Приключения И. Ф. Мануйлова. Глава 6 часть 1.
Глава шестая и последняя.
Рокамболь на закате. - Мануйлов в отставке.
Выставленный из своей alma mater - Департамента полиции, Мануйлов продолжал делать вид, что он состоит при нем по-прежнему. Старые жертвы его обманов, молчавшие, пока он был около власти, теперь возмутились и требовали его, то и дело, к ответу; зато появились новые жертвы, которые, веря в его могущество, попадали вновь и вновь в его сети.
Нанятые Мануйловым агенты то и дело обращались в Департамент полиции или к министрам с жалобами на Мануйлова.
Так в марте 1906 г., проживавший в Брюсселе Эмиль Мутье обратился к графу Витте и П. И Рачковскому с жалобой на неуплату Мануйловым причитающихся ему, жалобщику, 3.750 фр., которые Мануйлов, в целом ряде писем и депеш, обещал ему возвратить. Кроме того, из имеющейся по сему предмету переписки усматривается, что деньги эти были своевременно даны Мануйлову Департаментом полиции для передачи Эмилю Мутье.
В делах Департамента имеется письмо, от 11 марта 1906 г. за № 17, генерального штаба полковника Адабаша, работавшего по нашей военной разведке 1, который сообщает, что, в бытность свою в Париже, ему приходилось неоднократно выслушивать жалобы агентов Мануйлова на неуплату им денег, на его обманные действия; эти лица высказывали также и подозрение в том, что Мануйлов не все полученные от них документы доставил своему правительству и что он даже выдавал имена своих агентов враждебным России правительствам.
По мнению Адабаша, деятельность подобных Мануйлову лиц, ссылающихся чуть ли не на высочайше предоставленный им полномочия и пользующихся для внушения доверия официальными бланками, окончательно порочит доброе имя русского правительства за границей; русский военный агент в Париже, полковник Лазарев, также отозвался категорически о деятельности Мануйлова самым неодобрительным образом.
Пресловутый японский шифр был добыт Мануйловым при помощи дворецкого японского посольства в Гааге некоего Ван-Веркенса; ему Мануйлов уплатил единовременно 1000 франков и, сверх того, обещал выдавать, в случае утраты им своего места, ежемесячную пенсию в размере 125 франков.
Благодаря неосторожности Мануйлова, японское правительство, по сообщению Гартинга, уже в 1905 году проведало о разоблачении помянутого шифра и о причастности к сему делу Ван-Веркенса, который, вслед за тем, и был уволен от должности дворецкого.
Не получая обещанной пенсии, Ван-Веркенс стал подавать жалобы на Мануйлова, по поводу коих Гартинг высказал, что в императорское посольство в Париже постоянно являются разные лица с заявлениями о неуплате им Мануйловым более или менее крупных сумм, и что вообще проявленная Мануйловым, во время пребывания его в Париже, некорректность в деловых сношениях вызовет целый ряд скандальных разоблачений.
Однако, когда в конце 1907 г. Веркенс обратился со своими домогательствами в Департамента, то Мануйлов дал отзыв, что Веркенс, за свои услуги, был вознагражден хорошей суммой, а затем, согласно условию, получал ежемесячное содержание в размере 125 франков в течение нескольких месяцев; к этому Мануйлов добавил, что увольнение Веркенса не имеет никакого отношения к оказанной им услуге, так как все имеющиеся в нашем распоряжении японские шифры действуют и по сие время. Согласно сему отзыву Мануйлова, Департамент отклонил претензии Веркенса.
В 1907 г. бывший агент Мануйлова Брюккер обратился с заявлением, что за 2 года службы он доставил Мануйлову важные документы, но обещанного Мануйловым возмещения расходов не получил; кроме того, Брюккеру не было выдано Мануйловым жалованье за 1½ месяца и обещанная награда - в общем 3.000 франков. На сделанное Департаментом вследcтвиe сего сношение, Мануйлов представил расписку Брюккера в окончательном с ним расчете.
