолжала выступать; но управляющий, которому оплатили счет, велел говорившему по-французски официанту известить ее, что она сможет защищаться перед судьей. Таким образом муж и двое мужчин сели в один кэб, а Зарубов, дама и двое других - во второй. Когда багаж был погружен на экипажи, громким голосом было дано указание ехать в Скотланд-Ярд. Конечно, управляющему и в голову не пришло сопровождать эту компанию, чтобы убедиться, действительно ли они туда поехали. А они туда поехали, поскольку Зарубов боялся, что, если бы они не сделали этого, то возбудили бы у кэбменов подозрения; но по пути он принял меры для того, чтобы помешать своей прекрасной арестантке поднимать шум. Ухватив бедную даму за нос, он сжимал его до тех пор, пока она не была вынуждена раскрыть губы; тогда он запихал ей в рот кляп-грушу, которая вынуждала ее оставаться с широко открытым ртом и делала невозможным произнести членораздельные звуки. «Каковы были бы чувства людей на улицах, - замечает Зарубов, - если бы они могли знать, что здесь, в сердце Лондона, и без всякого ордера, я схватил государственную преступницу так же спокойно, как будто я поймал ее на Невском проспекте? Конечно, они разорвали бы меня на части.... Но я не чувствовал никакого опасения.... Едва только я заполучил моих арестантов из гостиницы, я знал, что был в безопасности…» Кэбы остановились у входа в Скотланд-Ярд, но Зарубов вышел один. Он проскользнул через проход под аркой, отсутствовал несколько минут, а затем возвратился, велев кэбмену ехать к дому на Керситор-стрит. Это жилое здание, говорит Зарубов, было арестным домом во времена долговых ям, а теперь было арендовано частной сыскной конторой, которая использовала его как место временного задержания для беглых несовершеннолетних, сумасшедших и других лиц, которых они отлавливали и которые должны были быть возвращены их друзьям. Русских заставили войти в этот дом, и каждый был помещен в отдельную комнату; затем был снят их багаж, а кэбменам заплатили, и они уехали. Было четверть восьмого вечера, и Зарубов подумал, что он мог бы отправить одного из своих арестантов почтовым поездом той же ночью с Чаринг-Кросса. Мужчина-русский от испуга находился почти в коме, и Зарубов решил заставить его прислушаться к голосу разума. «Если вы спокойно пойдете в Санкт-Петербург, - сказал он, - вам ничего не сделают. Никакого обвинения против вас нет, только против князя Н******, и вы - просто разыскивались как свидетель». Затем он принес немного бренди и заставил русского проглотить полный бокал, поскольку желал привести его в состояние пьяного плаксивого раскаяния. Русский принял спиртное весьма пылко и попросил, плача, отпустить его, чтобы повидаться с женой, но в этом ему отказали. Затем он оставил Керситор-стрит с тремя частными детективами и был доставлен в Россию без каких-либо неприятностей. Его спутники имели указания накачивать его спиртным всю дорогу, и их снабдили подложным свидетельством о невменяемости, так что если бы он поднял какой-нибудь шум, они сказали бы, что он сумасшедший, которого они везут в психиатрическую лечебницу. Его пьяное состояние вполне подтвердило бы это утверждение. Оставалось вывезти русскую даму почтовым поездом на следующее утро, но этого нельзя было сделать без насилия, поскольку не было ни малейшего шанса уговорить ее повиноваться. Несчастную женщину держали в наручниках и с кляпом во рту два часа, пока наконец она не упала в обморок от гнева и измождения. Затем ей в рот влили бренди через винную трубку в таких количествах, что она впала в оцепенение и уснула до самого утра. За час до отправления поезда, все еще полубессознательной, ей дали еще бренди, так что когда пришло время отправляться, она была совершенно без сознания, и пришлось помогать ей погрузиться в кэб. Зарубовым было забронировано купе в поезде и отдельная каюта на борту остендского парохода; и, держа свою подопечную в состоянии опьянения всю дорогу, он и четвертый головорез в конечном счете добрались до Санкт-Петербурга без происшествий. Вскоре после прибытия несчастная дама умерла в тюрьме; ее мужа, после содержания под стражей в течение приблизительно года, отправили на поселение под полицейский надзор в один из внутренних городов.