В феврале 1907 года в Департамент полиции поступила из Парижа жалоба бывшего секретаря П. И. Рачковского, Л. Гольшмана - о понуждении Мануйлова к уплате 3075 франков, взятых им - в виду своего официального положения - взаймы под поручительство Гольшмана. Гольшману было объявлено, что Мануйлов в Департаменте уже не служит.
В феврале 1907 г. французский гражданин Бурштейн обратился с ходатайством о побуждении Мануйлова к уплате ему, Бурштейну, долга в 2000 франков и жалованья за 33 месяца, в течение какового времени он, будто бы, состоял на службе у Мануйлова, считая по 300 франков в месяц. На возмещении жалования Бурштейн, однако, не настаивает, желая лишь получить с Мануйлова означенный долг. Спрошенный по сему поводу Мануйлов уведомил, что Бурштейн на постоянной службе у него не состоял, а исполнял лишь отдельные поручения, за которые и получал своевременно условнее вознаграждение. Что же касается долга, то существования его в вышеуказанной сумме Мануйлов не отрицал и представил, при своем объяснении, две расписки, из коих усматривается, что в счет этого долга им уплачено уже Бурштейну 800 франков.
Ограничимся этим списком обманутых Мануйловым иностранцев; его, конечно, можно было бы увеличить. А сколько обманов так и не всплыло! Мануйлов не стеснялся ни национальностью, ни суммой по принципу: бей сороку и ворону, нападешь и на ясного сокола. Когда жалобы доходили до начальства, Мануйлов кое-как разделывался со своими клиентами: кому платил, от кого увиливал. После отставки стало совсем трудно. В Департаментской справке деликатно обрисован образ его жизни, по удалении из Департамента полиции. «Проживая в С.-Петербурге, Мануйлов распространял слухи, что, благодаря занимаемому им в министерстве внутренних дел служебному положению и обширными его связям с разными высокопоставленными лицами, он имеет возможность устраивать разные дела во всех ведомствах, а в частности - и в Департаменте полиции. Таким словам Мануйлова многие верили, так как он жил весьма богато, вел крупную игру в клубах и, не имея собственных средств, проживал, судя по некоторым указаниям, не менее 30.000 рублей в год».
И охранное отделение, и Департамент полиции были на стороже. Постоянные учреждения подбирали документики, снимали допросы и т. д. Время от времени материалы докладывались начальству. Начальство принимало к сведению, но никаких активных мероприятий не совершало. И не подвинула дела даже такая резолюция Столыпина: «Забыл передать вам сегодня прилагаемые документы, касающиеся Мануйлова. Пора сократить этого мерзавца» (20 марта 1909 года). Только в январе 1910 года настало время сократить Мануйлова. В распоряжении охранного отделения накопилось достаточно материалов о шантажной деятельности Мануйлова, а кроме того пошли слухи о том, что Мануйлов вступил в сношения с В. Л. Бурцевым и собирается продать ему важные документы. Между прочим, департаментом было перлюстрировано письмо не безызвестного Череп-Спиридовича следующего содержания:
«Независимо от сего мне сообщают, что бывший агент Ив. Фед. Мануйлов запродал за 150.000 фр. массу документов революционеру Бурцеву и получил в задаток 20.000 фр. Бурцев уехал, будто бы, в Америку, собирать деньги на это и на пропаганду, а Мануйлов, будто бы, продолжает собирать новые разоблачения».
Наконец, власти решились посягнуть на невинность Мануйлова. У него был произведен обыск в ночь на 17 января 1910 года. Начальник охранного отделения донес на следующий день о результатах обыска. Протокол этот любопытен, и мы его приведем.
«Вследствие приказания товарища министра внутренних дел (т. е. ген. Курлова), в ночь на 17 сего января, по моему распоряжению был произведен обыск в квартире отставного колл. асе. Ивана Федоровича Мануйлова, причем были изъяты из его письменного стола:
1) Папка с тисненной надписью: «Всеподданнейший доклад», в которой оказалась несброшюрованная тетрадь перепечатанных на пишущей машине, по-видимому, телеграмм и препроводительных бумаг из Парижа за 1904 год, частью к русским дипломатическим представителям, а часть-без указания адресатов. Привожу некоторые из копий сих документов:
«Париж, 30 апреля (13 мая) А. Н. Нелидову. № 92. Позволяю себе представить вашему превосходительству статью... (в тексте пропуск заглавия)..., полученную мною для напечатания в здешних газетах из министерства внутренних дел. Почтительнейше прошу ответить мне, не встречается ли препятствий со стороны вашего высокопревосходительства к напечатанию предлагаемой статьи»... «Париж 4/17 мая 1904 год № 105. Позволяю себе представить вашему превосходительству сведения из Лондона, полученные мною от начальника французской секретной полиции». «Париж 6/19 мая № 106. Позволяю себе представить вашему превосходительству 8 дешифрованных японских телеграмм по вопросам о Манчжурии и англо-японскому союзу». «Париж, 8/21 мая № 110. Позволяю себе представить вашему превосходительству копии писем, адресованных на имя известного финляндского агитатора Эрика Эрштрема, проживающего в Париже. Благодаря сотруднику, я надеюсь и впредь иметь корреспонденцию упомянутого Эрштрема». «15/28 мая 1904 года № 115. В дополнение к моей телеграмме от сего 16/28 мая, позволяю себе почтительнейше представить вашему превосходительству копии двух телеграмм японского посланника в Париже г. Мотоно, адресованных в Токио, на имя Камура».
2) Тетрадь в желтом нанковом переплете, представляющая собой рукописный подлинник всех документов за 1904 год, находящихся в вышеупомянутой обложке с заголовком: «Всеподданнейший доклад». В этой же тетради оказались: копии шифрованных телеграмм от 22 и 26 июля 1904 года и копия телеграммы от 22 июля в Toкио за подписью Мотоно; два листа доклада по делу Коковашина и восемь отдельных документов, относящихся ко времени служебной деятельности Мануйлова за границей.
3) Подлинное письмо г. Пешкова от 27 января 1907 года на бланке - «Чиновник особых поручений V-го кл. при департаменте полиции» - с просьбой представить директору Департамента доклад об Огюсте Дорэ, был ли он, Дорэ, посвящен в дела заграничной агентуры и имеются ли у него данные для серьезных разоблачений по наблюдению за японской миссией, и черновик ответа по сему поводу Мануйлова от 31 января 1907 года, а также ответ от 6-го июля 1907 года об итальянском подданном Инверници.
4) Черновик доклада г. Мануйлова от 29 ноября 1907 года о бывшем служащем заграничной агентуры Раковском, Леониде.
5) Черновик докладной записки Якова Осиповича Маш от 5-го июля 1907 года, на имя директора Департамента полиции о «положении учреждений политического розыска и высшей власти на Кавказе».
6) Синяя обложка с надписью: «Разведочная агентура», в которой оказались: черновик, без подписи, подробного доклада от 20 июня (3 июля) 1905 года, № 263 - Париж. - «Об организации разведочной агентуры за границей», с указанием фамилии или псевдонимов некоторых из агентов, и 7 документов, относящихся к деятельности заграничной агентуры.
7) Такая же обложка с надписью: «Архив», в которой оказались деловые бумаги, брошюры и письма в порядке, указанном на обложке: «К изданию: «Правда о кадетах», «Медников», «Лопухин», «Скандраков», «Зубатов», «Г. Гапон» и «Чарыков».
8) Восемь докладов за 1900 г.; повидимому, все от и. д. агента по духовным делам в Риме - о настроении польских и католических кругов к политике России.
9) Рукопись и две записки «Об учреждении полуофициозного, субсидируемого правительством «Русскаго бюро корреспонденций» за границей».
10) Несброшюрованная тетрадь, представяющая собой рукопись о положении Индии, озаглавленная: «Очерк административной органивации Индии».
11) Десять листов с фотографическими снимками писем Dekanozi и Акаши за 1905 год.
Об изложенном докладываю вашему превосходительству».