Хотя само существование издания мемуаров Зарубина остается под вопросом (мне не удалось найти следов этой книги ни в библиотечных каталогах, ни где-либо еще кроме статьи и ее перепечатки в «Нью-Йорк Таймс»), но если такая книжка действительно увидела свет, подлинность описанных в ней событий ничем не подтверждается. Автор статьи предпочел специально оговорить это: «предполагая, что замечания Зарубова - правда, нужно помнить, что он писал о времени до того, как сыскная полиция была реорганизована м-ром Говардом Винсентом. При нынешнем весьма способном директоре полиция улучшается всеми способами.» Тем не менее эта статья позволяет нам взглянуть на тогдашние представления о частных детективах глазами весьма информированного англичанина-современника.
Шерлок Холмс принадлежал к довольно редкому типу частных сыщиков: сыщику-одиночке, не содержавшему своего агентства, постоянного делопроизводителя и штата агентов. Вместо последних Холмс предпочитал пользоваться услугами мальчишек, это обходилось ему хоть и не дешево, по 1 шиллингу в день на каждого нанятого «уличного арапчонка», но дешевле, чем постоянно содержать взрослых помощников. «Иррегулярные силы с Бейкер-стрит» не только заменял ему агентов-мужчин и агентов-женщин, но и удешевляли его услуги для клиентов. Кроме того, ограниченное число людей, посвященных при такой постановке дела в детали расследования (Ватсон тут не в счет, он, если верить его заявлениям, публиковал свои рассказы только с разрешения Холмса), делало обращение к Холмсу более предпочтительным со точки зрения сохранения конфиденциальности, чем обращение к агентству.
Частный сыщик Мартин Дьюитт в изображении Сидни Паджета
Журнал "Стрэнд", 1894
Однако чаще всего частные сыщики существовали в виде агентств, с клерком или секретаршей для ведения делопроизводства, а также со значительным штатом агентов для ведения наружной и внутренней слежки. Литературный конкурент Шерлока Холмса Дьюитт, творение Артура Морриса, заполнивший пустоту на страницах «Стрэнда» после убийства Дойлом своего героя у Рейхенбахского водопада, по крайней мере имел контору на Стрэнде и делопроизводителя. Редчайшую возможность заглянуть во внутреннюю жизнь частного сыскного агентства в викторианские времена дал нам судебный процесс над детективами известного в Лондоне агентства Генри Слейтера (об этом агентстве я уже мимоходом упоминал), выросший из дела о разводе супружеской четы Поллардов в 1904 году. Детективов обвинили в преступном сговоре с целью разрушить брак Поллардов, и, благодаря настойчивости сэра Эдуарда Керзона, при перекрестных допросах открылись многие обстоятельства, прежде недоступные публике.
Детективное агентство Слейтера было основано в Сити в 1884 или в 1885 годах, его контора находилась на Базингхолл-стрит, 1 ( позднее дом был перенумерован в 27). Управляющим агентством в рекламе, которая давалась в газетах, назывался некий Генри Слейтер. Действительно, приходивших в агентство на консультацию (а они были бесплатны) встречал человек по имени Генри Слейтер. Но никакого Слейтера не существовало, под эти именем скрывался Джордж Тинсли, бывший помощник владельца ломбарда, затем помощник ювелира, клерк у солиситора и, наконец, клерк у вексельного брокера и финансового агента по имени Генри Салтер. Основывая собственное агентство и надеясь заполучить за счет сходства фамилий кое-кого из клиентов своего бывшего нанимателя, Тинсли принял для представления посетителям фамилию Слейтер. В конторе его звали боссом, начальником или капитаном, так что когда в 1895 году этого потребовало дело, он назвался капитаном Брауном, а спустя год - капитаном Скоттом. Примерно на рубеже столетий он официально сменил фамилию на Скотт, когда одна из газет напала на него, используя его настоящую фамилию Тинсли, и обозвала «откровенным вором, до сих пор выставляющим себя как фиктивное агентство Слейтера».