Обыск у Мануйлова произвел величайший эффекта. Полетели специальные телеграммы во все крупные органы западной Европы: Times, Tag, Vochische Zeitung, Kreuzzeitung, Temps и т. д. За границей появились болышие статьи под сенсационными заголовками: «Un nouveau scandale dans la police russe», «Le fonctionnaire Maniloff vend des documents secrets», «Un nuovo scandalo poliziesco russo» и т. п. О впечатлениях, который обыск произвел на русское общество и на самого Мануйлова, агент Леонид Раковский настрочил следующее любопытное донесение.
«С.-Петербург, 21 января 1910 г.
Много толков в обществе вызвал обыск, произведенный в ночь на 17-е января у бывшего чиновника особых поручений при Департаменте полиции Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Носятся слухи, что обыск произведен в связи с взрывом на Астраханской улице. По другой версии, Мануйлов, якобы, являлся информатором В. Бурцева и у Hero обнаружена переписка с последним.
1Сам Мануйлов усиленно будирует в обществе, стараясь придать обыску характер сенсационности, для чего распускает слух об «усиленном наряде чинов полиции и жандармерии» (несколько десятков человек), назначенном при производстве у него обыска; об оцеплении чуть ли не всего квартала, где помещается его квартира и т. п.; при этом он всячески старается выставить себя «жертвой политического произвола».
В интимной беседе с одним из своих приятелей Мануйлов рассказывал следующее. За несколько дней до обыска, к нему явился некто Филатов, рекомендовавши себя в качестве корреспондента нью-йоркских газет, и обратился с просьбой снабдить его материалом по поводу появившейся в местных газетах заметки о провокационной деятельности профессора Р. - профес. Рейснера - по словам Филатова. По мнению Филатова, Мануйлов, в бытность свою на службе в Департаменте полиции, имел возможность кое-что знать о деятельности Рейснера. После заявления Мануйлова об абсолютном неведении о деле Рейснера, Филатов сообщил ему, что он намерен обратиться за материалом по этому делу к Е. П. Медникову, московский адрес которого у него уже имеется. Уходя, Филатов обещал поделиться с Мануйловым интересным материалом по поводу предстоящего громкого процесса Чайковского и Брешко-Брешковской, причем снабдил его своим адресом, оказавшимся, по проверке, фиктивным. С аналогичными просьбами обращался названный Филатов к Аркадию Веньяминовичу Руманову, главному корреспонденту газ. «Русское Слово», за несколько дней до ареста последнего, и Мануйлов из этого выводит заключение, что Филатов является агентом охранного отделения. Ничего предосудительного по обыску у Мануйлова, по его словам, не обнаружено; взяты лишь старые письма С. Зубатова, Е. Медникова и др.
За разъяснениями о причинах обыска Мануйлов, по его рассказам, обращался, между прочим, к брату председателя совета министров Аркадию Александровичу Столыпину, который рекомендовал ему к этому отнестись философски и не беспокоить никого ходатайствами о защите, так как этим он может только повредить себе; при этом А. Столыпин якобы выразился, что за последнее время, по распоряжению генерала Курлова, в Петербурге производится масса бестактных обысков. Однако, в противовес мнению А. Столыпина, Мануйлов намерен, при содействии своего покровителя, редактора «Гражданина» князя Мещерского, «поднять большой шум». Другому приятелю Мануйлов сообщил, что причиной обыска послужили неблагоприятные сведения о нем, Мануйлове, полученные в Департаменте полиции от некоего Персида из Лондона, сообщающего, будто бы, что он «соблазняет» Департаментских чиновников заняться разоблачениями а ля Бакай.
Многие лица из общества, знакомые с закулисной стороной деятельности Мануйлова, выражают удивление по поводу обыска у него по мотивам политического характера, что несомненно доставит ему возможность поднять свое реноме, совершенно за последние годы павшее, тогда как была возможность, и даже необходимость, производства у Мануйлова обыска в порядке уголовном, за его разного рода неблаговидные и шантажные делишки. Об изложенном считаю долгом донести».
Примечания из оригинальной публикации:
1) В феврале месяце 1917 г. генерал Адабаш был председателем петроградской военно-цензурной комиссии.
Рокамболь на закате. - Мануйлов в отставке.
Выставленный из своей alma mater - Департамента полиции, Мануйлов продолжал делать вид, что он состоит при нем по-прежнему. Старые жертвы его обманов, молчавшие, пока он был около власти, теперь возмутились и требовали его, то и дело, к ответу; зато появились новые жертвы, которые, веря в его могущество, попадали вновь и вновь в его сети.
Нанятые Мануйловым агенты то и дело обращались в Департамент полиции или к министрам с жалобами на Мануйлова.
Так в марте 1906 г., проживавший в Брюсселе Эмиль Мутье обратился к графу Витте и П. И Рачковскому с жалобой на неуплату Мануйловым причитающихся ему, жалобщику, 3.750 фр., которые Мануйлов, в целом ряде писем и депеш, обещал ему возвратить. Кроме того, из имеющейся по сему предмету переписки усматривается, что деньги эти были своевременно даны Мануйлову Департаментом полиции для передачи Эмилю Мутье.
В делах Департамента имеется письмо, от 11 марта 1906 г. за № 17, генерального штаба полковника Адабаша, работавшего по нашей военной разведке 1, который сообщает, что, в бытность свою в Париже, ему приходилось неоднократно выслушивать жалобы агентов Мануйлова на неуплату им денег, на его обманные действия; эти лица высказывали также и подозрение в том, что Мануйлов не все полученные от них документы доставил своему правительству и что он даже выдавал имена своих агентов враждебным России правительствам.
По мнению Адабаша, деятельность подобных Мануйлову лиц, ссылающихся чуть ли не на высочайше предоставленный им полномочия и пользующихся для внушения доверия официальными бланками, окончательно порочит доброе имя русского правительства за границей; русский военный агент в Париже, полковник Лазарев, также отозвался категорически о деятельности Мануйлова самым неодобрительным образом.
Пресловутый японский шифр был добыт Мануйловым при помощи дворецкого японского посольства в Гааге некоего Ван-Веркенса; ему Мануйлов уплатил единовременно 1000 франков и, сверх того, обещал выдавать, в случае утраты им своего места, ежемесячную пенсию в размере 125 франков.
Благодаря неосторожности Мануйлова, японское правительство, по сообщению Гартинга, уже в 1905 году проведало о разоблачении помянутого шифра и о причастности к сему делу Ван-Веркенса, который, вслед за тем, и был уволен от должности дворецкого.
Не получая обещанной пенсии, Ван-Веркенс стал подавать жалобы на Мануйлова, по поводу коих Гартинг высказал, что в императорское посольство в Париже постоянно являются разные лица с заявлениями о неуплате им Мануйловым более или менее крупных сумм, и что вообще проявленная Мануйловым, во время пребывания его в Париже, некорректность в деловых сношениях вызовет целый ряд скандальных разоблачений.
Однако, когда в конце 1907 г. Веркенс обратился со своими домогательствами в Департамента, то Мануйлов дал отзыв, что Веркенс, за свои услуги, был вознагражден хорошей суммой, а затем, согласно условию, получал ежемесячное содержание в размере 125 франков в течение нескольких месяцев; к этому Мануйлов добавил, что увольнение Веркенса не имеет никакого отношения к оказанной им услуге, так как все имеющиеся в нашем распоряжении японские шифры действуют и по сие время. Согласно сему отзыву Мануйлова, Департамент отклонил претензии Веркенса.
В 1907 г. бывший агент Мануйлова Брюккер обратился с заявлением, что за 2 года службы он доставил Мануйлову важные документы, но обещанного Мануйловым возмещения расходов не получил; кроме того, Брюккеру не было выдано Мануйловым жалованье за 1½ месяца и обещанная награда - в общем 3.000 франков. На сделанное Департаментом вследcтвиe сего сношение, Мануйлов представил расписку Брюккера в окончательном с ним расчете.