У Тинсли-Слейтера был заместитель Джордж Филипп Генри, который в конторе фигурировал как Генри Слейтер-младший. Он появился в агентстве в 1888 году, а с 1897 года, когда Тинсли отошел от активного участия в делах и стал редко посещать контору, предпочитая получать ежедневные выжимки из докладов детективов, стал управляющим агентства и имел право выписывать чеки на 15 или 50 фунтов на текущие расходы агентства.
С самого начала Тинсли поставил дело на широкую ногу. Уже в рекламе 1886 года потенциальным клиентам предлагалось обращаться в агентство не только письменно или телеграфом, но и по телефону № 900. К 1902 году агентство Слейтера имело телефоны как в сети Национальной телефонной компании, так и в сети, принадлежавшей министерству почт - агентство не поскупилось, и в обоих случаях номер был одинаковый - 302. В начале XX века на Слейтера работало 30 детективов (и еще 10-20 человек, видимо, вне штата). Для юридического оформления добытых детективами свидетельств и подготовки к передаче их в суд с агентством на постоянной основе с 1895-96 гг. работал солиситор Альберт Осборн, имевший адвокатскую контору сперва на Коптолл-авеню, а потом на Коулман-стрит. Помещения обоих заведений были связаны между собой частной телефонной линией, которая стоила агентству около 5 с половиной фунтов в год. Кроме того, сам Осборн ежедневно заходил в агентство иногда и не по одному разу.
Главной специализацией агентства было добывание свидетельств супружеской измены для бракоразводных процессов, сэр Эдуард Керзон даже полагал, что детективы Слейтера были замешены в большинство громких процессов, а потому рассматриваемое им дело имеет национальное значение. Причиной того, что три детектива агентства, а с ними солиситор Осборн и оба начальника агентства - Джордж Тинсли и Джордж Генри - оказались на скамье подсудимых, состояла в том, что один из детективов, отправившийся на Джерси следом за мистером Поллардом, который совершенно не интересовался посторонними женщинами и не подавал повода его жене подать на развод, телефонировал в контору на Базингхолл-стрит с просьбой перевести ему 8 фунтов, что позволит ему организовать соблазнение двумя хористками и уличение в измене чрезмерно щепетильного мужа. Хотя никаких свидетельств о фабрикации агентством доказательств в предыдущих бракоразводных процессах не приводилось, Керзон высказывал предположение, что они наверняка имели место. Сами детективы утверждали, что очень маленький процент дел, расследовавшихся ими, оборачивался бракоразводными процессами. В этих редких случаях Осборн обычно брал на себя роль солиситора.
Агентство Слейтера имело постоянного кассира, который вел учет всех поступавших в агентство денег. Интересно, что в противоположность доходам расходы агентства никак не контролировались и не учитывались, хотя ежегодные траты агентства были довольно значительны: от 8000 до 10000 фунтов, из них 3-4 тыс. фунтов тратилось на рекламу. О проделанной работе раз или два агентство предоставляло заказчику отчет.