В феврале 1907 года в Департамент полиции поступила из Парижа жалоба бывшего секретаря П. И. Рачковского, Л. Гольшмана - о понуждении Мануйлова к уплате 3075 франков, взятых им - в виду своего официального положения - взаймы под поручительство Гольшмана. Гольшману было объявлено, что Мануйлов в Департаменте уже не служит.
В феврале 1907 г. французский гражданин Бурштейн обратился с ходатайством о побуждении Мануйлова к уплате ему, Бурштейну, долга в 2000 франков и жалованья за 33 месяца, в течение какового времени он, будто бы, состоял на службе у Мануйлова, считая по 300 франков в месяц. На возмещении жалования Бурштейн, однако, не настаивает, желая лишь получить с Мануйлова означенный долг. Спрошенный по сему поводу Мануйлов уведомил, что Бурштейн на постоянной службе у него не состоял, а исполнял лишь отдельные поручения, за которые и получал своевременно условнее вознаграждение. Что же касается долга, то существования его в вышеуказанной сумме Мануйлов не отрицал и представил, при своем объяснении, две расписки, из коих усматривается, что в счет этого долга им уплачено уже Бурштейну 800 франков.
Ограничимся этим списком обманутых Мануйловым иностранцев; его, конечно, можно было бы увеличить. А сколько обманов так и не всплыло! Мануйлов не стеснялся ни национальностью, ни суммой по принципу: бей сороку и ворону, нападешь и на ясного сокола. Когда жалобы доходили до начальства, Мануйлов кое-как разделывался со своими клиентами: кому платил, от кого увиливал. После отставки стало совсем трудно. В Департаментской справке деликатно обрисован образ его жизни, по удалении из Департамента полиции. «Проживая в С.-Петербурге, Мануйлов распространял слухи, что, благодаря занимаемому им в министерстве внутренних дел служебному положению и обширными его связям с разными высокопоставленными лицами, он имеет возможность устраивать разные дела во всех ведомствах, а в частности - и в Департаменте полиции. Таким словам Мануйлова многие верили, так как он жил весьма богато, вел крупную игру в клубах и, не имея собственных средств, проживал, судя по некоторым указаниям, не менее 30.000 рублей в год».
И охранное отделение, и Департамент полиции были на стороже. Постоянные учреждения подбирали документики, снимали допросы и т. д. Время от времени материалы докладывались начальству. Начальство принимало к сведению, но никаких активных мероприятий не совершало. И не подвинула дела даже такая резолюция Столыпина: «Забыл передать вам сегодня прилагаемые документы, касающиеся Мануйлова. Пора сократить этого мерзавца» (20 марта 1909 года). Только в январе 1910 года настало время сократить Мануйлова. В распоряжении охранного отделения накопилось достаточно материалов о шантажной деятельности Мануйлова, а кроме того пошли слухи о том, что Мануйлов вступил в сношения с В. Л. Бурцевым и собирается продать ему важные документы. Между прочим, департаментом было перлюстрировано письмо не безызвестного Череп-Спиридовича следующего содержания:
«Независимо от сего мне сообщают, что бывший агент Ив. Фед. Мануйлов запродал за 150.000 фр. массу документов революционеру Бурцеву и получил в задаток 20.000 фр. Бурцев уехал, будто бы, в Америку, собирать деньги на это и на пропаганду, а Мануйлов, будто бы, продолжает собирать новые разоблачения».
Наконец, власти решились посягнуть на невинность Мануйлова. У него был произведен обыск в ночь на 17 января 1910 года. Начальник охранного отделения донес на следующий день о результатах обыска. Протокол этот любопытен, и мы его приведем.