Трудно удержаться и не обрисовать хотя бы самыми грубыми штрихами одного из агентов Тинсли, некоего Френсиса Уильяма Стивенса, который был уволен за недееспособость и в отместку вынес из избы сор, послуживший началом процесса над агентством Слейтера. В свое время он был сам клиентом Слейтера по бракоразводному процессу и по делу о шантаже, позднее Тинсли пригласил его к себе на работу. Судя по показанием на суде, Хокинз уже тогда был несколько ненормален: перед поступлением на службу он посещал френолога, который уверил его, что природа предназначила ему стать Шерлоком Холмсом (да-да, френолог сравнил его именно с Холмсом), а затем по требованнию самого Тинсли посетил хироманта, предсказания которого были самые положительные. Возможно, сам Тинсли тоже был тот еще фрукт - отправить человка к хироманту и потом еще несколько лет доверять ему ответственные расследования!
Взаимоотношения частных детективов с официальной полицией были сложными с самого начала. С одной стороны, полицейские детективы весьма ревниво относились к своим коллегам. Инспектор Филд, сам когда-то возглавлявший Детективный отдел, подвергался жесткой критике за то, что, став частным сыщиком, продолжал использовать упоминания о своей прежней службе в Столичной полиции в рекламных (и розыскных, надо полагать) целях. Показательны в этом отношении действия, предпринятые Скотланд-Ярдом в 1861 году в отношении Поллаки, бывшего в то время еще суперинтендантом иностранного отдела у Филда. В конце одного из заседаний полицейского суда детектив-инспектор Найт продемонстрировал не имевшее к разбиравшемуся делу никакого отношения рекламное объявление Поллаки, вырезанное инспектором из газеты «Таймс». Инспектор желал тем самым привлечь внимание магистрата к тому, что Скотланд-Ярд расценивал как «самое незаконное вмешательство в дела полиции и установленных на постоянной основе законных властей». В этом объявлении Игнатиус Поллаки, проходивший свидетелем по делу Эдуарда Седжерса, которого обвиняли в организации сговора с целью обмана и мошенничества в отношении «многочисленных континентальных торговцев», призывал всех, кто уже попался в сети мошенников, обращаться к нему в агентство. «Это было совершенно ненадлежащим способом ведения или открытия судебного преследования, - передавала «Таймс» слова Найта, - рассчитанным главным образом на то, чтобы исключить важную информацию из законной процедуры и помешать торжеству правосудия, посредством чего официально признанная полиция, если не сдерживать эту нежелательную систему, была бы полностью заменена опасным, скрытным и безответственным учреждением, поскольку законно установленные власти не имели ни малейшего контроля над частными сыскными бюро. Иностранцы часто впадали в заблуждение, что такие бюро были связаны с регулярной полицией, поэтому было бы весьма желательным самое тщательное расследование, чтобы они и публика вообще были защищены от такого ошибочного впечатления.» Судья поддержал инспектора, сказав, что совершенно ясно, что из дела Седжерса была извлечена выгода для рекламирования частного сыскного бюро, учрежденного исключительно для частных целей. При этом Найт подчеркнул, что не хотел бы, чтобы его замечания были отнесены на счет обществ защиты торговли (trade protection societies), которые весьма существенно отличаются от частных сыскных бюро тем, что часто оказывали полиции самую большую помощь, в то время как последние были серьезными препятствиями для осуществления полицейскими правосудия законным путем. Будущий столп британской адвокатуры Джордж Льюис даже предположил, что это была попытка внедрения в Англии иностранной системы тайной полиции.
Хотя со временем, по мере того как полицейские пенсионеры все шире вовлекались в частный сыск, реклама частных агентств уже не вызывала протестов, однако уже во времена нового Департамента уголовных расследований периодически возникали дела, где частных детективов обвиняли в том, что они пытались выдавать себя за действующих или бывших полицейских детективов. В 1880 году Уильям Дикон обвинялся в том, что выдавал себя Х. Стартапу из Баши-Грин за детектива и пытался под этим предлогом обыскать ящики. В итоге согласно разделу 17 «Закона о Столичной полиции» он был приговорен за это «очень вредное и нечестное преступление» к наказанию в 10 фунтов. В 1881 году слушалось дело Урии Кука, державшего агентство на Литтл-Куин-стрит, 7, в Вестминстере, под именем Кларка. На его визитной карточке утверждалось, что «частный детектив Кларк» прежде служил в Столичной полиции, а у полиции о его службе сведений не имелось (Кук действительно служи несколько лет констеблем, но не в том дивизионе, к инспектору которого обратились за справкой). В 1884 частный детектив Джордж Майл обвинялся в том, что выдавал себя за детектив-констебля и пытался вытребовать у солиситора Фарра некоторые письма.