«Вследствие приказания товарища министра внутренних дел (т. е. ген. Курлова), в ночь на 17 сего января, по моему распоряжению был произведен обыск в квартире отставного колл. асе. Ивана Федоровича Мануйлова, причем были изъяты из его письменного стола:
1) Папка с тисненной надписью: «Всеподданнейший доклад», в которой оказалась несброшюрованная тетрадь перепечатанных на пишущей машине, по-видимому, телеграмм и препроводительных бумаг из Парижа за 1904 год, частью к русским дипломатическим представителям, а часть-без указания адресатов. Привожу некоторые из копий сих документов:
«Париж, 30 апреля (13 мая) А. Н. Нелидову. № 92. Позволяю себе представить вашему превосходительству статью... (в тексте пропуск заглавия)..., полученную мною для напечатания в здешних газетах из министерства внутренних дел. Почтительнейше прошу ответить мне, не встречается ли препятствий со стороны вашего высокопревосходительства к напечатанию предлагаемой статьи»... «Париж 4/17 мая 1904 год № 105. Позволяю себе представить вашему превосходительству сведения из Лондона, полученные мною от начальника французской секретной полиции». «Париж 6/19 мая № 106. Позволяю себе представить вашему превосходительству 8 дешифрованных японских телеграмм по вопросам о Манчжурии и англо-японскому союзу». «Париж, 8/21 мая № 110. Позволяю себе представить вашему превосходительству копии писем, адресованных на имя известного финляндского агитатора Эрика Эрштрема, проживающего в Париже. Благодаря сотруднику, я надеюсь и впредь иметь корреспонденцию упомянутого Эрштрема». «15/28 мая 1904 года № 115. В дополнение к моей телеграмме от сего 16/28 мая, позволяю себе почтительнейше представить вашему превосходительству копии двух телеграмм японского посланника в Париже г. Мотоно, адресованных в Токио, на имя Камура».
2) Тетрадь в желтом нанковом переплете, представляющая собой рукописный подлинник всех документов за 1904 год, находящихся в вышеупомянутой обложке с заголовком: «Всеподданнейший доклад». В этой же тетради оказались: копии шифрованных телеграмм от 22 и 26 июля 1904 года и копия телеграммы от 22 июля в Toкио за подписью Мотоно; два листа доклада по делу Коковашина и восемь отдельных документов, относящихся ко времени служебной деятельности Мануйлова за границей.
3) Подлинное письмо г. Пешкова от 27 января 1907 года на бланке - «Чиновник особых поручений V-го кл. при департаменте полиции» - с просьбой представить директору Департамента доклад об Огюсте Дорэ, был ли он, Дорэ, посвящен в дела заграничной агентуры и имеются ли у него данные для серьезных разоблачений по наблюдению за японской миссией, и черновик ответа по сему поводу Мануйлова от 31 января 1907 года, а также ответ от 6-го июля 1907 года об итальянском подданном Инверници.
4) Черновик доклада г. Мануйлова от 29 ноября 1907 года о бывшем служащем заграничной агентуры Раковском, Леониде.
5) Черновик докладной записки Якова Осиповича Маш от 5-го июля 1907 года, на имя директора Департамента полиции о «положении учреждений политического розыска и высшей власти на Кавказе».
6) Синяя обложка с надписью: «Разведочная агентура», в которой оказались: черновик, без подписи, подробного доклада от 20 июня (3 июля) 1905 года, № 263 - Париж. - «Об организации разведочной агентуры за границей», с указанием фамилии или псевдонимов некоторых из агентов, и 7 документов, относящихся к деятельности заграничной агентуры.
7) Такая же обложка с надписью: «Архив», в которой оказались деловые бумаги, брошюры и письма в порядке, указанном на обложке: «К изданию: «Правда о кадетах», «Медников», «Лопухин», «Скандраков», «Зубатов», «Г. Гапон» и «Чарыков».
8) Восемь докладов за 1900 г.; повидимому, все от и. д. агента по духовным делам в Риме - о настроении польских и католических кругов к политике России.
9) Рукопись и две записки «Об учреждении полуофициозного, субсидируемого правительством «Русскаго бюро корреспонденций» за границей».
10) Несброшюрованная тетрадь, представяющая собой рукопись о положении Индии, озаглавленная: «Очерк административной органивации Индии».
11) Десять листов с фотографическими снимками писем Dekanozi и Акаши за 1905 год.
Об изложенном докладываю вашему превосходительству».
Обыск у Мануйлова произвел величайший эффекта. Полетели специальные телеграммы во все крупные органы западной Европы: Times, Tag, Vochische Zeitung, Kreuzzeitung, Temps и т. д. За границей появились болышие статьи под сенсационными заголовками: «Un nouveau scandale dans la police russe», «Le fonctionnaire Maniloff vend des documents secrets», «Un nuovo scandalo poliziesco russo» и т. п. О впечатлениях, который обыск произвел на русское общество и на самого Мануйлова, агент Леонид Раковский настрочил следующее любопытное донесение.
«С.-Петербург, 21 января 1910 г.
Много толков в обществе вызвал обыск, произведенный в ночь на 17-е января у бывшего чиновника особых поручений при Департаменте полиции Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Носятся слухи, что обыск произведен в связи с взрывом на Астраханской улице. По другой версии, Мануйлов, якобы, являлся информатором В. Бурцева и у Hero обнаружена переписка с последним.
1Сам Мануйлов усиленно будирует в обществе, стараясь придать обыску характер сенсационности, для чего распускает слух об «усиленном наряде чинов полиции и жандармерии» (несколько десятков человек), назначенном при производстве у него обыска; об оцеплении чуть ли не всего квартала, где помещается его квартира и т. п.; при этом он всячески старается выставить себя «жертвой политического произвола».
В интимной беседе с одним из своих приятелей Мануйлов рассказывал следующее. За несколько дней до обыска, к нему явился некто Филатов, рекомендовавши себя в качестве корреспондента нью-йоркских газет, и обратился с просьбой снабдить его материалом по поводу появившейся в местных газетах заметки о провокационной деятельности профессора Р. - профес. Рейснера - по словам Филатова. По мнению Филатова, Мануйлов, в бытность свою на службе в Департаменте полиции, имел возможность кое-что знать о деятельности Рейснера. После заявления Мануйлова об абсолютном неведении о деле Рейснера, Филатов сообщил ему, что он намерен обратиться за материалом по этому делу к Е. П. Медникову, московский адрес которого у него уже имеется. Уходя, Филатов обещал поделиться с Мануйловым интересным материалом по поводу предстоящего громкого процесса Чайковского и Брешко-Брешковской, причем снабдил его своим адресом, оказавшимся, по проверке, фиктивным. С аналогичными просьбами обращался названный Филатов к Аркадию Веньяминовичу Руманову, главному корреспонденту газ. «Русское Слово», за несколько дней до ареста последнего, и Мануйлов из этого выводит заключение, что Филатов является агентом охранного отделения. Ничего предосудительного по обыску у Мануйлова, по его словам, не обнаружено; взяты лишь старые письма С. Зубатова, Е. Медникова и др.
За разъяснениями о причинах обыска Мануйлов, по его рассказам, обращался, между прочим, к брату председателя совета министров Аркадию Александровичу Столыпину, который рекомендовал ему к этому отнестись философски и не беспокоить никого ходатайствами о защите, так как этим он может только повредить себе; при этом А. Столыпин якобы выразился, что за последнее время, по распоряжению генерала Курлова, в Петербурге производится масса бестактных обысков. Однако, в противовес мнению А. Столыпина, Мануйлов намерен, при содействии своего покровителя, редактора «Гражданина» князя Мещерского, «поднять большой шум». Другому приятелю Мануйлов сообщил, что причиной обыска послужили неблагоприятные сведения о нем, Мануйлове, полученные в Департаменте полиции от некоего Персида из Лондона, сообщающего, будто бы, что он «соблазняет» Департаментских чиновников заняться разоблачениями а ля Бакай.
Многие лица из общества, знакомые с закулисной стороной деятельности Мануйлова, выражают удивление по поводу обыска у него по мотивам политического характера, что несомненно доставит ему возможность поднять свое реноме, совершенно за последние годы павшее, тогда как была возможность, и даже необходимость, производства у Мануйлова обыска в порядке уголовном, за его разного рода неблаговидные и шантажные делишки. Об изложенном считаю долгом донести».
Примечания из оригинальной публикации:
1) В феврале месяце 1917 г. генерал Адабаш был председателем петроградской военно-цензурной комиссии.