Расценивалась как должностное преступление и выдача частным детективам какой-либо внутренней информации о полицейских расследованиях. В декабре 1876 года из детектив-инспекторов в сержанты был разжалован Уильям Реймерз за то, что позволил себе передать Поллаки черновик своего рапорта о слежке за мошенниками в Бремерхавене во время расследования «дела детективов». Случай с Реймерзом рассматривался комиссаром Хендерсоном и даже министром внутренних дел.
С другой стороны то, что основную массу успешных частных детективов, услуги которых пользовались спросом, составляли вышедшие в отставку полицейские, создавало устойчивые связи между бывшими коллегами и побуждало полицию прибегать к помощи частных детективов там, где детективам из Скотланд-Ярда препятствовал действовать закон. По утверждению автора уже цитировавшейся статьи из «Корнхилл Мэгазин», Зарубов в своих воспоминаниях писал, что в Англии «можно сделать что угодно», поддерживая видимость законности. «В особо деликатных случаях, например, когда вы можете пожелать похитить кого-нибудь, официальная полиция не станет оказывать вам откровенную помощь, но они помогут вам через одну из частных сыскных контор, агенты которых часто отставные полицейские. Эти агентства делают грязную работу Скотланд-Ярда. Они оказывают важные нелегальные услуги, и на их поступки, даже когда они общеизвестно незаконны, закрывают глаза».
Детективы, не имевшие полицейского опыта, тоже не всегда были обделены вниманием и доверием официальных властей. Тот же Поллаки в начале своей сыскной карьеры часто приглашался в качестве переводчика судами и полицией, а в 1866 году был специально приглашен сопровождать детектив-сержанта Уэбба из полиции Сити, имевшего ордер на арест некоего Лайонела Холдсуорта. Этот Холдсуорт обвинялся в организации преступного сговора, целью которого было устроить катастрофу британского судна «Соверн» с выбрасыванием его на берег и обман подписавших страховой полис на это судно, за его арест Спасательной ассоциацией Ллойда была даже назначена награда в 200 фунтов. Из информации, полученной Уэббом, следовало, что разыскиваемый находился в Гамбурге, и тут знания Поллаки как полиглота и его связи с континентальной полицией были просто бесценны. Погоня продолжалась семь суток, и все это время у детективов даже не было возможности нормально ночевать в постели. В Гамбурге Уэбб и Поллаки обнаружили. что следы беглеца ведут в Готтенбург в Швеции. Там они показали фотографию Холдсуорта содержателям различных гостиниц, и один из них признал в фотографии постояльца, проживавшего под именем Джеймса Томпсона, который недавно отбыл во Франкфурт, оставив распоряжения всю прибывшую после его отъезда корреспонденцию направлять во Франкфурт в гостиницу «Виктория». Уэбб с Поллаки телеграфировали начальнику франкфуртской полиции д- ру Камфу, и тот выяснил, что «Джеймс Томпсон» съехал из гостиницы, не сумев оплатить счет и оставив в залог часы за 5 фунтов. Но как раз в тот день в гостиницу пришло письмо от Томпсона с приложенными 5 фунтами и просьбой отослать часы на почту в Базеле в Швейцарии. Теперь уже д-р Камф телеграфировал начальнику полиции в Базеле д-ру Виртцу, который арестовал Холдсуорта прямо на почте при получении часов и препроводил в тюрьму дожидаться приезда Уэбба и Поллаки. Холдсуорт выразил готовность отправиться в Англию для ответа на выдвинутые против него обвинения, после чего при документе, формально зафиксировавшем его желание, был отправлен во Франкфурт, где на сутки помещен в тюрьму, чтобы дать измотавшимся детективам отдохнуть хотя бы день. Затем Уэбб и Поллаки перевезли арестованного в Гамбург, откуда, через Бельгию и Францию, доставили его в Лондон.
Юридически частный сыск в викторианской Англии не считался профессией, как, например, законник, врач, бухгалтер, дантист и т.д. Решившему заняться им не требовалось ни лицензии, ни каких-либо специфических знаний. Уже в межвоенный период, осенью 1933 года, Ассоциация британских детективов, основанная еще в 1913 году бывшим детективом из Скотланд-Ярда Генри Смейлом, вынуждена был сама готовить для внесения в парламент билль, которым бы частный сыск признавался профессиональным занятием, что позволило бы контролировать его. «Сейчас же для любого человека без детективного опыта возможно и законно открыть контору, пытаясь вести дело частного детективного агентства, - говорилось в статье «Таймс» об инициативе ассоциации, - и обдирать публику без опасения какого-нибудь наказания или возмездия.» Однако тогда дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Ассоциация направляла в Парламент делегацию в 1952 году, но только в середине 1990-х годов этот вопрос стали рассматривать серьезно, и в 2001 принят Закон о частной сыскной деятельности, согласно которому частные детективы должны получать лицензию (реальная практика выдачи лицензий началась лишь в 2007 году).
В викторианской прессе можно найти много упоминаний о недобросовестных детективных агентствах. Например, в 1881 году в Центральном уголовном суде Олд-Бейли разбиралось одно из многочисленных дел о фальшивых бюро найма, обвиняемым по которому был Джон Фарелл. Обвинение утверждало, что Фарелл также занимался частным сыском. Реклама на его карточке предлагала услуги по сопровождению компаний еженощно по лондонским «притонам» курителей опиума, кроме того, если необходимо, в распоряжение клиента могли быть предоставлены женщины-детективы. Осенью 1888 года, во время серии зверских убийств проституток, Уайтчеплский комитет бдительности совместно с газетой «Ивнинг Ньюс» нанял двух детективов, Чарльза Леграна и Дж. Батчелора, чтобы выследить Джека Потрошителя. Единственным результатом их деятельности стало то, что уже после осмотра полицией одной из сцен убийств, находившейся во дворе Международного образовательного клуба рабочих на Бернер-стрит, они выудили из мусора рядом с местом, где был найден труп, якобы незамеченную полицейскими виноградную лозу, а также нашли зеленщика Мэттю Пакера, с удовольствием навравшего с три короба о том, как он продал Потрошителю и его жертве фунт черного винограда. Когда полиция, узнав об этом, решила повторно допросить Пакера, Легран с компаньоном увезли своего «свидетеля» прямо из под носа полицейских детективов на допрос к помощнику комиссара Кармайклу Брюсу в Скотланд-Ярд. Больше в связи с делом Потрошителя Легран не упоминался, зато меньше чем через год сам предстал перед судом за шантаж. В 1884 году против частного детектива Джорджа Майла было выдвинуто обвинение в том, что он выдавал себя за детектив-констебля и пытался требовать некоторые письма у солиситора Фарра (я уже упоминал об этом), на судебном процессе выяснилось, что он действительно вступил в полицию в 1872 году, но спустя год был уволен, после чего получил приговор за двоеженство, затем подвизался в Марилебоунском театре как констебль, а потом - в качестве профессионального игрока в шары. В 1893 году перед судом предстали Джордж Бинет и Моуатт Годфри, пытавшиеся под фальшивым предлогом получить деньги. Они выдавали себя за частных детективов, получив с нанимателей при первой встрече плату в 10 шилл. 6 пенсов, на чем все их работа и закончилась.
Дальше